Книга: Механическое сердце. Черный принц
Назад: Глава 41
Дальше: Глава 43

Глава 42

Тайберни – еще не тюрьма.
Похож.
Четыре башни. Четыре стены. Ласточкины хвосты зубцов, которые что-то да символизируют, Брокк читал, но сейчас прочитанное подзабылось. Он смотрел на эти зубцы, почти черные на фоне белого неба. От белизны ломило в висках.
И от пустоты.
Безделья.
Томительного ожидания.
Тайберни – еще не тюрьма, и его покои меньше всего похожи на камеру. Спальня в темно-синих тонах с огромной кроватью. Перины проветрили, но запах плесени и влажного камня остался. Он вжился в них, и в льняные скользкие простыни, и в поблекшие обои.
Это несоответствие раздражало. И Брокк пытался унять раздражение, мерил комнату шагами, сжимал и разжимал пальцы на руках…
…на руке.
Он вспоминал. Останавливался и, еще не веря, что память не подводит, трогал обрубок.
…боль возвращалась. А с нею и память, правда последняя – рывками.
…старая баржа. Искры. Черный дым, который стлался под ногами. Арка первого узла, от нее протянулись направляющие нити ко второму… и собственная беспомощность. Кристалл на ладони.
Он тянул жизнь из Брокка, день за днем.
Час за часом.
И преломленная в темных гранях его, эта жизнь была до нелепого короткой. Слишком короткой, чтобы взломать кристалл.
…рука ныла, и боль отдавала в локоть и выше, в лопатку. Доктор уверял, что это – следствие пережженных нервов и пройдет, только вряд ли вновь получится подсадить протез. Разве что сделать крепление выше, но это слишком рискованно.
…доктор ничего не понимал. Раз болит, значит, живы нервы и просто раскалились, как раскалилась сама эта треклятая рука, в которой вдруг вспыхнул, раскрываясь, Черный принц.
Кэри…
– Кэ-ри. – Брокк повторяет ее имя снова и снова, пробуя на вкус, меняя оттенки. Становится легче, теплее словно бы…
Тайберни, конечно, не тюрьма, но топят здесь слабо.
…а память не отпускает. Стоит остановиться, всего на секунду – старые часы на каминной полке издевательски точны, – и он возвращается на баржу.
К оплавленной руке.
К ее пальцам на своих губах… к ее глазам, за которые получилось зацепиться.
…держаться. Долго? Ему не сказали сколько.
Быть может, позже.
Брокк остановился у кресла, старого и низкого, с широкими подлокотниками, с которых скалились уродливые головы грифов. И когтистые лапы кресла увязли в пушистом ковре.
Да, Тайберни – не тюрьма.
Преддверие.
Он не услышал их появления, кажется, тогда он вообще только и способен был что стоять.
Выстоять.
Не сам, опираясь на Кэри, а она – на него. Снег кипел, и плавился металл, но мост держал зеркальные крылья. Долго. Вечность, а то и больше. Или меньше.
Она закончилась, когда кто-то произнес:
– Мастер, прошу вас пройти с нами.
– Что?
– С нами. Пройти.
Мундиры он видел. Лица – нет. Но помогли подняться, и кто-то, быть может знакомый, а может и нет, набросил плащ на плечи Кэри.
– Экипаж ждет.
Она же вцепилась в руку, встала с трудом. Плащ оказался слишком длинным и тянулся за ней словно шлейф.
Экипаж ждал.
Массивная карета с решетками на окнах, с обитыми железом дверцами и железными же широкими колесами.
– Извините, леди, но вам нельзя.
Она поджимает губы. И хмурится. И, кажется, вот-вот разревется…
– Кэри, – сажа на щеке, и на шее тоже, и на руке, отчаянно сжимающей полы чужого плаща, – пожалуйста, отправляйся домой.
Не слушает, мотает головой.
– Так надо. Пожалуйста…
Смотрят.
Откуда взялись? Следили… нет, неверное выражение – присматривали. Чтобы глупостей не наделал, а он все равно наделал, только не жалеет.
Она ведь жива. И город цел… и это ли не победа?
– Я тоже вернусь, но позже. Просто нужно немного времени, чтобы разобраться…
…ложь, но так нужно. И она, пусть не верит ласковым словам, но поддается на уговоры.
Кажется, там был Виттар. Бледный, едва стоящий на ногах.
Кажется, он обещал, что присмотрит и волноваться не о чем… говорил и кашлял, зажимая рот куском полотна, а на полотне оставались красные пятна. И Виттар вытирал рот рукой, только размазывая кровь. Но все равно говорил.
Кажется, Брокк в какой-то момент поверил, что действительно не о чем…
…Тайберни – все-таки не тюрьма.
Он отключился под грохот колес, а очнулся уже в этой комнате с узорчатыми решетками на окнах. Металлические прутья, толщиной в запястье Брокка, и невидимый глазом полог, который куда надежней металла… высокородному гостю лучше не покидать покоев.
Тогда обо всем этом думалось отстраненно.
Боль мешала сосредоточиться, такая знакомая, дергающая. И кровь по металлу, и патрубки, в которых остановилось движение живого железа, и кажется, его почти не осталось…
…доктор что-то говорил, осторожно касаясь протеза паучьими пальцами. Спрашивал? Утверждал? Брокк не знает. Он кивал, понимая, что выглядит безумцем.
…оглушенным.
И когда поднесли стакан со знакомым мутным настоем, отказаться не хватило сил. Выпил. И упал в сон, лишенный снов. И там, в безмолвии, пытаясь разбить его, повторял имя:
– Кэри…
…он проснулся уже без протеза, который лежал здесь же, на серебряном блюде, стыдливо прикрытый льняною салфеткой. Уже не протез – искореженный, расплавленный кусок металла.
Доктор, который появился сразу после завтрака, долго рассказывал о нервах, о перенапряжении, о том, что старые раны открылись и возможно воспаление. Брокк слышал слова, все по отдельности, но вместе они не собирались.
…янтарные бусины на ожерелье.
– Вам следует отдохнуть. – Брокку вновь протянули высокую рюмку, до краев наполненную опиумным настоем.
– Нет.
…хотелось. Выпить и провалиться в бархатную пустоту, где камешками в ладони перекатывается ее имя.
Кэ-ри.
Ради этого имени и следует жить.
Выжить.
Получалось плохо. Тело, высушенное до капли, не желало подчиняться, и малейшее движение доставляло боль, но Брокк заставлял себя двигаться, пожалуй, именно тогда у него и появилась эта привычка – мерить комнату шагами.
И застывать у расчерченного решеткой окна.
…ей позволили навестить его. Все-таки Тайберни – почти не тюрьма. И комендант крепости изо всех сил старался угодить гостю…
– Здравствуй. – Брокк хотел обнять, но вовремя вспомнил про руку и порадовался, что повязки сменили недавно, а запах кедровой мази перебивает кровяный дух.
– Здравствуй.
Эхо слов. На ней серое платье в узкую полоску. Шляпка. Ленты. Белая коса. Перчатки. Ридикюль, расшитый речным жемчугом.
…тонкий запах гортензий.
Ей идет, включая этот запах.
– Ты опять будешь меня сторониться? – Она сама шагнула навстречу, и отступать оказалось некуда. А вот обнять получилось, хотя и одной рукой.
– Не буду.
Обещание, сказанное шепотом. И локон-завиток у уха, которое розовое, нежное, с белесым пушком на мочке.
– Я… – Она вдруг стукнула кулаком в грудь. – Я так за тебя… а ты ни слова не написал… и никто не говорит, где ты… и что…
– Не плачь.
– Не плачу.
– А слезы откуда?
– Оттуда. – Кэри стояла, уткнувшись холодным носом в шею. – От волнения… и вообще… Виттар сказал, что тебя, возможно, будут судить.
– Много говорит.
– Мало. – Она гладила руку, прикасаясь осторожно, кончиками пальцев. А Брокк все равно ощущал это прикосновение, легкое, как крыло бабочки, сквозь ткань, сквозь повязку, раскаленными, якобы перегоревшими нервами. – И в аудиенции мне отказали… а Грай… она пыталась молчать, но…
– Все будет хорошо.
– …слухи ходят… всякие… что тебя казнят…
– За что меня казнить?
– Не знаю…
– Вот и я не знаю… наградить, конечно, не наградят, но казнить не будут…
– А что будут?
– Разбираться. И ты только не переживай, ладно?
Кивок.
– Присядешь?
Старая мебель. Копоть на потолке осталась, верно, с тех еще времен, когда Тайберни освещалось факелами. И Кэри смотрит на пятна, зябко поводит плечами.
– Что в городе?
…газет не приносят, комендант извиняется, явно и вправду испытывая неудобство от того, что приходится гостя в чем-то ограничивать. А ведь и вправду гость.
Пока.
– Были пожары и много…
…следовало ожидать.
– Несколько домов рухнуло…
– Жертвы?
Кивок.
– Люди, да?
– Люди… да…
Вопросы заканчиваются, а слова исчезают. С нею рядом они не нужны. И Брокк гладит руку в кружевной перчатке, пытаясь унять дрожь ее пальцев, успокаивая, обещая, что все непременно наладится… и это свидание – чей-то подарок, которого могло бы не быть, заканчивается как-то быстро.
…два часа.
Куда подевались?
Туда же, куда и весь прошедший год. И хочется верить, что будет еще время.
Обязательно.
Она не хочет уходить, останавливается на пороге, поправляя шляпку, и ленты, и муфту, которую подает комендант. Он кряхтит, краснеет и отводит взгляд, явно сожалея, что не способен пойти навстречу леди.
Правила.
Закон.
Брокк не преступал закон, но правила нарушил.
Он вновь и вновь думает. О Кэри. И Короле, который наверняка зол… о чуме, которая сгорела над зеркалом… кто же знал, что у зеркала будет такая теплоотдача? О собственной руке: придется наново все начинать… о прошлом, будущем и всем сразу.
Мысли помогают скоротать ночь, но ежевечерняя рюмка с опиумом – почти непреодолимое искушение. Серые стены Тайберни давят.
Сколько будут держать?
Молчат.
Ни допросов, ни вопросов, хотя Брокк готов ответить на любой, но о нем словно забыли. И получается написать записку для Кэри, нарочито веселую, пустую.
Волноваться не о чем…
…все равно будет.
Дни идут, рассчитывая зиму. И небо с каждым прожитым становится белее.
Неделя… две и три… уж лучше бы сразу приговорили… и наверное, приговорили, отсюда тишина. Зато комендант приносит пачку бумаги и чернила. Есть угольный карандаш для набросков. Работа как всегда спасает. Конечно, это не дом, не мастерская… софу, должно быть, привезли… и другие заказы…
Брокк вернется.
Еще день… или два… три… неделя к неделе… раны рубцуются. И боль отступает, разве что на рассвете культя начинает ныть, тяжело, нудно, вырывая минуты из короткого сна.
Брокк даже полюбил встречать рассветы.
Ясное небо, и ласточкины хвосты зубцов древней стены. Тишина. Черный взъерошенный ворон, один из сотни, прикормленных в Тайберни… кажется, это связано с проклятием… или предсказанием? Но главное, ворон – все развлечение в череде пустых одинаковых дней.
Этот день отличался от прочих разве что ранним визитом доктора. Он оставил черный кофр на столике и, расстегнув запонки, привычно закатал рукава белой рубашки.
– Могу вас поздравить. – Его высокий, почти женский голос донельзя Брокка раздражал. – Вам повезло. Раны зарубцевались. Еще несколько дней…
…и новый слой кедровой мази. Повязка, которая прилипает к коже. Темные рубцы. И четверка старых швов.
– …вы совершенно здоровы.
Доктор поклонился, вероятно прощаясь. Жаль. Его визиты – все какое-то разнообразие… после него оставались запахи мяты, кедрового масла, жира и камфоры. Их Брокку будет не хватать.
Наверное.
Он вернулся за стол, к бумагам и расчетам, к наброску, сделанному наспех. И некому было перерисовать его акварелью…
…Кэри бы понравилось.
– Работа как способ спрятаться от мира? – Стальной Король не стал утруждать себя стуком в дверь.
…Тайберни – еще не тюрьма, но вотчина королевская.
– Мне казалось, что это мир меня спрятал.
– Отчасти верно.
Вот и все.
Отложить перо. И пальцы кое-как вытереть, но платок затерялся среди бумаг. И Король с интересом эти бумаги перебирает.
– Ничего не понимаю, – сказал он, взяв в руки набросок. – И что это будет?
– Железная дорога… вам и вправду интересно?
– Интересно. Но позже объяснишь. Сейчас нам бы о другом побеседовать.
И Король указал на кресла.
Низкие. С грифоньими мордами и когтистыми лапами. Стоят удобно, друг напротив друга.
…значит, все-таки беседа.
Пока.
– Рассказывай. – Король опустился в кресло с видимым трудом. – И с самого начала… не спеши, теперь-то некуда… а я отдохну. Высоко здесь.
…угловая башня и с полсотни ступеней.
А Король не притворяется уставшим. Ему действительно этот подъем дался нелегко. И сейчас, откинувшись на спинку кресла, он пытается выровнять дыхание.
Говорить легко.
Брокку больше нечего скрывать.
Король слушает, поглаживая кривой грифоний клюв. И чудится, что деревянному зверю приятна эта нечаянная ласка.
– Если я правильно понял, – Король заговаривает не сразу, он тщательно подбирает слова, и видно, что это ему вовсе не по душе, – то зеркало… да, пожалуй, зеркало и есть… вобрало всплеск и отразило его. Ударило по жиле ее собственной силой.
– Да.
– Очаровательно. – По тону Стального Короля было очевидно, что случившееся он вовсе не считает очаровательным. – И формально вы трое героическим образом остановили прорыв.
Сплетенные пальцы и бледные запястья. Рунная вязь обручального браслета.
Бледная кожа.
Ногти синюшные.
– Знаешь, ты мог бы солгать, что кристалл попал тебе в руки случайно… и что ты понятия не имел, как выйти на заряды… что не было шансов в принципе не допустить взрыва. Ты мог бы соврать, мастер. А я бы поверил. Просто ради того, чтобы не затевать это разбирательство.
Ответить нечего. И да, очевидно, ложь бы приняли, поскольку она выгодна всем.
– Но ты у нас слишком честен… и эти двое…
– Я заставил их участвовать.
– А вот сейчас ложь неуместна, – поморщился Король. – Будь добр, помолчи… и да, Виттара я от этого дела отстранил.
– Он-то при чем?
– Во избежание недоразумений… в последнее время родственные интересы ему явно ближе государственных. Но успокойся, я не собираюсь… вникать в нюансы. Брокк, ты понимаешь, что не спас город, а едва его не уничтожил?
– Да.
– И, надо полагать, раскаиваешься?
– Да.
…вот только сны по-прежнему пусты. В них нет больше дракона, огня под крыльями и острого чувства беспомощности. Надо ли полагать, что Брокк прощен?
Кем?
Он не знает, кем-то, кто присылал эти сны.
Но Король ждет ответа, и, кажется, от этого будет зависеть дальнейшая Брокка судьба.
– Я не мог ею рисковать.
– И рискнул городом?
– Да.
– А если бы не вышло?
Мертвецов, как и победителей, не судят. И Король прекрасно это понимает. Чего он ждет? Раскаяния? Уверений, что, если бы получилось все переиграть, Брокк поступил бы иначе?
Не поступил бы.
– Знаешь, что хуже всего? – На ладони Короля появился белый шарик. – Ты перестал мне верить. И не только ты. Ты предпочел героически напялить на шею ярмо, но не сказать о проблеме, которая решилась бы элементарно… или ты думаешь, что какой-то самоучка умнее королевских алхимиков?
Он раздавил шарик, и по комнате поплыл мягкий мятный аромат.
– И да, я признаю, что основания для недоверия имелись, но, Брокк, не ты ли сам, добровольно, подтвердил свою клятву престолу?
– Я. И готовь подтвердить вновь.
– Чтобы опять о ней забыть?
Нельзя молчать, но и ответить нечего.
– Знаешь, саперы почти успели… – Король потер виски и скривился. – Голова болит невыносимо… даже во сне болит… опиум не помогает. Удар был. И мне повезло, что врач остался. Мне с врачом в принципе повезло, хотя, поверишь, безумно неприятная личность. Меня передергивает, когда он рядом появляется. Однако профессионал… и как профессионал не лезет не в свое дело.
Упрек заслужен.
И Король смотрит в глаза, у Брокка же не хватает сил выдержать этот взгляд.
– Ты думаешь, что я вот так позволил бы уничтожить город? Разведка работала… тихо работала, пока этот мальчишка внимание отвлекал.
– Кейрен?
– Он самый. На редкость удачная кандидатура. Молодой, рьяный и принципиальный, готовый наплевать на все запреты кряду.
…пешка на королевской доске.
И Брокк понятия не имеет, что стало с этой пешкой.
– И ты с твоим неумением лгать… оно тоже часть игры. Возмущен?
– Нет.
Возмущения и вправду нет. Наверное, Король поступил так, как должно. За Брокком присматривали…
Недосмотрели.
– За всеми вами наблюдали. – Король уже не тер виски – стискивал, и лицо его было бледно, до синей каймы вокруг губ, до полупрозрачных век с темными нитями сосудов. – Было опасение, что тебя попытаются убрать.
– Почему?
– На роль заговорщика, уж извини, ты не тянешь… не тянул.
– Это не было заговором.
– Ну да, всего-навсего самоубийственной попыткой остановить прилив. Попыткой, заметь, совершенной группой лиц по предварительному сговору. Мне это так мои законники классифицировали. Но мы же не о них, а о том, что за вами велось наблюдение. Они следили за вами. Мы за ними… единственная реальная нить, которая привела к зарядам.
– Вы… знали?
– Знали. Склады очистили. Дома эвакуировали. Мне сказали, что есть шанс снять заряды… и не кривись, ты не единственный специалист на белом свете. Сунься ты к зарядам, и вся игра насмарку.
– Игра?
– Игра, – подтвердил Король. – С высокими ставками. Эвакуацию начали в день прилива… не так уж сложно зачистить несколько домов и поставить замедлители. Ты ведь тоже таким воспользовался, только кустарным. Олаф – умный мальчишка, и жаль будет, если он умрет. Хотя, говорят, шанс есть.
– Вы знали о… Риге?
– О Риге. Ригере. Шеффолке. Подмене… но этого недостаточно, мастер.
Он стиснул руки, и суставы хрустнули.
– Заговор никогда не ограничивается одним человеком. За Шеффолком стояли многие. И не только люди… прошлогодняя зачистка не избавила нас от всех… недовольных. Нашлись те, кто решил, что и в отсутствие Короля с людьми справятся. А там и территорию поделят… в собственном доме и пастух за князя будет. Слышали такую поговорку?
– Да.
– Последний месяц был неудачлив для некоторых домов… Прилив дурно сказался на здоровье. Я лишился части… подданных.
Брокк кивнул, но вопроса не задал: похоже, прав тот, кто говорил, что во многих знаниях многие печали. А ему и с собственными печалями разобраться бы, прежде чем в чужие вникать.
– Старые дома порой… упрямы. Или правильнее было бы сказать – консервативны? Перемены последних лет многим не по вкусу… да и война закончилась, армия осталась… искушение было велико.
Король вытащил из кармана плоскую флягу.
– Доктор настоятельно рекомендовал… для успокоения нервов.
Горький запах травяного чая.
…и собственная рюмка с опиумом, которому суждено отправиться в нужник.
– Охота на живца?
…и в роли живца был сам Брокк. Еще Кейрен. Инголф. И Олаф тоже… отсюда и секрет его, переставший секретом быть. Полковник? Нет, этот из загонщиков… как и призрак чумы.
Искушение для тех, кто желает убраться в опустевшем доме, не запачкав рук.
…люди убьют Короля.
…чума избавит от людей.
Королевская игра. И ставки соответствующие.
– Злишься, – с непонятным удовлетворением произнес Король. – Это естественно – злиться, поняв, что тебя использовали.
– Не только меня.
– Тебя в том числе. – Он потряс флягу и прислушался. – Если бы ты знал, до чего это лекарство горькое… но это в целом нормально для лекарства. Брокк, знал, что свинцовая пуля способна пробить доспех средней толщины?
– Что?
– Свинцовая пуля. Это такой шарик… металлический шарик, который выталкивают пороховые газы. И этот шарик получает ускорение, которое и позволяет ему пробить доспех. Насквозь, Брокк. Я покажу тебе образцы. Их оружие нелепо. Неуклюже. Зачастую отказывает, а то и вовсе взрывается. Но оно существует. И не в виде отдельных образцов. Шеффолк наладил производство… две фабрики. Тысячи стволов. Сотни тысяч зарядов… и мастера из их числа. Они не чета тебе. Пока.
То, о чем Король говорил сейчас, было… диким?
– Вот. – Свинцовый шарик Брокк поймал. Тяжелый и безопасный, всего-то кусок металла. – Мы закрыли фабрики. Мы уничтожили пороховницы… почти все.
– А мастера?
– Мастер, – поправился Король. – Он жив. Нам нужно прояснить некоторые детали, но… отпустить его я не могу. И казнить не за что…
– В Тайберни – старые часы…
…за которыми требуется присмотр. И да, Тайберни – это не тюрьма…
– Я подумаю.
Король поднялся.
– Что будет со мной? – Брокк все-таки задал вопрос, пусть и гордость требовала молчать.
И Стальной Король, обернувшись на пороге, пожал плечами:
– Ничего.
Дверь открыл.
…и если так, то…
– Мир нуждается в переменах, мастер. – Король стоял, опираясь на трость. Он выглядел больным, но обманываться не следовало. – И раз уж вы влезли в его дела, то продолжайте… начните с Нижнего города. Его давно пора было перестроить…
…Тайберни – не тюрьма.
И экипаж с серебряными воронами на дверцах ждал во дворе.
– Домой, – сказал Брокк, забираясь на козлы. – Отвезите меня домой и… если можно…
Хлыст развернулся над конскими головами, и четверка взяла в галоп.
Быстро?
Медленно. Слишком медленно… ласточкины хвосты Тайберни остались за спиной. Грохотали колеса и копыта…
…домой.
Уже скоро. И можно не думать пока ни о чем, кроме того, что дома ждут…

 

…раз-два-три-четыре-пять…
Пустой поднос для визитных карточек, начищенный до блеска, и в этом видится своя ирония. Газеты по-прежнему приносят, и Фредерик все так же гладит их раскаленным утюгом, выглаженные, лишенные терпкого запаха типографской краски, оставляет на маленьком столике в кабинете. Присылают журналы и желтоватые, напечатанные на дешевой рыхлой бумаге рекламные проспекты, оставляя их у дверей. А вот писем и приглашений нет.
…Кэри снова не существует.
Нет, она есть, но…
…стоит ли рисковать с тем, для кого, быть может, закроется город? Сегодня… или завтра… послезавтра тоже…
– Все это чушь. – Грай появляется с завидной регулярностью, она приносит с собой шоколад в высоких стаканах, нарядные коробки из кондитерской и вымоченную в коньяке вишню. – Тэри говорит, что твоему мужу ссылка грозит… самое большее… и то на год. Ну или на два, но Королю нужен мастер.
Грай раскладывает вишню по крохотным вазочкам и заставляет есть.
– А ссылка – это не страшно. Даже очень романтично!
И ей хочется верить, ведь Грай знает, о чем говорит…
– Ссылка, по сути, ерунда… Лэрдис вот отравилась… уксусом…
Грай отводит глаза, добавляя очень тихо:
– Она заслужила… и… Тэри говорит, что у меня талант, а я не хочу этим заниматься… не хочу думать, что кто-то…
Замолкает. И прячется в тишине, которая длится и длится, и Грай не спешит заговаривать вновь. А Кэри согласна. На ссылку, на изгнание, только пусть это ожидание, растянувшееся не на дни – на недели, закончится.
– Не думай о плохом. Брокк вернется. Просто… – Грай вздыхает, она знает, что есть вещи, о которых говорить не следует, но и молчать она не способна. – Король болен… и пока он не оправится, то… он сам хочет разобраться… не доверит Совету… и это правильно, Совет ищет кого-то, на кого можно свалить вину…
Верить.
И ждать… газеты помимо списков погибших публикуют сводки о здоровье Короля. И Кэри молит жилу, чтобы он выжил…
…выжил.
И в аудиенции отказал.
– Он знает, о чем вы собираетесь просить. – Виттар появляется ежедневно. И выглядит он отвратительно, но не признается, что болен. – Ему сейчас некогда. Осталось уже недолго, Кэри. Потерпите.
Терпит.
И белый какаду щелкает лесные орехи, выкладывая из скорлупок узоры.
– Кэ-р-р-ри, – говорит он хрипловатым голосом. – Ор-р-решек, Кэр-р-ри…
Темные ядра она ссыпает в вазу, загадав себе, что когда ваза наполнится доверху, то Брокк вернется. Конечно, вернется, она верит Виттару…
…и то единственное свидание, которое ему удается устроить, оставляет горький осадок.
– Все будет хорошо, – шепчет он, и дыхание теплом по волосам, по щеке… слезы застывают в глазах. Слезы – это пустое. Надо улыбаться, потому что ему тоже непросто.
Надо лгать.
Только как, если он видит ложь и, прощаясь, снова и снова шепчет, что все будет хорошо…
– Король… – Виттар заговаривает в экипаже, зажимая переносицу белым платком. А кровь все равно идет, и это обстоятельство Виттара раздражает. – Король… должен нашему роду. Одену…
…чужие долги откупом за жизнь Брокка?
Кэри согласна.
Пожалуй, она согласилась бы на что угодно, лишь бы поскорее вернуть его домой. У него ведь рука болит, стянутая повязками, спрятанная в подколотом рукаве. И сомнения наверняка мучают, вдруг да вновь поверит в то, что слаб…
…а дома белый какаду протягивает карточку.
Грай заходила.
Оставила вишню в коньяке и приглашение на чай, которое – почти вызов молчаливому обществу…
…раз-два-три-четыре-пять…
Ваза полна едва ли не до верха, и Кэри пересчитывает ядра ореха, чтобы хоть чем-то заняться.
…раз-два-три…
Быть может, сегодня…
…четыре…
– Или завтра, – она произносит это вслух, проводя ладонью по стопке газет. – Конечно, завтра…
…пять…
– Кэри!
Орехи падают на стол, катятся к неудовольствию какаду, который пытается их собрать, повторяя следом за хозяином:
– Кэ-р-р-ри…
– Кэри…
Он принес с собой запах Тайберни и дождь на рукавах старого пиджака, и Кэри трогала капли, саму эту ткань, тяжелую, измятую, убеждаясь, что она реальна.
Он реален.
– Кэри… ну что ты…
– Ничего, я…
– Я же говорил, что все будет хорошо. – Холодные его губы касаются щеки осторожно… – Я же говорил…
– Я верила…
…ждала…
И, наверное, у счастья может быть привкус городского дыма, дождя и затянувшейся весны…
– Я тебя поймал…
Счастье стучит в висках молоточками пульса, а сердце строго отсчитывает удары.
…раз-два-три-четыре-пять.
– Я тебя нашла.
Назад: Глава 41
Дальше: Глава 43