С утренней почтой Климову пришли три письма по работе (одно связанное с госконтрактом, остальные два — мелочевка), ворох уведомлений с форумов и новостные рассылки.

Главным известием, конечно, была казнь Уфимцева, назначенная на двенадцать часов дня. Страницы новостных порталов украсились последней фотографией убийцы, которого тюремный парикмахер уже лишил знаменитой рыжей шевелюры. Приводили список жертв (тридцать одно имя) с подробностями каждого преступления. Крупнейшие сайты вели хронику приготовлений к казни. Сейчас верхняя строчка гласила: «9.49. Приговоренный Уфимцев в последний раз завтракает».

Лидер Прогрессивной партии Абросимов опубликовал обращение из пяти пунктов. Оно осуждало и смертную казнь как таковую, и назначенный способ ее осуществления, и решение о трансляции казни в прямом эфире по телевидению, и приказ наградить следователя, который вел дело, чашей, изготовленной из черепа маньяка. Текст был вполне ожидаемый, не обошлось и без любимого абросимовского выражения «печенежская дикость».

Длившиеся уже месяц дискуссии о высшей мере, хоть, казалось, все уже было сказано и пересказано, вспыхнули с новой силой.

Климов любил выражать свое мнение и не упускал случая это сделать. Вот и сейчас он стал выстукивать: «Еще один довод против смертной казни — губительное влияние на психику исполнителей…» — И тут ему захотелось курить. Он потянулся к пачке и вспомнил, что сигареты кончились вчера. Оставив комментарий недописанным, Климов вышел к ларьку.

Возвращаясь, во дворе он встретил соседа снизу, Тыркина. Тыркин был коренастый мужичок лет сорока с морщинистым лицом и недобрым взглядом. Он собирался куда-то ехать и отпирал машину. Пришлось поздороваться.

«Вот уж кто точно за смертную казнь, — подумал Климов. — У них, в органах, впрочем, все — ее сторонники».

Воскресное настроение от этой встречи поугасло. Климов недолюбливал Тыркина: вечно казалось, что у того руки не мыты, хоть Климов и понимал, что это игра воображения.

Докурив, Климов обнаружил, что спорить как-то расхотелось. Он стер комментарий, опять проверил почту, посмотрел хронику («Уфимцева повели записывать последнее слово») и пошел в мастерскую работать. Курьер с материалом для нового, серьезного, заказа придет только вечером, ближе к пяти, и покамест Климову заниматься было почти нечем — так, мелкими доделками.

Работа не требовала большой концентрации, так что время от времени Климов прокручивал в голове возможные реплики в разговорах о смертной казни. Центральным пунктом его позиции было: «Преступность снижается не от жестокости, а от неотвратимости наказания, следовательно, смертная казнь не нужна. Значит, из гуманных соображений применять ее не следует. Тем, кто считает пожизненное заключение слишком мягкой карой, надо ответить, что смысл наказания не в мести, а в изоляции и устрашении. Экономический аргумент несостоятелен, потому что к смертной казни приговаривается небольшое количество преступников, и их пожизненное содержание в тюрьме для казны нечувствительно. Узаконенное убийство и мучение людей развращает общество. Существование занятия палача, профессионального убийцы и истязателя, получающего за это деньги, неприемлемо…»

Он мельком глянул на часы — было 12.07. Экзекуция уже началась. Разумеется, смотреть Климов не пошел из принципа. Он с негодованием подумал, сколько зевак сейчас устроилось перед экранами. Люди, конечно, свиньи, но телевизионщики свиньи еще большие…

Когда Климов снова вылез в Сеть, было уже 14.32. Казнь полчаса как завершилась; обитатели Интернета обменивались впечатлениями. «Одинаково не понимаю и довольных увиденным, и возмущенных им, — черкнул он в микроблог. — Цивилизованный человек не станет смотреть убийство». Тут Климов увидел сообщение: «По первому каналу сейчас интервью с палачом», — и потянулся за пультом.

Палач давал интервью в черной маске-шапочке с прорезями для глаз, рта и носа, однако уже в цивильной одежде: в желтой футболке и джинсах.

— …не сидим без работы. Высшую меру наказания действительно приходится исполнять очень редко, особенно по первому разряду, как сегодня. Но рядовая наша работа — розги, клеймение, отрубание пальцев — этим мы занимаемся каждый рабочий день.

Палач говорил, как говорит любой государственный служащий, не привыкший к телекамере, — с запинками, забывая заготовленные слова и восполняя это натужным апломбом. Голос, намеренно искаженный компьютером, звучал гнусаво и невнятно.

— Какими качествами должен обладать человек, чтобы стать экзекутором? Надо ли получать специальное образование?

— В первую очередь требуется физическая сила и моральная закалка. Высшего образования для нашей работы не нужно, но специальное образование очень серьезное. Экзекутор должен хорошо знать психологию, анатомию, фармакологию. Мы постоянно проходим курсы повышения квалификации. Экзекутор должен быть настоящим профессионалом!

— Сама работа, наверное, тяжела не только физически, но и душевно…

— Да, это так. Но у нас есть служба психологической помощи, каждую неделю мы все проходим осмотр психолога. Кроме того, после исполнения высшей меры экзекутору полагается внеочередной отпуск. Да, конечно, работа наша тяжела и порой неблагодарна. Но кто-то должен ее делать!

— Насчет последнего могут быть разные мнения. Многие считают смертную казнь, особенно казнь с применением пыток, слишком жестоким наказанием, говорят, что это негуманно…

— Так говорят люди, которые совершенно оторваны от жизни. Но вы сами-то знаете, что за человек был приговоренный? Вы видели фотографии, видели все, что он сделал? Такие люди… они не люди, они хуже диких зверей. Пусть эти чистоплюи спросят родственников жертв, может ли какое-то наказание быть слишком жестоким!

Интервью закончилось, и пошла реклама. Климов выключил телевизор. Отчего-то больше всего его задел пассаж про «настоящего профессионала». Такими словами Климов привык характеризовать самого себя. Кроме того, его работа тоже не требовала высшего образования. Получалось, что они с палачом как бы стоят на одной полке, и это Климову не нравилось.

Он еще немного поспорил в Сети, просто из азарта, потому что все аргументы, собственные и соперников, в таких спорах давно известны и дискуссию можно предсказать на пять шагов вперед. Прошелся по профессиональным форумам. Ответил на наивный вопрос новичка на «Кустарях-одиночках». Поставил на закачку новый альбом «Квантумсатисов». Занялся и более серьезным делом: добавил страницу в давно задуманную статью об истории резьбы по кости.

Зазуммерил домофон. «Кто там?» — «Курьер». Климов впустил его в подъезд и, подождав минуту, отпер входную дверь.

Внизу, на лестничной площадке, курили Тыркин и какой-то его приятель, оба изрядно нагрузившись. Пьяные голоса раздавались на всю лестницу.

— Мощно ты, Паша, сегодня по телику, — говорил приятель. — Про чистоплюев и вообще.

— Ну а чего! — отвечал Тыркин. — Как думаю, так и сказал.

Пожилой бородатый курьер передал Климову бачок и попросил расписаться в накладной. Климову всегда казалось забавным, как накладные на одну-две позиции печатают на листе А4, оставляя пустой бо́льшую его часть.

Распрощавшись с курьером, Климов отнес бак в мастерскую. Переоделся в рабочее и включил вытяжку. Сорвав пломбу и печать, открыл бак и вынул отрубленную голову.

Страшная маска с отрезанным носом и выжженными глазами мало напоминала румяную физиономию, фотографии которой обошли весь мир. В последний раз взглянув на лицо Уфимцева, Климов стал стесывать его острым ножом, чтобы потом, удалив мозг, отправить череп вывариваться.