Эпилог
Пять лет спустя
У ребенка приключилась жажда. Естественно, ночью.
И еще более естественно, что вода в кувшине, который Таннис ставила на прикроватный столик именно потому, что ночная жажда с ребенком приключалась регулярно, его не устроила.
Ребенок, завернутый в простыню, явился в родительскую спальню и мрачно произнес:
– Пить хочу.
– Таннис, – сказал Кейрен, пряча ступни под одеяло, поскольку за ребенком водилась дурная привычка их щекотать, – твой сын пить хочет.
– Неа. До рассвета это твой сын.
И Таннис, презрев материнский долг, повернулась к ребенку спиной. Впрочем, тот уже передумал насчет жажды и, забравшись на кровать, втиснулся между Таннис и Кейреном. Он лег, обняв мать за шею, уткнувшись носом в волосы, и пробормотал:
– Мам, я тебя люблю…
– И я тебя.
– И папу?
– Куда без папы…
Кейрен фыркнул и ребенка подгреб к себе, прижал к животу, велев:
– Спи.
Спал. Крепко спал и во сне порой ногой дергал, точно убегал от кого-то. Ну или догонял… Кейрен утверждал, что сын идет по следу. Как бы там ни было, но одеяло к утру сбивалось, падало на пол, и ребенок мерз, пытался согреться, забираясь под простыню, а порой и под подушку.
Он боялся холода и еще красных крабов, которые иногда оставались после прилива. Он собирал перламутровые раковины и еще кривые деревяшки, камушки, всякую всячину, утверждая, что всячина эта просто-таки жизненно необходима. И в комнате его стояла сто одна коробка…
Таннис давно отчаялась навести в них порядок.
Он секретничал с Кейреном и по субботам пробирался на кухню, зная, что субботы без ажурных блинчиков не бывает…
…он учился ездить верхом.
И утверждал, что уже взрослый.
Он просто был. Как был и Кейрен.
…его привычка разбрасывать рубашки и неспособность проснуться поутру. Черный кофе. Шоколад. Близкий берег и линия прибоя.
– Я ненадолго. – Он говорит это каждый раз, и Таннис отвечает:
– Возвращайся, пожалуйста.
…его работа и сыскное агентство, лучшее на побережье.
…отлучки и бессонница, потому что в ожидании оживают глупые страхи. И часы отсчитывают время от встречи до встречи. Он ведь действительно ненадолго… и вернется… и войдет на цыпочках, сняв ботинки. Скажет:
– Здравствуй.
И поцелует в нос. Протянет цветок в горшке или фигурку из стекла… безделушку, которых в доме полно, но Таннис знает каждую. И, потянувшись навстречу, ответит шепотом:
– Я по тебе соскучилась…
А он засмеется…
И лежа, в полусне, Таннис слушала шепот моря, дыхание мужа… улыбалась. А утром, когда солнце пробралось в дом, она дотянулась до Кейреновой макушки.
– Что? – спросил он, не открывая глаз.
– Ничего. Просто я тебя люблю…
– Ага. Я тоже… себя люблю…
За что и получил подушкой.
– Ах так… – Подушка тут же полетела в Таннис…
– Как дети, – буркнул ребенок, натягивая простыню по самые уши. По утрам ему хотелось спать. Ну или шоколада…
– Мама, а у меня будет чешуя?
– Будет.
– А у меня?
– И у тебя будет.
– И хвост?
– И хвост, – согласилась Кэри.
– Дурак, – сказал старшенький, – конечно, если будет чешуя, то и хвост.
– Сам дурак. – Младшенький потянул веревку на себя. – А как у тебя или как у папы?
Старшенький веревку отдавать не собирался. Он уперся босыми пятками в пол и, кряхтя, постанывая от натуги, тянул ее и братца, который упал на живот и ноги расставил…
– Я как у папы хочу. – Старшенький утомился тащить и бросил веревку, а может, просто потерял к игре интерес.
– А я – как у дяди Одена!
– Почему?
– Дядя Оден больше!
– А папа лучше!
– Мама! – Два голоса выдернули Кэри из полудремы, и она, поправив шляпку, убедилась, что близнецы живы, здоровы и целы, разве что несколько грязны, но это естественное их состояние. На лбу старшего алела свежая ссадина, а младшенький расчесывал и без того расцарапанную щеку… небось опять на кошку охотились…
…зато на несколько дней няньки избавятся от путаницы.
Близнецам нравилось шутить.
Им вообще все вокруг нравилось. И старый дом, где была сотня тайных мест, и чердак со спрятанными на нем сокровищами, пропыленными и, с точки зрения взрослых, совершенно бесполезными… и двор с кустами, птичьими кормушками, кошкой… и сам мир, который, вне всяких сомнений, больше двора, а заодно и интересней.
– Что у вас тут? – Брокк поставил корзинку на траву и, вытащив бутыль с лимонадом, спросил: – Кто хочет?
Хотели все…
– У нас тут вопрос, у кого хвост длиннее, у тебя или у Одена… – Кэри смотрела на мужа сквозь кружевную тень от шляпки.
– Не знаю, не мерялись. – Брокк шляпку снял и поцеловал жену в макушку.
– Это вы зря…
…и дети согласились. А заодно отвернулись… что у родителей за привычка целоваться? Гадость какая… и нежности телячьи, которые только для младенцев. Младшенький твердо знал, что из младенческого возраста он вышел, а старшенький – тем паче… и вообще, скоро он станет райгрэ, Сверр из рода Лунного Железа…
…впрочем, как и брат его, Хельги из рода Белого Никеля.
notes
