Глава 11
Исцеляющая общность

Судьба дала мне великую привилегию работать с детьми, чьи истории я рассказал в этой книге. Благодаря этим детям я очень многое узнал и многому научился. Меня всегда поражало их мужество, душевные силы и способность справляться с ситуациями, которые большинство взрослых сочли бы невыносимыми. Хотя сейчас появляются новые терапевтические модели, такие, например, как нейропоследовательный подход, который кажется многообещающим, но, как я вижу из моего собственного опыта и как показывают другие исследования, самые ценные для исцеления детей, перенесших травму, новости терапии еще впереди.

Травма и наши реакции на нее не могут быть поняты вне контекста человеческих отношений. Если человек пережил нечто страшное, будь то землетрясение или неоднократное сексуальное насилие, наиболее серьезным следствием травмы является воздействие на все его отношения — с теми, кого он любит, с ним самим и с теми, кто окружает его в повседневной жизни. Самые травматические аспекты всех несчастий включают разрушение человеческих отношений. И это особенно критично для детей. Если вам причинили боль люди, которые, как вы считали, любят вас, если они покинули вас, лишили вас заботы и ласки, которые позволяли вам чувствовать себя в безопасности, чувствовать, что к вам хорошо относятся — это поистине разрушающий опыт. Поскольку люди — это социальные существа, самые большие катастрофы, которые мы переживаем, неизбежно включают потерю связей — родственных или других близких отношений.

Как следствие, процесс исцеления от влияния травмы и заброшенности тоже связан с отношениями — восстановление доверия, возвращения чувства безопасности и способности любить. Конечно, лекарственные средства помогают облегчить симптомы, и беседа с терапевтом может быть необыкновенно полезной. Но выздоровление и возрождение невозможны — даже с самыми лучшими медикаментами и лучшей терапией в мире — без постоянной связи с любящими заботливыми людьми. Да, осью процесса служат отношения с терапевтом, его методы и его мудрость, которые дают терапии возможность работать. Но все дети, которые с успехом прошли наше лечение, смогли добиться таких заметных результатов только потому, что все их окружение помогало им и поддерживало их.

Что исцелило детей, таких как Джастин, Эмбер и Лаура, — это люди, которые были рядом с ними, их семьи, их друзья, люди, которые уважали их, были толерантны к их слабостям и уязвимости и терпеливо помогали им приобретать новые умения и навыки. Был ли это тренер, который разрешил Теду заниматься статистикой баскетбольной команды, или Мама П., которая учила Вирджинию вынянчивать Лауру, или многочисленные приемные родители моих пациентов — все они обеспечили самую важную терапию, которую когда-либо получали эти дети. Потому что больше всего они нуждались в полноценном социальном окружении, к которому они могли бы причислить себя и которое будет давать им любовь.

Дети, пережившие травму или жестокое обращение, больше всего нуждаются в том, чтобы рядом была группа знакомых, любящих людей, общение с которыми заглушило бы боль, отчаяние и потери, вызванные ранней травмой. В процессе исцеления этих детей работает все, что может увеличить количество и качество человеческих связей ребенка. Помогает постоянная, регулярная забота. Я бы добавил, что не смогут помочь даже исполненные добрых намерений, но плохо обученные психологи-профессионалы, если они будут постоянно «преследовать» травматическое событие или как-либо вынуждать детей открыться и выплеснуть свой гнев.

Однако как раз именно дети, наиболее уязвимые для травмы, имеют меньше всего шансов получить любящую, способную реально поддержать семью и близкое окружение. Чрезвычайно трудно обеспечить эффективную помощь через те современные системы, которые у нас есть. Поскольку здоровые общинные связи сами по себе часто предотвращают межличные травматические события (такие как домашняя жестокость и другие проявления мерзости жизни), именно разрушение социальных связей, которое так обычно в нашем очень мобильном обществе, увеличивает опасность для любого человека.

Если мы хотим успешно растить здоровых детей, способных благополучно справляться с травматическими событиями, которые могут встретиться на их пути (а примерно 40 % детей сталкиваются, по крайней мере, с одним потенциально травматическим событием, до того как станут взрослыми), нам необходимо построить здоровое общество. Наш вид замечателен тем, что мы умеем учиться, наша память и наши технологии позволяют нам извлекать пользу от опыта тех людей, которые были до нас. Но в то же самое время те технологии, которые, возможно, имели целью объединять нас, все больше разводят нас в стороны. Современный мир разрушил и во многих случаях отказался от фундаментальной биологической единицы человеческой социальной жизни — разветвленной семьи. Очень много уделяется внимания развалу «нуклеарной» семьи, но я считаю, что большая, разветвленная семья, исчезновение которой гораздо меньше обсуждается, по крайней мере так же важна. Совершенно определенно, как вы можете видеть из истории Леона, существует большая разница между молодой парой, которая способна справляться с трудностями и растить здорового ребенка, и семьей, где один или оба родителя слишком перегружены и не могут уделять ребенку достаточно внимания.

На протяжении бесчисленных поколений люди жили общинами — небольшими группами, от 40 до 150 человек, большая часть которых были связаны друг с другом родственными узами. Примерно к 1500 году средняя семейная группа в Европе состояла, по грубому подсчету, из двадцати человек, которые, так или иначе, ежедневно взаимодействовали между собой. Но около 1850 года это число уменьшилось до десяти человек, живущих поблизости друг от друга, а в 1960 году их «осталось» всего пять. В 2000 году средняя семья состояла меньше чем из четырех человек, и шокирующие данные говорят, что 26 % американцев живут по одному.

Поскольку технологии идут вперед, мы дальше и дальше уходим от окружения общины, для которого эволюция сформировала нас. Мир, в котором мы живем, относится к биологии без всякого уважения — он не принимает во внимание многие из самых основных человеческих потребностей, и часто мы отказываемся от здоровой активности и склоняемся к вредоносной. Поле моей деятельности, к сожалению, имеет отношение именно к этой тенденции.

В течение ряда лет профессионалы в области душевного здоровья учили людей, что они должны быть психологически здоровы без социальной поддержки, предлагая максиму: «Если вы не полюбите себя, никто другой вас не полюбит». Женщинам говорили, что они не нуждаются в мужчинах, и наоборот. Считалось, что люди без родственных и других близких связей чувствуют себя так же хорошо и так же здоровы, как и те, у кого этих связей много. Такие идеи противоречат фундаментальной биологии человеческого вида: мы социальные млекопитающие и никогда не смогли бы выжить без взаимосвязанных и взаимозависимых человеческих контактов. Правда состоит в том, что вы не можете любить себя, если вас никто не любил и вы сами никого не любили. Способность любить не может быть выстроена в изоляции.

Я полагаю, сейчас мы находимся в переходном периоде истории, когда люди начинают осознавать, что современные общества отказались от многих основных элементов, необходимых для душевного здоровья человека. Мы можем видеть эту проблему, как кажется, в неумолимом росте случаев депрессии по всему миру — данный факт нельзя объяснить только тем, что диагноз ставится более профессионально и лечение известно. Человек, родившийся в 1905 году, имел только один шанс начать страдать от депрессии за 75 лет жизни, но 6 % людей, родившихся в 1955 году к своему 25-му дню рождения, имели хотя бы один эпизод серьезной депрессии. Другие исследования показывают, что количество случаев депрессии у подростков увеличились в 10 раз за последние десятилетия. Мы можем также распознать эту тенденцию в изменившейся картине браков и разводов, в трудностях, с которыми люди находят удовлетворяющие их романтические отношения, в постоянной внутрисемейной борьбе, связанной с экономическими интересами и попытками найти баланс между работой и домашней жизнью. Различие между тем, в чем мы нуждаемся для душевного здоровья, и тем, что предлагает современный мир, можно также видеть в постоянном беспокойстве родителей — Интернет, СМИ, наркотики, жестокие преступления, педофилия, экономическая нестабильность — и над всем этим ценности нашей культуры, которые формируют наши ответы на спорные вопросы. Никто, кажется, не считает наш образ жизни здоровым, даже если мы не согласны, и не можем договориться относительно того, что именно плохо и что следует делать.

Я думаю, сейчас самое время нашим лидерам встать и сказать: «Как мы будем строить общинную жизнь в современном мире? Как вы будете исследовать отношения в мире, который собирается иметь телевидение, будет пользоваться электронной почтой, будет искусственно продлевать день с помощью электрического света, будет пользоваться автомобилями и самолетами, психоактивными наркотиками, пластической хирургией и всем тем, что идет вместе с новыми технологиями? Как мы будем пользоваться всеми этими вещами и при этом создавать мир, который будет уважать наши биологические нужды, будет укреплять человеческие связи, а не игнорировать и разрушать их?»

Конечно, у меня нет ответов на все эти вопросы, но я знаю, что многие наши современные практики заботы о детях приносят детям вред. Например, в Калифорнии в большом центре, имеющим дело с детьми от трех до пяти лет, служащим там людям запрещается дотрагиваться до детей. Если ребенок хочет, чтобы его взяли на руки, обняли, взрослые должны оттолкнуть его. Это классический пример того, как, казалось бы, хорошая идея — желание защитить детей от сексуальных хищников — может иметь серьезные негативные последствия. Дети нуждаются в нормальных «здоровых» прикосновениях — ласке. Как мы уже видели, дети буквально умирают без нее. Это часть биологии и физиологии человека.

К сожалению, мы стали так бояться злонамеренных прикосновений, что, похоже, можем вообще лишить детей возможности удовлетворять естественную потребность в прикосновении теплых человеческих рук. Эти запреты как раз и могут сделать детей уязвимее для педофилов, потому что дети начнут искать людей, которые проявят к ним ласковое внимание. Поскольку мы все больше не доверяем людям, держим детей в квартирах, не позволяя им свободно играть с друзьями в ближних дворах, жестко структурируя их жизнь, мы также разрушаем общинные связи, которые помогают нам всем быть здоровыми.

Я знаю, какой ужас может принести ребенку сексуальное приставание и какие последствия оно может иметь.

Это ясно по истории в Гилмере, по случаю Тины и многих других. Я знаю, что большинство людей, которые тревожатся о возможном сексуальном насилии, основываются на подлинной и устрашающей реальности. Но я также знаю, что хищники выбирают самую уязвимую жертву, пробираясь туда, где структура сообщества самая слабая. Любой хищник ищет самую слабую жертву; это еще один аспект биологии. Для того чтобы держать наших детей в безопасности, мы должны формировать здоровые отношения и связи с другими людьми, нам нужно обнимать наших детей. Защита детей должна происходить так, чтобы уважались их потребности, чтобы общность укреплялась, а не расщеплялась. Чтобы дети были в безопасности, не следует разрешать одиноким взрослым без присмотра трогать детей, но в то же время не запрещайте физическую привязанность и комфорт. Нужно создавать вокруг здоровое соседство, нужно знать ваших соседей. Не держите ваших детей взаперти и не занимайте их только структурированной деятельностью. Мы достаточно много знаем про человеческую природу, чтобы научиться уважать эволюционные особенности нашего вида и учитывать их в своих действиях, вместо того, чтобы игнорировать базовые биологические потребности человека, а потом не уметь распознать последствия своих ошибок.

Что еще мы можем сделать, чтобы защитить детей от травмы, заброшенности и жестокого обращения? И как мы можем лучше всего помочь детям, попавшим в беду? Во-первых, мы должны осознать, что наши современные теоретические и практические подходы не ставят на первое место отношения людей и наши системы, созданные, чтобы помогать детям, не работают. Нам следует понять, что многие решения, которые недавно принимались для устранения социальных проблем, неэффективны, а со временем могут даже обострить проблемы. Нам необходимо понять, что именно необходимо сделать в этой области, и затем работать, чтобы искать лучшие пути и наиболее разумные практики для современного мира.

Лучше всего начать эти изменения с поддержки молодых родителей и их новорожденных детей. Как мы видели, для нормального развития младенцу необходимо внимание и преданная любовь одного или двух постоянно заботящихся людей, и эти постоянно заботящиеся люди, тоже — как это было всегда — нуждаются в ежедневной поддержке родственной общины. Еще относительно недавно люди не жили так, чтобы женщина постоянно находилась одна со своим младенцем, пока ее партнер проводит весь день в офисе. Как мужчины, так и женщины много работали, чтобы обеспечить свою жизнь, но женщина работала, имея возможность, чтобы ее маленькие дети были неподалеку от нее, а старшие мальчики часто сопровождали мужчину и учились у него. Перегруженная и усталая мать могла передать своего младенца тете, сестре или бабушке. В среднем раньше было четыре юных и взрослых человека на одного малыша. Сегодня мы считаем прекрасным, если в центре дневной заботы (вроде садика) один заботящийся человек приходится на пять детей.

Как сказала приматолог и теоретик-эволюционист Сара Блэффер Хрди в интервью журналу «New Scientist»: «Политики воображают, что нуклеарные семьи олицетворяют „золотой век“ периода человеческой семьи, но для детей неестественно, чтобы за ними присматривали только их матери и отцы. Дети исторически привыкли, что их растит их социальный мир, это то милосердное для ребенка место, где и сам он учится действовать с уважением к окружающим». Книга Хрди «Материнская природа: материнские инстинкты и как они сформировали человеческий вид» («Mother Nature: Maternal Instincts and How They Shape the Human Species») подчеркивает важность разветвленной семьи, которую она называет «аллородители» (alloparents). Она отмечает: «Для детей с риском заброшенности, просто удивительно, как может изменить ситуацию в семье вмешательство, скажем, бабушки». Мы это видели на многих примерах в данной книге.

И далее, исторически, когда люди развивались, у младенцев не было отдельной комнаты — у них не было даже своей кровати. Обычно они находились неподалеку от кого-то из взрослых, старшего брата или сестры и их часто брали на руки. Многие проблемы со сном у детей, с их криком и плачем сегодня как раз связаны с тем фактом, что младенец остается один. На протяжении всей истории человеческого рода, если ребенок оставался долго один и вне видимости взрослых, это была для него смертельная опасность. Не удивительно, что и сейчас, оставшись в одиночестве, младенец испытывает сильнейший стресс. Что на самом деле удивительно (и отражает способность человеческого мозга к приспособлению), как быстро многие привыкают к этому. И младенцы в конце концов могли бы приспособиться, и их стрессовые системы не так легко выходили бы из строя, но эволюция работает вечность, а не то время, которое предпочли бы родители.

Мы должны давать людям знания о нуждах младенцев и изобретать лучшие пути, как донести до них эти знания. Нам необходимо иметь специальное общество для обучения грамотному уходу за младенцами и маленькими детьми, где каждый человек, который имеет детей или работает с детьми, мог бы узнать, что его интересует. Например, если ребенок не плачет (как было с Коннором), это такая же причина для тревоги, как если он плачет слишком много. Если человек знает, каким должно быть поведение, соответствующее биологическому возрасту ребенка, он сможет вовремя заметить отклонения и при необходимости сразу же обратиться за помощью.

Далее мы должны призвать к немедленному прекращению огня в «войнах мам» и понять, что все выигрывают, когда у молодых родителей есть возможность проводить больше времени со своими детьми и когда у них есть поддержка общины и доступ к квалифицированной помощи. Как говорит Хрди: «Мы включены в контекст, где матери имеют гораздо больше социальной поддержки. Младенцы должны быть в таком социальном окружении, чтобы полностью развивать свой человеческий потенциал».

Многие европейские страны — особенно скандинавские — смогли организовать как высокопродуктивную экономику, так и обеспечить высококвалифицированную заботу о детях и оплаченные семейные отпуска. Нет причин, чтобы мы не могли развивать такую же социальную политику у себя.

Чтобы создать правильное с биологической точки зрения отношение к здоровью и социальному самосознанию детей, окружение, родители также могут делать простые вещи, например ограничивать доступ к СМИ и другим информационным каналам — скажем, на то время, когда семья собирается на завтрак, обед или ужин, все телефоны, телевизоры и компьютеры можно отключать. Кроме того, родители должны моделировать поведение детей своим примером, подчеркивая важность эмпатии и доброжелательности во взаимодействиях с людьми, будь то родственники, соседи, продавцы или другие люди, которых они встречают в течение дня.

Школы, конечно, тоже должны измениться. Наша образовательная система сфокусировалась почти исключительно на когнитивном развитии и почти полностью игнорирует эмоциональные и физические нужды детей. Всего два десятилетия назад в начальной школе были довольно продолжительные перерывы на еду и отдых, и несколько дней в неделю были обязательные занятия в гимнастическом зале. Домашние задания редко занимали больше одного часа, и после этого дети знали, что они могут играть, встречаться с друзьями и жить своей интересной для них жизнью. Большие по объему задания, требующие родительской помощи, возникали только несколько раз в год.

Все эти правила учитывали физиологические особенности детей, особенно мальчиков, которые взрослеют гораздо медленнее, чем девочки. Сейчас школы, конечно, знают, что детям необходимы хотя бы короткие перерывы, что им нужно побегать, поиграть, учиться взаимодействовать с другими детьми. Девятилетний племянник моего соавтора Марии однажды сказал маме, что он ничего не знает о своих приятелях. Его школьный день так расписан, что у него не хватает времени, чтобы успеть реально с кем-то подружиться. Ни разу не было достаточно большого перерыва. Это нездоровая ситуация. В погоне за тем, чтобы наши дети жили в таком же богатом окружении, как дети соседей, мы на самом деле эмоционально обедняем их. Мозг ребенка больше, чем в правильных словах, уроках и организованной активности, нуждается в любви, дружбе и возможности свободно играть и мечтать. Знай они об этом, родители могли бы более успешно сопротивляться социальному давлению и в меньшей степени бездумно подчиняться школьным установкам. Вдобавок наша образовательная система и неуважительное отношение общества к человеческим отношениям подрывают развитие эмпатии. Как язык, так и эмпатия — это особые признаки человеческого вида, которые помогают определить, что такое человеческое существо. Но так же, как языку, эмпатии необходимо учиться. Обычно мы успеваем и то и другое в раннем детстве, но, как показывают истории Коннора и Леона, развитие эмпатии и далее способности к общению, которая основывается на этом качестве, требует главного — влияния окружения. Хотя, в принципе, детей редко оставляют без присмотра на длительные периоды времени, как произошло с этими двумя мальчиками, очень многие маленькие дети проводят все больше и больше времени в крайне структурированном и как бы «военизированном» окружении. В результате у них остается мало времени, чтобы успеть подружиться и получить регулярную практику общения, необходимую, чтобы научиться проявлять сочувствие и заботу друг к другу. Еще хуже то, что время, проведенное с родителями, часто тоже бывает очень ограничено, остаются только часы на домашнюю работу или, как вариант — на телевизор, компьютер и видеоигры.

Развитие мозга «зависит от употребления»: вы используете его или теряете его. Если мы не даем детям времени научиться общаться с людьми, научиться строить связи, узнать на собственном опыте, как выходить из конфликтов, как договариваться (не всегда словесно) о сложной социальной иерархии — данные области мозга так и останутся недоразвитыми. Как утверждает Хрди: «Одна из вещей, которую мы знали про эмпатию — это то, что данный потенциал проявляется только при некоторых условиях воспитания». Если вы не обеспечиваете Эти условия путем ласки и насыщенного социального окружения, это качество вообще не возникнет.

Нам следует также понимать, что не всякий стресс — это плохо, что детям, так же как и безопасность, нужны трудности и риск. Для нас естественно защищать детей, но мы должны вовремя понять, когда это стремление заходит слишком далеко. На самой безопасной детской площадке нет качелей, нет скользких склонов, грубых поверхностей, деревьев, там нет других детей — и никакого удовольствия тоже нет. Детский мозг формируется благодаря тому, что соответствующие зоны мозга потихоньку делают свое дело, повторяя и повторяя действия. Если у них не будет шансов справляться с маленькими рисками и с последствиями сделанного на своем уровне выбора, они не будут хорошо подготовлены для решений, имеющих более серьезные последствия. В сегодняшней безопасной культуре мы постоянно стремимся все успеть, проверяя все действия наших детей, и поднадзорно проводим их от младенчества через школу, а потом отпускаем в свободное плавание в колледж (хотя некоторые родители стараются и там иметь свои наблюдательные посты). Мы должны помнить, что большую часть человеческой истории подростки раньше брали на себя роли взрослых и прекрасно справлялись с трудностями. Многие проблемы с подростками являются следствием того, что их развивающийся мозг не получает адекватной нагрузки. Поскольку мы знаем, что области мозга, ответственные за принятие решения, окончательно формируются только после двадцати лет и именно принятие решений помогает закончить формирование мозга, здесь не обойтись без риска. Нам необходимо давать детям возможность самостоятельно делать выбор и ошибаться. И когда они из-за отсутствия опыта принимают глупые, недальновидные решения, мы должны позволить им перестрадать неудачу. В то же самое время мы должны как-то помочь сбалансировать ситуацию, не допустить, чтобы ребенок пришел к саморазрушению (вроде наркотиков или нарастающей агрессии) — то есть не позволить первым неудачам сломать молодому человеку жизнь. К сожалению, именно такое поведение провоцируют современные руководители, не проявляя мудрости и терпимости, когда за первую грубую ошибку детей исключают из школы.

Мы знаем, что наша физиология такова, что мы «зеркалим» действия окружающих нас людей. Мы знаем, что, повторяя некий набор действий, мы их усиливаем, и в конце концов срастаемся с ними. Чем больше мы повторяем что-то, тем сильнее становится отвечающая за данный процесс система мозга. Эти факты удивительны, когда поведение, которое мы имеем в виду — это любовь и забота о ребенке, но они приводят в ужас, когда мы думаем о жестокости, окружающей нас и наших детей, и увеличивающемся количестве провоцирующих ее факторов. Живя в обществе, в котором распространена жестокость, в экономически неблагополучных условиях дети часто становятся свидетелями преступления или его жертвами — все это намного более важные факторы воспитания жестокости в детях, нежели простое воздействие видеоигр или телевидения. Уменьшение экономического неравенства и помощь детям, ставшим жертвами домашнего насилия — это очень важные вещи, если мы собираемся уничтожить жестокость и преступления. Хотя большинство переживших насилие детей не вырастут преступниками, вероятность, что родитель станет насильником или будет оставлять ребенка без присмотра, драматически возрастает, если он или она сами пережили опыт подобного обращения. Но ситуация может стать еще хуже, если такие дети живут в сообществах, где происходят драки, в окружении жестокости и при минимальном позитивном влиянии социума.

Американская психиатрическая ассоциация подсчитала, что средний ребенок видит около 16 000 смоделированных убийств и 200 000 актов насилия только по телевидению к тому времени, как этому ребенку исполнится восемнадцать лет, и никто пока не делал документальных исследований о количестве эпизодов насилия в жестоких видеоиграх и их воздействии на поведение детей. Для того чтобы построить общество, которое будет пробуждать лучшие стороны нашей натуры, очень важно лимитировать доступ детей к жестоким зрелищам. В этой книге мы видели, как самые незначительные воздействия с течением времени могут добавить веса большим проблемам. В результате изменение многих маленьких негативных влияний может в конце концов дать большой эффект.

И далее, человеческие существа появились в ситуации, в которой кооперация была совершенно необходима для выживания. Конечно, мы никогда не были особенно миролюбивы, но некоторые общества растили детей и постоянно обсуждали, как уменьшить эти жестокие тенденции, в то время как другие сообщества стремились их взвинтить. Один из наиболее трудных вопросов, которые стоят перед теоретиками-эволюционистами, это возникновение механизмов сотрудничества, потому что с эволюционной точки зрения «победителями» являются те животные, которые наиболее успешно воспроизводят себя в потомстве, и очень часто эгоистическое поведение существенно повышает шансы на выживание и размножение. Эволюционисты давно подчеркивали, что «у природы кровавые зубы и когти», но теории, которые фокусировались на соревновании наиболее подготовленных для выживания видов, упускали одно из самых удивительных и важных качеств людей (и многих других представителей животного мира) — склонность к альтруизму.

Со временем исследователи открыли, что в определенных ситуациях кооперация наблюдается и в природе, потому что те животные, которые сотрудничают друг с другом, имеют больше шансов выжить, чем те, которые всегда действуют в одиночку. Однако для продолжения кооперации необходимо, чтобы благоприятные обстоятельства тоже продолжались. У людей необходимые условия сотрудничества подразумевают уверенность, что другие тоже будут обращаться с вами честно, и, может быть, необходима возможность опознания и наказания (посредством закона или социального отвержения) тех, кто не оправдывает доверие и идет на обман, чтобы выиграть за счет других.

К сожалению, базовое чувство порядочности и доброй воли по отношению к другим людям находится под угрозой в обществе, подобном нашему, которое все больше обогащает богатых и оставляет другим причуды глобального соревнования. Все в большей и большей степени наши СМИ и образовательная парадигма ставят во главу угла материальный успех и победу над другими людьми — как в спорте, так и в классе. Все больше и больше в атмосфере увеличившейся соревновательности родители из среднего и высшего класса стремятся, не думая о какой-либо кооперации, в любой ситуации дать своему отпрыску все самое ценное, что они могут добыть любой ценой. Этот постоянный упор на соревновательность вымывает все уроки кооперации, эмпатии и альтруизма, которые чрезвычайно важны для душевного здоровья людей и социальной сплоченности.

Меня часто просили помочь сформировать у школьников правильную ответную реакцию после пережитых травматических событий, которые, как я думаю, являются прямым результатом расколотой общинности и нашей жесткой нацеленности на соревнование. Один из наиболее страшных примеров таких событий — это случаи стрельбы в школе. Что я обнаруживал раньше и обнаруживаю сейчас — такое происходит в школах, где процветает культура, сформированная на установке «победитель получает все», где запугивание распространено и принято, где «лузеры» не считаются людьми, которым нужны понимание и поддержка, и с ними можно не общаться и исключить их из своей компании. В рамках этих установок находятся не только подростки, выстроившие свою строгую социальную иерархию, которая становится причиной не имеющего утешения ощущения несчастья у тех, кто на дне, но также многие учителя, родители и школьные администраторы. Конечно, люди всегда были иерархическим видом — это другая часть нашей биологии — но если для вас главным является безжалостное соревнование ценой всего остального, то в культуре, которая прославляет жестокость, случайный взрыв жестокости у молодых людей, которые предоставлены сами себе, вряд ли удивителен. Я не верю, что мы сможем предотвращать такие инциденты, пока не научимся объединять всех учащихся сознанием своего единства в качестве школьной общины.

Мозг Постепенно формирует устойчивые связи за счет повторений одного и того же паттерна сигналов; каждый момент времени — это шанс усилить позитивные или негативные шаблоны. Когда шаблон появился, он становится подобен проторенной колее, делая воспроизведение сходного доведения легче. «Зеркальные» системы нашего социального мозга делают поведение заразительным.

И снова скажем, это прекрасно, когда речь идет о занятиях спортом игре на фортепиано или проявлении доброты, но это не так замечательно, если мозг воспроизводит импульсивное поведение или агрессивную реакцию на угрозу. Я думаю также про ситуацию Леона: после того как он стал постоянно чувствовать себя оставленным, его мозг снова и снова принимал сами по себе незначительные, маленькие решения, которые понемногу накапливались и постепенно облегчали для него выбор плохого поведения, а хорошие решения становились все дальше и дальше от него.

В силу данного свойства мозга раннее вмешательство почти всегда лучше, чем позднее. Но это должно быть правильное вмешательство. В случае Леона многое из того, что было сделано с целью помочь ему, на самом деле только ухудшало ситуацию. Когда дети начинают плохо себя вести, наш первый импульс наказать их и лишить чего-нибудь приятного часто служит нам плохую службу.

У нас есть тенденция рассматривать детей, которые хнычут, все время требуют чего-то, бывают агрессивными как «испорченных» и «избалованных», и мы не понимаем, что на самом деле такое поведение вызвано тем, что потребности этих детей не удовлетворены, а потенциал не использован, а не тем, что у них всего слишком много и они чувствуют себя слишком хорошо. Чтобы ребенок был добрым и способным на сочувствие, с ним нужно обращаться таким же образом. Ребенок, которого с любовью разбудили, хочет сделать счастливыми всех вокруг, потому что видит, что его счастье делает и их счастливыми, он хороший не потому, что хочет избежать наказания.

Положительная спираль поведения может быть такой же мощной, как отрицательная. Но вообще все развивается сложно. Например, ребенок может сначала примериваться, что сулит ему плохое поведение, а действовать потом. Я уверен, что если бы Леона стали лечить раньше, даже уже после того, как он пережил плохое обращение, он не стал бы тем бессердечным убийцей, которого я увидел в тюрьме.

Однако работа с детьми, которые перенесли раннюю травму, как, например, Коннор, Джастин, Леон и Лаура, требует двух вещей, которых критически не хватает в нашем современном мире: времени и терпения. У травмированных детей часто бывают слишком активные стрессовые реакции, и, как мы видели, они могут быть агрессивными, импульсивными и всегда чего-то требующими. Это трудные дети, они легко впадают в расстройство и с большим трудом успокаиваются, они импульсивно воспринимают малейшие перемены, но не умеют подумать, перед тем как что-то сделать. Прежде чем в их поведении наступят долгосрочные изменения, они должны чувствовать себя в безопасности и любимыми. К сожалению, наши терапевтические программы построены по-другому, и в них есть элемент наказания. Здесь расчет идет на то, что, убоявшись наказания, дети будут лучше себя вести и делать то, что хотят от них взрослые, но это возможно только на небольшой срок; а если мы хотим, чтобы у этих детей появилась долговременная внутренняя мотивация хорошего поведения, нужно, чтобы они ощущали себя в безопасности, среди любящих людей, нужно много времени и терпения, чтобы они тоже начали отвечать любовью на любовь и контролировать себя.

Дети, перенесшие травму, чувствуют постоянную боль, а боль делает людей раздражительными, тревожными и агрессивными. Только терпеливая, любящая, постоянная забота срабатывает, не бывает мгновенных чудесных исцелений. Это одинаково справедливо и для ребенка трех или четырех лет, и для подростка. Если ребенок старше, это не означает, что метод наказания в терапии будет более уместным или эффективным. Опять же, к сожалению, система не собирается признавать это. Она стремится быстро зафиксировать псевдоулучшение, а когда провал становится очевиден, следуют суровые меры наказания. Силовые методы и лишения только снова травмируют детей и углубляют проблемы. Один из величайших уроков, которые я получил в жизни, — это как важно просто потратить время перед началом любых действий, как важно сперва присмотреться и послушать. Из-за способности нашего мозга «зеркалить», самый надежный и эффективный способ помочь другому человеку успокоиться и сконцентрироваться заключается в том, чтобы сначала успокоиться и сконцентрироваться самому — а уже тогда полностью посвятить внимание пациенту.

Когда вы подходите к ребенку с такой установкой, реакция, которую вы получите, будет сильно отличаться от той, которая была бы, если бы вы просто, сделав важный вид, притворялись, что знаете, что происходит и как зафиксировать улучшение. Когда я, например, впервые приблизился к Джастину в его кроватке-клетке, я получил совершенно иную реакцию, чем все предыдущие посетители, потому что я тихо все разузнал и понял, что под пугающим поведением мальчика скрывается его собственный страх и голод. Совершенно ясно, что такая беспристрастность невозможна, когда плохо себя ведет ваш собственный ребенок — особенно, если он делает что-то такое, что злит или огорчает вас, — но чем больше вы будете стараться смотреть на мир с точки зрения ребенка и чем безопаснее, благодаря вашим стараниям, он будет себя чувствовать, тем более вероятно, что его поведение станет лучше, и тем вероятнее, что вы сможете найти пути к его дальнейшему улучшению.

Еще одно важное следствие, вытекающее из способности нашего мозга «зеркалить», заключается в том, что собирать вместе детей с агрессивными или импульсивными тенденциями — плохая идея, потому что они скорее начнут отражать и усиливать чужой негатив, а не успокаивать друг друга. Хотя исследования демонстрирует неутешительные результаты данного подхода к формированию терапевтических групп, мы, к сожалению, по привычке продолжаем организовывать программы (например, по месту жительства), в которых концентрируются такие дети. Как мы видели на примере Леона, чем легче сделать мнимое добро, тем тяжелее становится проблема.

Я также не могу достаточно много уделить времени тому, как важна рутина для выздоровления. Мозг изменяется в ответ на повторяющиеся образцы опыта: чем больше вы повторяете что-либо, тем сильнее оно внедряется в ваш мозг. И, следовательно, выздоровление требует времени и терпения, чтобы мозг мог накопить большое количество повторений определенного опыта. Чем длительнее был период травмы, чем тяжелее была сама травма, тем большее количество повторений требуется, чтобы восстановить баланс.

Кроме того, поскольку травма — это, по сути, опыт полной беспомощности и потери контроля, выздоровление требует, чтобы пациент был в курсе ключевых аспектов терапевтических воздействий. Снова и снова исследования показывают, что если вы используете силу, если вы подталкиваете человека открыться, когда он не готов, если вы не уважаете его индивидуальных особенностей, тогда ваше лечение может принести пациенту серьезный вред. Поскольку безопасность критически важна для выздоровления, а сила создает страх, то и терапия, которую делают насильно, опасна и неэффективна для жертв травмы. Травма обычно продуцирует другие проблемы душевного здоровья — поведенческие проблемы, наркоманию и т. д. К сожалению, те или иные насильственные формы терапии обычны при таких проблемах, и это еще один случай, когда наши обострить попытки разобраться с проблемой могут только ее. Мы должны учить этим истинам как родителей, так и профессионалов, и также работать над тем, чтобы наша юридическая система, системы опекунской заботы, службы защиты детей и психологической помощи использовали все полезные, основанные на правильных подходах знания, которые будут помогать лечить травму, а не усугублять причиненный ею вред.

Конечно, сделать наш мир более безопасным для детей будет нелегко, учитывая ситуацию в современном мире — глобализация, «война мам», экономическое неравенство, это мы назвали только малую часть. И Соединенные Штаты сделали для детей исторически очень мало, кроме пустых разговоров: при том, что обе наши партии поднимают знамя семейных ценностей, в реальности они делают очень мало для решения ежедневных проблем, касающихся как родителей, так и детей. У меня нет ответов на все вопросы. Но я думаю, что, если мы будем рассматривать человека как представителя социального вида, обладающего мозгом, который имеет свои уникальные возможности и свои слабости, с мозгом, который становится тем, к чему он прилагает усилия — мы научимся, по крайней мере, задавать правильные вопросы. И это самое лучшее начало, если мы стремимся построить любящее и заботящееся друг о друге сообщество.