Глава 42

Царь Алексей Михайлович с трудом сдерживал раздражение. Конечно, он сам дозволил тревожить священную особу свою, ежели дело важное и отлагательств не терпит. Но как же хотелось спать! С трудом выкинул из головы тяжкие, сводящие с ума мысли, погрузился в дрему… И сон-то был какой хороший, хоть и греховный – прости, Господи! А тут будят: проснись, мол, великий государь, дело спешное, дьяк Астафьев челом бьет… Спросонок не сообразил, подскочил с громким криком, царю не подобающим, Марьюшку испугал. Дитя снова забилось… Тьфу, неловко-то как вышло! Ну, ежели окажется, что по-пустому побеспокоили…

– Что стряслось-то? – недовольно пробурчал, выйдя к истомившемуся дьяку. К недовольству, однако, примешивался испуг, тщательно скрываемый. – Уж не война ли? Или, не приведи бог, чернь разошлась пуще прежнего?

– Прости, государь, что потревожил, хоть по твоему же и позволению! – отвесил поклон Астафьев. – Сведения-то больно важны… Узнали, кто заводчик! Кто народ баламутил, к бунту подстрекал…

– Кто?! – встрепенулся царь, гневно сдвинув брови.

– Дворянский сын Андрюшка, прозвищем – Русаков! То в один голос все воры твердят, коих поймали, и пытанные, и без пытки, по доброй воле. Ходил, дескать, по Москве, всюду нашептывал, что боярин Морозов тобою, государь, вертит, аки младенцем… Прости, не мои то слова, лишь повторяю! Что будто бы Морозов что хочет, то и делает, а на тебя, государь, плюет… Что…

– Довольно! Где этот Андрюшка? Схвачен? Тотчас же – в застенок! Да чтоб палачи всю душу из него, поганца… – Алексей Михайлович затряс кулаками.

Астафьев испуганно заморгал:

– Прости, государь, оттого и осмелился тебя потревожить… Затаился он, лиходей, на Англицком подворье, так верные люди сказывают. Видно, почуял беду, вот и решил там схорониться, переждать. Сам знаешь: нам с торговыми людьми из Европы ссориться невместно… Без твоего, государь, позволения туда доступа нет.

– Ради такого дела – дозволяю! Быстро туда, за лиходеем! И тотчас на дыбу!..

Казак опасливо повторил, отодвинувшись чуть дальше от атамана:

– Батьку, не брешу, чтоб мне пропасть! Пуст лагерь. Ни одной ляшской души! Ушел Ярема. Угли уже остыли… Налегке ушел, все побросал: возы, одежу, посуду. Деньги – и то повсюду валяются…

– Уа-а-а!!! – Дикий крик раненого хищника пронесся над рассветной равниной. Но был тут же заглушен ликующим тысячеголосым воплем:

– На лагерь, браты-товарищи! Там на всех хватит!

Земля затряслась, задрожала… Со слезами, с самой черной руганью преграждал казакам путь Кривонос, молил, угрожал, размахивал саблей… Все было тщетно. С тем же успехом мог он пытаться повернуть Днепр в обратную сторону. Близкий беззащитный лагерь, где без труда и всякого сопротивления можно разжиться богатой добычей, манил казаков, как мед – пчел. Конная лавина устремилась к нему…

– Уймись, батьку! – прокричал Лысенко, тоже на всякий случай держась чуть поодаль. – Пока не пограбят – за Яремой не пойдут. Ну что поделать! Сам, что ли, не знаешь?!

Князь снова не разочаровал меня. Поскольку мне очень хорошо – увы! – известно, как непомерно высока бывает цена начальственного самодурства…

У Иеремии хватило ума понять, что надо послушаться более опытного человека. Не обращая внимания на возмущенные вопли панов Гроховского и Качиньского, появившихся чуть позже и «поставленных перед фактом». Не помог даже «духовный резерв» в лице заспанного ксендза Микульского, вновь начавшего бормотать что-то о дьявольских кознях.

– Такова моя воля, панове! – отрезал князь. – Попрошу не возражать! Я полностью доверяю пану Анджею.

Одному Богу известно, что думали про меня и какими словами поминали люди, разбуженные в самый глухой час ночи. Особенно женщины! Когда до всех довели княжеский приказ: собираться как можно скорее, брать с собою лишь самое необходимое, оставить часть имущества на месте. Тех, кто замешкается, не будут ждать. Тех, кто ничем не пожертвует, изгонят из княжеского отряда. И с этой минуты они сами отвечают за свою судьбу… А главное – чтобы никакого шума, криков, тем более паники! За это карать будут безжалостно, на месте, не делая снисхождения к полу, возрасту, чинам и заслугам.

Ручаюсь: паны Груховский и Качиньский не пожалели ног, обходя всполошившийся лагерь и объясняя, кому они обязаны таким решением князя. И ксендз Микульский тоже наверняка принял посильное участие, поминая московита недобрым словом… Ну и черт с ними! Главное – результат. А он получался более чем удовлетворительный… во всяком случае, пока.

Сбор шел быстро, четко, без суматохи. Сворачивали палатки, грузили телеги и возы. Костры гасить не стали – если за нами издали наблюдают лазутчики, пусть будут уверены, что лагерь спокойно спит…

Очень скоро рогатки, перекрывавшие вход в лагерь, были убраны, и первые ряды конницы тронулись с места. Все было проделано с почти безупречной точностью и четкостью. Мысленно я аплодировал князю.

– Ну разве мы можем проиграть войну, имея такого вождя?! – с нескрываемой гордостью, с каким-то мальчишеским восторгом произнес, приблизившись ко мне, Пшекшивильский-Подопригорский.

Я, улыбнувшись, покачал головой: да ни за что на свете! Мысленно аплодируя князю. Негодяй, конечно, фанатик и садист… но какую дисциплину у себя навел! Эх, король из него получится – просто заглядение!

«Не торопись, Андрюха! Вы еще на тот берег не переправились!» – естественно, опять не утерпел противный голос…

Черт, будто чувствуя близость развязки, несся бешеным галопом, далеко оторвавшись от других всадников.

– Друже, еще немного… – молил его Кривонос, низко наклонившись, почти к самому уху жеребца. – Потерпи! Вон за тем бугром уже река откроется… Некуда ему, сатане, бежать, некуда!

Гнедой пронзительно заржал, словно пытался успокоить хозяина: не волнуйся, мол, не подведу! Почти не сбавляя ходу, взлетел по довольно крутому склону бугра. И замер, еще до того, как Кривонос рванул поводья…

Атаман остолбенело, не веря глазам своим, уставился на картину, открывшуюся его взору.

Могучая река синела широкой лентой впереди. Через нее был перекинут… мост! Невесть откуда и каким волшебством взявшийся. И по этому мосту непрерывным потоком шли люди Яремы.

А на другом берегу, будто дразня, виднелся штандарт князя…

– Господи… – только и смог вымолвить Кривонос, протирая глаза. – Неужто сон?! Да как же…

С тяжелым топотом поднималась на высокий склон казачья лава. И, судя по раздававшимся изумленным вскрикам, люди Кривоноса были потрясены не меньше, если не больше, своего батька.

– Иль колдовство какое?! – опасливо пробасил Лысенко, осадив свою кобылу рядом с атамановым Чертом. – Гляди, большей частью уже там! Ах, песий сын… Ведь ушел, ушел снова, в который раз!

– Не теряли бы время на грабеж – не ушел бы!!! – взвыл Кривонос дурным голосом. – Гей, хлопцы! Вперед! За мной!

Хотел махнуть рукой, призывая казаков в сечу, но тут Лысенко, быстро наклонившись, схватил его повод:

– Сдурел, батьку?! Иль не видишь – они рвом огородились! Куда вперед? На верную гибель?!

Яростно мотнул головой атаман, прогоняя подступающее бешенство. Сам разглядел то, что быстрее заметили молодые, острые глаза Вовчура: ров, вырытый дугою, упирающейся в берег Днепра. А за ним – вал, кое-где усиленный заостренными кольями. Хоть и не бог весть какое препятствие, а конную атаку, даже самую стремительную и бесстрашную, остановит…

– За лодками! – рыкнул Кривонос. – Хлопцы, в обе стороны – швыдче! Все лодки, какие сыщутся, – сюда гнать! До последней! Лишь бы не рассохшиеся были, на воде держались… Просить, именем моим требовать! Будут упираться – рубить головы для острастки! Скачите!!!

Всадники, спустившись с кручи, понеслись по берегу. Атаман нетерпеливо грыз ногти, хрипя:

– Ничего, и мы переправимся… Не уйдет, пес…

Вишневецкий, молодецки приосанившись, положил руку мне на плечо:

– Пане, нет слов, чтобы выразить мое восхищение! Я очень доволен. Ну, что теперь будем делать?

– Теперь… – Я на мгновение замялся, наблюдая, как работает «саперная команда», состоящая из уланов Тадеуша. – Будем действовать строго по плану! От преследования оторвались, теперь – марш до места постоянной дисклокации… А там – разработка и внедрение тех самых… э-э-э… новинок, обещанных мною его княжеской мосьци!

– Ох, я заранее трепещу от волнения… Знать бы, что это за чудесные новинки! Может, пан хотя бы намекнет?..

Я развел руками:

– Терпение – одна из главных добродетелей королей. Всему свое время… ваше будущее величество! Подождите немного…

– Ну что?! – вне себя выкрикнул Кривонос. – Где лодки?!

Казаки боязливо потупились, встретившись с горящими глазами атамана.

– Ни одного човна, батьку… Все забрал Ярема! Все, как есть! Посулил своим именем по золотому за човен, так дядьки сами ему пригнали…

– Сами??!

– Ну да! Из них он опоры моста и сделал… Велел поставить носами по течению, друг за другом, на якоря, а поверху доски да бревна настелил… Их ему тоже дядьки притащили, за отдельную плату…

Кривонос медленно, будто не веря ушам своим, поднял руки, стиснул жесткими ладонями виски.

– Господи, да что же это?! – прорычал он. – Кату, собаке, вероотступнику – помогли! Да как земля под ними не разверзлась?!

– А выбора-то не было, батьку! – угрюмо буркнул какой-то казак. – Ярема велел им передать: либо по доброй воле и за деньги, либо порубаем без жалости и у мертвых возьмем… Тут уж хочешь не хочешь… Слово Яремы твердое, всем известно!

Ошалелыми, налитыми кровью глазами смотрел по сторонам Кривонос, ничего не видя… Из этого ступора его вывел чей-то крик:

– Батьку, ляхи вал оставляют! К мосту бегут!

Атаман встрепенулся, напряг зрение… Точно! С высоты кручи хорошо были видны маленькие фигурки, торопливо приближающиеся к узкой дорожке моста. Если поспешить, то можно ворваться в беззащитное укрепление, захватить мост нетронутым…

Кривонос готов был уже отдать команду, но снова помешал Лысенко-Вовчур:

– Толку-то с этого! Такой мост разрушить – раз плюнуть! Иль, по-вашему, ляхи совсем умом подвинулись?! Не видите бочку посередине?! Взрывать будут! Нам не достанется…

Разочарованно выдохнули казаки… Сгорбившись, будто дряхлый старец, слез с коня Кривонос, сделал пару шагов и повалился навзничь, забился в рыданиях.

– Готово, пане первый советник! – бодро отрапортовал вахмистр Балмута.

– Зажигай! – махнул я рукой, убедившись, что последние защитники «укрепрайона» вскоре достигнут нашего берега.

Вахмистр щелкнул огнивом. С легким шипением зажегся трут, от него вспыхнула пороховая дорожка, насыпанная по краю мостового настила…

Если казаки и бросятся в погоню – не успеют добраться до бочки с порохом. Пламя бежит быстрее.

Тяжело дыша, жолнеры по одному спрыгивали на песок. Вот перебежал и последний…

Через несколько секунд ревущий, раскатистый грохот потряс воздух. Обломки лодок и настила взлетели высоко вверх, потом обрушились в бурлящую воду. Путь на противоположный берег перестал существовать.

Я невольно поежился. Словно вот так же отрезал себе все пути к возвращению…

«Не робей, Андрюха! Спецура нигде не пропадет!» – снова напомнил о себе неутомимый внутренний голос…