Книга: Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней
Назад: Глава 4 Истоки научной психиатрии
Дальше: Глава 6 Истоки динамической психологии

Глава 5
Развитие психологии на нейробиологической основе

Нам не обойтись без людей, которым хватает смелости додумываться до чего-то нового прежде, чем у них получится это доказать.
Зигмунд Фрейд
Фрейд сначала пытался исследовать психику как биологическое явление, то есть изучать ее как продукт работы головного мозга. Эти исследования начались с сотрудничества с Йозефом Брейером. Фрейд в автобиографии (1924) описывает свое увлечение случаем Анны О.: “[Брейер] несколько раз читал мне отрывки истории болезни, в результате чего у меня сложилось впечатление, что этот случай может дать для понимания неврозов больше всех прежних”.
Анну О. в действительности звали Бертой Паппенгейм. В то время ей шел двадцать второй год. Берта отличалась незаурядным умом и впоследствии стала одним из лидеров движения за права женщин в Германии. В 1880 году, когда она впервые пришла на прием к Брейеру, она страдала от сильного кашля, потери чувствительности и частичного паралича левой стороны тела, нарушений речи и слуха, периодических обмороков. Брейер провел обстоятельное неврологическое обследование, но не выявил никаких аномалий. Поэтому он поставил диагноз “истерия”, означающий психическое расстройство, при котором пациент демонстрирует симптомы неврологического заболевания, такого как паралич одной из конечностей или затрудненную речь, не демонстрируя при этом физических признаков болезни.
Брейер был не единственным в Вене врачом, умевшим диагностировать истерию. Необычен был примененный им метод лечения, который вызвал глубочайший интерес молодого Фрейда. По примеру французского невролога Жан-Мартена Шарко, использовавшего в терапевтических целях гипноз, Брейер загипнотизировал Берту, но изменил процедуру, побуждая пациентку рассказывать о себе и своей болезни. Эта комплексная терапия, которую Паппенгейм назвала “лечение разговором”, позволила постепенно избавить девушку от заболевания.
Совместно врачу и пациентке удалось выяснить, что наблюдавшиеся у Берты симптомы, например паралич левой стороны тела, связаны с полученной в прошлом психологической травмой. Путем свободных ассоциаций событий и ощущений в состоянии гипноза Анна О. рассказала: когда она ухаживала за больным отцом (незадолго до того умершим от туберкулеза легких), тот нередко клал голову на левую сторону ее тела, теперь парализованную. Фрейд вспоминал:
Когда эта девушка бодрствовала, она, как и другие пациенты, не могла объяснить происхождение своих симптомов и понять, что связывало их с опытом ее жизни. Но под гипнозом это понимание приходило к ней незамедлительно. Оказалось, что все симптомы ее расстройства были вызваны потрясшими ее событиями тех времен, когда она ухаживала за больным отцом. Иными словами, ее симптомы имели смысл и представляли собой остатки воспоминаний о тех эмоционально значимых событиях. Выяснилось, что в большинстве случаев, когда она находилась у постели отца, у нее возникали мысли или порывы, которые ей приходилось подавлять, и на их месте, в качестве их замены, и возникли впоследствии симптомы ее недуга. Но как правило каждый из таких симптомов был не продуктом какой-либо одной из подобных “травматических” сцен, а порождением целой совокупности сходных ситуаций. Когда пациентка вспоминала такого рода ситуации, возникавшие перед ней под гипнозом наподобие галлюцинаций, и доводила их до закономерного итога, свободно выражая свои эмоции (тем самым совершая психические действия, которые она в свое время подавляла), то соответствующий симптом исчезал и больше не возвращался. Посредством этой процедуры Брейеру удалось, после долгих трудов, избавить пациентку от всех симптомов ее заболевания.
Пока Брейер не сосредоточил на Берте Паппенгейм свое внимание и немалые способности терапевта, к пациентам, страдавшим истерией, нередко относились как к симулянтам, полагая, что они пытаются привлечь к себе внимание или добиться каких-либо выгод. Кроме того, описывая историю болезни врачу, такие пациенты настаивали, что не имеют ни малейшего представления о происхождении ее симптомов. Даже Фрейд сначала считал, что любой физически здоровый человек, демонстрирующий характерные признаки истерии (паралич, рыдания, эмоциональные всплески), непременно должен представлять, какие события или травмы способствовали их возникновению. Но в итоге Фрейд пришел к заключению:
Если мы будем держаться вывода, что соответствующие психические процессы неизбежно должны иметь место, и если, несмотря на это, мы будем верить пациенту, который их отрицает, – если мы примем во внимание многочисленные признаки того, что пациент, судя по его поведению, действительно ничего о них не знает, – и если, разобравшись в истории жизни пациента, мы найдем психологическую травму, в результате которой было бы уместно ожидать именно таких проявлений чувств, – тогда все указывает на одно объяснение: пациент пребывает в особом психическом состоянии, в котором ассоциативная связь между его впечатлениями и воспоминаниями о них утрачена, и воспоминание может вызывать связанную с ним реакцию посредством соматических явлений, оставаясь при этом неизвестным совокупности других психических процессов, образующих Я, и не давая ей возможности вмешаться и предотвратить эту реакцию. Если вспомнить хорошо известные психологические различия между сном и бодрствованием, то наша гипотеза, возможно, покажется не столь уж странной.
Кроме того, случай Берты Паппенгейм помог Фрейду понять, что кредо Рокитанского (чтобы узнать истину, нужно искать глубже) применимо и к психической жизни. Но поскольку новой областью интересов Фрейда стало не устройство мозга, а психические явления, коренящиеся в прошлом пациента, его инструментами сделались не неврологические молотки и иглы, а слова и воспоминания. Как мы убедимся, между умением Фрейда пользоваться речью для зондирования бессознательного и умением художников-модернистов изображать бессознательное было немало общего.

 

Успешная работа Брейера с Бертой Паппенгейм пробудила у Фрейда интерес к истерии и гипнозу. Осенью 1885 года он отправился в Париж и полгода стажировался у Шарко в больнице Сальпетриер. Еще в начале научной карьеры Шарко описал несколько неврологических расстройств, в том числе боковой амиотрофический склероз и рассеянный склероз. К тому времени, когда в Париж приехал Фрейд, Шарко уже интересовался не столько чистой неврологией, сколько проблемой истерии. Шарко сделал больше, чем кто-либо, чтобы заставить врачей относиться к гипнозу не как к шарлатанству, а как к методу, обладающему немалой диагностической и терапевтической ценностью. Шарко был не только внимательным ученым и умелым врачом, но и оратором. Он еженедельно демонстрировал возможности гипноза, проводя эффектные публичные сеансы, в ходе которых в интересах научной достоверности велась фотосъемка.
Шарко установил, что у пациентов, страдающих истерией, под гипнозом могут пропадать симптомы их расстройства, а у здоровых людей, напротив, проявляться. Кроме того, во время сеансов гипноза Шарко велел и пациентам-истерикам, и здоровым испытуемым выполнять некоторые задания или испытывать определенные эмоции. После того, как испытуемых выводили из гипнотического состояния, они выполняли соответствующие задания и испытывали соответствующие эмоции, хотя и не могли объяснить почему. Яркое свидетельство того, что поведение может определяться бессознательными мотивами, укрепило Фрейда в сложившемся в ходе бесед с Брейером убеждении в “возможности мощных духовных процессов, которые все еще оставались скрытыми от сознания человека”.
Благодаря Шарко Фрейд узнал, что под гипнозом человек может припоминать и испытывать тяжелые эмоциональные страдания, которые полностью забываются после выхода из гипноза, будто сознательные компоненты личности вообще не принимали в них участия. Фрейд сделал вывод, что симптомы истерии представляют собой проявления эмоций, вызывающих страдания настолько сильные, что пациент не может им противостоять и свободно их проявлять ни в форме эмоциональной разрядки (плач, смех), ни в форме двигательной активности, ни в форме нормальных социальных взаимодействий. Демонстрации Шарко и наблюдения, сделанные совместно с Брейером, привели Фрейда к открытию вытеснения, одному из краеугольных камней будущей теории психоанализа. Вытеснение – это защитная реакция психики, отказывающейся признавать неприемлемые по той или иной причине эмоции, желания или образ действия. Поиски способов преодоления вытеснения привели Фрейда к методу свободных ассоциаций.
После стажировки в Париже Фрейд попросил Брейера обучить его методу терапии, с помощью которого тот помог Берте Паппенгейм. Тогда же Фрейд начал собственную врачебную практику. Большинство пациентов были евреями и иммигрантами, которых направлял Брейер (помогавший и в финансовом отношении). Фрейд применил терапию Брейера к пациентам, страдавшим истерией, и во всех случаях подтвердил выводы Брейера. После этого он предложил Брейеру подготовить по этим материалам совместную работу.
Статья Фрейда и Брейера, посвященная лечению пациентов, демонстрирующих симптомы истерии, была опубликована в 1893 году, а в 1895 году вышла написанная ими в соавторстве книга “Исследования истерии”. Фрейд описал истории болезни четырех пациентов, Брейер – еще одну (Анны О.), а также подготовил обсуждение результатов. Но у соавторов возникли разногласия относительно природы опыта, который старались припомнить пациенты-истерики. Фрейд пришел к выводу:
Теперь… я убеждался, что для явлений невроза существенны не всякие аффективные возбуждения, сплошь и рядом они сексуальной природы, это либо актуальные сексуальные конфликты, либо последствия ранних сексуальных переживаний… Моя поразительная находка привела меня теперь к следующему важному шагу. Я вышел за рамки истерии и начал исследовать сексуальную жизнь так называемых неврастеников, во множестве приходивших ко мне на прием. Этот эксперимент… привел меня к выводам… что у всех этих больных имелись тяжелые искажения сексуальной функции.
Теория, объясняющая опытом совращения происхождение всех случаев такого сравнительно распространенного психического расстройства, как истерия, показалась Брейеру (и многим другим венским врачам) столь радикальной и неправдоподобной, что это привело к разрыву с Фрейдом. Тот остался “единственным распорядителем наследия” Брейера. В 1896 году Фрейд писал в работе “Наследственность и этиология неврозов”: “Мой подход уникален тем, что я придаю подобным сексуальным влияниям статус специфических причин”. Согласно его тогдашним представлениям, психологические травмы, вызывающие развитие истерии, связаны с физическим сексуальным домогательством, например совращением пациентки ее отцом или другим близким родственником. То есть истерическое поведение представляло собой реакцию на внешние сенсорные стимулы, сопровождавшие совращение.
Эти взгляды нашли отражение в очерке Фрейда “Проект научной психологии” (1895) – смелой, но несколько сумбурной попытке объединить данные науки о психике с данными науки о мозге. Этот очерк резко отличается от аналогичной попытки Уильяма Джемса, американского философа, психолога и исследователя головного мозга. Двухтомный трактат Джемса “Научные основы психологии” (1890) написан просто и доходчиво, в то время как очерк Фрейда переполнен информацией и труден для понимания. Это явно незавершенная работа, лишенная стилистического совершенства, характерного для опубликованных работ Фрейда. При жизни автора очерк не публиковался: через несколько десятилетий после смерти Фрейда его обнаружил, отредактировал и издал искусствовед и психоаналитик Эрнст Крис.
В этом очерке (изначально озаглавленном “Психология для неврологов”) Фрейд попытался – в общем, безуспешно – определить принципы строго научной психологии, “продолжения естественных наук”, охватывающего все – от нейронов до сложных психических состояний. Иными словами, Фрейд предпринял попытку поставить психологию на биологический фундамент.

 

Фрейд и Джемс почти на столетие опередили свое время. Поставленная ими цель утвердить науку о психике на биологическом фундаменте полностью соответствует целям, которые мы лишь сейчас, в начале XXI века, начинаем ставить перед собой. Но Джемс продолжал работать в данном направлении, а Фрейд бросил это дело вскоре после того, как за него взялся. Похоже, сначала он считал, что сумеет разработать биологическую модель психики и ее расстройств, поскольку исходил из упрощенных представлений о работе мозга.
Простую, абстрактную модель Фрейду удалось построить благодаря нескольким обстоятельствам. Во-первых, он полагал, что причиной развития истерии служит внешний стимул – событие, воспринимаемое органами чувств (реальное совращение). Хотя впоследствии Фрейд признал важность внутренних стимулов (инстинктивных влечений), сначала он сосредоточился лишь на внешних. Поэтому он предположил, что для сложных психических процессов нужны всего три взаимосвязанные системы: восприятие (поступление сенсорной информации), память (бессознательное припоминание) и сознание (способность к осознанию таких воспоминаний).
Во-вторых, Фрейд под влиянием Джона Хьюлингса Джексона стал считать, что работа мозга не вызывает психические процессы, как утверждал Галль и сейчас считает большинство нейробиологов. В ранней работе “Об афазии” Фрейд отмечал: “Отношения между последовательностями физиологических изменений в нервной системе и психическими процессами, по-видимому, не причинно-следственные… Психические и физиологические процессы идут параллельно”.
В-третьих, Фрейд сомневался, что высшие когнитивные функции можно связать с определенными участками головного мозга и их совокупностями. В этом он принципиально расходился и с большинством влиятельных анатомов и неврологов своего времени (например с Пьер-Полем Брока, Карлом Вернике, Теодором Мейнертом и Сантьяго Рамон-и-Кахалем), и с учеными XXI века. Фрейд ставил под сомнение открытия Брока и Вернике, касающиеся локализации речевых центров, и за интерес к точным сетям нейронов, отвечающим за речь, называл этих исследователей “графопостроителями афазии”.
Фрейд находился под влиянием представлений о нестрогой локализации функций мозга, которых придерживался Зигмунд Экснер (работавший ассистентом Эрнста фон Брюкке как раз тогда же, когда у Брюкке учился Фрейд). Результаты экспериментов Экснера на собаках, казалось, указывали на то, что между областями коры больших полушарий нет четких границ. Экснер сделал вывод о том, что зоны коры в некоторой степени перекрываются, и выдвинул концепцию умеренной локализации.
Доводы Экснера были отчасти основаны на результатах изучения пациентов, страдающих афазией. Экснер отметил, что повреждения мозга, затрагивающие не тот или иной речевой центр, а окружающие его участки, все-таки вызывают нарушения речи. Вместо того чтобы объяснить этот эффект повреждением проводящих путей, соединяющих речевой центр с иными отделами, Фрейд увидел здесь подтверждение представлений о том, будто речевые функции не локализованы в определенных участках мозга. Более того, он полагал, что описанные Брока и Вернике зоны восприятия и генерации речи составляют обширный непрерывный регион. Фрейд поддерживал идею всеобъемлющего речевого аппарата, состоящего из динамических функциональных центров (кортикальных полей), определяемых не анатомическими границами, а особыми функциональными состояниями мозга.
Это позволило Фрейду рассуждать о функциональной модели психики, не заботясь о том, где именно в мозге сосредоточены те или иные сознательные и бессознательные функции. В основу своей модели он положил набор из трех абстрактных сетей нейронов, за которыми закреплялись особые качества и функции: одной системы для восприятия, одной для памяти и одной для сознания. Ни одна из трех систем не связывалась с определенными отделами мозга. Фрейд использовал свою модель для иллюстрации работы вытеснения – одного из первичных защитных механизмов человеческой психики (рис. 5–1). В связи с этим интересно отметить, что Джемс, одновременно с Фрейдом попытавшийся в “Научных основах психологии” объединить науку о психике с наукой о мозге, напротив, подчеркивал важность локализации психических функций, хотя и предупреждал, что эта теория пока не получила всеобщего признания (рис. 5–2, 5–3).

 

Почему Фрейд оставил биологическую модель психики? Одна из причин – в нее перестали укладываться представления о бессознательном, пересмотренные под влиянием внесенных им изменений в метод лечения разговором Брейера.

 

Рис. 5–1. Представления Фрейда о нейронной сети, участвующей в механизме психологического подавления.

 

Вскоре после публикации книги “Исследования истерии” (1895) Фрейд отказался от использования гипноза в терапевтических целях и полностью положился на метод свободных ассоциаций. Гипноз держал больных на расстоянии, а этот метод лечения разговором способствовал установлению между Фрейдом и пациентами личных отношений. Внесенное в метод изменение позволило усилить перенос аффекта, в результате которого пациенты направляют на терапевта часть бессознательных эмоций, связанных с важнейшими для них отношениями с другими людьми, особенно в детстве. В ходе анализа переноса аффекта Фрейду открылись новые измерения бессознательных механизмов, используемых психикой для защиты.

 

Рис. 5–2. Схема левого полушария головного мозга человека. По рис. из кн. У. Джемса “Принципы психологии”.

 

На Фрейда произвело огромное впечатление, как часто пациенты описывали приходившие им в голову эпизоды совращения одним из родителей. Он понял, что совращение малолетних не может быть распространено настолько широко, чтобы объяснять все случаи такого сравнительно обычного расстройства, как истерия. Поэтому он решил, что подобные рассказы часто представляют собой “лишь фантазии, которые мои пациенты измышляли, возможно, под моим же влиянием”. Все это заставило его изменить теорию совращения. Фрейд пришел к выводу, что описываемые случаи были не воспоминаниями о реальном опыте, а фантазиями, которые, как он теперь полагал, встречаются повсеместно.
Этот измененный вариант теории совращения, сформулированный в 1897 году, по ряду причин был важен для развития идей Фрейда: он отражал растущую убежденность, подкрепляемую анализом переноса аффекта, что проявления эротических желаний и влечений маскируются под многие другие аспекты психической жизни. Кроме того, теперь Фрейд понимал, что основы сексуальности закладываются в детстве. Наконец, он пришел к представлению о том, что некая бессознательная форма психической активности (динамическое бессознательное) не видит разницы между реальностью и фантазиями.

 

Рис. 5–3. Схема левого полушария мозга обезьяны. По рис. из кн. У. Джемса “Принципы психологии”.

 

Фрейд заключил, что прежняя модель психики, отводившая особое место влиянию среды, была чрезмерно упрощенной. Понимание роли внутренних, инстинктивных побуждений легло в основу новых представлений Фрейда о психике как о функциональной сущности, на которую влияют и внутренние (бессознательные), и внешние (связанные со средой) стимулы. (Как мы увидим, стремлением понять процессы, происходящие под прикрытием социально приемлемого поведения, был движим не только Фрейд, но и Артур Шницлер, Густав Климт, Оскар Кокошка и Эгон Шиле.) Второй, важнейшей причиной отказа от биологической модели стала убежденность Фрейда в преждевременности попыток связать три ступени анализа: изучение поведения, психики и мозга. Собственный опыт нейробиологических исследований показал Фрейду, что о механизмах работы мозга известно слишком мало, чтобы пытаться преодолеть сразу две пропасти, отделявшие изучение психики от клинических исследований поведения и от науки о мозге.
Уже в конце 1895 года, через несколько месяцев после построения биологической модели, Фрейд отбросил ее и отказался от дальнейшей работы над рукописью “Проекта научной психологии”. Осознав, что в биологическом плане идеи были крайне упрощенными, в письме близкому другу, отоларингологу Вильгельму Флиссу, читавшему черновики, Фрейд удивлялся, как ему вообще пришло в голову замахнуться на данную проблему: “Похоже, это было какое-то умопомрачение”.

 

Фрейд не стремился полностью отвергнуть биологию. Но он считал временный отход необходимым, пока психология и нейробиология не разовьются в достаточной степени, чтобы их можно было окончательно объединить. Для своего времени это была смелая мысль. Фрейд понимал, что прежде чем поведение человека можно будет связать с наукой о мозге, необходимо построить цельную теорию динамической психологии. Тем самым он предполагал трехступенчатый подход к объединению исследований поведения и мозга (рис. 5–4): клинические наблюдения за поведением занимают первую ступень, психоанализ (динамическая психология) – вторую, биология мозга – третью, наивысшую.
Фрейд использовал неоднократно применявшуюся в естественных науках стратегию, предполагающую выяснение причин явлений посредством их методичного наблюдения и описания. Например, закон всемирного тяготения был открыт Ньютоном благодаря астрономическим наблюдениям Кеплера, а эволюционные идеи Дарвина основаны на подробной классификации Линнеем животных и растений. Возможно, особенно в этом отношении на Фрейда повлияли идеи Германа фон Гельмгольца. Близкий друг и коллега Брюкке, Гельмгольц сыграл немалую роль в объединении физиологии с физикой и химией. Изучая зрительное восприятие, он пришел к выводу о принципиальной важности психологии для понимания физиологических механизмов работы головного мозга.

 

Рис. 5–4. Составленный Фрейдом трехэтапный план биологического анализа психических процессов. Биологический анализ наблюдаемых эмоций требует в качестве промежуточной ступени анализа психоаналитических и когнитивно-психологических представлений о восприятии и эмоциях. Те же три ступени привели в XXI веке к возникновению новой науки о человеческой психике.

 

Предложенный Фрейдом отход психоаналитической психологии от науки о мозге был полезен для психологии в целом. Он позволил Фрейду составить описания психических процессов, пусть не основанные на экспериментальных наблюдениях, но и не зависящие от неясных корреляций с нейронными механизмами. Разумность решения Фрейда подтверждает и то, что в 1938 году Беррес Фредерик Скиннер, представитель бихевиоризма – принципиально иного направления психологии, основанного на строго экспериментальном изучении поведения, прибегал к сходным аргументам, доказывая, что на текущем этапе развития науки поведение необходимо изучать отдельно от работы мозга.
Несмотря на решение о вынужденном уходе от биологии, Фрейд предвидел, что рано или поздно биологическая наука о мозге произведет революцию в разработанной им концепции психики: “Мы должны помнить, что все наши предварительные идеи из области психологии когда-нибудь, надо полагать, будут опираться на органические субструктуры”. В книге “По ту сторону принципа удовольствия” (1920) он развил эту мысль:
Недостатки нашего описания, вероятно, исчезли бы, если бы мы могли заменить психологические термины физиологическими или химическими… Биология есть поистине царство неограниченных возможностей, мы можем ждать от нее самых поразительных открытий и не способны предугадать, какие ответы на поставленные нами вопросы она даст через несколько десятилетий. Возможно, как раз такие, что все наше искусственное здание гипотез как ветром сдует.
Перед Фрейдом стояло две проблемы. Во-первых, требовалась теория психики более широкая, нежели построения великих исследователей ассоциативного научения Ивана Павлова и Эдварда Торндайка. Ассоциативное научение первым выделил Аристотель, отметивший, что мы учимся путем ассоциации идей. Впоследствии эту концепцию развивали британские эмпирики – предтечи современной психологии, в частности Джон Локк. Павлов и Торндайк сделали следующий шаг, отказавшись от таких ненаблюдаемых психологических конструктов, как мысли, и сосредоточившись на рефлексах – наблюдаемых поведенческих конструктах. Торндайк и Павлов в научении видели ассоциацию не идей, а стимула и поведенческой реакции. Эта смена парадигм сделала исследование научения доступным экспериментальному анализу: реакцию на стимул можно было объективно измерять, а награды или наказания, связывающие реакцию со стимулом, – заранее задавать и видоизменять. Хотя Фрейд использовал концепцию ассоциации идей в принципе психического детерминизма (предполагающем, что хранящиеся в памяти ассоциации имеют причинно-следственные связи с событиями жизни), его теория психики была гораздо шире теорий Павлова и Торндайка. Фрейд принимал во внимание, что в психике есть много такого, что выходит за рамки ассоциаций, за рамки научения за счет наказаний и наград. Ему хотелось создать психологию, которая включала бы психические репрезентации – когнитивные процессы на промежутке между стимулом и реакцией: восприятие, мысли, фантазии, сны, замыслы, конфликты, любовь и ненависть. Во-вторых, Фрейд не хотел ограничиваться психопатологией. Он стремился создать психологию обыденной жизни. В основе этого стремления лежало сделанное им открытие, что любые психические расстройства (в отличие от неврологических) представляют собой лишь гипертрофированные и искаженные формы нормальных психических процессов.
В результате, больше чем за полвека до того, как Ульрик Найссер предложил термин “когнитивная психология”, Фрейд заложил основы когнитивно-психологической теории, которая, несмотря на все недостатки, была первой подобной теорией и сыграла немалую роль в развитии последующих. Предложенное Найссером определение когнитивной психологии сформулировано почти во фрейдовских терминах:
Термин “когнитивный” относится ко всем процессам, посредством которых сенсорный стимул преобразуется, фильтруется, обрабатывается, запоминается, извлекается из памяти и используется. Он применим к подобным процессам, даже когда они проходят без соответствующей стимуляции, как в случае воображения или галлюцинаций… Очевидно, в соответствии со столь широким определением когнитивные процессы задействованы во всем без исключения, что может делать человек, и любое психологическое явление можно считать когнитивным.
Найссер и его современники сначала уделяли основное внимание “познавательной способности” и ограничивали когнитивную психологию преобразованием знаний (восприятием, мышлением, рассудком, планированием и действиями), не рассматривая эмоции и бессознательные процессы. В настоящее время применяется гораздо более широкий подход, включающий все аспекты поведения: и познавательные, и эмоциональные, и социальные, сознательные и бессознательные. В этом отношении задачи нынешней когнитивной психологии соответствуют первоначальным задачам динамической психологии Фрейда. Но когнитивная психология Найссера и его современников, в отличие от психологии Фрейда, с самого начала была задумана как эмпирическая дисциплина, основные положения которой можно по отдельности подвергать экспериментальной проверке.

 

Теперь ясно, почему именно когнитивная психология смогла стать связующим звеном между наукой о поведении и наукой о мозге. В последние 20 лет проведено немало эмпирических исследований с целью проверки отдельных идей Фрейда. Некоторые когнитивно-психологические явления, на которые Фрейд обращал особое внимание, такие как половой инстинкт и инстинкт агрессии, необходимы для выживания, и поэтому были сохранены естественным отбором. Элементарные составляющие восприятия, эмоций, эмпатии и социального поведения также закрепились в ходе эволюции, они имеются и у более просто организованных животных. Эти недавние открытия можно считать еще одним подтверждением тезиса Дарвина о том, что эмоции и социальное поведение эволюционно консервативны и объединяют людей с другими животными.
Самое непосредственное отношение к Вене рубежа XIX–XX веков имеет то обстоятельство, что предложенный Фрейдом трехступенчатый подход к объединению наук о поведении, психике и мозге в 30-х годах перенял Эрнст Крис, а затем коллега Криса Эрнст Гомбрих. Крис и Гомбрих построили первую когнитивно-психологическую теорию искусства (междисциплинарную теорию психологии восприятия и эмоций), надеясь, что рано или поздно она проложит дорогу для изучения биологических основ восприятия, эмоций и эмпатии. Эта надежда нашла выражение в пророческих словах Гомбриха: “Психология – это биология”.
Назад: Глава 4 Истоки научной психиатрии
Дальше: Глава 6 Истоки динамической психологии