Глава 4. Право на надежду
Глеб понял все, когда снял маску. Раздражала она его. Стекло-стекло, сиянье зеркал и собственное лицо, искореженное гранями. Как будто смотрят на Глеба сразу несколько человек. И среди них нет ни одного настоящего.
Тогда он просто отвернулся и, уложив Еву, убрал волосы с лица.
Могла ведь убить. Были возможности и не одна. Но не тронула. И теперь вот тошно.
У мертвой Евы мягкое лицо, красивое и умиротворенное, как будто и не Ева она, но Мадонна, только младенцы остались в подвале, в пластиковых коробов кувезов. Подохнут все.
Пускай. Они же не люди!
Не люди и всё.
Глеб сложил ей руки, как нормальному покойнику, и в лоб поцеловал. Только потом занялся второй. На выпуклый живот ее Глеб старался не смотреть. Оставалась маска, сидящая на коже словно сама собой. У Глеба не сразу получилось поддеть ее. Но стоило потянуть за край, и маска сошла.
Изнутри она была гладкой и мягкой.
А лицо девушки — бледным. И волосы у нее синие. Яркие-яркие, как незабудки. Три прядки на челке — три параллельные линии, перечеркнувшие когда-то Глебову жизнь.
Темные брови. И светлые губы, слабо прорисованные на лице.
Он даже испугался, что это — настоящая Ева, но после понял — подделка. А еще сообразил, что это лицо он уже видел.
Это, но другое. Измененное возрастом. Усталое. Слегка оплывшее и изуродованное обвисающей кожей. Сейчас, после смерти, она растянулась, усугубив сходство.
— Раз, Ева, — сказал Глеб, пятясь к двери. — Два, Ева.
Они походили друг на друга, как мать и дочь, вот только был еще один человек, вписывавшийся в линейку родственного сходства. И этот человек, скорее всего, человеком не был.
— Три, Ева…
Девчонка сидела на кресле, слишком большом для нее.
Ноги не доставали до пола. Тонкие ручонки силились обнять массивные подлокотники, а макушка не дотягивалась до изголовья, и белесым корням симбионта пришлось спуститься. Они легли на плечи и впитались в кожу, оставив следами узоры белой татуировки.
Они сковали руки и ноги. И захватили голый живот живым корсетом.
Девчонка улыбалась. Из закрытых глаз ее текли слезы. Симбионт их подбирал.
— Ты тоже Ева? — Глеб взял ее на прицел.
— Я не Ева, — ответила девчонка, не открывая глаз. — У меня есть собственное имя. У всех есть имя. Меня зовут Айне.
Логичненько, черт побери.
— И какое ты поколение? Пятое? Двадцатое?
— Я не владею данной информацией.
Она все-таки посмотрела на Глеба.
Сучьи дети. Они же просекли, что ребенка убить сложно. А бессмертного — невозможно, если, конечно, ты не отмороженный психопат, которому насрать на будущую жизнь. Отбор на инфантилизм и здравый смысл. Оба решения в одном флаконе. Молодцы. Сработало.
А для невнявших инстинкту андроид имеется.
Поправочка: имелся.
— Пожалуйста, не надо в меня стрелять. Мне сейчас больно. Не причиняй дополнительных повреждений. Это может привести к моей физической гибели, — она говорила это, глядя на Глеба синими глазами Евы.
Убить все равно придется.
Безопасность вида. Борьба за выживание. На этот раз — настоящая. И тогда настоящая была, теперь-то оно видно, кто друг, кто враг, а кто хреном о забор почесать вышел.
— Встань, — приказал Глеб, а девчонка не послушала, залопотала, выталкивая слова из глотки:
— Я готова предоставить тебе необходимую информацию. Наш вид не является антагонистичным вашему. Возможно включение отдельных особей Homo sapiens ssp. sapiens в контур существования и социальную структуру Homo sapiens ssp. mirmikoides. Это повышает вероятность выживания. Высокая степень соответствия организма среде позволяет ему осуществлять успешную конкуренцию…
— Закройся.
Глеб обошел кресло и схватил девчонку за руку.
— Вставай.
— Разрыв связи в настоящий момент вызовет негативные…
Он рванул, выдирая из паутины. Айне закричала, покатилась и замерла, обняв себя за плечи. На коже вспухали алые капли крови.
Нельзя ее жалеть. Она — чудовище, которое лишь притворяется ребенком.
Адаптация такая.
— А вот теперь рассказывай сказку. Тебе же понравилось. Ты так красиво пела, пока мы шли. А я все думал, откуда тебе столько известно. Неужели вечная жизнь еще и абсолютным знанием чревата?
Айне подтянула колени к груди, сжимаясь в комок. Уставилась немигающим взглядом. Вот и хорошо. Глазки-то у нее совсем не человеческие. Разумные больно.
Холодные.
И Глеб сказал:
— Пой, птичка. Ты же не хочешь, чтобы я сделал еще больнее? Я могу.
— Н-не надо, — она кое-как села. Кровь на коже высыхала быстро, и казалось, что это даже не кровь — веснушки. Очень темные веснушки на очень бледненькой девчушке.
— Пожалуйста, конкретизируй запрос.
— Поселки. Те, из которых вы явились. Они уничтожены?
— Они были унифицированы в ходе эксперимента. Моделировалась структура многофункционального поливидового организма модулярного типа с возможностью развития. Векторы развития определялись самостоятельно детерминантом консорции.
Докладывает гладко. Жалко, смысл не ясен. Ничего, Глебушка запомнит, а там, глядишь, и сыщется тот, кто объяснить сумеет.
— Ваши воспоминания?
— Использование псевдоличностей и воссоздание вероятности на основе полученных данных. Ева видела муравьев, и в ее реальности материнский поселок уничтожен муравьями.
— Откуда знаешь?
Девчонка указала на кресло. Оборванные жгуты свернулись и втянулись в поверхность дерева, которое не было деревом.
А здесь ничто не является тем, чем выглядит.
— А у тебя, значит, фантазии не хватило?
— Модель создавалась не только мной. Она максимально соответствовала реальности. Я не врала про бункер. И Тод не врал. Временной отрезок нашего совместного существования был меньше заявленного. Но время — понятие субъективное.
Она говорила быстро. А закончив тираду, поднялась на ноги, повторив:
— Пожалуйста, не стреляй. Это ведь не мы пришли в твой дом. Ты пришел в наш.
— Не спрыгивай, деточка. Не получится. И не дергайся, я с этого расстояния не промахнусь. Где Ева? Я имею в виду настоящую Еву.
— Я — это немного она.
— Нет, деточка. Ты — мутант. Она — человек.
Нюанс: человек, который затеял этот чертов эксперимент, а потом сам же в него и вляпался. И так ли нужно искать ее?
— Данный сектор памяти не доступен, — сказала Айне, накрывая ладошкой цветок.
— Жаль. Вот и поговорили. Извини, но…
— Ты все-таки решил меня ликвидировать? — она прижалась к стене, не спуская взгляда с револьвера. Дамская игрушка, но как для игрушки — стреляет неплохо. И Глеб сказал первое, что пришло в голову:
— Извини.
Черт, а все-таки тяжело выстрелить, когда оно — ребенок.
Крик подстегнул. Заставил Тода забыть и о боли, и о пуле. Та вошла в положение и заткнула раневой канал свинцовой пробкой. Села прочно и держалась хорошо.
Бежать не мешала.
Память вела, как собаку на поводке, и вывела к двери, знакомой до отвращения. Наверное, такое чувство испытывают люди, возвращаясь домой. Это место и было домом.
В некотором роде.
Тод толкнул дверь, шагнул в прихожую, отметив и пистолет на столике рядом с телефоном, и розовую лужу на полу.
Лужу Тод переступил. В отличие от этой жидкости, его кровь симбионт потреблял с удовольствием. Алые пятна исчезали вмиг.
Но сейчас это было не важно.
— Доброй ночи, — произнес Тод, постучав по откосу. — Прошу простить за опоздание, но не будете ли вы столь любезны убрать оружие?
— И пришел спаситель, — нацист ухмыльнулся. — Что ж, раз пришел — заходи. Гостем будешь.
— Тод! — девчонка дернулась было в сторону андроида, но Глеб рявкнул:
— Стоять!
Пуля дополнительным аргументом прошла над головой. И Айне замерла, прижавшись к спине. А заткнуться — не заткнулась.
— Тод, ты живой! Ты живой!
— Не приближайся к ней, — Глеб изменил выбор цели. С такого расстояния попасть просто. А пуля в голову и дроида остановит. Девчонка всхлипнула.
— Я испугалась, что тебя убьют.
Жаль, что страхи не оправдались. Хотя выглядел дроид поганенько. В крови, в пыли, в грязи. Герой. Ничего. На каждого героя пули хватит.
— Не убили, — ответил Тод и шагнул, пытаясь встать на линию огня. — Что с тобой, маленькая?
— Не дури. Пристрелю же, — предупредил Глеб.
— Положи револьвер. Тогда я тебя не убью.
— Это ты положи и тогда…
Айне завизжала. Но Глеб не шелохнулся. С ним такие штучки не пройдут. И вообще какого он церемонится? Раз и нету дроида. Два — и нету твари, которая прикидывается ребеночком.
Или наоборот? Главное, девчонку убрать.
И эти, видимо, тоже сообразили.
— Не стреляй, пожалуйста, — попросил Тод, разжимая руки. Пистолет упал беззвучно, а дробовик перекатился, поворачиваясь дулом к двери. — Уходи. Просто бери то, что тебе нужно и катись к чертовой матери.
И оставить их здесь? Позволить существовать? Нет уж.
— К стене. Лицом. Оба.
— Ребенка не трогай, а?
— Она не ребенок. Она чудовище.
— Одно другого не исключает. Не бойся, моя маленькая леди. Я же здесь. Все будет хорошо.
У Глеба — да. У этих двоих — навряд ли. Но если охота врать, то пожалуйста. Глебу пофигу. Глебу просто надо выстрелить. Это же не сложно. Прицелиться в бритый затылок, а лучше чуть пониже, в шею. Шея широкая, бычья, но пуля прорвет.
Дроид медленно повернулся к стене.
— На колени.
— А не многовато ли пафоса?
Но встал и руки за головой сцепил. Бросил, не оборачиваясь.
— Вы, люди, имеете только то, что сами создали. И боитесь этого. И начинаете воевать.
— Заткнись. И ты тоже.
— Делай, что он говорит, маленькая. Откуда кровь? Тебя ранили? Нет? Уже хорошо.
Какого лешего он не заткнется? И почему Глеб не заткнет?
— Давай ближе ко мне. Только медленно, ладно? И ничего не делай. Ты у меня умница.
Ум ей не поможет. Финал предопределен. Глеб должен их убить. Не ради себя, но ради тех, которые жили в поселке и тех, кто живет в других поселках. И будет жить. Или не будет, если Глеб и дальше с совестью бороться станет. Баю-баюшки-баю, спи, дорогая и крепко. Потом зубы поточишь.
Глеб вдохнул, прицелился. Палец скользнул по спусковому крючку, прижался, пробуя на прочность. Повел вниз, преодолевая сопротивление пружины.
Боек был готов ударить о капсюль, высекая искру.
И возродится пламя порохового взрыва. Ударная волна выбросит пулю, придав ей ускорение.
Правда, полет будет недолгим.
Тод упал, накрывая собой чудовище, и заряд свинца застрял в стене. Глеб повернулся, пытаясь поймать уходящую цель. Цель швырнула в лицо кусок железа, и сама кинулась, принимая выстрел, но не останавливаясь.
Он врезался, сбивая весом тела, упал сверху, перекатился и, вскочив на четвереньки, зарычал. Последнее сходство с человеком исчезло.
Глеб зашарил по полу, пытаясь нащупать пистолет. Не успел.
Удар в грудь опрокинул навзничь. Широкая ладонь легла на горло, сжала, продавливая гортань. Глеб вытянул руки, пытаясь оттолкнуть дроида. Ударил, метя в нос. Кулак скользнул по губам, и сучий сын зубами вцепился в пальцы. Захрустела кость.
Глеб заорал бы.
Воздуха вот не осталось.
Тод отпустил горло и, сжав голову Глеба в висках, дернул вверх до хруста в шее, а потом с силой впечатал затылком в пол. Пол в комнате все-таки был твердым.
Сознание отключилось.
— Ты его не убил? — Айне, сидя на корточках, обдирала бляшки сухой крови. Под ними проступали алые пятна проколов, которые ко всему сильно зудели.
— Не убил, — ответил Тод, переворачивая тело. Он завел руки лежащего за спину и перетянул ремнем. — Но желание имеется.
Айне не видела препятствий для реализации этого желания. Более того, она испытала бы удовольствие, увидев смерть данной человеческой особи.
— Я испугалась.
Тод кивнул.
Наверное, он сердится. Он думал, что Айне человек, а она — совсем не человек. И вряд ли Тод воспримет факт недостаточной информированности как оправдание.
— Мне надо вернуться, — Айне не дождалась ответа. Она забралась в кресло и закусила губу, во второй раз открывая запертые ворота чужих разумов.
Система функционировала. Перестройка началась. И симбионт, свыкаясь с новым хозяином, торопился выказать преданность.
Айне видела мир, структурированный по вертикали. Климатическое постоянство нижних этажей. Зона низкоамплитудных колебаний. И зона флуктуаций с жилыми комплексами.
Связующие звенья побегов.
Сектора горизонтальной композиции, идеальные в своей простоте.
И холодную слепую зону болота, до которой нити мицелия не дотянулись.
— Маленькая, — голос Тода донесся сквозь фоновый шум. — А ты можешь там сказать, чтоб кто-нибудь аптечку принес? А то я, кажется, немного… сломался.
…уронили мишку на пол…
Укол страха дезориентировал, едва не вырвав из системы. И реагируя на несформированную команду, симбионт выбросил ленты экзорецепторов.
— Странноватое ощущение, — признался Тод, разглядывая липкую нить. Под прозрачной оболочкой пульсировало темно-бурое содержимое, перегоняя кровь в аналитические ядра.
И данные добавлялись к данным, преобразуясь в буквенно-символьную кодировку итогового отчета. Информация поступила почти мгновенно.
Острая кровопотеря. Пулевые ранения. Минимум одно — несквозное. Состояние тяжелое, но не критическое. Симбионт знал, что делать. Оставалось передать знание Тоду.
— На пол. Лечь. Надо.
Сложно говорить, будучи подключенной. В перспективе следовало фрагментировать информационные зоны
— Надеюсь, ты не решила разнообразить мной рацион питания, — сказал Тод и лег.
— Технически я способна это сделать.
— Я догадываюсь.
Пол на месте, где лежал Тод, вздулся. Недифференцированные клетки стремительно делились, изменяясь в соответствии с ДНК Тода. И уже перелиняв, они включались в процессы регенерации, сращивая края раны. Под тонкой пленкой эпителия один за другим возникали новые слои, выплетались из кружева химер сосуды, восстанавливались нервные и мышечные волокна, зарастала капсулой жира пуля.
— Я чудовище? — спросила Айне. — Он сказал, что я чудовище. А ты не стал возражать. Ты тоже так считаешь?
Нормализация гемостаза займет время, как и вывод связанных токсических элементов, которые образуются после растворения пули. Но кровотечение остановлено. Основные параметры приведены к условно нормальным значениям. Физическому существованию Тода ничто не угрожает.
Отработанное вещество поглощалось симбионтом, перенаправляясь в вакуоли и лизосомальные комплексы. Клеточная пена растворялась, высвобождая Тода из кокона.
— И да, и нет, — ответил он, не делая попыток подняться. Только дотянувшись до дробовика, положил на живот. — Ты можешь стать чудовищем. А можешь и не стать. Вопрос выбора.
Айне помнит о выборе. Она пытается его совершить. Однако с точки зрения логики результат этой попытки однозначен.
— Или его возможности. Ты мне сказку читал. Мышка пробежала, хвостиком махнула, яйцо упало и разбилось. Я думаю, смысл сказки в непрогнозируемости результатов. Цель, на достижение которой направлены некая сумма усилий, в финале может не соответствовать желаемой.
— Но выбора это не отменяет.
Айне отдала команду, и симбионт подчинился, пусть и с явной неохотой. Уходили гифы, клейким веществом запечатывая отверстия на коже. Отключались рецепторы. Фоновый шум слабел.
Айне встала с кресла.
— Я могу сделать так, что у тебя не останется выбора. Ты перестанешь о нем думать.
Тод сел.
Он сильнее Глеба. И вряд ли стал бы раздумывать, желай избавиться от Айне. Но если пожелает — она не будет останавливать.
— Но это неправильно, — присев напротив его, Айне протянула руку. — Тод, я не хочу тебя заставлять. Выбор. Честный. У меня нет аргументов, чтобы убедить тебя. У тебя есть аргументы, чтобы отказать мне. Ты знаешь, кто я. И осознаешь, что я могу с тобой сделать. Для тебя безопаснее будет уйти. И если ты захочешь, я тебя отпущу. Но, пожалуйста, останься.
— Почему?
Ответить на этот вопрос было легко:
— Мне нравится слушать звук твоего сердца.
