Лия

Я проснулась рано. Локи еще спал, свернулся в клубок, прямо как Рафинад, лицо умиротворенное, почти детское. А матрас, естественно, сдулся. Надо будет придумать что-то другое, хотя Локи и так вроде неплохо. А замерз он потому, что одеяло тонкое.

Повинуясь импульсу, я накрыла его своим, пуховым, и вышла. Пусть спит, будем считать, что в данном конкретном случае я просто проявляю душевное благородство.

Сегодня за забором интерната было тихо, от вчерашней всеобщей озабоченности не осталось и следа. Все милы, приветливы, улыбаются. И почему это я раньше не замечала, насколько неискренние у них улыбки?

– Как ваше самочувствие? Сегодня уже легче? – поинтересовалась Светлана.

Я не сразу сообразила, о чем это она.

– Мне охранник вчера сообщил, что вы плохо себя чувствовали, голова у вас, кажется, болела?

Я кивнула. Действительно, вчера я соврала что-то в это роде.

– А сегодня как? – продолжала допытываться Светлана. – Уже не болит?

– Нет. Не болит. – Получилось чересчур нервно, словно я оправдаться хочу.

– Точно? Если вы себя неважно чувствуете, можете идти домой.

Вероника шумно фыркнула, показывая, где она видала начальственную заботу, Светочка никак на это не отреагировала, сделала вид, что не заметила. А вероятно, и не заметила. Она так пристально меня разглядывала, что ей явно было не до Вероники.

– Грипп, понимаете ли, – сказала она в никуда. В никуда – это значит, для всех. Все согласно закивали, даже Вероника, на открытый мятеж она пока не решалась. Раз начальство сказало – грипп, значит, грипп.

– Лучше денек дома посидеть, полечиться, чем потом – неделю на больничном.

– Да нет, со мной все в порядке. И голова не болит. Наверное, вчера… – Я сказала первое, что пришло в голову. – Магнитная буря была. Я, знаете ли, к таким вещам очень чувствительна.

– Может быть, может быть, – пробурчала Светлана. И подмигнула мне. От неожиданности я едва мимо стула не села. – Лия, если не секрет, а что за молодой человек вас вчера подвозил?

– Это… – Я беспомощно озиралась по сторонам. Ну, охранник, все разглядел, все запомнил, и Локи хорош, то он слежки боится, то у ворот маячит!

– Твой парень? – встряла в разговор Вероника.

– Да, да… Именно парень. Мой парень.

– Тогда понятно. А то я вчера как увидела, так глазам своим не поверила. Вы у нас такая… Серьезная. И вдруг – на мотоцикле. – Светлана мило улыбнулась, как бы извиняясь за свое любопытство. Ага, как же, не могла она меня видеть, не могла – вчера, когда я подъехала, она как раз беседовала с этим непонятным следователем. Значит, доложила охрана.

Выяснив интересующие ее подробности, Светлана удалилась.

– Тоже, блин, королева нашлась, – фыркнула ей вслед Вероника.

Я кивнула и только теперь почувствовала, как мелко дрожат колени, а блузка прилипла к спине. Пять минут разговора ни о чем, а я едва не умерла со страха. Черт бы побрал эту ведьму! Черт бы побрал их всех! А особенно – Локи.

Дальше – больше. Веселее. Скандал разразился ближе к обеду. По расписанию у нас был час так называемого свободного времени. «Час» этот тянулся с одиннадцати до двух, и свободным временем девочки располагали лишь весьма условно. В моем понимании – свободное время, это когда вы делаете, что хотите, идете, куда хотите, и вообще, занимаетесь приятными и бесполезными вещами. Например, просто валяетесь на кровати с книгой в руках или телевизор смотрите. Но нет, девочкам не было дозволено валяться, смотреть телевизор, читать книжки не из утвержденного списка или без дела слоняться по территории. Группа организованно собиралась в классной комнате и получала задание. Главное условие – чтобы при выполнении этого задания были задействованы все девочки, никто не должен был отлынивать. Светлана в свое время достаточно долго объясняла мне, что это – не директорская блажь, а разработки профессиональных психологов. Якобы работа в группе помогает ребенку научиться существовать в социуме, и еще что-то говорила про лидеров, подчиненных и так далее. Признаться, я ничего не поняла, кроме того, что мне надлежит сидеть в уголочке и наблюдать за детьми. Ну, и плюс еще отмечать в специальном журнале, кто и как себя ведет. Задания мне выдавались заранее, в специальном конверте, и сегодняшнее называлось «Страшные сказки».

Основная установка – мы в лесу, скажем, в походе, с ночевкой. Вокруг, естественно, лес, ночь, луна, костер и так далее – это надлежало вообразить, – и, согласно неписаному обычаю, ночью у костра все участники, а в нашем случае – участницы, рассказывают друг другу страшные истории. Страшные в детском понимании: про красную руку, пятно на обоях, которое не смывалось, гробик на колесах… В общем, все, на что только фантазии хватит. На этот раз я могла и не делать записи: в конверте лежал маленький, в пол-ладошки, диктофон, нажимаешь на кнопку – и расслабляешься.

Первую историю рассказала я: вспомнила какую-то ерунду про алые башмачки, которые высасывали кровь из всякого, кто их наденет. Получилось не страшно, даже смешно, нынешнее поколение привыкло к оскаленным мордам киношных оборотней, вампиров и прочей нечисти, где уж их испугать детской сказочкой о башмачках. Потом девочки говорили по кругу, сначала они стесняясь, оглядываясь на меня, похихикивая над особо страшными или веселыми местами, потом втянулись. Похоже, нынешний тренинг им пришелся по вкусу, мое участие больше не требовалось, и я с головой погрузилась в собственные проблемы. Хотя, какие там проблемы, так, не слишком приятные мысли. Вот Локи, например, уехал. А вернется ли? И нужно ли мне, чтобы он возвращался? А если во время его отсутствия что-нибудь случится?

И случилось.

– И тогда он придет за тобой! – Жутким могильным голосом вещала Маша-старшая. Смеха больше не было, девчонки сбились в кучу, как перепуганное овечье стадо. – Он найдет тебя, где бы ты ни прятался, и позовет за собой! И никто, слышите, никто не может противиться его голосу…

На мой взгляд, это было уже чересчур. Машу следовало бы прервать, но… В полученной мною инструкции имелся пункт – мое вмешательство было допустимо лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Интересно, страшную сказку можно считать чрезвычайным обстоятельством? Вряд ли. Я взглянула на часы: еще тридцать минут.

– А логово его на Чертовом кладбище находится, там в земле кости людей зарыты. И безлунными ночами эти люди подымаются из могил… Потому что он зовет их! – Маша говорила почти шепотом, но девочки хорошо слышали каждое слово. – Но если ты идешь с ним, мертвецы тебя не тронут, и тогда ты увидишь его логово. Это будет последнее, что ты увидишь в этой жизни. В логове Король крыс убивает свои жертвы…

Я навострила уши. Снова Король крыс, и снова я слышу о нем в этом месте. Теперь я уже жалела, что времени осталось так мало.

– Сначала он снимает всю одежду, разрезает на кусочки, потом привязывает человека к столу. У него круглый стол с магическими знаками. Король крыс разрезает руки так, чтобы текла кровь. Ею он кормит мертвецов, чтобы они слушались.

Кто-то испуганно ойкнул, и Маша вздрогнула. Похоже, рассказчицу напугала ее собственная сказка.

– Это все, – резко оборвала она свое повествование.

Девочки вздохнули с явным облегчением.

– И совсем там не так, – неожиданно влезла Галина. Она единственная не дрожала, а слушала с величайшим вниманием. – Мертвецов нету, и кладбища тоже, и стола круглого. Там простой стол, и кровать круглая. А еще там очень светло. В пустой комнате стоят лампы на ножках…

– Заткнись, дура! – Маша-старшая подскочила к девочке и ударила ее по лицу.

– Ты же знаешь, что я правду говорю, – захныкала малышка. – Синяя комната и лампы на длинных ножках…

– Заткнись, слышишь! – Мария вцепилась Гале в горло и, опрокинув ее на пол, запричитала: – Заткнись, заткнись, заткнись!..

Я попыталась вмешаться, разнять девочек, и получила локтем по носу. В худеньком нескладном теле Марии таилась поистине нечеловеческая сила. Вырываясь из моих рук, она царапалась, истошно визжала, Галя плакала…

В общем, вместо обеда мы попали на ковер к директору. Мы – это Маша-старшая, Галя и я. Чувствовала я себя – хуже некуда, и двух месяцев не прошло, как на эту работу устроилась, и вот, нате вам, в кратчайшие сроки сумела доказать собственную несостоятельность. Игнат Владимирович молча выслушал сначала меня, потом девочек. Точнее, говорила я одна: и Маша, и Галя, когда к ним обращались с вопросом, лишь кивали головами, а то и вообще никак не реагировали. Потом девочек попросили выйти.

– Печальный инцидент, – со вздохом произнес директор.

Я сжалась: сейчас он выскажет все, что обо мне думает, а потом уволит. Кому нужен преподаватель, который не способен справится с учениками? Никому.

– Да вы присаживайтесь, Лия Захаровна, присаживайтесь.

Я без сил рухнула на стул. Оцарапанная Машей рука горела огнем.

– Вы как, – заботливо осведомился Игнат Владимирович, – не очень испугались?

– Есть немножко, – осторожно сказала я: похоже, ругать меня пока не собираются, уже хорошо.

– Плохо, очень плохо… Ну, не волнуйтесь, подобное, к сожалению, иногда случается. Сами понимаете, контингент такой. А вы смелая, не растерялись, полезли их разнимать…

– А что еще мне оставалось делать? Маша ведь едва ее не убила!

– Надо было нажать кнопку тревоги. Вас не предупредили? Надо же, – искренне изумился директор, – какое упущение! У нас в каждом классе имеется такая кнопка, сигнал на пост охраны передается, а там… – Он махнул рукой. – Ну ладно, в следующий раз будете знать, как поступить.

– Но почему это случилось? Они ведь сидели, разговаривали, и вдруг…

– Вдруг обезумели? Все дело в личности. У нас ведь дети непростые…

– Да я знаю.

– В целом знаете, – согласился Игнат Владимирович, – а в частностях… Вам ведь их личные дела еще не давали? Нет, вижу, что не давали. С ними, как правило, наш психолог работает. Так вот, Маша – наркоманка, бывшая, конечно, мы сделали все возможное, чтобы вылечить девочку, но… Сами понимаете, излечить тело – это еще не означает, что душа тоже стала здоровой. Наркомания – слабо изученное явление…

– Маша – наркоманка?! – Я не могла скрыть своего изумления. – Ей же на вид лет тринадцать!

– Чуть больше двенадцати, – поправил меня директор. – Но возраст сам по себе ничего не означает. Вы бы видели, в каком ужасном состоянии девочка попала в школу, без слез не взглянешь! Весь букет уличных привычек и, как результат, – уличных болезней. Хорошо она, хоть СПИД подхватить не успела, а от всего остального мы вылечили, в том числе и от наркотической зависимости. Физически. А вот психологическая привязанность осталась, тут уже ничего не поделаешь. Вспышки ярости – это следствие так называемой «психологической ломки». Предугадать или предотвратить сие невозможно, подробнее не объясню – не специалист. Если вам интересно, у Светланы спросите. В общем-то, – Игнат Владимирович улыбнулся, – я собирался вам сказать, что к вам у меня претензий нет. В сложившейся ситуации вы поступили совершенно правильно.

– Спасибо.

– Да это вам спасибо! – Похоже, директор говорил совершенно искренне. – Рекомендую заглянуть в медпункт, пусть ваши царапины чем-нибудь замажут, они в этом специалисты.

Похоже, аудиенция окончена.

Но до медпункта я не добралась. Светлана, караулившая за дверью, отволокла меня в учительскую, где, оказывается, имелась своя собственная аптечка, так, на всякий случай. Похоже, Игнат Владимирович не врал, инциденты в школе случались.

– Ах, это просто ужасно! – щебетала Светлана, смазывая мне руку прозрачной жидкостью из темной баночки. Этикетки на баночке не имелось, поэтому единственное, что я могла сказать о жидкости – она противно пахла и жглась. – И девочки перепугались, и вы, наверное, тоже…

– Что с девочками?

– Да ничего. Галя в медблоке пока побудет, вроде бы ничего серьезного, она просто испугалась, но лучше перестраховаться. Дурацкий случай.

– И часто у вас такое происходит?

– Да нет, – Светлана закончила смазывать мою боевую рану и села напротив. – Этот курс вообще очень тихий.

– Курс?

– Ах, да, – всплеснула руками Светочка, – вы же не знаете. Поскольку школа-интернат – предприятие частное, дети не могут находиться здесь все время. Год, два, максимум три.

– А потом?

– Или в детский дом поступают, или возвращаются к родителям. Глупо, конечно, у нас-то гораздо лучше. И материальная база: сами видели, какие комнаты, питание, ни в одном детском доме такого нет… А о доме… Тут я вообще молчу. У большей части наших воспитанников дома нет как такового. Родители-алкоголики, нищета – ни поесть нормально, ни одеться. Дети сбегают через неделю подобной жизни, а там снова – вокзалы, сигареты, водка… Честно говоря, ужасно осознавать, что вся наша работа летит в тартарары из-за глупой убежденности, что детские дома могут быть лишь государственными.

– И ничего нельзя сделать?

– Ничего. Мы пытаемся, но каждый раз – одно и то же. Хорошо, хоть так разрешили работать, а то вообще как-то пригрозили, что закроют нас! И едва не закрыли. Сами знаете, как это делается: приезжают пять-шесть комиссий подряд, каждая находит какие-то недоделки, несоответствия – и все. Выкрутились мы как-то, теперь тихонько сидим, хитрим по-всякому. В общем, работаем, как можем.

Я молчала: услышанное не укладывалось в голове. Локи сказал, что эта школа – зло, и я как-то сразу ему поверила. Школу надо уничтожить, так он решил, а я ему буду помогать. И я помогаю… Но ни он, ни я совершенно не задумывались – что же будет со всеми этими детьми? Куда их девать? Обратно на улицу отправлять? Выгнать их прочь, и все?

– Вы уже решили, – прервала мои размышления Светлана, – как накажете Машу?

– Нет, а что? Я после ваших с Игнатом Владимировичем рассказов вообще засомневалась, надо ли ее наказывать.

– Надо. Обязательно надо, это для ее же пользы.

– Наказание для пользы? Я с таким еще не сталкивалась.

– Вы просто еще молоды, Лия, и неопытны. Не обижайтесь, я не в упрек вам это говорю. Молодость проходит, а опыт приходит, с возрастом на многие вещи начинаешь смотреть иначе… Поверьте, иногда не грех и силу применить. Если вы сейчас все на тормозах спустите, сделаете вид, что ничего особенного не произошло, тогда девочки очень скоро сядут вам на шею. Они – не совсем те, бедные, несчастные существа, которых вы себе представили. Они с самого детства учились выживать и лучше всего понимают язык силы. Кто сильнее – тот и вожак! А вожака они слушаются беспрекословно – это закон стаи. Но не дай бог, они почувствуют, что вожак не так уж и силен… Эти дети способны доставить столько неприятностей, что вам и не снилось. Машу надо наказать, иначе в следующий раз она может наброситься не на другую ученицу, а уже на вас. – Заметив, что я вздрогнула, Светлана усмехнулась. – Случалось и такое…

– И что вы мне посоветуете?

– Ну, например, дайте ей какое-нибудь задание: книгу пусть прочтет, или вышивкой займется, или задачи порешает. Двойная польза. Экскурсии в город запретите месяца на два. Самое действенное наказание – конфискуйте ее личные вещи. Тоже на месяц-два.

– Это как?

– Обыкновенно. У каждого ученика есть что-то свое, личное: фотографии, письма, набор открыток или фантиков. Это разрешено, и дети очень дорожат этими вот мелочами. В случае серьезного проступка, вы можете забрать у ученика его личные вещи и поместить их в один из сейфов на пропускном пункте. По прошествии названного вами срока вещи возвращаются. Срок можно уменьшить, если ребенок ведет себя хорошо, или увеличить, если все наоборот. Понятно?

– Вполне.

– Ну, тогда вперед.

Маша ждала меня все в той же несчастной классной комнате. Сидела прямо на полу, поджав под себя худые ноги, и рассматривала свои не менее худые руки. Я присмотрелась: ни следа былой агрессивности, наоборот – хоть картину пиши, какую-нибудь «Раскаявшуюся Магдалину». Только упрямо поджатые тонкие губы свидетельствовали – девочка не собиралась сдаваться просто так, за победу мне придется с ней побороться. Увидев меня, Маша не шелохнулась, хотя раньше вскакивала с места и вытягивалась по стойке «смирно». Она молчала, и я молчала. Глупейшая ситуация! К тому же это я чувствую себя виноватой, а отнюдь не она.

– Так и будем молчать?

Вопрос она проигнорировала. Ладно, я не гордая.

– И почему же ты Галю побила? Легче стало?

– Вам не понять. – И снова молчание. Действительно, мне не понять, я никогда не принимала наркотики, поэтому откуда я могу знать, что чувствует бывший наркоман. Или не бывший? От подобных «привычек» так просто не отказываются.

– Кто такой Крысиный король? – Вот теперь я до нее достучалась. Маша побледнела и съежилась в комок.

– А вы разве не знаете? – Она задала вопрос тихо, даже не шепотом – шевелением губ.

– Нет.

– Тогда вы не поверите.

– Уже верю. Я хочу тебе помочь.

– Поздно. Слишком поздно. Уходите отсюда! – вдруг заорала она. – Убирайтесь! Я не хочу вас видеть! Никого! Давайте ваше наказание и убирайтесь! – Маша успокоилась так же неожиданно, как и впала в ярость. – Ну, – совершенно спокойно спросила она, – что на этот раз придумали?

– «Войну и мир» прочитаешь, все четыре тома. Каждый день после занятий будешь пересказывать мне прочитанное. Понятно? – Наказание не было таким уж строгим. Да и книга, несмотря на объем, интересная– самая интересная из утвержденного директором списка. К тому же девчонка хоть читать нормально научится, а то ей двенадцать лет, а она только по слогам тексты разбирает.

– И все? – недоверчиво спросила она.

– Этого достаточно.

– Я могу идти?

– Можешь. Читать начнешь завтра.

– Спасибо. – У самых дверей Маша обернулась. – Спасибо вам за все. Простите меня, пожалуйста!

– Все нормально, я уже забыла.

– Нет, вы еще не знаете… Простите. И… Уходите отсюда! Из интерната. Сегодня же!