Глава 4. «Мне отмщение и аз воздам»

Сознание медленно возвращалось к старшему лейтенанту. Сначала вернулся слух, потом в нос ударил густой и сложный «аромат», среди компонентов которого была и вонь нестираных портянок, едкий штын пережаренного лука и терпкий запах самосада. Когда через несколько мгновений к нему вернулось зрение, он смог увидеть носителя этого запаха. Прямо напротив него, прислонившись спиной к стене, сидел мужик. Или старик? Не понять. Густые черные волосы с изрядной проседью спускались на плечи, в лопатообразной бороде также хватало сивых волос. Но глаза у старика были молодые. Цепким и слегка насмешливым взглядом он рассматривал Тараса. Точно. Мужик. Лет сорок пять, полтинник максимум. Но здоровенный какой! Как медведь, прямо. Сколько ж в нем росту? Метра два есть точно. И плечи широченные. Силищи у него немерено, должно быть.

И в этот момент до него дошло: да это же тот самый лесник! Та нечисть, что убивала ребят!

Воронов резко дернулся вперед, норовя прыгнуть на врага. Стиснуть его шею в могучих руках и душить. Душить, пока ненавистные глаза не вылезут из орбит. Дернулся – и обмяк. Последним чувством вернулась боль. Боль в жестко стянутых за спиной руках, в слишком сильно заведенных назад плечах и в икрах ног, в которые врезалась веревка, пережимая мышцы.

Мужик, уже не пряча ухмылки, выдохнул Тарасу в лицо струю вонючего дыма.

– О! Оклемался! Как голова-то? Не болит?

Тарас старался не показать, насколько хреново ему на самом деле. И не только физически, но и морально. Убивать он его пришел, ага. Команда из трех подготовленных профессионалов не смогла справиться с одним противником. И ладно бы, противник был достойным, а то… Колхозник какой-то! И он сам хорош тоже. Командир, блин! Пришел за парней поквитаться и огреб лопатой по голове. И смех, и грех! Ангел мщения недоделанный! Нужно потянуть время. Рязанцев наверняка видел все со своей позиции и сейчас подбирается к избе. В этот момент блуждающий взгляд старшего лейтенанта упал на предмет, никак не вязавшийся с окружающей обстановкой. В углу, прислоненный к хромоногому табурету стоял… Винторез ВСС! Воронов сглотнул. Да… Стало быть, не придет уже на выручку к нему сержант Рязанцев. Но как?

– Мне вот одно интересно – продолжал между тем мужик. – Нахрена вы презервативы эти понапяливали? – Он пнул ногой валявшийся небрежным комком комплект ОЗК. Только сейчас до Тараса дошло, что ни «химзы», ни разгрузки на нем нет.

– Радиация! – испуганно выдохнул он. Черт, черт, черт! Даже выпутайся он сейчас из этой передряги – он не выживет! Ему предстоит сдохнуть от лучевой болезни, изойдя кровавым поносом!

– Что? – Впервые на лице лесника отразились какие-то эмоции. – Что ты сказал? Радиация? – Глаза лесника округлились донельзя. Еще секунда – и он скрючился в приступе дикого смеха. Хохоча, он звонко лупил себя по ляжкам. Точно, сумасшедший. – Радиация! Ой, я не могу! Какая, нафиг, радиация? Тебе кто эту сказку рассказал? – Внезапно его лицо стало серьезным, и он вплотную приблизился к связанному старшему лейтенанту. – Вы че там, в своем бункере, совсем двинутые? Какая радиация, придурок? Ближайшая бомба упала где? В Иркутске? В Новосибирске? В Улан-Удэ? Ты ж, вроде, военный, паря? Что ты мне тут вкручиваешь? Какая радиация? На, смотри! – Резко метнувшись к одной из полок, лесник схватил что-то оттуда и сунул прямо в лицо Тарасу. Резкий толчок чем-то угловатым разбил старшему лейтенанту губу. Теплая струйка побежала по щеке. Когда проморгался, смог прочесть выцвевшие буквы на корпусе: «Радэкс».

– Хочешь проверить, сколько ты хапанул здесь? Давай посмотрим! – С энтузиазмом одержимого, лесник стал водить радиометром вокруг тела старлея. – Здесь? Не пищит! А здесь? Здесь тоже не пищит! Нет, ну ты только глянь! И здесь молчит! Ну! Убедился? Че молчишь?!

– Полковник, с-с-ука! Вернусь – убью! – именно в этот момент в голове у Тараса щелкнуло, и кусочки паззла наконец сложились в общую картинку.

– Кого ты там мочить собрался, убивец? – Лесник заинтересованно нагнулся к Воронову. – Ну!

И старший лейтенант сломался. Страшное открытие, будто камнем ударило его. Сначала спеша и запинаясь, а потом все спокойнее он выложил леснику все. Начиная с сигнала «Ядерная атака» и до последних событий.

– Да, красавец ваш полковник, сказать нечего! – Лесник хохотал до слез. – И че, вы все, в натуре, там повелись? Ой, не, не отвечай, че-то мне и так хреновенько сделалось! Да, повеселил, брат лихой, повеселил, ничего не скажешь!

Тарас уныло смотрел на затянувшееся веселье своего «гостеприимного» хозяина. Когда, в процессе рассказа, Воронов выразительно поглядел на стоящее в углу ведро с водой, не прекращающий веселиться хозяин отстегнул от пояса флягу и дал старлею напиться, взамен потребовав указать, где находятся вентиляционные шахты и главный и резервный входы в бункер. Тарас безвольно согласился, и отметил на засаленной карте необходимые места. Лесник посерьезнел и теперь задумчиво расхаживал взад-вперед по пристройке, задумчиво бормоча что-то себе под нос. Тарас смирился уже со всем. И с ложью полковника, и со своим пленением. А возможно, и со скорой гибелью. Лишь один вопрос не давал ему покоя.

– Зачем ты все это делал? Зачем ты убивал их? Ведь… Ведь у тебя здесь было все для выживания!

Лесник усмехнулся.

– Нет, не все, ошибаешься. Ботинок у меня не было моего размера. Кстати, ты какой носишь? – В этот момент напускная улыбка сползла с испещренного шрамами лица лесника.

– Ты очень четко подметил. «Для выживания». А вот то, чем я жил, – у меня отняли.

Лесник вдруг перешел на крик, и Воронов дернулся. Да он пьяный! Или сумасшедший? Или и то, и другое?

– Ты и такие, как ты, – вы во всем виноваты. Вы! Больше никто! Это вы, уроды, все устроили и спрятались в свои норы. Спрятались и сидели там! На всем готовом!

Искаженное лицо приближалось к опешившему старлею. Он моргал от брызжущей изо рта сумасшедшего слюны, а от жуткой вони самосада и подгнивающих зубов уже было невозможно дышать. Тарас с трудом отвернул голову и выдавил из себя:

– Но при чем тут я? Я в таком же положении, как и ты!

– Ты? Да не смеши меня! Именно ты, и те, кому ты служишь, развязали эту войну. Именно вы забрали миллиарды жизней, а сами трусливо попрятались в бункера и убежища. Все эти годы ты хоть в чем-нибудь нуждался? Ты не выглядишь изможденным! А я голодал неделями, отдавал беременной жене последние куски гребаного мутантского мяса, чтобы у нее и моей дочери был шанс выжить! Ты не накручивал в отчаянии десятки километров по морозу, в дырявых валенках, отмораживая пальцы, надеясь, что ну хотя бы вон в том дальнем силке окажется добыча! Что-то, что сможет продлить моей семье это жалкое существование, по ошибке называемое жизнью. Когда ты хотел есть – ты шел и брал еду! Именно из-за вас и ваших либеральных законов те, кого в цивилизованных странах травят газом или убивают электричеством, вырвались на свободу! Из-за вас они пришли в мой дом! Из-за вас я потерял все, ради чего стоило жить! Так какое право на жизнь после этого имеете вы?

Выговорившись, лесник немного успокоился. Достал откуда-то из-за пазухи кисет, оторвал полоску от газетного листа, аккуратно насыпал на нее табак, и, смочив слюной, стал сворачивать очередную самокрутку. Руки у него дрожали. Порывшись в карманах, он достал обломок охотничьей спички, и, чиркнув ею о полоску металла, которым была обита изнутри дверь, жадно затянулся. Надсадно закашлялся, затянулся вновь и изучающе посмотрел на Тараса.

– Знаешь, а я ведь когда-то готовился стать хирургом. Совсем немного оставалось доучиться. И вот мучил меня постоянно один вопрос: если человеку аккуратно ампутировать руки и ноги, а потом поменять их местами, приживутся конечности? А? Как ты думаешь?

Тарас похолодел. Этот человек и впрямь сумасшедший! Почему-то он сейчас не сомневался в том, что псих не шутит. Что и вправду собирается сделать то, о чем говорит. Лесник, между тем продолжал:

– Представляешь, просыпаешься ты с утра, а у тебя руки – из жопы растут! Прикинь? А ноги прямо под носом подванивают! Вот незадача-то, а? – Постепенно безумец опять входил в раж. – А что? Давай эксперимент такой проведем? Ты ведь никуда не спешишь? Ты не бойся, я все аккуратно сделаю! Артерии посшиваю, вены, там. Капилляры. Не, ну, может, немного крови ты и потеряешь, но ты ведь вон какой кабан! Ты и не заметишь, правда? Так, что нам понадобится?

Лесник отошел к полкам и начал увлеченно копаться в наваленном на них добре. Именно в этот момент толстая деревянная дверь, обитая полосами железа, взорвалась щепками. Засов, не выдержав нагрузки, просто лопнул, и на месте вышибленной доски возникла мощная, когтистая лапа, покрытая густой шерстью. За дверью раздался недовольный рев, лапа рванулась назад. От мощного рывка дверь сорвало с петель. Послышался треск досок, и в пристройку сунулась огромная коричневая голова. Взревев еще раз, монстр рванулся вперед, дверной проем затрещал, разламываемый мощными плечами, и в пристройку ввалилось нечто.

История старшего лейтенанта повергла Захара в шок. Это ж какую больную психику нужно иметь! Замуровать себя заживо в бетонном погребе только для того, чтобы наслаждаться властью над несколькими десятками человек! Крысиный король, туды его в качель! И ведь это старший командный состав! Именно такие люди и довели сначала страну до разорения, а потом и всю планету на карту поставили. Кто быстрее ударит по красной кнопке? У кого реакция окажется лучше? Война без победителя, жест бессильной злобы. Итог – планета лежит в руинах. Наверняка Захар этого не знал, но цепную реакцию, последовавшую после первого же пуска, представлял себе хорошо. Интересно, кто был первым? Хотя, какая разница? В итоге, проиграли все.

И что теперь делать с этим гавриком? Не проводить же, в самом деле, обещанную операцию. Не садист же он, в конце концов. Вариант один: достать ПБ – и пулю в затылок. Да, пожалуй, это лучший выход из всех существующих. А потом наведаться к их бункеру и разобраться с оставшимися. Вряд ли это будет сложно. Кое-какие задумки на этот счет у Захара уже имелись.

От громогласного рева и треска раздираемых досок погрузившийся в свои мысли Захар аж подпрыгнул. Он резко развернулся, рука дернулась к уже привычно висящему на бедре обрезу, но, увидев, кто пожаловал к ним в гости, лесник в оцепенении замер.

Несомненно, раньше ЭТО было медведем. Одним из самых опасных лесных хищников. Но, судя по тому, во что он превратился, родительница конкретного экземпляра не спала спокойно в берлоге, будучи на сносях, как положено любой нормальной медведице, а шлялась по лесам, неоднократно попадая под радиоактивные осадки. Во всяком случае, только этим можно объяснить изменения, произошедшие с топтыгиным. Король лесов обзавелся костяным наростом на голове, практически закрывающим глаза, а и без того немаленькая медвежья пасть, стала еще больше. Из нее угрожающе выпирали корявые клыки. Густая шерсть кое-где зияла проплешинами. Конечности вытянулись, стали еще более мускулистыми, а сам медведь – более поджарым и тощим. А ведь это, кажется, медвежонок еще. Черт, а что будет, если он с родителями в гости пришел? Об этом не хотелось даже задумываться. Взгляд маленьких, налитых кровью глазок красноречиво говорил лишь об одном: это хищник, и он – на охоте. А добыча – вот она, только лапу протяни. Медведь повел головой, принюхался, и злобный взгляд вонзился в старшего лейтенанта. Привязанный к стулу пленник стремительно побледнел. Плащ ОЗК, сплошь покрытый кровью и ошметками плоти Андреева, валялся у него под ногами, недвусмысленно намекая хищнику, кто здесь завтрак.

Неожиданно медведь дернулся, как будто сзади его сильно толкнули. Недовольно зарычав, он, ломая широкими плечами доски, протиснулся в пристройку, а позади него в дверном проеме возникла еще одна коричневая башка. Медведь был не один.

«Вот и все. Сейчас он бросится, и…». Перед глазами Воронова не проносилась калейдоскопом вся жизнь, как это красочно описывают в бульварных романах. Мозг работал на полную катушку, изыскивая путь к спасению. Лесник замер в углу, боясь даже пошевелиться, на пленника внимания он не обращал. Почувствовав, что зверь сейчас атакует, Тарас попытался воспользоваться последним шансом. Изо всех сил он подпрыгнул вместе со стулом, одновременно заваливаясь назад. Если разломать стул, хотя бы часть веревок ослабнет, и тогда у него появится призрачный, крохотный шанс выжить. Не получилось. Проклятый стул выдержал падение, лишь жалобно захрустела одна из ножек. Сам же Тарас со всего маха приложился затылком об пол. Не отошедшая еще после предыдущего удара голова загудела, а перед глазами поплыли темные круги. В этот момент зверь прыгнул. Тяжеленная туша обрушилась на старшего лейтенанта, многострадальный стул затрещал, ломаясь на части, и Воронов, полураздавленный навалившейся массой почувствовал дикую боль в спине. Толстая, острая щепка вошла в спину, раздвигая плоть и разрывая внутренние органы. От вспоровшей тело боли хотелось орать, но Тарас словно онемел. Рот наполнился кровью, и последним, что он почувствовал, было смрадное дыхание зверя. Разверстая пасть сомкнулась на голове старшего лейтенанта, и, прежде чем скользнуть в небытие, он успел услышать хруст костей собственного черепа. Мир погас.

Чудовищная смерть старлея вывела Захара из ступора. Если он не хотел разделить участь бойца, нужно было срочно что-то делать. Ясно, как день, что лупить из обреза по этим монстрам – что воробьям дули крутить. Эффект будет приблизительно одинаковым. Нужно искать другой выход. Бегство как вариант спасения Захар отмел сразу. Эти твари догонят его в два счета, и вряд ли получится от них отделаться, притворившись трупом. Отсидеться тоже не получится. Второй зверь, почуявший запах крови, бесновался на улице, пытаясь вломиться в пристройку, но пока что ему мешала туша его товарища, рвущая тело старшего лейтенанта. Но стоит тому хоть немного подвинуться…

Дверь в стене, ведущая в основные помещения дома, так и манила, но она была «по ту сторону медведя». Если он попадет в дом, то еще можно выкрутиться. Здесь же – смерть.

Не теряя времени, Захар отступил на шаг и, воспользовавшись небольшим свободным пространством позади себя для разбега, рванулся вперед, пытаясь в отчаянном прыжке перемахнуть пировавшего хищника. Не вышло. В воздухе он зацепился коленями за бугристую спину медведя, его развернуло, и лесник врезался в пол. Не чувствуя в горячке боли от удара, на четвереньках он метнулся к двери. Потревоженный ударом зверь глухо заворчал, сдвинувшись в сторону, освобождая искалеченный дверной проем. Второй хищник будто только этого и ждал. Зверь с ревом ворвался в пристройку, норовя присоединиться к трапезе товарища, но тот не пожелал делиться добычей и ударом косматой лапы отогнал нахлебника.

Всего этого Захар уже не видел. Подхватив с пола рюкзак, в который он побросал добытые с карателей трофеи, он распахнул дверь и дернул в дом. Второй медведь рванул вслед за ним, но фокус с проламыванием стен мишке не удался. В отличие от пристройки, которую Захар выгнал самостоятельно, изведя на нее весь запас доски-сороковки, сваленной во дворе под брезентом, сама изба была сложена из полноценных бревен, и отчаянный мишкин таран к успеху не привел. Медведь только застрял в дверном проеме. Злобно рыча при виде ускользающей добычи, зверь отчаянно протискивался в дом.

Куда? Куда дальше? Лесник не сомневался, что рассерженный и голодный зверь будет преследовать его, пока не настигнет. Оставалось только одно: медведей следовало убить. Но как это сделать?

В отчаянии он сорвал с бедра обрез и, прицелившись в голову хищнику, с диким криком дернул оба спусковых крючка.

– Получи, тварь!

Выстрел пропал впустую. Дробь не смогла нанести зверю серьезных повреждений, костяной нарост на лбу защитил глаза, и медведь, лишь приведенный болью в еще большую ярость, изо всех сил рванулся вперед. Затрещало дерево, и хищник ворвался на кухню. Плотно застрявший в дверной коробке зверь просто вырвал ее из пазов, и Захара спасло лишь то, что сдавившая плечи деревяшка сейчас интересовала зверя больше, чем прием пищи. Дико ревя, животное металось по кухне, в попытке сорвать с себя так раздражавший его ошейник. Звенела посуда, тарелки, падая с полок, бились вдребезги, и зверь бесился еще больше. Со звоном разбившаяся об голову мутанта банка с подсолнечным маслом натолкнула перепуганного лесника на спасительную мысль. Солярка!

Метнувшись в гараж, он схватил канистру с дизтопливом, предназначенным для генератора, и, вытащив пробку, вернулся на кухню. Медведь все еще сражался с дверной рамой, но треск дерева говорил о том, что скоро он от нее избавится. Подскочив к хищнику. Захар вывернул на него канистру. Резко пахнущая жидкость растеклась по шерсти, и медведь негодующе заревел. Мало! Еще!

Он снова вернулся в гараж и выбив пробку из здоровенного бака, с трудом подтащил его к дверному проему. Ударом ноги ему удалось перевернуть емкость, и вязкая жидкость с бульканьем потекла по полу. Он снова вернулся в гараж и успел перевернуть еще один бак, прежде чем громкий треск и победный рев возвестили о том, что хищник освободился.

Ободранная дробью морда зверя показалась в дверях. Не на шутку струсивший Захар схватил с пола первый попавшийся предмет и с криком запустил его в зверя. Тяжелый баллон врезался мутанту в голову, заставив его недовольно взрыкнуть и отступить. Баллон! Газ!

Когда-то давно Захар использовал газ для приготовления пищи. Но, замаявшись мотаться в город за газовыми баллонами, которые, к тому же, было крайне неудобно перевозить на снегоходе, плюнул и стал готовить на печи, топя ее, как и котел, дровами. С тех пор старенькая газовая плитка пылилась в углу гаража, но несколько баллонов у Захара осталось.

Полимерно-композитные баллоны не взрывались, это Захар помнил точно, так как продавец-консультант в строительном магазине всю плешь ему проел, расписывая их преимущества перед обычными, стальными. Захару тогда было наплевать на это, его интересовало лишь то, что они были более компактными и их проще было закрепить на снегоходе. При деформации или сильном нагреве срабатывал предохранительный клапан, и струя газа под давлением вырывалась наружу. Не взрывались, да. Но зато газ замечательно горел, а это в данный момент и интересовало Захара. Схватив еще два баллона, он метнул их в кухню и заозирался в поисках того, чем подпалить разлитую по полу соляру. С обычными спичками тут ловить было нечего, чтобы знать это, не нужно было быть технарем. Температура не та. Только в кино злодей угрожал взорвать все вокруг при помощи цистерны с дизтопливом и зажигалки «Зиппо», бывшей неотъемлемым атрибутом всех голливудских блокбастеров. Фальшфейер!

В хозяйстве Захара их было несколько штук. По инструкции, лесник должен был обозначать фальшфейерами место посадки вертолета МЧС в случае чрезвычайной ситуации. Была где-то у него и ракетница, но искать ее сейчас просто не было времени. А фальшфейеры – вон они, в картонной коробке на верхней полке.

Разъяренный медведь ворвался в гараж, и Захару ничего не оставалось, кроме как запрыгнуть на полку. Металлический стеллаж стонал и прогибался в то время, как он карабкался по нему на самый верх. И когда осталось лишь протянуть руку, чтобы достать вожделенную коробку, медведь с разгона врезался в стеллаж. Хлипкие крепления, не выдержав, лопнули, и Захар, со всем хламом, хранящимся на полках, полетел вниз.

Мощный удар об пол выбил из него дух, какая-то коробка ударила по голове, разбив бровь, но времени отлеживаться не было. Вконец разозленный медведь заворочался под стеллажом, разворачиваясь к расторопной пище мордой. Захар завозился, скользя по залитому соляркой полу и пытаясь найти точку опоры. Наконец, ему это удалось, и он рванул на четвереньках к пластиковой трубе фальшфейера, закатившейся под верстак. Когда он схватил ее, медведю за его спиной удалось отшвырнуть стеллаж. Угрожающе зарычав, зверь двинулся к леснику, осторожно переступая лапами по скользкому полу. Захар, все так же на четвереньках, задом наперед миновал высокий порог и оказался на кухне. Вот что-то попало ему под руку. Он на секунду отвел взгляд от медведя и, подобрав одной рукой оброненный в пылу схватки обрез, засунул его за пазуху. Медведь неумолимо приближался. Сзади послышалось рычание. Лесник рывком обернулся и обомлел: второй хищник, покончивший с трапезой, пришел за добавкой и стоял в развороченном дверном проеме, ведущем в пристройку. Зверь еще раз угрожающе зарычал, будто подтверждая намерения. Захара вдруг перемкнуло.

– Знаете что? А не пошли бы?!

Рывком он поднялся на ноги и рванул запальный шнур фальшфейера. Тот зашипел и, выпустив целый сноп искр, стал разгораться. Через секунду искусственный факел уже горел вовсю. Захар качнулся вперед, угрожая ткнуть огнем в морду преследовавшего его медведя. Тот, угрюмо рыча, отшатнулся.

– Что, съел? Не нравится? – Он резко повернулся ко второму мутанту, успевшему полностью втиснуться на кухню. Тот отпрянул.

Захар поискал взглядом вещмешок с трофеями и, обнаружив его у себя под ногами, в одно движение закинул его на плечо.

– Ну что, уроды? Счастливо оставаться! – С этими словами он бросил фальшфейер на пол и, мощно оттолкнувшись, бросился в окно. Зазвенели осколки, затрещали гвозди в вырываемых из стены ставнях, и он вывалился на улицу. Морозный ветер лизнул изрезанное лицо, но ему было не до этого. Вскочив, он выдернул из мешка пистолет и заглянул в выбитое окно. Навстречу ему высунулась медвежья морда, и он рефлекторно дернул спусковой крючок. Еще, и еще. Залязгал затвор, и пули, с легким хлопками покидающие ствол, вонзились медведю в морду. Особых повреждений они не нанесли, а одна и вовсе, срикошетив от медвежьего лба, свистнула над ухом у Захара, но хищнику явно не понравилось такое угощение, и он резво убрался внутрь. Фальшфейер горел вовсю, разбрасывая сноп искр, испуганные медведи метались по дому, в панике не находя выхода и круша все, что еще оставалось целого. Потихоньку занималась солярка. Захар перевел ствол на газовый баллон, валяющийся в луже разлитого по полу дизтоплива, и несколько раз выстрелил в него. Пули впились в баллон, деформируя его, и из отверстий с шипением вырвались струи газа. Захар бросился в снег, в доме пыхнуло. Испуганно заревели медведи. Не теряя времени, лесник на четвереньках отполз от окна. Выпрямился и что было сил рванул вокруг дома. Ни в коем случае нельзя было дать медведям выскочить через пристройку! Мощные ворота гаража, запертые на тяжелый амбарный замок, их натиск выдержат, входная дверь уже была объята пламенем, и туда мишки сунутся побояться. А вот пристройка… Он успел.

Один из медведей уже сунулся в пристройку, когда Захар нашел в рюкзаке гранату, с трудом с непривычки выдернул из нее чеку и метнул ее внутрь. За ней сразу же полетела следующая. Захар отпрыгнул за угол. Два взрыва слились в один, и медведь, посеченный осколками, тяжело рухнул в дверном проеме, намертво блокируя его. Уже не спеша Захар обошел дом, уселся на поленницу и трясущимися руками стал крутить неизменную самокрутку. Дом весело полыхал, трещала крыша, сквозь которую начали прорываться языки пламени. Внутри, как-то скуляще на одной визгливой ноте голосил оставшийся медведь, что-то лопалось, взрывалось.

Захар поморщился от жара, нашел в кармане спичку, и зажег о полено. Жадно затянулся, стер рукавом кровь с лица, текущую из разбитой брови и многочисленных мелких порезов. От пережитого его всего трясло мелкой дрожью.

– Вот это фейерверк… – Задумчиво пробормотал лесник, прежде чем потерять сознание.

Судя по тому, как ярко полыхал дом, в отключке он пробыл недолго. Захар с тоской смотрел на свое жилище. Вместе с ним сгорала немалая часть его жизни, но, как ни странно, он не чувствовал сожаления. Наоборот, будто очищался от скверны, накопившейся в нем за все эти годы. Поморщившись от невыносимого жара, он встал, отряхнул от снега штаны, поправил изодранный тулуп и медленно побрел к выходу со двора.

Постарался обойти ошметки того, что до взрыва гранаты было человеком. Плюнул, поняв все бесполезность этого занятия, и зашагал вперед, осторожно ставя ноги. Тяжелый запах крови и вывалившихся внутренностей перебивал даже запах гари, который гонял по двору свежий ветерок. Немудрено, что мишки пожаловали в гости. Теперь Захар понял, и кто погрыз трупы в яме, и кто силки периодически обрывал, и чьи следы он наблюдал неоднократно вокруг дома. А ведь и правда медвежата были. От этой мысли его передернуло. Не хотелось бы встретиться с их родней, ох, не хотелось бы. Дураку понятно, что на открытой местности у человека нет ни единого шанса остаться в живых после такой встречи.

Выйдя из калитки, он направился к своей захоронке. По дороге свернул, вернулся к тому месту, где нашел покой снайпер, и срезал у того со спины рюкзак. Напрягшись, вытянул его из-под трупа и, не рассматривая содержимое, забросил за плечо. Добравшись до раскидистой ели, выволок из-под нее салазки с привязанным рюкзаком, снял сверху обмотанный мешковиной автомат и повесил его через плечо. Распустил тесемки маленького рюкзака и достав патронташ с собственноручно снаряженными патронами для дробовика, нацепил его на пояс. Вытащил из-за пазухи уже набивший несколько синяков обрез, перезарядил его и воткнул в кобуру на бедре. Подумал, что в ближайшее время надо озаботиться чисткой оружия, вздохнул и, впрягшись в санки, потащил их по молчаливому лесу. Часто останавливался, думал о чем-то, горестно качал головой и снова упрямо шел вперед. Добравшись до могильника, Захар остановился. Отвязал от санок лопату, специально прихваченную для этой цели, снял слой снега с краю и принялся долбить мерзлый грунт. Убрать за собой он собирался еще до визита мутантов, а увидев воочию, какие твари бродят в этих лесах, только утвердился в своем решении. Тела надо закопать. Нечего мутантов раскармливать.

Смерзшаяся земля шла тяжело, но он упрямо копал. Мыслями же он был далеко отсюда.

За годы, проведенные здесь, он будто сроднился с этим лесом. Ни разу до последнего времени у него не возникало даже мысли о том, чтобы куда-либо уйти. Зачем? Здесь была крыша над головой, крепкий забор, еда и топливо. Но в последнее время его начала заедать тоска. Ну чем он занимался, если так рассудить? Проверял силки, ел и спал, да еще бесцельно бродил по лесу. Вспомнив свои «прогулки», Захар вздрогнул. А ведь медведи все это время были где-то рядом! Вряд ли их берлога далеко отсюда. Представляя, что в любой момент своих блужданий по лесу он мог нарваться на этих тварей, Захар невольно ежился. Считал себя хозяином леса. Ха! Чуть не схарчили сегодня хозяина, еле ноги унес. Только шрамов прибавилось, да дом сгорел. Отлично, че!

За размышлениями он не заметил, как стало смеркаться. Критическим взглядом окинув яму, он остался доволен. Тела полностью скрылись под комьями мерзлой земли. Он снова приторочил лопату к рюкзаку и двинулся дальше. Мелькнула мысль вернуться назад и переночевать за крепким забором, но он отогнал ее. Неизвестно, где сейчас спокойнее. На шум и свет могло сбежаться зверье со всего леса. Лучше уж здесь. Отойдя на достаточное, как ему показалось, расстояние от могильника, Захар придирчиво выбрал место и приступил к установке палатки. Провозился неожиданно долго, и, когда закончил, уже было темно. Двухместная туристическая палатка была достаточно теплой, и когда он, забравшись внутрь, зажег толстую парафиновую свечу, внутри стало даже уютно. Хлебнув настоя из термоса, Захар разложил на полу ветошь и приступил к чистке оружие.

В первую очередь Захар вычистил и смазал верный «тозик». После, наморщив лоб и вспоминая давно забытые уроки, разобрал «калаш». Как ни странно, это удалось ему довольно быстро. Вычистив и собрав автомат, он достал из рюкзака ПБ. За свою жизнь Захару несколько раз довелось держать в руках боевое оружие. Пистолеты ему не очень нравились. Поиграться с каким-нибудь «магнумом» случая не приключилось, а «макаровы» и «ТТ» в его лапах казались несерьезными игрушками. Да и легкими они были слишком, как на его вкус. Здесь же – абсолютно другое дело. И с виду, и по весу – все тот же «макаров», но, когда накручиваешь насадку глушителя – ситуация кардинально меняется. Пистолет пришелся Захару, что называется, «по руке». Пусть говорят, что из «Макара» с успехом можно только застрелиться – он на звание Буффало Билла не претендовал. С пары метров тихо вальнуть кого – милое дело. С пистолетом он провозился дольше всего. Захар тщательно вычистил его, сменил магазин и стал думать, куда бы его приткнуть. На бедре – обрез, на плече – автомат, за спиной – топор, на поясе – нож. Если еще пистолет куда-то привесить – ваще ахтунг будет. Шагающий арсенал, епта. Да и не так уж удобно ствол с глушителем навернутым носить. Ладно. Для ближнего боя обрез сгодится, а ПБ пока – в рюкзак. Все равно часто пользовать его не придется.

Прислушавшись к своим мыслям, Захар усмехнулся. До недавнего времени он отлично обходился одним ружьем. Восемь патронов за два года потратил. А тут – разошелся, Аника-воин. Никак решить не может, куда очередную цацку повесить. С кем воеввать-то собрался? Хотя… учитывая круговорот последних дней… Это как презерватив: пусть лучше он будет, но не понадобится, чем наоборот.

Покончив с чисткой оружия, Захар задул свечу и, удобно положив голову на рюкзак, закрыл глаза. Сон пришел моментально.

Этой ночью к нему опять пришла Аня.

Она просто стояла и смотрела на него. Он тоже не торопился говорить. Наконец, она прервала затянувшуюся игру в молчанку:

«И чего ты добился? Разве нельзя было просто уйти?»

«Я защищал свой дом», – тихо, но твердо произнес Захар.

«Не ври мне. Ты же сам знаешь, что это не так. Ты… Ты просто убивал. Раньше ты таким не был».

«Так и жизнь раньше была другая», – пробормотал Захар.

«Жизнь все время одинаковая. Одни люди всегда едят других. Но только если поступаешь по праву сильного – будь готов, что и с тобой так же поступят».

«Я готов! – с вызовом произнес Захар. – Они шли, чтобы убить меня, я убил их. Их было трое – а я один. Все по-честному».

«Это закон джунглей, Захар. А в джунглях всегда есть хищники. Ты уверен, что ты – самый опасный из них? Я вот – нет. В тебе еще много того, что отличает человека от зверя, но с каждым днем этого становится все меньше. Я вижу».

«Если бы я был зверем изначально – вы были бы живы!» – Захар потихоньку начал выходить из себя.

«Если бы ты был зверем изначально – меня бы с тобой не было. Запомни: самый страшный враг человека – это он сам. Когда в тебе не останется ничего от человека, твой внутренний зверь сожрет тебя. А сейчас ты задумал то, что приблизит тебя к этому моменту».

«Откуда ты знаешь, что я задумал?» – опешил Захар.

«Теперь я знаю многое. Я знаю, что ты становишься на путь, с которого свернуть будет очень сложно! Зачем тебе их жизни?»

«Они не люди! Они – твари. Мерзкие насекомые, которых нужно давить без сожаления! Палец о палец не ударили, чтобы помочь кому-либо! Они сидят на своих запасах, как собака на сене, и боятся высунуть нос из своей конуры! Там, под землей, столько припасов, что можно прокормить полгорода! Это те припасы, которые должны были спасти сотни жизней! Или ты думаешь, что в округе кроме нас и них никто не выжил? Они даже не пытались искать выживших! Вместо этого забились в щель, как тараканы, и предались пьянству, чревоугодию и разврату! Подумай только! Мы могли бы жить в теплом, электрифицированном бункере, есть нормальную пищу, купаться в чистой, отфильтрованной воде, а не топить снег на печке! Наша дочь… – на этом месте голос изменил ему. Он сглотнул, и продолжил: – Наша дочь была бы жива!»

«Ты винишь других за то, что должно было случиться. За то, за что они не в ответе. Я еще раз говорю тебе, Захар: ты выбрал не ту дорогу! Отступись, пока не поздно!»

«Ты мне говоришь? А где же ты была все эти годы, когда я сходил с ума от тоски по тебе? Когда я просыпался от звука собственного голоса, шепчущего твое имя? Когда мне все равно было, жить мне – или умереть! Ты явилась сейчас, но ты ли это? Моя жена мне никогда не перечила! Я – мужчина! Я выбрал свой путь, и я пойду по нему до конца!»

«Да будет так», – тихо прошептала женщина и растворилась в ночном мраке. Лишь легкий ветерок слегка качнул полог палатки.

Захар проснулся в холодном поту. Рывком сев, он пошарил вокруг себя в поисках спичек. Найдя их, зажег свечу, трясущимися пальцами достал кисет и бумагу. Свернув самокрутку, он прикурил от огонька свечи (в голове метнулось, что этого делать нельзя, но почему именно – вспомнить он не мог), затянулся, выпустил дым и, закашлявшись, расстегнул клапан палатки.

Вокруг царила тишина. Особенная тишина, такая, которая бывает только в предрассветном зимнем лесу. Когда не шевелится ни одна веточка, не хрустит снег под лапами ночного зверя, когда, кажется, даже деревья перестают расти.

Выйдя наружу, он глубоко вдохнул ночной морозный воздух, затянулся в последний раз и щелчком отправил остатки самокрутки в снег. Тлеющий окурок, подобно миниатюрному метеориту, прочертил огненную параболу и, зашипев, погас, воткнувшись в снег. Захар сложил руки на груди и поднял голову к начинающему сереть небу. Огоньки звезд, едва различимые, уже начинали потихоньку угасать, и лишь одна светила ярко и пронзительно. Захару хотелось верить, что это горит его звезда. И этот холодный свет внушал ему надежду на то, что он поступает правильно.

Утро Захар начал с инспекции экспроприированного имущества. Разложив содержимое рюкзака на полу палатки, он принялся сортировать добро. Первым делом он взял в руки разгрузку, снятую со старлея, и начал прикидывать, как бы приладить ее на себя. Вроде получилось. Это хорошо. А то как-то не дюже приятно гранаты в рюкзаке носить. Мало ли. Переложил гранаты в подсумок, отстегнул от пояса самодельные ножны с трофейным ножом и вернул его в законное место – удобные ножны на груди. Была здесь и кобура под ПБ, но, попробовав вложить туда пистолет и покрутившись, Захар решил пока оставить его в мешке. Неудобно. С непривычки кобура мешала и стесняла движения, поэтому он отстегнул ее и отложил в сторону. Усмехнулся, представив, как выглядит со стороны. Трофейные камуфляжные штаны (удобные, кстати, и теплые, а главное – не промокают!), заправленные в трофейные же ботинки. Драный тулуп, из-под воротника выглядывает капюшон теплой толстовки, а поверх этого – подвесная система с гранатным подсумком. Испещренная шрамами рожа, до самых глаз заросшая бородой, и порченный молью треух, из-под которого выбиваются длинные, давно не знавшие ножниц волосы. На бедре – обрез, на плече – автомат. И неизменный топор сзади, заткнутый за поясной ремень разгрузки. Моджахед, блин! Пес войны, туды его в качель!

Улыбнувшись, он продолжил перебирать добро. Две фляги, одна – со спиртом, вторая – с водой. Ну, это он уже сам наполнял. Вроде все. Или нет? В глубине мешка угадывалось еще что-то. Запустив руку внутрь и достав свою находку, он едва не заплясал от радости. Сигареты! Настоящие! С фильтром! И хрен с ним, что задрипанный «Донской табак»! Он раскрыл пачку трясущимися руками. Не хватало всего двух! Настроение стремительно улучшалось. Так, а это что? Супер! Большой пучок охотничьих спичек, заботливо упакованных в целлофан. Это тоже очень и очень хорошо! Спички нынче в дефиците, как, впрочем, и все остальное. Закурив, он с наслаждением затянулся, и даже прикрыл глаза от удовольствия. Слабоваты, конечно, после самосада, но вкус!

Чуть ли не насвистывая, Захар потянулся к аптечке, оставленной «на сладкое». Интересно, чем комплектуют-то вояк нынче? Здесь интерес был не только шкурный, но и профессиональный. Итак, приступим.

Помимо стандартного набора (жгут, салфетки, ИПП, пластырь), в аптечке лежало несколько шприц-тюбиков. Они и привлекли внимание Захара. Промедол. Целых три шприц-тюбика. Хорошо! Дай бог, не понадобится, но наличие радует. Дальше. Цистамин! В шприце! Не встречал раньше, хм. Раньше он сталкивался только с таблетированной формой этого радиопротектора. Не самое лучшее из существующего, но гораздо лучше, чем ничего, да. И последний пенал со шприц-тюбиками прямо-таки озадачил его. Шприцев было здесь целых пять, но название препарата ему ничего не говорило. Он понял только, что это – какой-то мощный обеззараживающий комплекс. Ну, нормально, в принципе. И прогресс не стоял на месте, пока он сидел сначала на зоне, а потом – в тайге, да и военные по разработкам всегда впереди планеты всей. Главное, чтобы не навредило. Оставшееся содержимое он просмотрел мельком. Нитросорбит, дротаверин, аквасепт – это хорошо, это воду очищать можно, да. Стандарт, в общем. Аптечка была в удобном мягком подсумке, крепящемся к ремням подвесной, но Захар решил, что цеплять ее не будет. Будем надеяться, не понадобится, а на нем и так уже навешано – мама, не горюй!

Ладно. Хватит время тянуть. Пора с этим заканчивать и двигать дальше.

Резервный вход в бункер Захар нашел без труда. Не особо он и замаскирован был. Тяжелый люк, вмурованный в бетон. Ну, логично. Лесенка вниз, шлюзовая. И основные гермоворота, открывающиеся уже только изнутри. Это без проблем, это мы уже знаем, как сделать. Основной вход, которым, по словам старлея, пусть ему спокойно будет там, не пользовались с самой Срани, находился на расстоянии метрах в пятистах от резервного. Захар внимательно осмотрел и его. В принципе, здесь тоже все элементарно. Оставался вопрос, а надо ли ему это? Наверное, да. Разберемся.

Резервный ход он завалил за пару-тройку часов. Его «Командирские» разбились еще во время приснопамятной погони на снегоходе, и теперь время определять оставалось только по солнцу, благо, что его было видно. Неподалеку от входа в убежище нашлось скопление валунов, и он, кряхтя от натуги, довольно быстро навалил сверху приличный вес, по его прикидкам, тонны полторы там было точно. С главным ходом все было сложнее. Там пришлось повозиться гораздо дольше. Захар рубил молодые сосны, очищал их от ветвей, заострял и заколачивал в мерзлую землю, заклинивая гермоворота. Не удовлетворившись этим, он изготовил несколько длинных и толстых бревен, установил их враспор и расклинил все теми же кольями. И тут его накрыло. Голос Ани буквально ворвался ему в голову, оглушив его: «Уходи! Немедленно уходи отсюда!» Лесник, обхватив голову руками, упал на колени, а в голове продолжал надрываться голос жены: «Уходи! Здесь – смерть!». Следом пришла паническая атака. Дикий страх объял его, и, в конце концов, он не выдержал. Вскочив, побежал туда, где были спрятаны его пожитки. И с каждым шагом, уносящим его прочь от убежища, ему становилось легче. Оказавшись около захоронки, он выдернул санки из-под снега и замер, прислушиваясь к себе. Вроде бы все нормально. Но стоило ему сделать шаг в сторону бункера, как непонятная тревога снова навалилась на него. Еще некоторое время он стоял на месте и глядел на холм, в котором находился вход в убежище. Наконец он принял решение.

– Ну и хер с вами! Живите.

Сплюнул в снег и нагнулся, чтобы пристегнуть к ботинкам лыжи. Проверив крепления, он впрягся в постромки санок и, не оглядываясь, двинулся прочь.

Полковник даже не подозревал, как он ошибался в своей оценке ситуации. Удалив способный здраво мыслить костяк спецов, он избавился от угрозы, что нависла над безоблачным существованием элиты, но это послужило лишь небольшой отсрочкой. И кто знает, поступи он по-другому, может, все сложилось бы иначе.

Все началось с того, что на этаж охраны спустился начмед.

Свободная смена сидела вокруг стола в общей комнате. Большая бутыль в центре стола, нехитрая снедь, разложенная вокруг, и – непривычная тишина, бывавшая редкой гостьей на солдатских сабантуях. Стеклянные глаза бойцов говорили о том, что сидят давно. Начмед брезгливо поморщился.

Обведя взглядом бойцов и не найдя того, кого искал, он вышел на середину комнаты и сказал в пустоту:

– Мне нужен Степанов.

Бойцы завозились, переглядываясь, но молчали. Лишь один из них поднял голову и тихо произнес.

– Нету больше Степанова.

– Что? Как «нету»? – Опешивший доктор не сразу сообразил, что означают эти слова.

– Да вот так – нету, – боец потянулся к гитаре, прислоненной к стене, и, взяв несколько аккордов, пропел:

«Был пацан – и нет пацана,

Впереди у него – весна…»

– Стоп-стоп-стоп! – Док даже замахал руками, прерывая поющего. – Что случилось? И почему я не в курсе?

– А никто в курсе не был, пока полковничья «шестерка» к нам не заглянула сегодня. Наш верховный бог позавчера отправил его с тремя «вонючками» вентиляцию чинить. И – все. Не вернулся Степанов.

– Что значит «не вернулся»? Да что там произошло, вообще?

– Ну, до нас не доводили, но шмара полковничья сказала – облучились они.

– Облучились? И почему их в лазарет не доставили?

– А нечего доставлять было. Их убили.

– Как убили? Кто убил? Они же облучились, ты сам сказал! – Начмед аж за голову схватился.

– Ну, дык, все правильно. Облученных и убили.

– Да кто их убить мог?

– На поверхности кто-то. Не знаю. – Тон солдата говорил о том, что ему все по барабану. Убили. Облученных. На поверхности. Что еще можно сказать? И никто даже не увидел той огромнейшей логической дыры, что прямо-таки выпирала из рассказа.

– Так. Понятно. – Начмеду стало ясно, что здесь он ничего не добьется. – Где Воронов?

– Нету. – Все тот же голос без эмоций.

– Мля, да что значит «нету»?! – обычно спокойный, начмед начал выходить из себя.

– Со вчерашнего утра никто не видел. Ни его, ни сержантов. Наверное, в барских покоях. Тоже… поминают.

Мозг начмеда был готов взорваться. Он шагнул к столу и, схватив ближайший наполненный стакан, залпом опрокинул его в себя. Занюхал рукавом белого халата, накинутого поверх «камка», и только потом взял со стола кусок жареной свинины. Откусив кусок, без аппетита прожевал. Еще раз бросил взгляд на одурманенных алкоголем бойцов, резко развернулся и вышел из комнаты.

Полковник сидел за своим столом и что-то писал в толстой тетради, когда дверь без стука распахнулась и в кабинет ворвался раскрасневшийся начмед.

– Где Воронов? – с порога выпалил он.

– И тебе здравствуй, Александр Георгиевич. Стучать не учили?

– Где Воронов? – начмед сделал пару шагов и стоял теперь прямо перед столом.

Полковник дипломатично сделал вид, что не заметил тона начальника медицинской службы, и спокойно, подпустив печали в голос, начал говорить.

– Я как раз собирался объявить общий сбор перед обедом, чтобы до всех довести это печальное известие. Старший лейтенант Воронов не вернулся из исследовательского рейда на поверхность. – Полковник решил прибегнуть к уже опробованной лжи. – По моим выкладкам, в последние месяцы ситуация на поверхности стремительно улучшается. Я рассчитал, что радиационный фон наверху приблизился к нормальному, пепел и пыль осели, и возможно даже, на поверхности значительно потеплело. Когда я поделился этой информацией со старшим лейтенантом, у него аж глаза загорелись! Ты же знаешь, как одержим он был идеей вернуться домой! Он добровольно вызвался проверить мои выводы, с ним вызвались идти оба сержанта взвода охраны. К сожалению, по-видимому, я ошибался. Никто из них не вернулся. Воронов погиб, как герой, и мне вдвойне жаль, ведь он был не только отличным командиром, но и моим двоюродным племянником. Я считаю…

– Стоп! – Начмед сам удивился собственной наглости. – А что там за история со Степановым? Облучился, убили… Что там произошло, на самом деле?

– Лейтенант Степанов был придан в охранение трем бойцам срочной службы, перед которыми была поставлена задача по ремонту наружной части вентиляционного комплекса… – монотонно, словно робот, заговорил полковник. – Во время выполнения поставленного задания на группу было совершено нападение. Один из срочников сбежал, лейтенант Степанов и один из ремонтников были застрелены во время поисков, последний оставшийся в живых боец, получивший радиационные ожоги, не совместимые с жизнью, нашел в себе силы добраться до Убежища и доложить о случившемся, после чего скоропостижно скончался.

– Хватит! – разъяренный начмед в ярости хлопнул ладонью по столу. – Хватит мне вкручивать это говно, полковник! Кому доложил? Тебе? Лично? А почему же ты тогда не у меня в лазарете лежишь, глотая цистамин и молясь о том, чтоб не сдохнуть, а сидишь здесь и глушишь коньяк?

Полковник, не веря собственным ушам, слушал начмеда. Обычно тихий и спокойный, сейчас начмед буквально метал молнии.

– Я терпел, пока ты все эти годы вешал на уши лапшу личному составу. Ни родных, ни близких у меня нет, поэтому мне по херу, если честно, где доживать, только здесь я точно от холода не загнусь, что на поверхности не гарантируется. Мне также по херу, что кучка ограниченных дебилов считает, что наверху открыт филиал преисподней. Но мне становится не по херу, когда ты – слышишь, ты, и никто другой! – убиваешь нормальных, не опустившихся до уровня быдла ребят по какой-то своей прихоти! Какая радиация, полковник? Мы в восьмидесяти километрах от ближайшего населенного пункта, стоящего в зеленой зоне, которая никому не обосралась! Кто будет ее бомбить? Кто, и на хрена, я тебя спрашиваю? Не знаю, чем ты запудрил мозги своим офицерам, я знаю только одно: на поверхности – абсолютно нормальный фон, и никакой ядерной зимы нет и не было! Зачем ты убил ребят, полковник? Что они тебе сделали?

По телу полковника пробежала дрожь. Какой там Степанов? Какой Воронов? Оказывается, граната с выдернутой чекой все эти годы пролежала у него под задницей, а он об этом даже не догадывался! А теперь… теперь достаточно одного неверного хода, и эта граната рванет. Да так, что от него, полковника Трегубова, и кусочков не останется! С начмедом нужно что-то делать, причем срочно! Рука полковника потянулась к полке под столом, на которой во внезапямятные времена покоилась компьютерная клавиатура. Там, рядом с наполненным коньяком стаканом, лежало его табельное оружие, верный ПМ. Конечно, на выстрел кто-нибудь прибежит, но там уж он что-нибудь придумает. Не впервой.

В этот момент раздался робкий стук, и дверь приоткрылась. Полковник отдернул руку и принял начальственный вид. В кабинет просунулась голова дежурного по кухне.

– Обед, господин полковник! Вам сюда подавать, или вы в офицерскую пройдете?

– Пошел на хер! – Рявкнул полковник. Голова скрылась, но момент был упущен. Начмед уже стоял в дверном проеме.

– Мы еще обязательно вернемся к этому разговору, полковник.

– Только попробуй, сопляк, кому-нибудь… – начал полковник, но дверь за начмедом уже со стуком захлопнулась.

Полковник откинулся на спинку стула, снял с головы фуражку, и вытер выступившую на лбу испарину. Взял трясущейся рукой стакан и до дна, маленькими глотками осушил его. Резко выдохнув, он положил голову на сложенные на столе руки и крепко задумался.

…– Вот такие дела, мужики. – Закончив свою речь, начмед снова приложился к стакану с разведенным спиртом. Острый кадык заходил туда-сюда, поглощая жидкость. Остолбеневшие бойцы охраны с ошарашенными лицами взирали на начальника медицинской службы.

– Так что это получается? Он все это время вешал нам лапшу на уши? То есть, в любой момент мы могли подняться на поверхность?

– Я вам больше скажу. Через какое-то время после выпадения ядерных осадков, воспользовавшись припасами, которых здесь – хоть жопой жри, вы вполне могли разбиться на группы по интересам и попытаться добраться до дома. Я, конечно, не говорю, что везде обстановка такая же благоприятная, но вы бы, по крайней мере, попытались.

– Но… но зачем он это делал? – На обманутых бойцов было больно смотреть. Привыкшие беспрекословно выполнять приказы командования, они и мысли допустить не могли, что это самое командование все время их так жестоко обманывало. Молодые пацаны, ставшие мужиками в возрасте, прожившие здесь ровно половину жизни…

– Власть. Покой. Достаток. Сытая жизнь. Нужное подчеркнуть, – абсолютно спокойным голосом ответил начмед.

– А пойдем и сами у него спросим! – раздался чей-то голос. Его сразу же поддержали еще несколько бойцов. Через секунду вся казарма уже была охвачена праведным гневом. Все, как один, бойцы ломанулись из помещения.

Караульный в оружейной комнате опешил, когда его грубо отпихнули в сторону, сорвали у него с пояса ключи и, отперев решетку, стали разбирать автоматы.

– Э, мужики! Вы чего? Вы куда это? – оторопевший караульный с отвисшей челюстью смотрел на своих сослуживцев, с решительным видом проверявших боеготовность оружия.

– Некогда объяснять! Бери ствол и пошли! – гаркнул кто-то.

Удивленный караульный не нашел ничего лучшего, чем, закинув свой автомат на плечо, двинуться следом за всеми.

Дверь полковничьего кабинета от мощного пинка слетела с петель. В помещение, грамотно страхуя друг друга, ворвалось трое бойцов.

– Чисто!

– Чисто!

– Ушел, гад!

– За ним!

Офицерский состав заканчивал обед, когда в столовую вошли несколько вооруженных автоматами бойцов охраны в полной экипировке. Раскатанные шлем-маски скрывали их лица, и понять, кто из них кто, было невозможно. Кто-то попытался дернуться, но, заметив у соседа на лбу красную точку лазерного целеуказателя, моментально успокоился. Красные огоньки, подобно диковинным насекомым, ползали по лицам всех присутствующих.

– Где Трегубов? – раздался приглушенный тканью властный голос.

– Его… его не было на обеде… – растерянно пролепетал кто-то из офицеров.

– Ясно. Тополь!

– Я!

– Остаешься здесь. Только кто дернется – стреляешь!

– Есть!

– Приятного аппетита, господа офицеры! – Издевательская реплика прозвучала в полной тишине и как будто повисла в воздухе. Офицеры с недоумением и страхом поглядывали друг на друга.

– У нас двухсотый! Ярощук стоял на вахте у хранилища! Пулевое в голову, дверь открыта. Полковника в хранилище нет!

– Черт! – Боец, взявший на себя обязанности командира, распорядился: – Двое – к резервному выходу, остальные – за мной, идем на главный. На поверхность уйти хочет, сука! – Теперь никому не нужно было ничего доказывать. Поведение полковника подтверждало все слова начмеда. – Брать только живым!

Бойцы бежали по длинному коридору, ведущему к главному ходу. За ними, едва поспевая, торопился начмед. Он не уставал дивиться метаморфозе, произошедшей с солдатами. В один миг соскучившиеся по активным действиям и обуреваемые праведным гневом бойцы превратились из безвольных алкоголиков в тех самых свирепых профессионалов, при одном лишь упоминании о которых вражеские диверсанты неуютно поеживались.

Спец, взявший на себя командование (ефрейтор Сургут, вспомнил наконец начмед), добежав до поворота тоннеля, за которым находились гермоворота главного входа, упал на одно колено и поднял вверх сжатый кулак. Бойцы замерли, прижавшись к стене. Сургут осторожно выглянул за угол.

Шлюзовая камера была распахнута. Полковник безуспешно пытался открыть главные ворота. Пневматика работала, запорное колесо исправно вращалось, но дверь не сдвигалась ни на миллиметр. Большой, туго набитый рюкзак валялся в углу, через плечо у полковника висел автомат.

– Трегубов! Бросай ствол и выходи в центр коридора с поднятыми руками!

В ответ раздался истеричный визг:

– Заперто! Он всех нас запер! Воронов! Это все он, сука!!!

– Выходи! Разберемся, кто здесь ссучился! – снова гаркнул Сургут.

Ответом ему была заполошная очередь на полрожка, перечеркнувшая пространство коридора. Противно завизжали рикошеты. Кто-то, застонав, схватился за простреленное бедро.

– Все на пол! Не стрелять! Надеть респираторы! Работаю! – скомандовал Сургут.

Порывшись в подсумке, он достал гранату со слезоточивым газом и, убедившись, что все исполнили приказ, выдернул чеку и резким движением метнул гранату четко в шлюзовую камеру. Опустил респиратор сам и приготовился к захвату.

Ответ не заставил себя долго ждать. Вслед за раздавшимся шипением гранаты, коридор снова разорвала длинная очередь, внезапно прервавшаяся. Из-за угла донеслись всхлипывания и лихорадочные щелчки. Видимо, у полковника перекосило патрон в стволе, но он лихорадочно продолжал жать на спусковой крючок. Не дожидаясь окончательного действия газа, Сургут метнулся вперед. Он с маху вскочил в зеленоватое облако и, различив силуэт полковника, вырвал у того автомат. Послышался треск хрустнувшей кости, полковник вскрикнул. Не обращая на это внимание, ефрейтор нанес серию сильных, выверенных ударов. Голова, корпус, шея. Через секунду полковник обмяк и безвольной куклой свалился на пол.

– Конец операции! – подытожил Сургут. Ухватив полковника за ногу, он выволок его из облака газа.

Полковник медленно приходил в себя. Глаза нестерпимо резало, в легкие как будто кто-то насыпал раскаленных углей. Он скорчился в приступе мучительного кашля.

Выплюнув сгусток мокроты, Трегубов наконец разодрал слезящиеся глаза, попробовал пошевелить руками и тут же вскрикнул от острой боли в запястье. Память сразу же услужливо подсунула картинку: он в зеленом облаке газа, и боец в респираторе, вырывающий у него из рук автомат. «Перелом», – констатировал полковник.

Трегубов поднял голову и обвел взглядом помещение, в котором оказался.

Свиноферма. Полковник сидел на полу, прислонившись спиной к прутьям клетки. Что-то мокрое ткнулось в его затылок. Он вздрогнул.

Перед ним стоял, выстроившись, весь оставшийся личный состав взвода охраны.

– Полковник Трегубов! За многочисленные преступления против Родины, за моральное разложение вверенного вам личного состава, и за хладнокровные убийства вы приговариваетесь к смертной казне через… съедение! – Вокруг послышались одобрительные смешки. – Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно! – Говоривший боец нагнулся к нему и, доверительно понизив голос, продолжил: – Вепрь уже старенький и слепой, ему с вами тяжело сладить будет. Мы решили облегчить ему задачу. – Пока полковник осмысливал услышанное, боец размахнулся и нанес ему сокрушительный удар ребром ладони по уцелевшей кисти. Раздался мерзкий хруст, и Трегубов взвыл от боли, пронзившей вторую руку. Все так же ухмыляясь, боец выпрямился. Гримаса ярости исказила его лицо и резким ударом ноги, обутой в тяжелый ботинок, он размозжил полковнику коленную чашечку. Полковник снова заорал, но рвущая нервные окончания боль во втором колене заставила его замолчать. Он был полностью парализован болью и густыми волнами отвратительного страха, накатывающими на него. – Не нравится? Пацанам, наверное, тоже не нравилось. – Боец повысил голос: – Закиньте его внутрь. Его там уже заждались.

Два бойца рванулись вперед и, подхватив полковника, перекинули его через прутья, огораживающие клетку. Трегубов снова заорал от боли, неловко подвернув под себя сломанную ногу. Послышался невнятный хрип, и грязная туша неимоверно старого кабана медленно заворочалась в углу. Хряк поднялся на ноги и, с трудом переставляя конечности, двинулся в сторону полковника. Слепые глазки смотрели мимо, но большой, грязный пятак, подобно локатору, вел животное на запах крови. Подойдя к полковнику, кабан открыл пасть, и Трегубова обдало густым смрадом. Когда мелкие, редкие зубы впились в его тело, он снова, который раз за этот сумасшедший день, заорал. Но его никто не слышал. Бойцы, не желавшие до конца смотреть на сцену жуткой казни, уже покинули хозблок.

Кобыев, всхлипывая, полз по узкому техническому туннелю. Сволочи, какие же все они сволочи! Как они могли… как они могли так поступить с тем, кто подарил им жизнь! Да если бы не полковник, они бы все давно погибли от холода и радиации! Именно он дал им всем шанс, а они так бесчеловечно с ним обошлись! Самое обидное, что Кобыев не мог понять мотивов этих людей. Когда вооруженные бойцы ворвались в спальню к полковнику, рядовой еще спал. Проснулся он от того, что с него рывком сорвали одеяло. Ничего не понимающий Кобыев рефлекторно скорчился в позе эмбриона, пытаясь прикрыть свою наготу, но мощный удар под зад сбросил его с кровати. Ствол автомата ткнулся ему в лицо, разбивая губы, неприятно скрежеща по зубам и раздирая десны.

– Где полковник? – гаркнул один из бойцов.

– Я… я не знаю… – пролепетал перепуганный вконец Кобыев.

– Уверен?

Страшный удар в пах застал его врасплох. Слезы так и брызнули из широко распахнутых удивленных глаз.

– Я, правда, не знаю! – прохныкал Кобыев. – Я… я спал!

– Ну что, шлепнуть сучку? – видимо, ему поверили и теперь, все так же уперев ствол автомата ему в рот, бойцы решали его дальнейшую судьбу.

– Может, не надо? – с сомнением в голосе протянул второй боец. – Глянь, как он ствол облизывает! Не зря же полковник его к себе забрал. Видать, хорошо получается! – Бойцы заржали.

– Ладно, пусть живет пока. Потом проверим. – Даже в маске было видно, что боец плотоядно усмехнулся. – Живи пока, мразь.

Потом Кобыев слышал какой-то шум, стрельбу, а когда всех погнали на свиноферму, он тоже пришел, но вперед не лез, робко выглядывая из-за чьей-то спины. Увиденное в хозблоке потрясло его до глубины души. Его кумира, человека, за которого он, не раздумывая, отдал бы свою жизнь, сначала жестоко изувечили, а потом забросили в клетку к страшному кабану-людоеду! Кобыев снова не удержался и заплакал. Ну, за что они с ним так? За что? Ну, ничего! Он им отомстит! Утирая слезы свободной рукой и без конца поправляя неудобную трубу, болтающуюся за плечами, Кобыев упрямо полз вперед. Наконец он добрался до конца туннеля и, спустившись по скобам, вмурованным в стену, вниз, с трепетом посмотрел на открывшуюся ему картину.

Сердце Убежища. То место, благодаря которому они все и существовали. Огромный кожаный мешок накопителя метана, выделяемого биореактором из отходов, занимал почти все огромное помещение. Именно здесь аккумулировался весь газ перед подачей на электрогенераторы. В тонкости процесса Кобыев не вникал, и, хотя ему было непонятно, как все это действует, однако он хорошо знал, как взрывается метан. Выросший в шахтном поселке рядовой то и дело слышал про аварии, происходящие то тут, то там на близлежащих шахтах. И причина была всегда одна: нарушение техники безопасности и, как следствие, взрыв метана. Метан, будучи соединенным с кислородом, взрывался от любой искры, достаточно лишь чиркнуть зажигалкой или ударить железом о железо. Кобыев же припас кое-что получше.

Воспользовавшись суматохой, он проскочил в оружейную комнату хранилища, и первое же, что ему попалось на глаза, отлично подходило для реализации его плана. РПО «Шмель». Страшное оружие, уничтожающее все живое на площади около восьмидесяти квадратных метров в замкнутом пространстве, сейчас должно было послужить лишь катализатором для еще более страшного взрыва. Сам Кобыев смерти не боялся. Во-первых, он, скорее всего, даже не успеет ничего почувствовать, а во-вторых… во-вторых, без человека, открывшего истинную сущность рядового, подарившего ему столько ласки и нежности, жизнь ему не нужна.

Кобыев, безутешно рыдая, скинул со спины трубу реактивного огнемета, привел ее в готовность и поднял к плечу. Прицелившись в кожаный мешок, наполненный газом, он зажмурился и нажал на спуск.

Захар двигался по широкой просеке. Возможно, когда-то это была ведущая к части дорога, но для него это было не важно. Сейчас эта была лишь удобная поверхность для лыжного бега.

Чем дальше он уходил от убежища, тем легче ему становилось. Сейчас он никак не смог бы объяснить те галлюцинации и приступ прямо-таки иррационального страха, накрывшего его возле входа в Убежище. Ну, да и черт с ним. Единственное, ему было немного обидно, из-за незавершенного дела. Как школьник, позвонивший в дверь и убежавший, ей-богу. Пришел, подпер, убежал. Хотя… Крысам самое место под землей. Хрен они оттуда теперь выберутся!

Лесник перебирал ногами, салазки бодро катились по твердому насту. Испорченное было настроение быстро возвращалось. Захар даже засвистел непонятно как прилипший к нему мотивчик, уже несколько часов настойчиво крутившийся у него в голове:

В этот момент раздался такой «БАМ!», что земля взбрыкнула под ногами. Захара подбросило в воздух, и он рухнул наземь. Сверху его ощутимо приложило санками с припасами.

– Ну, ни хрена ж себе! – пробормотал лесник, переворачиваясь на спину.

Позади, где-то там, где остался бункер, в небо поднимались клубы черного дыма. Захар был уверен, что, находись он поближе, вполне смог бы разглядеть языки ревущего пламени, вырывающегося из-под земли. А ведь останься он там, его бы в клочки разорвало! Выходит, не глюки это были? А что тогда?

Решив подумать об этом в более спокойное время, он поднялся на ноги, перевернул санки и, достав из заплечного мешка флягу со спиртом, сделал большой глоток. Шумно выдохнул, произнес:

– Ну, вот и восторжествовала справедливость. – Бросил флягу обратно, закинул рюкзак за спину и снова зашагал вперед. Ему предстоял длинный путь.