Глава 14
Коннован
Солнце дразнило, солнце жгло болью, солнце медлило, не желая показываться и дарить долгожданную смерть. А потом белое поле разом потускнело, съежилось и исчезло, уступая место благодатной темноте. Я чувствовала ее кожей: нежное, мягкое прикосновение, оно успокаивало, утешало, унимало боль.
Спасибо за передышку.
Некоторое время я не решалась открыть глаза, в них еще теплилась память о враждебном белом поле и страх: а вдруг я ослепла? То поле было таким оглушающе ярким… поэтому я лежала, прислушиваясь к собственным ощущениям, и боялась. Впервые смерть подступила настолько близко. Впервые меня хотели убить, именно убить, а не подчинить. Не понимаю, за что.
Холодно. Совсем, как в тот раз, в бане. Холод сидит глубоко внутри, мышцы стекленеют, а пальцев вообще не чувствую. Безумно хочется крови. Настоящей горячей живой крови. Она совсем рядом: даже с закрытыми глазами ощущаю присутствие людей: ярко-алые, горячие пятна на темно-сером фоне.
Кстати, где я? Придется, наверное, открыть глаза. Первое время не вижу ровным счетом ничего: смутные пятна, лиловые искры и дикая головная боль. Головная боль выглядит желто-зелеными звездами, а жажда окрашена в синие тона.
— Очнулась? — Ильяс сидел на корточках у костра. Кто додумался развести костер? И почему позволили.
— Мы где? — собственный голос казался сухим и колючим, как песок в пустыне. — Остальные?
— Сокеновы пещеры, — Ильяс разговаривал в полголоса, правильно, орать во всю глотку, как Вальрик на берегу, глупо.
Вальрик? Что с этим уродом? Жив — однозначно, иначе я бы не очнулась.
От огня тянет теплом. Придвинуться бы поближе, но тогда придется шевелиться, а мышцы онемели. Пытаюсь сесть, голова кружится, но это пройдет… наверное…
— Селим хорошо местность знает. Он браконьерничал раньше, а их светлость, когда поймали, замест виселицы велели рубежи стеречь и других браконьеров ловить.
— Умно.
— Эти пещеры, если точно не знать, где вход, в жизни не найдешь, — Селим довольно улыбался. Впрочем, за все время вынужденного знакомства я не разу не видела, чтобы он грустил. — Я тут однажды трое суток провел. Стражники лес через мелкую гребенку прочесали, а не нашли.
— А попался как? — Я подвигаюсь к огню: он достаточно живой, чтобы стало чуть теплее.
— В медвежью яму. Глупый был, молодой.
— И сейчас не особо поумнел, — вставил слово Ильяс.
— Здесь все?
— Ну да, и мы, и монахи — они ближе к выходу основались, не доверяют. А мы тут. С костром — оно не так холодно.
Не могу не согласиться, пусть огонь и слабенький, но все лучше, чем сидеть в темноте и мерзнуть. А в пещере царила совершенная, абсолютная темнота, совсем как та, что жила в княжеской темнице. Погаси костер — ослепну даже я, не говоря уже о людях.
Насколько могу судить, пещера находится довольно глубоко под землей — чувствую, как давят сумрачные земляные пласты, подсознание требует немедленно покинуть это место, способное в любой момент превратиться в ловушку. Правильно — стоит засыпать вход, и мы обречены.
Стоп. Хватит паниковать. У входа обосновались братья-монахи, а Меченый, как я имела возможность убедиться, неплохой командир. Да и словам Селима можно верить. Если говорит, что пещеру не найдут, значит… а ни черта не значит. У тангров техника, бесконечные человеческие ресурсы и время, которого у нас нет.
Ладно, в любом случае, лучше пересидеть день в пещере, чем провести его в яме, присыпанной сверху листьями. Да и людям нужен отдых. Здравый смысл убеждал пойти поговорить с Меченым о дальнейших планах, а инстинкты требовали держаться от монаха подальше. Шкурой чувствую: не любит он меня.
Да и сил, чтобы вставать и куда-то идти нету. Я вообще не уверена, что смогу встать.
— Вальрик с братьями остался. — Ильяс подбросил в костер веточку, и пламя благодарно сыпануло искрами, — я думал, что он их поубивает, но старший его убедил. Я своими ушами слышал, как они разговаривали. Тот, который со шрамом, хотел, чтобы Вальрик браслет, который тебя держит, ему отдал, а Вальрик не соглашался.
— Ну и чем все закончилось?
— Не знаю. Велели костер развести. Не верю я ему.
— Кому? — Про нелюбовь моих подопечных к Вальрику я знала и почти отказалась от мысли примирить их. С другой стороны, к воинственному монаху, да еще посланнику самого Святого отца, они должны были относиться с уважением. К тому же Меченый — харизматичен, уверен в себе, умеет заставить других принять его главенство. Идеальный лидер, черт бы его побрал.
— Монаху. Святой престол мягко стелет, да жестко спать. А эти вообще не монахи, а волки натуральные. Видела б ты, как они плыли — будто с плавниками и жабрами на свет появились, и помощи никакой. Мы с трудом на воде держались, а ты ж нас тренировала.
— Они тоже тренировались, — хотела добавить, что святые братья тренировались не какой-то жалкий месяц, ладно, почти два месяца, а годы, и учили монахов на совесть. Мне Карл про монастырские школы рассказывал: натуральный волчий питомник.
— Мы тут вот чего подумали… в общем, Селим тут все тропинки, ходы-выходы знает.
— Ага, — поддакнул Селим, подвигаясь ближе к костру. От живого тела веяло нестерпимым жаром, еще немного и… нет, я не животное, я сумею побороть инстинкт. И не потому, что привязалась к этим людям, а потому, что я — не животное. Я — Воин.
Стало немного легче.
— Так вот, — продолжал Ильяс, — Селим нас мимо лагеря проведет, а в лесу и потеряться легко… монахи опытные, они прорвутся, только вот нам с ними не по пути.
— А княжич знает?
— Мальчишка? — Селим скорчил гримасу. — Пусть, если ему так монахи любы, с ними и идет.
— Если ты касательно той штуки, которую Володар отдал, то мы кой-чего придумали… вот послушай, дождаться, когда он заснет, и…
Идиоты. Форменные идиоты.
Пришлось объяснять, вроде бы поверили, но воцарившееся молчание было тягостным и задумчивым. А потом пришел Фома, сказал, что меня брат Рубеус видеть желает.
Какой он мне к лешему брат? Хотя все равно уклониться от разговора не выйдет.
Соседняя пещера была меньше, темнее и холоднее. Отсутствие огня сказывалось крупной дрожью. Утешало одно — мерзла не только я. Меченый походил на ледяную статую, такой же белый и неподвижный. Толстяк Морли съежился и пытался укутаться в остатки плаща — интересно, где он откопал эту рванину? Вальрик сидел, прислонившись к стене, и клацал зубами. К костру не пойдет — слишком гордый. Гордый, но глупый: в его состоянии не следовало пренебрегать удобствами. К тому же огонь — не удобство, а жизненная необходимость. Вот прихватит завтра лихорадка, тогда что?
Злилась ли я на Вальрика? Наверное, нет. Уже нет. Та истерика, ее можно было предвидеть, но я была слишком занята игрой в войну, чтобы думать еще и о чьих-то чувствах. А следовало бы. Знала же, что Вальрик — личность неуравновешенная. А тут в один день потерять дом, отца, братьев. Пусть даже отец почти не обращал на сына внимания, а братья и вовсе скотами были, но… родная кровь, люди придают этому факту большое значение.
Да-ори тоже ценят кровные связи.
Мы с Карлом связаны кровью, только из-за ошейника он меня не слышит. Наверное. А я перестала слышать его еще раньше. Тогда было плохо, но ничего, привыкла. И Вальрик привыкнет. Со временем.
Глаза у него виноватые.
— Я не хотел тебя убивать.
— А зря, — ке хватало мне еще извинений, раскаяний и прочих соплей, так и привязаться недолго, а привязываться к людям глупо. Вообще привязываться к кому-либо значит обзаводиться слабостями, так Карл говорит.
Вальрик обиженно запыхтел. На лице обида и гнев. Как же, решил помириться, а его носом о землю. Больно. Обидно. Ничего, переживет.
— Зачем звали?
— Садись, да-ори, — брат Рубеус указал пальцем на землю. Да-ори? Любопытно, откуда он знает, как правильно обращаться к Воину? Впрочем, я давно догадывалась, что Рубеус непрост, а сегодня получила очередное подтверждение.
Отказаться от столь вежливого предложения было невозможно, и я присела. Жестко, холодно и компания не самая веселая подобралась. Вальрик смотрит исподлобья, Морли вообще к стене отвернулся, а Меченый спокоен как те камни, на которых я сижу.
— Да-ори понимает, что ее дальнейшее существование связано с жизнью князя Вальрика?
Какая вежливая формулировка. Понимаю ли я? Конечно, понимаю, можно сказать, шкурой чувствую.
— Да-ори не желает разговаривать с людьми?
— Ну почему же, можно и поговорить.
— Тогда отвечай, дьявол тебя забери! — Рыкнул Морли. То ли оттого, что монах замерз, то ли из-за плохой акустики, рык вышел слабеньким и даже смешным. Но в чем-то толстяк прав: не следует злить господина князя и его новообретенного приятеля.
— Я прекрасно осведомлена об особенностях своего положения, брат Рубеус может не сомневаться в моей преданности…
— Чушь! Эта тварь предаст при…
— Морли, будь добр, помолчи. Надеюсь, да-ори не оскорблена сомнениями в ее словах? Да-ори следует понять, что ситуация непростая и…
— Послушай, человек, — мне безумно надоело выслушивать эту вежливую белиберду. Мне хотелось к костру и к людям, которые считали меня частью компании. Хотелось дремать, прислушиваясь к неспешному разговору, дышать дымом и ждать заката.
Ночью я выйду на охоту…
Если разрешат, конечно.
А для того, чтобы разрешили, нужно хорошо себя вести и договорится с Меченым. И при этом еще постараться не задеть нежные чувства Вальрика.
Ну и влипла же я.
— Послушай, человек, я буду откровенна, ты ведь этого хотел?
Рубеус кивнул.
— Во-первых, ты правильно угадал: умрет князь, умру и я. Этого вполне достаточно, чтобы обеспечить мою лояльность…
— Но не желание сотрудничать.
Так вот что ему надо? Браво, Рубеус, ты еще умнее, чем я предполагала. Все-таки люди — удивительные существа: наступить на горло ненависти — а я знаю, что Меченый меня люто ненавидит — для того, чтобы врага превратить в союзника. Аплодирую, правда, мысленно.
Но я не договорила.
— Во-вторых, тангры — мои враги. Более того, они больше мои враги, чем ваши. Люди им нужны. Люди — это пища, рабочая сила, слуги, рабы и жизненная необходимость. А такие как я — конкуренты.
— Одна волчья стая выживает другую, — понимающе заметил Морли.
— Примерно.
— А овцам-то какая разница?
Хороший вопрос. Я попыталась вспомнить все, что слышала о танграх, и кажется, нашла ответ.
— Мы не вмешиваемся в жизнь людей. Нас мало, много меньше, чем их, значит, и овец… — Морли поморщился, пускай, он сам выбрал подобную аналогию, — мы убиваем меньше. А еще за все время нашего существования мы не пытались установить контроль над вами.
— Зачем контролировать дикий скот, когда есть домашний? — Спросил Меченый, глядя в пол.
— Что?
— Ничего. Пустой разговор, да-ори. Ты знаешь, кто такие тангры, я знаю, кто такие да-ори. Будь моя воля, извел бы оба рода под корень.
— Не сомневаюсь.
— К сожалению, ситуация такова, что без твоей помощи нам не обойтись. Нам нужны твои знания, твое мастерство воина, твои способности.
— А взамен?
— Взамен? Ты будешь жить, — Рубеус пнул носком сапога камень, тот, ударившись о противоположную стену, срикошетил и ударил меня по плечу. Не больно, но обидно.
— Как щедро.
— Подумай, да-ори. Жизнь — это ведь не просто существование рядом с людьми. А союзнику позволено больше, чем рабу…
И я согласилась. Да, согласилась, без торга, без условий и условносте, просто чтобы выжить.
Фома
В пещере, куда их привел один из людей князя — живой, подвижный, словно комар, темноволосый парень по имени Селим — оказалась на удивление просторной. Целых два зала. Даже три, если считать тот, который выходит на поверхность. Правда, это не зал, а скорее нора, затянутая толстыми стволами плюща и широкими, влажными листьями. Селим сказал, что из-за плюща найти вход практически невозможно. А брат Рубеус, после того, как все забрались внутрь, велел поправить сбитые ветви.
Брат Рубеус мудр, надо будет отметить это в рукописи. К примеру, написать: "И после долгих молитв, поста и умерщвления плоти, снизошло на брата Рубеуса озарение. Было ему видение чудное: Дева Пречистая указала на скалу и раскололась скала…". Красиво, только неправда. С другой стороны, разве ж будет интересно читать про то, как они, вымокшие, замерзшие, уставшие, встав на четвереньки, пытались пролезть в узкую щель, которую и разглядеть-то сложно? Или про то, как брат Морли застрял и ругался, а Рубеус велел заткнуться и меньше жрать? Или про то, как долго спорили, кому надлежит сидеть на страже у выхода?
Какой человек захочет читать подобное непотребство? Да и Святой отец по голове не погладит. Нет, лучше уж про молитвы, пост и чудеса.
На страже выпало сидеть Анджею, Фома ему сочувствовал: сидит, бедолага, согнувшись, словно старец юродивый, не повернуться, не пошевелится — у самого входа пещера узкая, что перстень на пальце Святого отца — и костер не развести. А вот князевы люди заняли самую дальнюю из пещер и развели огонек, благо запас дров имелся. Монахов к огню не приглашали, а в воздухе висело напряжение, точно не соратники собрались, а враги смертные.
Морли говорит, что это от недоверия. Глупо, как могут простые стражники не доверять посланцам Святейшего? И князь — Фома все никак не мог привыкнуть, что Вальрика следовало величать князем — глупый. Брат Рубеус ему дело предложил, кому, как не Избраннику Папы, нести тяжкий груз ответственности, а Вальрик отказался, причем грубо.
Фома хлюпнул носом.
— Чего, совсем замерз? Иди к… этим, погрейся, — посоветовал Морли.
— Я… спасибо, я лучше тут.
— Замерзнешь тут в одних подштаниках. Лучше б сутану ловил, а не сумку свою, все равно от нее пользы никакой.
— Не замерзну, — благодарность, которая было появилась по отношению к толстяку-Морли, исчезла. Ну как можно говорить, что от его труда никакой пользы нету? Есть польза, точнее будет. Обязательно будет! Например, он уже много знает про… вампира. Намного больше, чем остальные святые, а узнает еще больше. И вообще негоже ставит материальные блага вперед духовных.
— Брат Морли прав, — неожиданно проронил Рубеус, — иди, Фома, погрейся, если есть огонь, грех им не воспользоваться.
Фома чувствовал себя крайне неловко. С одной стороны ему очень хотелось погреться у костра, с другой, страшно было отходить от Рубеуса и Морли. Кто знает людей Вальрика, они ж долгое время с тварью дьявольской якшались, а вдруг и сами уже не люди? Вальрик-то с Рубеусом сидит, к костру не идет, так чего же Фому прочь гонят?
— Иди, Фома, считай, что я приказал, — брат Рубеус сидел, опершись спиной на стену, жестко наверное, но лишения и страдания тела укрепляют дух. — И посмотри как там… она. Когда очнется, скажешь, чтобы сюда пришла. Надеюсь, князь не возражает?
— Нет, — князь опустил голову, точно стыдился чего-то. А может, и вправду стыдился, кто ж его знает?
Третья пещера, самая дальняя и укромная была и самой большой. Во всяком случае, места хватило и для костра, и для людей. Над огнем на палках сушились вещи — чьи-то сапоги, рубаха, даже штаны. Может и книгу так пристроить? А разрешат? Люди глядели на Фому с подозрением и приглашать к костру явно не собирались. Тварь же сидела, у самого огня, как ей только пятки не обжигает?
— Добрый вечер, — Фома не знал, что следовало сказать, чтобы они перестали видеть в нем врага. Да и когда это Святая Церковь была кому врагом?
— Добрый, — ответил один, тот самый, который привел в пещеру. И снова молчание. Нежить улыбается. Почему она улыбается? Уж не потому ли, что успела словами сладкими смутить разум этих людей? Уж не потому ли, что задумала недоброе?
— Ну говори, с чем пришел, святой отец. — В голосе черноволосого прозвучала откровенная насмешка.
— Я не святой отец. Я только послушник…
— Послушник — значит послушный, так что ли? Значит, ты всех слушаться должен, может, и меня послушаешь, а?
— Селим, прекрати, — велела тварь. — А ты иди сюда. Замерз?
— Нет. То есть да, замерз.
— Тогда садись.
Селим скривился, но возражать не посмел. Так и есть, они держат нелюдь за главного, нужно будет непременно рассказать…
— Садись, садись, — нежить подвинулась, освобождая место. Крохотный такой пятачок, на таком разве что таракан и уместиться. Но выбор невелик, или стоять, глядя на пылающий огонь, либо сидеть рядом с тварью.
Ее кожа была холодной, настолько холодной, что у Фомы заняло дыхание. Ему вообще почудилось, будто к правой руке приложили кусок льда. Фома бы отодвинулся, но некуда, люди сидели плотно, так плотно, что и не шелохнешься.
— Тебя… тебе брат Рубеус велел… — слова застряли в горле. А вдруг она разозлится на приказ? И решит сорвать злость на Фоме?
— Он хотел, чтобы ты… пришла.
— Куда? — она не разозлилась. Интересно, а вампиры вообще испытывают эмоции? Святые сходились на мнении, что вампиры, будучи одним из порождений тьмы, способны лишь на ненависть, иссушающую ненависть ко всему живому, именно по этой причине они пьют кровь. Святой Доминик утверждал, что вампиры — существа, лишенные разума. Святой Ургул считал, что вампиры разумны, но темные инстинкты затмевают разум.
Кому верить? В ее глазах — Фома лишь однажды заглянул в них — плескалась такая тьма, заглянуть в которую по собственной воле не решится ни один человек.
— Итак, человек, куда мне идти?
— Да он онемел со страху, — Селим засмеялся, очень обидно засмеялся, но именно смех привел Фому в чувство.
— Туда, в… в пещеру, они рядом, тут рядом. Они ждут и…
— Успокойся, — вампирша поднялась, Фома сделал было попытку встать, но она разрешила. — Сиди. Грейся, набирайся сил, они тебе пригодятся.
— Еще как пригодятся, святоша, — хмыкнул Селим, — будешь за наши души молится.
Вальрик
— Верно, князь? — спросил брат Рубеус, и Вальрик, очнувшись, кивнул.
Князь.
Титул давил. Титул заставлял меняться. Титул сам менял Вальрика. Какой из него князь? Вот отец, тот да, был настоящим князем: сильным и храбрым. Вальрик не сомневался, что именно отец обрушил стены замка, чтобы не сдавать крепость тварям, и гордился: не каждый человек способен на такой шаг. Вот он бы…
Он жив. В отличие от отца, братьев, воинов, слуг, рабов, погибших вместе с замком, Вальрик жив. Боль и стыд. Взойти на престол благодаря трусости? Позор. Правда, Рубеус утверждал, что высшее геройство не в том, чтобы умереть и настоящий герой живет наперекор смерти, но Вальрик понимал: его утешают. И не по доброте душевной, а из боязни, что Вальрик снова сделает что-нибудь не так. Например, убьет вампиршу.
Стыдно, до чего же стыдно. А она еще и улыбается. Правда, улыбка не совсем искренняя — за время, проведенное около твари, Вальрик неплохо научился читать ее эмоции — но стоит ли ожидать от вампира искренности? Она едва не умерла по его вине.
Тварь повернулась к Вальрику и подмигнула. Издевается? Выглядит она… выглядит она почти также, как всегда: бледная, съежившаяся и не к месту веселая. Если бы не белые, словно коровье молоко, волосы, сзади ее можно было бы принять за человека.
Она была человеком. Когда-то давно, очень давно…
Интересно, становится вампиром больно?
— Князь, значит, ты согласен?
— А? — Вальрик вдруг понял, что пропустил весь разговор. А они обсуждали что-то важное, и спрашивали его совета. Впервые в жизни кто-то спрашивал его совета, а Вальрик был не в состоянии ничего посоветовать, потому как не знал, о чем шла речь.
— Хотелось бы узнать твое мнение по данному вопросу, — тварь улыбалась. Вальрик готов был поспорить, что она, догадавшись о его ротозействе, просто использует момент, чтобы отомстить.
— Да князь, последнее слово за вами, — Рубеус, в отличие от вампира был вежлив.
— Я… А напомните, пожалуйста, о чем шла речь? — Получилось до невозможности жалко.
— Речь шла о разведке. Я предлагала брату Рубеусу свои услуги, а он отказывался.
— Почему?
— Потому, что не доверяет. Просил о сотрудничестве, а теперь не доверяет. Но мы-то с тобой знаем, что убежать я не смогу. Выдать… Здесь, конечно, сложнее, но повторюсь — лично я танграм предпочитаю компанию чокнутых монахов. Странно, правда?
А клыки у нее длинные, тонкие и чуть искривленные. Такими легко прокалывать кожу. Нельзя думать о ней, как о человеке или как о враге. Она — оружие. Меч. Автомат. И автоматом, и мечом управляет человек.
— Поэтому решай: отпускаешь или нет.
— Совсем?
— Неплохо бы, — согласилась тварь, — но сомневаюсь, что у тебя хватит духу на это. Глупости точно хватит, а духу вряд ли.
— Ты меня нарочно злишь.
— Нарочно, — она не стала отрицать, — я вообще все делаю нарочно. Натура такая, Карл говорил…
— Карл? — Брат Рубеус как-то странно посмотрел на тварь.
— Карл — мой… вaли… боюсь, в вашем языке нет аналогов этого слова. Отец? Учитель? Он… все сразу и еще больше… впрочем, вам вряд ли это интересно, лучше давайте вернемся к вопросу о разведке. — После упоминания имени — Карл, донельзя странное имя, темное, загадочное и очень подходящее для вампира — тварь растеряла весь свой задор. Теперь она выглядела грустной и даже слегка уставшей, наверное, скучает по дому и этому своему… Карлу.
Вот бы взглянуть на ее дом. На что он похож? Говорят, вампиры селятся в пещерах, куда никогда не заглядывает солнце, дома они украшают золотом и человеческими костями, а после захода солнца вылетают на охоту.
Страшно. Воображение нарисовало нечто похожее на смесь пыточной камеры и сокровищницы. Вальрик попытался представить Коннован в этой полусказочной пещере, но отчего-то сразу вспоминался Вашингтон и малый зал, в котором Вальрик провел две недели.
Нету больше зала, и крепости нету, а сказочный замок вампира стоит…
До чего же больно.
— Я считаю, — сухой голос брата Рубеуса разрушил наваждение, — что отпускать ее одну неразумно. Во-первых, может понадобиться помощь. Во-вторых, я, безусловно, доверяю да-ори, но те существа сталкивались с ей подобными и вполне способны предвидеть, что да-ори не погибла, следовательно, они подготовятся к визиту. К визиту Воина, а не человека.
— Именно поэтому следует идти воину, а не человеку, — возразила тварь. — Мне нужна свобода действий. Я не хочу думать, что где-то сзади будет болтаться человек, неумелый, шумный и медлительный. Я не хочу думать о том, как защитить этого человека. Я — не телохранитель, а воин и, ввязываясь в бой, должна знать, что отвечаю только за себя.
А она и вправду справится одна, быстрая и смертоносная, как… как вампир. Люди ей помешают, к тому же люди могут увидеть кое-что, непредназначенное для человеческих глаз. Как Вальрик в тот раз.
— Ей лучше пойти одной…
— От дурак, — не удержался Морли, — в кого ж ты только такой уродился?
Карл
Теперь Карл ориентировался по звездам. Оно, конечно, неудобно, и времени занимает порядком — пока заберешься наверх, пробиваясь сквозь плотный полог леса, пока спустишься — зато надежно. Звезды не обманут. Звезды существуют сами по себе, отдельно от пятен.
Нынешнее поколение людей полагает, будто звезды — это души праведников. Глупо и не ново. Скажи кому из них, что звезды — это раскаленные шары плазмы, плывущие в бесконечной пустоте Вселенной, так не поверит, а впридачу обвинит в колдовстве и ереси. Впрочем, насчет плазмы Карл не был уверен, он никогда не увлекался астрономией, его интересы лежали в области естественных наук.
Кстати, когда все закончится, все ж таки нужно будет настоять на подробным изучении Пятен. Здесь можно собрать интересный материал. Один магнитный феномен чего стоит. Или та, похожая на бревно тварь с удивительными способностями к регенерации. Лежит, не видит, не слышит, но каким-то непостижимым образом определяет местоположение жертвы. Не двигается, но охотится. Не дышит и не излучает тепло, но живет. Карл потратил половину заряда термоножа, но разрезал тварь пополам, однако не прошло и десяти минут, как проловинки срослись.
Эх, сейчас бы в лабораторию, да с образцами тканей…
Лаборатория осталась в Орлином гнезде, а он — на территории Аномалии.
На третий день Карл снова вышел к поляне с ямой.
Звезды обманули.
