Глава 2. Бой с тенью
Обсидиановый круг ждал Варга. Стоило ступить, как отражение всполошенным вороном кинулось к колдуну, распластало руки-крылья, силясь вырваться.
И острые мечи беззвучно ударили в гладкую поверхность.
Точно такие же мечи, тянули собственные руки Варга к земле. Тяжело было болотное железо, выловленное гнилыми пузырями, выплавленное в кузнице на костре из костей кузнеца. Плакала руда, исторгая раскаленные слезы, текли они по каменному ложу, собирались оплавленными сырцовыми головами, из которых после родились мечи.
Шипел лед, принесенный марами с горных вершин. Красили травы воду зеленью и чернью, добавляла живая кровь багрянца, чтобы весь, без остатка, вошел он в клинки.
Рукояти Варг сделал из драконьих зубов. Обмотал для крепости гримовыми волосами — тогда еще даренными. А в навершия вставил по камню. Изумруд и рубин.
— Хорошее оружие, — сказала тогда Рейса-Рова и похвала заставила сердце Варга биться быстрее. — Как назовешь?
— А как принято?
Он не умел обращаться с именами. С рунами, с травами, с заклятиями и знаками, с тенями на земле или воде, с рисунками туч и невидными следами — да. Но смысл имени по-прежнему был недоступен пониманию.
— Так, как хочется, — ответила Рейса.
И Варг подумал, что не знает, как же ему хочется, а стало быть правильного имени не даст. Тогда он решил подождать. Время шло. Мечи оставались безымянными. Наверное, тот, кто сам не имеет имени, не способен называть вещи. Это было бы огорчительно, если бы Варг умел огорчаться.
Тем временем отражение выбралось, прозрачное, как и положено тени.
— Здравствуй, — сказал Варг себе и себе же ответил: — Здравствуй.
Клинок коснулся клинка и по клинку же скользнул, задержавшись на крестовине рукояти.
— Ты давно не приходил.
— Я давно не приходил.
— У тебя проблемы.
— Да.
— Ты ходишь по чужим снам. Устаешь.
— Устаю.
— Ты человек, а не мара.
— Я нойда. Я умею.
Танец-кружение. Взгляд держит взгляд, а железо ищет столкновения с собой, уверенное, что победит.
— Тебя наконец убьют, — сказала тень.
— Тебя тоже.
— Я устал сидеть здесь. А ты устал быть там.
— Неправда.
— Кому ты лжешь?
Тому, кто есть Варг. Первый? Второй? Слабейший. Если разобраться, его и вовсе не существует. Он лишь вёрд, по недоразумению выживший, когда сама душа погибла.
— Ты жалеешь себя, — вёрд скользнул под удар и сам ударил, метя левой рукой в сердце. И меч прошел сквозь одежду, но не дальше — Варг отбил выпад.
— Я не умею жалеть.
— Ты говоришь, что во всем виноваты боги.
— А разве нет?
— Нет.
Лязг. Скрежет. Два волка, Гери и Фреки, сцепились в смертельной схватке. Скалятся пасти, летит шерсть, щелкают зубы, выхватывая куски плоти.
— Ты не думал, что у тебя с самого начала не было души? Что ее сожгло там, где души куют? Многих ведь сожгло. И многих ранило. Но им все равно, а ты все мечешься.
Вёрд откатывается к краю, за который ему, посаженному на цепь заклятья, нет хода.
— И ты.
Варг позволяет передохнуть. Ему? Себе? Мечи тяжелы, как само болото, их родившее.
— Я есть.
— Ты есть.
— И ты тоже. Мы — одно.
— Мы — разное.
Зеленое. Красное. Красное и зеленое. Помноженное на два. Одинаковое. Отличное. Варг точно знает, кто он, но как объяснить это вёрду.
— Ты — лишь мое отражение! Страж! Меня не надо сторожить. Я в любой миг способен тебя уничтожить…
— Тогда почему не уничтожишь?
— Потому что…
Столкновение. Рука встречает руку. Пальцы касаются пальцев. Обвивают уже одну рукоять безымянного меча, в которой пылает странный камень. Грани его меняют цвет. Зеленое. Красное. Рассыпчатое. Разное.
— Отступись.
— Нет.
— Мальчишка дойдет.
— Нет.
— Ты же знаешь, что он дойдет.
— И что? Многие доходили, но отступали перед троном Хель.
— Этого ты и боишься?
— Я? Я не умею бояться.
— Ложь.
— Нет!
— Умеешь. Напомнить?
Мечи срастались, сроднялись и тянули Варга в его отражение.
— Я ушел, потому что это было разумно.
— Ты не ушел — убежал. Помнишь?
— Конечно.
Серый лед крошился под ногами, черные полыньи — рты ледяные — качали белое крошево зубов. Не попасть бы в полынью, не провалиться, не ступить на лживую синь проталины. И спешить.
Ведь догоняют.
Несутся. Кричат. Машут факелами, поджигая черное подбрюшье неба. Поземка мечется загнанным зверем, хватает за руки и скулит.
— Мальчишку держите!
Лед не выдерживает голоса, расползается под ногами.
Слезы по лицу. Ветер на губах. Беги, Варг, беги! Уноси ноги от заветной поляны, окруженной сетями из лунного света.
Плясали молодые рабыни на прибрежных камнях, резали белые ноги, манили красотой луну-роже?ницу, кромсали ей косы острыми камнями. Рвалась луна, рвалась волна, летела прибоем, смывала дерзких, да поздно — подхватили обрезанный волос мутноглазые старухи-вёльвы, уволокли в сырые пещеры да на кросно бросили.
Ткали-ткали и выткали.
Беги, Варг, беги!
Ты же человек, тебе ничто свет лунный — обожжет да залижет обожженное. А мары-певуньи, мары-сноходицы пусть мечутся в кругу заветном. Для них сеть — преграда неодолимая.
— Стой, гаденыш! — кричали вслед, подгоняя, будто хлыстом.
И Варг бежал, шептал наговор, поднимал бурю. Пусть ярится, ревет, рушит сосны, дубы корчует. Пусть выморозить все, что есть живого…
Ускользали слова, и лишь слабый ветерок рождался где-то в поднебесье. Гудел, пеняя на трусость. И река — жеребец дикий — встала на дыбы, сбросила неумелого седока с влажной гривы да под копыта корней. Прикрыла хвостом прошлогоднего камыша и гнилою, забытой корягой. Зашевелились под ней черные пиявки и похудевшие за зиму жабы, поползли наверх, на лед, встречая погоню.
А где-то далеко визжали, погибая, мары.
Варг сидел, вжимаясь в глинистый берег, заткнувши пальцами уши, стараясь не шевелиться и не дышать. Он точно знал, что когда сил держаться не осталось, чужие руки, теплые, прижали его ладони к голове. Кричать не сумел, замерз слишком. Чужак же делился теплом, как будто бы ему вовсе не жаль было этого тепла. А когда Варг вылез-таки из укрытия, то чужак потянулся за ним.
— Ты кто? — спросил Варг заледенелыми губами.
— Я — ты.
— Вёрд?
— Вёрд.
— Ты… грязный.
— Ты — грязный.
— Так и будешь за мной теперь повторять?
Варг потер кончик носа, потому как не чувствовал носа и боялся — вдруг да тот отвалится? И вёрд повторил жест. А потом вдруг распластался и стал тенью, черной, гладкой, смеющейся тенью. Много лет прошло, прежде, чем у Варга получилось избавиться от нее.
И непонятное держало, не позволяя избавляться совсем.
— Ты ведь понимаешь, во что опять ввязался? — спросил Варг, глядясь в зеркало из черного камня. И сам себе ответил: — Да.
