Триада 4.3 Туран
Наука — самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека, она всегда была и будет высшим проявлением любви, только ею одной человек познает природу и себя.
Ежегодная приветственная речь ректора Академии Словесности и Философии Вольного города Урканда
Сколь путь познания суров,
столь сладостно отдохновенье,
когда среди иных даров
ты истины узришь мгновенье…
Туран ДжуШен, сборник катренов «Слово о великой радости пути, к истинам ведущего»
— Проходите, друг мой, проходите, — Ирджин ткнул Турана в спину. Ткнул неприятно, вроде как напряженными пальцами и прямо в хребет. А он сильнее, чем кажется. И пальцы твердые, как…
Ноги подогнулись, точно кости и мышцы вдруг превратились в мягкий воск. По телу прокатилась волна жара, и следом, гораздо медленнее — холода. Загремел, позорно вырвавшись из рук, штатив, а сам Туран, сделав два шага через порог, кувыркнулся вперед и врезался прямо в стальные колени голема. Голова неудобно вывернулась и ткнулась в ковер. Но длинный ворс, явно забившийся в ноздри, не беспокоил и не вызывал желания отплевываться и чихать. Туран просто не чувствовал этих длинных чесучих ворсинок, как, впрочем не чувствовал и всего тела. Только дышать стало трудно. Резко хлопнула дверь, послышался характерный хруст замка. Прямо перед лицом опустился ящик с пробирками, показались мягкие, с тремя натоптанными складками и высоким каблуком сапоги.
Неужели всё? Так нелепо и быстро? Просто ткнет кинжалом в затылок? Нет, слишком легко…
И словно подтверждением мыслей ковер вдруг резко дернулся в сторону.
Ирджин рывком перевернул Турана на спину, уложил поудобнее и заботливо стряхнул с лица несколько ворсинок.
— Располагайтесь, мой друг, располагайтесь, — громко произнес кам. — Есть у меня к вам пара вопросов, касаемо стабилизации некоторых реакций ящеров.
Что за чушь он несет?!
Тем временем Ирджин еще раз проверил замок, зачем-то достал широкую кисть и принялся обмахивать деревянные стены, будто стирая пыль и паутину. Руки его двигались быстро и легко, постепенно в их порхании стал улавливаться ритм и рисунок. Конечно, настолько, насколько можно уловить беготню человека, неподвижно лежа на полу в ожидании чего-то отвратного. Например, удара тяжелой ногой голема. Туран отчетливо представил, как широкая ступня опускается, сминая и дробя кости, как с влажным хрустом лопается голова…
— Но сперва, мой друг, угощайтесь. — Кам бросил кисть на стол, развязал кошель и вытащил два серых кругляша, размером с наперсток. — Только не глотайте сразу — будет плохо, и вкуса не почувствуете.
Помахал шариками перед глазами и нарочито медленно и показательно положил один себе под язык. Второй очень аккуратно поместил Турану в рот.
— А теперь слушайте внимательно, — голос кама звучал непривычно: глухо, абсолютно бесцветно, незапоминаемо. — Повторяю, ни в коем случае не глотайте «шептуна». Сейчас я верну вам возможность двигаться. Частично.
Стальной трезубец, размером с ладонь, уперся в шею.
— Времени мало, поэтому я быстро изложу вам ситуацию, а вы примите решение. Очень важное для вас решение.
Медленно и неприятно отпускало голову, с гудением, с колючими потоками, струящимися по затылку. Но показывать нельзя, надо подождать, пока можно будет сделать бросок… Под пересохшим языком обнаружилась та самая пилюля. Холодная, шершавая, она уперлась в десну. Тоже неприятно.
— Итак, Туран, во-первых, постарайтесь поверить — я ваш друг. Единственный в этом поместье друг.
Туран попытался двинуть пальцами.
Друг…Такой же конченный ублюдок, как и прочие наир. Там, в загоне, он возился с останками, примечая детали, вроде раскрошенной берцовой кости. Ему не было дело до того, что человек погиб, и погиб зря, из-за прихоти еще одного ублюдка, которому захотелось устроить представление, испытать Турана на прочность.
Нет, ниже плеч — колода колодой. Дикая, страшная пустота, будто и нет больше тела, кроме звенящей головы и саднящего горла.
— Туран, у меня есть к вам множество вопросов, но если я вам их задам, то опасаюсь, что вы вздумаете прикончить себя. Или подумаете, что я вас провоцирую, начнете запираться, а на это совершенно нет времени. Поэтому переходим сразу к главному: ваша жизнь в опасности. А дня через три говорить о ней и вовсе станет бессмысленно.
Решил на испуг взять. Только еще не ясно, чего ему надо.
— А теперь немного фактов. Вы ходите под петлей с прибытия, ибо умелое использование эмана и новейших научных знаний позволяют отловить ложь, даже если лжец очень старателен и умел. Вы живы лишь потому, что Ыйрам о провале не знает. Более того, на все свои настойчивые вопросы он получил не менее настойчивые уверения вашего покорного слуги, квалифицированного кама, в том, что некто Туран из Кхарна — абсолютно честно трудится на благо каганата из соображений сугубо меркантильных. Видите, я ваш друг.
Провокатор, гребаный провокатор, который хочет выбить полное признание. Не дождется.
— И в настоящий момент я просто объясняю ситуацию. А для пущего понимания скажу: весь этот ящериный прожект вошел в ту стадию, когда вы ему уже не нужны. Сформирована группа особей для продолжения селекционных работ, а также группа для дрессировки и полевой обкатки. И там, и там вы — лишний. А вне дела вы вообще опасны. И кхарнец, и осведомлены не в меру. Ыйрам не оставит неприбранным такого грубого следа.
До чего дряная ситуация. Неужели — всё? Показалось, или голем слегка сдвинулся? Убьет? Да сейчас не только голем, Турана и ребенок прикончит. И тот же Ирджин, такой многословный, когда надоест говорить, возьмет со стола нож с узким лезвием и полоснет по горлу.
— Я предлагаю вам спасение. Официально предоставлю протекцию и аргументы, докажу вашу необходимость для развития научной стороны проекта, которую курирует именно наше ведомство. Солгу, конечно, но вы будете жить. Но только, если уберетесь отсюда вместе со мной.
Эта четырехрукая махина точно дергается. Иногда даже можно расслышать тихий скрип шестеренок и поршней. Или это кажется? А плевать. Все равно Туран ничего не чувствует, так что пусть добивают. Вся эта страна — одна сплошная агония. Не так, так эдак, но результат один.
— Туран, мы поможем вам. А вы поможете нам. Решайтесь. Иначе через два дня я оставлю вас в чудесном обществе Куны и Ыйрама. Едете со мной? Отвечайте, язык уже должен слушаться.
— Я не могу уехать сейчас. — Собственный голос показался еще более чуждым, чем Ирджинов. Кругляш сбился набок, невидимые заусенцы вошли в десну. Кажется, разодрали до крови.
А Ирджин, выслушав ответ, лишь руками развел.
— Понимаю, очень хорошо понимаю. Именно потому, что я догадываюсь, кто вы и для чего прибыли — мы и беседуем. Вы ведь должны были отравить всех животных примерно в это время? Саботировать опасный для Кхарна проект, так? Что ж, проблемы не вижу. Мы способны тихо и планомерно похоронить эту идиотскую затею изнутри. Не выведется следующее поколение щурков или выведутся слабые уродцы, нынешние же ящеры вдруг примутся хворать, а то и вовсе передо́хнут от какой-нибудь простецкой заразы. Возможностей у нас больше, решайтесь. Либо я, либо Ыйрам, здравствующие сцерхи и вовсе не здравствующий Туран. Сейчас я отпущу вас, но учтите — вы на грани. Любое неосторожное движение, и вы летите в пропасть.
Муравьиные львы разбрасывают камни, сбивая жертву с ног.
Снова мелькнул трезубец. На этот раз он коснулся груди через вырез куртки, а следом — спины. Туран несколько мгновений раздумывал, не вцепится ли зубами в смуглую масляно лоснящуюся Ирджинову шею, когда тот чуть приобнял его, чтобы добраться до хребта. Но кусать не стал.
— Придется немного полежать. А я как раз успею приготовить кое-что.
И снова колет, но уже все тело от ключиц до кончиков пальцев. Кажется, что даже ногти чешутся. Когда зуд стал невыносим, Туран сам смог перевернуться на живот, встать на четвереньки, а после и забраться на низкий диван. Тело по-прежнему было мягким и чужим.
Но главное, что вообще было. Еще бы голем убрался. Но нет, он стоит, опираясь на массивные нижние лапы, разведя две пары верхних, словно раздумывая — а не заключить ли Турана в объятья, для пущей так сказать надежности.
Урод. Тяжелый костяк из отливающего зеленью металла. Розовые, почти живые мышцы из тончайшего шелкового волокна. Высеребренные нити-нервы. И стеклянные, но при том мягкие, подвижные трубки, патрубки, клапаны с желтоватой жидкостью внутри.
Оно не живое, оно не должно жить, но меж тем оно, повинуясь воле камов и эману, жило. Следило за Тураном пустыми глазницами и думало… Или они не способны думать, но только исполняют приказы? Хотелось бы знать, что этой твари приказал Ирджин?
Кам вернулся с подносом, на котором в заполненной углями миске стоял широкий кувшин, рядом — плошка с крупными кусками желтоватого сахара, и вторая — с белым, начавшим подтаивать, льдом.
— Будем считать, что сейчас настала моя очередь вас угостить. У наир есть свои обычаи. — Кам поставил поднос на низенький столик. — Возможно, поначалу смесь покажется несочетаемой и совершенно неудобоваримой, но прошу поверить на слово — попробовать стоит. Хотя бы для того, чтобы знать самому. Это — канн-ыру, на кхарни будет…
— «Лунный шатер».
— Вы великолепно владеете языками. Кажется, я всё яснее понимаю одну из причин, по которой вы оказались здесь.
— Почему вы не остановили Куну? — Надо перестать пялиться на голема и увести разговор. Но до чего же неприятно звучит собственный голос.
— Во-первых, полномочия мои не позволяют препятствовать представителю куратора проекта. Во всяком случае по мелочам. Во-вторых, лучше потерять крестьянина, чем нужного специалиста. В-третьих, как ни цинично, но этот эксперимент натолкнул меня на одну крайне любопытную мысль в области прикладной механики, впрочем, это вам точно не интересно.
Обернув ручку кувшина полотенцем, Ирджин наполнил кубки, потом добавил в них по кусочку сахара, который предварительно слегка опалил над углями, и сыпанул по щепотке мороженого молока.
— Прошу. Пить нужно сейчас, пока напиток не остыл, а лед не растаял. И осторожно — не проглотите «шептуна». И если вас успокоит, то вы поступили верно. Куна… Куна очень пристально наблюдал за вами. Он не простил бы бездействия.
— И что теперь?
Вкуса Туран почти не ощутил, к тому же круглый камешек во рту мешал отчаянно.
— Ничего. Еще несколько дней жизни при перспективе ликвидации. Я понимаю, что вчерашний выбор дался нелегко, что вас теперь, весьма вероятно, мучит вопрос о том, могли ли вы поступить иначе, но… Всевидящий чертит пути, людям остается лишь следовать.
— А если дорога не по вкусу?
— Тогда менять.
— Что?
— Ну. — Ирджин двумя глотками осушил кубок, вытер уголки губ пальцами, облизал. — Например, вкусы. Порой их поменять гораздо проще, чем дорогу. А часто случается так, что даже на самом неудобном и запущенном тракте встречаются спутники, которые способны сделать путешествие если не более приятным, то хотя бы более удобным. И безопасным.
— Вы имеете в виду себя?
— Не только. И не столько. Считайте, что у вас появился шанс свернуть на незаметную тропку с дороги, ведущей в яму с трупами. Кстати, на моей памяти вы один из немногих чужаков, кто не спросил, в чем секрет «лунного шатра».
— И в чем?
— В грамотной смеси вина со свежей кровью и в температуре. Нари не должен перегреваться и не должен остывать, поэтому кувшины для него имеют сложное строение с внутренней камерой, которая заполняется льдом, а снаружи, как видите, уголь. Два полюса температур.
При мысли о том, что он сейчас пил кровь, Турана едва не вывернуло. Ненормальная страна, ненормальные люди! И он тоже, кажется, становится ненормальным.
— Туран, вы единственный кхарнец, проживший рядом с Ыйрамом больше трех дней.
Захотелось размахнуться и запустить в кама кубком. Так, чтобы именно его кровь стала частью напитка. Вот что Туран выпил бы с удовольствием и без раздумий. Но голем… Скрип, шелест, безглазая морда, повернувшаяся к Турану.
— Вижу, интересуетесь этим красавцем? — Ирджин провел по хребту, приминая острые иглы. Рассмеялся. — Чтобы вы и не любопытствовали относительно наших зверюшек? Даже с учетом их неприменимости на территории Кхарна. Я бы даже сказал — тем более с учетом этой неприменимости. Считайте, что вам повезло: завтра у вас будет возможность посмотреть на него изнутри… Нет, не стоит принимать слова буквально. Обещаю, что вам ничего не грозит. Пока. Но многое будет зависеть от вашего решения. А теперь сплюньте «шептуна» в бокал и будем прощаться.
Кругляш с тихим всплеском потонул в темной жидкости.
— Благодарю вас, Туран, — выразительно сказал кам и его новый «старый» голос заставил вздрогнуть. — Весьма интересное мнение, оно заставляет немного по-другому взглянуть на происходящее. Что ж, не смею больше задерживать.
Когда на следующее утро в дверь постучали, Туран был готов почти ко всему. В рукаве — пружинный кинжал, еще несколько клинков спрятаны как под одеждой, так и в комнате, между шкафами и под коврами. Заостренные стила разложены на столе, и среди них есть два стальных, что вовсе неотличимы от деревянных собратьев. А главное, под мышкой в особом чехольчике — игла-суфанк.
Они его так запросто не возьмут.
— Уважаемый Туран, вас просит ясноокий кам.
Что еще ему надо? Или не ему? Ыйрам, не доверюший каму? Куна, которому надоела игра в охотника, и он решил просто добить дичь? Или и вправду Ирджин с единственным шансом на спасение?
Чуть помедлив, Туран повернул ключ в скважине.
— Открыто! — гаркнул он и сместился в сторону.
Дверь медленно толкнулась внутрь, и на пороге вырисовался слуга. Один? А Ыйрамовы бойцы где? В коридоре? В соседней комнате? В лаборатории Ирджина?
Паника, это просто паника. Никто не будет его ломать и вязать. Да, приготовиться никогда не помешает. Но Туран готов, насколько это возможно. Чуть подобравшись, он подошел к служке.
— Куда идти?
Коридор был пуст.
— Вниз. В погребе ждут, — пояснил слуга, засовывая руки за пояс, и, смерив Турана насмешливым взглядом, добавил: — Передать просили, что надеются на вас, как на проф… как на знатока, короче.
Нет, это не было лабораторией. Просто старый подвал, сырой, темный, несмотря на обилие факелов, из-за них же душный. Низкий потолок, ряд бочек у дальней стены и несколько проржавевших крюков. Устойчивый запах плесени, вина и копченого мяса.
Дубовая дверь, укрепленная свежими полосами железа, захлопнулась за Турановой спиной, отрезая и этот путь. Ничего, он не боится и не отступит…
— О, Туран, вот и вы. — Кам Ирджин приветствовал вежливым поклоном. — Что ж, теперь, пожалуй, можно начинать. Впрочем, мы уже. Осмотритесь пока. Не слишком приятное место, но единственное более-менее подходящее для наших целей.
Что это за цели, собравшие в вонючем погребе почти всех волохов поместья? Куна и Ыйрам разговаривают у стойки с факелами. Следят. Заир, устроившись на стульчике, жует кусок вяленого мяса. Рядом с ним устроился мэтр Аттонио с планшетом, ворохом мелованных листов, заточенными угольками и Кусечкой. Молчаливый помощник Ирджина копошится в углу над конструкцией, напоминающей клубок золотой паутины с застрявшими в ней стеклянными шарами.
У дальней стены сливалась с тенью металлическая туша голема. Он припал к земле, опираясь на все шесть конечностей, каждую из которых обхватывали кандалы. Двое мастеровых продолжали опутывать механома цепями. Делали они это с нарочитой осторожностью, не особо скрывая страх. Впрочем, того, кто находился на расстоянии вытянутой руки от голема, они явно боялись еще больше. Желтоглазая. Как она сюда попала? И зачем?
Сцерха часто моргала. Горловой мешок ее то раздувался так, что между чешуями показывалась плотная серая шкура, то опадал, собираясь крупными складками. Выскользнувшие из пазух когти впились в деревянный стол, однако это было все, что сцерха могла сделать: ее надежно удерживала конструкция из гнутых трубок, цепей и ремней. Вдоль хребта протянулась стальная струна, на которой повисли несколько стеклянных емкостей.
Уравновесив-таки шары, кам Улла склонился над массивным коробом.
— Любопытный процесс, не правда ли? — Мэтр Аттонио коснулся листа, проведя очередную кривую линию. — К слову, мне доводилось слышать о перспективах данного направления… Мой дорогой друг, хан-кам Кырым, возлагает на него изрядные надежды.
— Увы, увы, — откликнулся Ирджин, — довольно часто желаемая цель находится куда дальше, чем это видится изначально. Улла, поторопись.
Толстяк кивнул, но движения его были по-прежнему медлительны, точно он пребывал в состоянии дремоты. Но вместе с тем Улла довольно ловко крепил к телу голема пустотелые трубки, запечатывая стыки воском.
— Обратите внимание на десятую и одиннадцатую пары. Куда вы суете?! У вас, что ли, руки дрожат? Тогда какой вы, к демонам, кам? Кто вас, таких, вообще…
Ирджин оттеснил помощника и сам склонился над големом.
— Инструмент приготовьте, должна же и от вас хоть какая-то польза быть.
На лице Уллы на миг отразилось раздражение, но тут же исчезло. И, повернувшись к столику, он принялся с прежней методичностью перебирать инструмент.
— Туран, а вам когда-нибудь доводилось присутствовать при хирургических операциях? — поинтересовался мэтр Аттонио, откладывая в сторону готовый набросок.
— Нет.
— Весьма познавательно. Я некогда много времени уделял лабораториям: как можно рисовать или же, упаси Всевидящий, оценивать внешнее, не зная того, что находится внутри? И не могли бы вы, мой друг, повернуться, да, вот так, редко когда выпадает запечатлеть столь искреннее удивление с не менее искренним отвращением.
— Итак, господа, приступим, — перебил излияния мэтра Ирджин. — Туран, станьте рядом с ней. Погладьте, успокойте, насколько возможно.
Туран подошел, положил руку на морду, провел по переносице, ощущая, как чешуя царапает ладонь. Пожалуй, это единственное, что он ощущал в данный момент.
— Она потом погибнет? — поинтересовался Куна.
— Интересный вопрос. После драки с Красной у данной особи переломаны ребра и грудина, травмирован позвоночник, а также имеется подозрение на продольную трещину левой бедренной кости. — Ирджин, приблизившись к столу со сцерхой, коснулся одной из емкостей, взбаламутив содержимое. — Это не считая внутреннего кровотечения. Собственно, она уже мертва, многоуважаемый Куна, пусть, благодаря эману, и выглядит живой.
Теплой, даже горячей. Дышит, смотрит, понимает. Сцерхи — они умные.
— И если бы я поторопился, у меня было бы два объекта. Хотя резервуар лишь один.
Ирджин считает их штуками, числит сугубо научным материалом. Расходным материалом. Они такие и есть. Они. Такие. И. Есть.
Карья бы спокойно наблюдал за происходящим. И Туран сможет.
Прикосновение пропитанной коричневым раствором тряпки к голове, и следом — трехгранное лезвие, погрузившееся меж чешуями. Аккуратный надрез через темечко. Крови почти нет. Странно, Турану казалось, что крови должно быть много.
— Я сомневаюсь, что дядя одобрит этот эксперимент.
— А я не сомневаюсь, что не одобрит. Эмпирический парадокс. Вы, любезные, с одной стороны не одобряете научную работу, а с другой требуете результатов в прикладных областях. Вот ваш дядя спит и видит големов без погонщиков, при этом он не желает понять для решения данной задачи надо долго и много работать. И мы, к сожалению, лишь начали работу, а потому «свободные» големы появятся еще очень не скоро. А если по существу: помимо личного видения Гыров имеются еще и государственные интересы. И дозволение хан-кама Кырыма. Надеюсь, у вас нет сомнений в его полномочиях?
Молчание, сопение, рука на хребте, чуть выше рваной раны, в которую проникает стеклянный отросток емкости с эманом. Но стекло ли это? Мягкое, податливое, тянущееся. И прочное. Сродни тому, которое в големах используют. В Наирате много интересного. И не меньше — отвратительного.
Куне происходящее не по вкусу, впрочем, как и Турану. Мысль о том, что в данном случае они солидарны, позабавила. А остальные как? Заир облизывает пальцы, Аттонио сосредоточенно чертит, Ыйрам позевывает, Улла ассистирует.
— К слову, я совершенно искренне предупреждаю вас, уважаемый Куна, что данный эксперимент… при всем том, что аналогичные уже проводились, но с иными объектами…
К разрезу добавляется еще один, перпендикулярный первому. Узкий нож падает в лоток с раствором, а в руках кама появляется новый инструмент, с виду похожий на сведенную судорогой птичью лапу. Три крюкообразных пальца входят в надрез и, зацепившись за шкуру, раздвигают ее, растягивая плотные, с темно-желтой, пористой подкладкой лоскуты. На цветок похоже о четырех лепестках.
— …чреват непредсказуемыми последствиями. И не то, чтобы мне не по душе ваша компания, но не хотелось бы подвергать риску вашу жизнь. Улла, уберите кровь. И свет дайте. С другой стороны, чтобы тень не мешала. Всевидящий, вы способны хоть что-то сделать правильно?
— Я не уйду, — заявил Куна, вытягивая шею, чтобы разглядеть подробности. — Что вы делаете? Я должен буду доложить дяде.
— В данный момент, — любезно ответил Ирджин, протирая обнажившуюся кость пористой губкой. — Я собираюсь вскрыть ей череп.
— Зачем?
— Чтобы добраться до мозга.
Куна засопел и, промедлив мгновенье, веско заявил:
— Я могу вас остановить. Я распоряжаюсь здесь. И мне не нравится, что…
— Что вы не понимаете сути. — Ирджин тщательно обмыл пальцы раствором, окрасившим кожу в желтый цвет. — Соболезную. Но в данный момент я попытаюсь извлечь из ее мозга некоторые… хм… сведения, которые собираюсь переместить в… в управляющий короб голема. Надеюсь, так понятно? Могу еще проще: после этой операции голем будет думать… точнее, считать себя в определенной степени сцерхом. Точнее, мы попытаемся, чтобы считал хотя бы с точки зрения некоторых элементарных реакций, в оценке которых нам и поможет Туран. Короче, попробуем в очередной раз запихнуть живую суть в неживую оболочку.
Это любопытно. Это страшно. Это… неправильно. И невозможно.
— Все будет хорошо, — соврал Туран сцерхе, стараясь не глядеть в глаза.
— Хоть кто-то здесь занимается тем, чем должен, — похвала Ирджина была двусмысленна, а улыбка — искренна. — Улла, трепан. Мне, Улла, мне. Увы, ваши практические навыки серьезно проигрывают вашим же теоретическим изысканиям.
Дуга-рукоять и тончайшая нить-струна, которая вот-вот оборвется, хлестнув по пальцам. Но нет, Ирджин поудобнее перехватил инструмент и, склонившись над костью, примерился. Первое движение, неслышный, но ощутимый кожей скребущий звук металла, раздирающего кость, белая сухая пыльца, запах гари.
— К слову, Куна, вот эта замечательная струнная пила, изготовленная по специальному заказу, стоит примерно как четверка ваших чистокровных кишберов. Однако уважаемый Таваш Гыр предпочитает гробить лошадок в очередной мясорубке или же на байге, на науку же он…
— Думайте, чего говорите, Ирджин! Вся эта затея — целиком дядина заслуга. Именно благодаря ему вы имеете возможность сейчас копаться в башке этой ящерицы.
— Ладно, ладно, не кипятитесь. — Ирджин работал аккуратно, и темная линия распила удлинялась, огибая череп по широкой дуге. — Запомните, успех трепанации в том, чтобы правильно вскрыть черепную коробку. Кость не должна крошиться либо ломаться, ибо в таком случае имеется опасность повредить мозг. Животное должно оставаться в сознании. Оно беспокойно, но это в принципе, логично. Любой бы на таком столе нервничал.
Взгляд кама более чем выразителен. Нет, Туран — не сцерха, он скорее сдохнет, чем позволит сделать с собой такое.
Мерные движения пилы, костяная пыль на пальцах Ирджина, подвывающая Желтоглазая. Куна стоит так близко, что чувствуется, как несет от него конским потом. Аттонио, подобравшийся вплотную к столу, рисует без остановки. Лишь Заир с Ыйрамом по-прежнему безразличны.
— Следует помнить, что толщина кости варьируется. Височные, к примеру, самые тонкие. — Ирджин не без усилия освободил инструмент. Теперь линия замкнулась. Начинаясь над надбровными дугами, она тянулась по вискам и смыкалась на затылочной части черепа. — Теперь берем вот это.
И когти «птичей лапы» поддевают кость, тянут.
— Здесь уместно приложить усилие, — пояснил Ирджин. — И…
Скрип, переходящий в сочный, точно на жука наступили, хруст и чавкающий вздох болотной жижи.
— …видим мозг. Отметим великолепно развитые большие полушария, что не характерно для ящеров.
Это походило на два клубка бело-розовых червей, склеившихся друг с другом. Поверхность поблескивала влагой, кое-где виднелись редкие, размытые пятна крови.
— Если все сделано правильно, то внешних повреждений быть не должно. Улла, пузырь.
Толстяк подал чашу, в которой плавали куски бычьего пузыря. Ирджин, подцепив один щипцами, осторожно положил на обнаженный мозг, растянул, чтобы тонкая пленка прикрыла всю левую долю, после проделал то же самое с правой.
— Нельзя допустить пересыхания.
Эти пояснения никому не были нужны, но Ирджину нравилось объяснять. Он вообще получал от происходящего огромное удовольствие.
Сволочь! Еще одна наирская сволочь.
— Теперь основной процесс. Смотрите, коллега, действуя крайне аккуратно, слегка раздвигаем мозговые доли, чтобы…
Туран отвернулся.
— …достичь щупом нужного нам участка…
Один из шаров наполнился слабым сиянием. А спустя минуту и второй.
— …гипоталамуса. Преинтереснейшая штука, скажу я вам.
Еще две иглы, являвшиеся, как заметил Туран, продолжением золотой паутины прибора, и два шара.
— И самое важное — вещества подкорки. Здесь направление не вертикальное, но параллельно основанию черепа. Разумеется, жизнедеятельность объекта должна поддерживаться искусственно, ибо подобные манипуляции летальны. Ну вот примерно так. Впереди самое интересное.
Сеть сияла, то вспыхивая, яростно, зло, то, напротив, почти угасая. Был еще звон, едва различимый ухом, но вместе с тем сводящий с ума. Это его, Турана, вскрывали, совали иглы, норовя добраться… до чего? Если у сцерха могут разум вынуть, то, значит, и у человека тоже? Не нужно допрашивать, не нужно ломать. Достаточно к столу прикрутить, вскрыть голову и поместить найденное в голема.
Умеют ли големы говорить? А ненавидеть так, как Туран ненавидел сейчас всех, собравшихся в подвале?
— Кажется, все в норме. Начинать?
— Да. — Ирджин снова вытер руки и, похлопав сцерху по плечу, пробормотал: — Прости, милая.
— Что вы сейчас делаете? — спросил Куна, пялясь на прибор. — Зачем оно?
— Оно, как вы изволили выразиться, извлекает из мозгового вещества сцерхи некий энергетический концентрат, каковой присутствует в любом организме, и делает с него эмановый слепок. А с помощью него делает оттиск на кристаллах управляющего блока голема. Сейчас мы меняем привычные установки, которые задействуют погонщики и камы-водящие, и пытаемся хотя бы частично внедрить на их место сцерховы.
— Представляете, Куна, сколько людей сможет сожрать железный сцерх? — обронил мэтр Аттонио, отвлекаясь от рисования. — Вам это должно понравиться.
— Увы, боюсь, уважаемый Куна, да и мы все, еще очень не скоро сможем полюбоваться полноценным сцерх-големом. Это лишь эксперимент, один из длинного ряда. — Ирджин легкими прикосновениями к сети изменил ее конфигурацию. Шары один за другим погасли, но ненадолго. Теперь они наполнялись не светом, но белесой мутью, которая густела и оседала на дно рваными хлопьями вещества.
— Об успехах говорить пока рано. Улла, десятая часть… скорость?
— Нормально, но второй сектор отстает, слишком слабые токи… Нет, уже тоже нормально. В третьем падение. Стимулировать?
— Критически?
— Ну… в теории нет.
— В теории, — сплюнул Ирджин. — Ты задницей такие вещи чувствовать должен, а не в теории… Пока ждем, если упадет еще, тогда простимулируем.
Голем неподвижен, сцерха тоже, глаза закатились, дышит прерывисто, но пока жива. Это из-за эмана. Сколько жизней можно было бы спасти благодаря ему? Уж одну Карьину — точно. Но наир даже то единственное, что даровал Всевидящий лишь им, тратят на смерть.
— До трети уже… больше… Не выдержит, — сделал вывод Улла, бросив взгляд на ящера.
— Выдержит. Сейчас. — Ирджин взял с подноса флакон и вылил содержимое в одну из колб. Жидкость тотчас потемнела, а сцерха задышала чаще.
— Две трети. Осталось немного… Первый готов. Второй вот-вот. Третий отстает, четвертый и пятый идут ровно, с нормальным зазором.
— Что это значит? — Куна подошел почти вплотную к столу.
— То, что данный этап почти завершен. И даже удачнее, чем мы предполагали.
Отчетливое шипение, вонь паленой плоти, стремительно расползающееся серое желе в открытом черепе. Поверхность вздрогнула, зашевелилась вязкой, закипающей грязью и, вспучившись пузырями, плеснула брызгами горячей плоти.
— Готово! — радостно выпалил Улла.
— Готова, — добавил Куна.
— Что ж, и то, и другое — закономерно. Многоуважаемый Куна, а теперь я настоятельно прошу вас отойти и не мешаться. Мы не можем прогнозировать всех последствий, а уж объяснять вашему дяде… Это, кстати, касается всех, кроме ассистентов. Улла, дублектор.
Ничего не происходило. Пульсировали шары, заставляя клубок звенеть всё громче. Возмущенный Куна занял место у двери, к нему же перебрался и мэтр Аттонио, прихватив с собой Кусечку, и Заир с Ыйрамом. По уму и Турану следует поступить так же, но… но его причислили к помощникам. И он не трус.
— Стимуляция? — поинтересовался Улла.
— Почему нет? Пускай. Жаль, что модель анатомически не полностью идентична объекту… Туран, будь добр, подойди. Да, вот здесь стань. Твоя задача — наблюдать. Смотреть. Сличать реакции.
Голем неподвижен. Какие реакции у груды металла? Какие вообще реакции и с чем он должен сличать? А золотой клубок гудит теперь, что огромный улей.
— Завершающая стадия! — крикнул Улла. — Внешние показатели в норме.
— Сотри хотя бы идиотское выражение с лица, — прошипел Ирджин, проходя мимо Турана. — Просто внимательно следи за механомом.
Так это все не настоящее? Сцерха, голем, операция? Нет, быть того не может, слишком сложно и дорого для того, чтобы быть обманом.
— Три… два… готово!
Тишина.
Скрежет Кусечкиных сочленений, стон — чей, не разобрать. Снова звон. Неужели никто не слышит этот сводящий с ума звон? Жужжание. Закрутились шестерни, сначала медленно, но все быстрее и быстрее. Натянулась проволока, напряглись искусственные мышцы, шелохнулись пальцы. Приподнялся и стукнул по полу хвост.
— Получилось, да? — шепотом спросил Куна, не сводя с голема настороженного взгляда.
В следующее мгонвенье механом рванулся, пытаясь встать на дыбы. Запутался, упал, снова вскочил, заваливаясь на бок. С треском лопнула одна из цепей и впечаталась в стену рядом с Турановой головой. Брызнула каменная крошка, заорал, отбегая, Улла.
Уходить. К двери. Он же вырвется сейчас, непременно вырвется!
Но Туран, застыв, продолжал смотреть на голема.
Агонизирует. Железная пасть запрокинута, беспомощно хватает воздух, лапы скребут пол, оставляя глубокие борозды в камне. Он ведь умирает. Вместо Желтоглазой, которой так и не дали нормально этого сделать, накачав эманом.
Звон слетающих оков, треск выдираемых клиньев, тяжелая голова, беспомощно мотающаяся из стороны в сторону. Туша, всей своей массой ударяющая о стену. Раз, другой. Меловая пыль на губах. Рев и жар. Хлопнувшая дверь и понимание, что отступать некуда.
Туран очнулся, только когда одно из звеньев угодило в плечо. Осторожно, стараясь не привлекать внимание голема, он шагнул назад. Уперся в стену, двинулся влево, к бочкам. Если спрятаться за ними…
Механом не позволил. Освободившись от части цепей, он завертелся на месте, упал, поднялся, припав на передние лапы и неуклюже оттопырив короткий хвост. Повел головой, озираясь. И заметил Турана. Точно заметил, сомнений нет. Подрагивающая до того башка замерла на чуть опущенной шее. Так замирают сцерхи, завидев свинью. А этот совсем близко, зажал между штабелями бочек и стеной так, что не проскочить.
Вот и все. Один бросок и либо когтистые лапы, либо железные челюсти…
Главное, что не стол в прозекторской кама. Челюсти по сравнению с лабораторией — не такая плохая смерть.
А если всё же попробовать? Череп открыт, видна золотистая паутинка с хрупкими, стеклянными шарами в ней, точь-в-точь как аппарат Уллы. Если подгадать под удар, увернуться, вскочить на шею, дотянуться и…
Голем поджал центральную пару ног под брюхо, помахал хвостом, оглянулся и, удивленно присвистнув, сел на задницу. Встал. Вытянул шею, почти ткнувшись мордой Турану в живот.
Вот сейчас, прыгнуть и ударить!
Механом отпрянул, едва не упав. Снова поднялся, клацнул челюстью и, припав к земле, осторожно, двинулся вперед, обходя Турана по широкой дуге.
— Желтоглазая? — Туран нащупал рукоять кинжала. Всего один удачный удар. — Тише, девочка, спокойнее.
Твою мать, где камы? Где хоть кто-нибудь, способный остановить это чудовище?
— Узнаешь меня? Плохо драться. Сейчас будет кормежка, — обязательно ударение на первом и последнем слове, как они привыкли.
Механом замер, грудные мышцы его растянулись и опали, а меж патрубков и проволоки засвистел втянутый, но уже ненужный воздух.
— Лежать! Давай, ложись. Лежать, я сказал!
Морда начала поворачиваться в сторону Турана. Тускло блеснули, отражая свет факелов, глазницы, со скрипом приоткрылась исцарапанная челюсть. Левое плечо, усыпанное каменным крошевом, пошло вниз а лапа поползла к Турану.
— Лежать!
Всевидящий, спаси и помилуй! Когти вошли в камень, искусственные мышцы вздулись, принимая вес тела, подтягивая его ближе к жертве. Сейчас рванет, как тогда, на поле. И ни хрена он не успеет увернуться и ткнуть в башку ему… ей… Да, Красная именно так сначала подкрадывалась к охотнику, а потом…
Потом Ирджин измерит Турановы останки, мэтр Аттонио зарисует для проекта, Куна упомянет в докладе. Вот и все. И никаких дорог, никаких путей. Ничего.
— Брось, — прошептал Туран, сжимая кинжал. — Уходи, демоны бы тебя побрали…
Замерла, только кончик хвоста подрагивает. Один рывок и… не успеет ударить. Но попытается.
— Уходи.
В лицо дохнуло металлом, маслом и кровью. Железная морда толкнула в плечо намного быстрее, чем Туран успел поднять руку. Его опрокинуло на пол, кинжал вылетел, а в голове, звенящей от удара об пол, осталась одна мысль: РуМах ошибался. Не прав он был, когда говорил, что Турану нужно посмотреть на мир. Этот мир таков, что лучше бы его не видеть. Удивленный тем, что все еще имеет возможность обдумывать такие вещи, Туран тяжело перекатился на бок. Это его и спасло, когда механом вдруг начал заваливаться вперед, чтобы в следующий миг с лязгом и грохотом рухнуть на землю.
— Поздравляю, — сказал Ирджин, несколькими минутами позже. — Эксперимент можно считать удачно завершившимся, несмотря на некоторые осложнения.
Ему не ответили. Улла счищал с брони голема пыль, отмечая мелом царапины и вмятины. Куна и Ыйрам держались у двери с видом невозмутимым и почти равнодушным, хотя у Ыйрама это получалось куда лучше. А может, ему и вправду было плевать и на голема, и на эксперименты, и на очередную издохшую сцерху? Как было бы плевать и на разорванного Турана. Мэтр Аттонио, усевшись на стульчике, делал очередной набросок, а Кусечка вяло зевала, демонстрируя крохотные, но такие знакомые по форме зубы.
Туран долго эту картину не забудет.
— Приношу вам извинения, Туран. И благодарю вас. Анализ поведенческих реакций объекта позволяет надеяться, что мы на верном пути. — Ирджин, наклонившись, с усилием захлопнул раскрытую челюсть. — До стабилизации еще далеко, но для начала — недурно. Разумеется, мне понадобится ваше подробнейшее мнение. И я очень рассчитываю на дальнейшее сотрудничество, хотя, конечно, не хотелось бы давить на вас. И еще раз простите за инцидент: моя вина, я имел неосмотрительность доверить некоторые расчеты ассистенту.
Улла фыркнул и, сунув мелок в карман халата, подошел к столу со сцерхой. Завозился, вытаскивая из тела трубки, остатки жидкости он выливал в пузатый кувшин, а прежние емкости скатывал хитрым образом, ничуть не удивляясь тому, что стекло катается.
Нормально. Все происходящее здесь для него нормально. Для них всех.
Ирджин, присев у открытого черепа голема, тонкой беличьей кистью стряхивал пыль со сплетения нитей, а потом и вовсе прикрыл золотистый клубок неким подобием железного чепца.
— Однако, господа, должен поздравить всех нас с тем, что данный эксперимент оказался намного более плодотворным, чем ожидалось. Туран, мне понадобится подробная расшифровка кое-каких диаграмм, но здесь это сделать невозможно. А потому я все-таки вынужден спросить: вы продолжите сотрудничество со мной, покинув это замечательное место?
Сцерх. Стол. Куна. Ыйрам. Согласен ли он убраться отсюда?
— Да, — ответил Туран и, подобрав с пола кинжал, сунул его в рукав. — Я буду рад оказать…
— Консультативную помощь.
— Погодите. — Куна приблизился торопливым шагом, перепрыгнув через хвост голема. — Вы хотите сказать, что…
— Я хочу сказать, что раз уж по вашему собственному признанию, проект в достаточной мере обеспечен специалистами соответствующего происхождения, то я забираю Турана в лабораторию хан-кама Кырыма. — Четыре винта на ладони кама, четыре отверстия по краю «чепца». Две минуты работы.
— Вы не можете!
— Вы не представляете, сколько и чего я могу.
— Ыйрам!
— Я не могу отдавать приказы каму Ирджину. Как и ясноокий шад Гыр, — пробурчал Ыйрам. Похоже, его ситуация нисколько не трогала. — Кам Ирджин знает, что делает.
— Голос разума. — Ирджин мягко оттолкнул Куну от механома и склонился, заворачивая второй винт. — Поверьте, за все сделанное я отвечу, но сугубо перед теми, кто вправе задавать мне вопросы. А вы, Ыйрам, извольте приготовить плату, обещанную уважаемому Турану за работу. По-моему, он великолепно справился, не так ли?
Вот это действительно взволновало волоха, что было ясно по раздувающимся ноздрям и изменившемуся взгляду. Да, именно так он выглядел, когда принимал отрубленные ладони неуклюжего слуги.
— К слову о вопросах, — оживился мэтр Аттонио. — Вам не кажется, дорогой Ирджин, что здесь имел место совершенно неоправданный расход эмана? Тогда как Кусечке хватило бы сотой доли. Я буду очень благодарен вам за понимание… Я высоко ценю профессионализм…
Не дожидаясь конца разговора, Туран вышел из подвала. У двери он столкнулся с Ыйрамом, задел плечом, но не замер в ожидании ответного удара. Пожалуй, впервые за долгое время Туран перестал бояться.
«Мой друг, спешу донести до тебя последние известия. Во-первых, эксперимент, несмотря на некоторую поспешность в его подготовке, удался. Скорость адаптации сознания открывает великолепные перспективы, однако, с учетом нынешней ситуации, я воздержался бы от оглашения результатов. Во-вторых, в процессе был получен весьма интересный эффект — необъяснимое перераспределение минимального эман-заряда, на порядок уменьшившее его расход объектом, хотя и кратковременно. Все дополнительные соображения — при встрече. В-третьих, без лишнего хвастовства скажу, что мне удалось склонить нашего юного друга к сотрудничеству. Несомненно, во многом успех объясняется не столько моими усилиями, сколько настырными действиями Глупыша и собственной неосмотрительностью Словоплета. В дальнейшем попытаюсь скорректировать влияние с учетом некоторых его личностных особенностей. В-четвертых, просьба твоя, пусть и несколько неожиданная, ни в коем случае меня не затруднит. Я буду в указанном месте через…»
Ворота усадьбы раскрылись, выпуская тяжелую шестиколесную карету. Внимательный наблюдатель отметил бы некоторые изменения в экипаже, к примеру, светлые боковую и заднюю двери, сделанные явно наспех, подправленные колеса и шест, с которого вместо конских хвостов свисало несколько тряпичных косиц. А случись этому наблюдателю выйти во двор усадьбы чуть раньше, еще затемно, он заметил бы и черную точку, стремительно подымающуюся вверх. Впрочем, стоит ли удивляться обыкновенному вестнику, если в багажном отделении самой кареты застыл голем посложнее.
— Всю свою жизнь я шел к тому, чтобы занять место, достойное моего ума и таланта. И что в итоге? — Мэтр Аттонио взмахнул рукой, задев Турана по носу, но даже не обернулся. — В итоге я вынужден влачить жалкое существование, терпеть упреки и гонения. А все почему? Из-за зависти беспомощных ремесленников.
Ирджин кивал, думая о чем-то своем. Он явно был готов к болтовне живописца, и вообще обращал на того внимания не больше, чем на Кусечку.
— И лишь некоторые, да, только некоторые истинные ценители, чей дух достиг той ступени развития, которая позволяет осознать истинную красоту…
— Любезный мэтр. — Ирджин постучал по боковине прибора, напоминающего огромную железную улитку, чей панцирь был покрыт множеством мелких отверстий. Магия или нет, но грела улитка куда лучше обыкновенной жаровни. — Когда будут окончательно готовы все рисунки?
— Ясноокий Ирджин, вы же понимаете, что вдохновение такая эфемерная…
— Не понимаю. Вам прекрасно известно, что вас выбрали не за вдохновение, а за точность. Все рисунки мне нужны в кратчайшие сроки. И ждать столько, сколько пришлось бедняге Тувину с «Бестиариумом», я не намерен. Здесь идет речь уже не об иллюстрациях чьей-то монографии, а о государственных делах. И вы это понимаете.
— Ирджин, работа сложная, требует особого подхода, к тому же…
— Запас эмана для вашей уродинки.
— Две недели и у вас будет полный альбом.
— С комментариями?
— Разумеется. Кстати, вот еще кое-что.
Аттонио порылся в большом истрепанном планшете, прислоненном к стенке, и достал несколько листов. Уголь, кое-где даже цветной. Очень точные изображения сцерхов, даже можно узнать Красную, Спелыша и Крута, удачно схваченное движение ящериных тел. А вот иллюстрация вскрытия со множеством подписей.
— Отлично, мэтр, отлично. Этого у вас не отнять.
— Спасибо, Ирджин. Я вообще должен вас благодарить за многое: за то, что пригласили меня к этой работе, несмотря на… хм…мою репутацию. За эман, который я надеюсь получить. За то, что не бросили меня среди этих хищных Ыйрамов и куницеподобных Кун.
— Аттонио, что это на вас накатило? Прекращайте-ка свои неловкие излияния: я не повезу вас в Гаррах.
— Ну, Ирджин, войдите же в мое положение…
— Нет, мэтр. Мы распрощаемся раньше.
— Ирджин, я должен…
— Хотите оказаться поближе к тегину — делайте это самостоятельно. На протекцию можете не рассчитывать.
— Но мой друг Кырым…
— Хватит, Аттонио. За всю свою жизнь вы и близко не подходили к ясноокому Кырыму.
Художник будто подавился каким-то словом и уставился в стену.
— Я должен быть на празднествах, — устало произнес он, продолжая смотреть на плотно подогнанные доски. — Должен запечатлеть историчный момент к вящей славе тегина, должен написать совместный парад, должен поймать мгновение радости простых людей. Я должен быть поблизости от всего этого.
— Должны — так будьте. Но без моей помощи. Хватит и того, что я вас везу практически до самого Гарраха.
— Да, я всё понимаю. Вы правы. Благодарю за всё.
С этой минуты Аттонио не произнес более ни одного слова. Но только до заката. Когда Око померкло, художник как ни в чем не бывало принялся рассказывать Ирджину очередную нелепицу, щедро разбавленную именами.
Туран прикрыл глаза и начал про себя считать безударные слоги первых строк «Мирослова». Детская уловка не помогала уснуть. Карета подпрыгивала, за перегородкою позвякивал голем, опасная близость которого напрочь отбивала сон, почти так же, как визгливый голос Аттонио.
К вечеру минули Гушву. Заезжать не стали, но ненадолго остановились и Ирджин, кинув монетку, велел стражнику принести горячего вина. Достал еще одну, но раздумал и не стал подавать милостыню безногому деду, лыбящемуся беззубым ртом.
«…дня съехали с Бештиной усадьбы кам прежний, а с ним рисовальщик со всем скарбом и кхарнский юнош»
Дед выронил стило, закашлявшись, и отходил от приступа долго, то и дело сплевывая в побитую миску слюну. После чего продолжил:
«…юнош, которого благороднейший Куна из Гыров не единожды прозывал шпионом. И отпускать с усадьбы не хотел, о чем с камом Ирджином лаялся долго, по-всякому того обзывая, но как до дела дошло, перечить не посмел».
На скамье у печи сидел Гранька и лопал тушеную капусту с утятиной. Рядом, как квочка, суетилась мать. Впрочем, не забывала она и о деде, подливая в кружку горячего взвара.
«Под то агент Грач доводит, что самолично видел и слышал, как поименованный Тураном кхарнец неоднократно бывал в комнатах у кама Ирджина. Тако же агент Грач видал, того же Турана по выходе из загородки в ночь, когда издохла ящера по прозванию Красная.
На том по Бештнам всё.
Уведомляю, что отсылаю Вестника с последней капелюхой эману и запасов боле не имею.
За сим кланяюсь и нижайше прошу за агента Грача.
Хурдский скороход».
Дед довольно крякнул и, отложив стило, принялся за капусту. Уж больно аппетитно уплетал ее Гранька. Молодец, хороший парень, гордость семьи. Да, не из богатеев, зато и не идиот как Орин, сынок прежнего хозяина Бештины. И здоров, не то, что этот кхарнский дохляк. А ведь по годам — все трое вроде и не далеки. Дед втянул губами капустную нить и глотнул взвара, мысленно сравнивая их.
И то ли задумался крепко, то ли стариковская рука подвела, но поставил он кружку ровно на готовое письмо. Отдернул сразу же да поздно. Горячее донце отпечаталось на воске аккурат вокруг строчек про кашлюна Турана. Будто черная сторона Ока Всевидящего высмотрела именно эти словеса.
Дурное дело. Тянет от этого взварьего пятна вовсе не сушеными яблоками и даже не кровью. Болью тянет и мучениями. Почти как от ног, которых уже тридцать лет как нету.
А Гранька, здоровехонький да с ногами. Да с башкой. Да охотник знатный…
Дед, мысленно поохав о растрате, и, подогрев скребок над лучиной, заровнял воск. Подумал, взялся за стило и вывел новое:
«Третьего дня съехали с Бештиной усадьбы Ирджин, кам прежний, пришлого заместо себя оставивши, а с ним рисовальщик со всем скарбом и кхарнский юнош Туран.
Особливостей в усадьбе более не примечено.
Хурдский скороход».
И еще дед понял, что никогда больше не станет просить за агента Грача.
