Дуглас Хофштадтер совместно с группой специалистов, увлеченных конструированием искусственного интеллекта, написал книгу, насчитывающую более пятисот страниц, которую я в меру тщательно пролистал. Труд этот, полный глубоких рассуждений, основанных, разумеется, на анализе колоссального количества работ, пытающихся наделить компьютеры интеллектуальными способностями человека, изрядно меня измучил. Поэтому, чтобы ознакомиться быстрее, я сразу обратился к последнему разделу, рассчитывая, что в нем окончательно и ясно представлены возможности организации разума в машине. Увы, квинтэссенция этого толстого тома представляет все еще очень отдаленное будущее, в котором интеллект, сформированный из электронных элементов, станет действительно неотличим от того обычного, который имеется у нас в головах.

На полях этого кропотливого труда, который по сути является антологией, объединяющей достижения множества ученых, могу отметить, что давно, лет сорок назад, мне уже представлялось, какой может быть дорога в направлении искусственного интеллекта. Я считал, что очередные этапы приведут в конечном счете к такой имитации души в машине, которую все труднее будет отличить от человеческого опыта, или, говоря немного иначе, что в соответствии с главной тенденцией, господствующей в нашей технологии, которая заключается в стирании различий между искусственным и естественным, – мысли живая и сымитированная почти соприкоснутся.

Уже не представляет серьезных трудностей запрограммировать для компьютера как синтаксические правила, так и богатый словарный запас. И как бы параллельно появились попытки публикации текстов, будто бы созданных компьютерными программами. Действительность, впрочем, прозаична. Компьютер сумеет создать формально безупречную бессмыслицу, из которой человек, следящий за печатаемым результатом, сможет извлечь более или менее осмысленные фрагменты текста, будто изюм из булки. При этом остается характерной своего рода безнаправленность псевдоповествования, напоминающего пьяницу, который, шатаясь, бредет неведомо куда. В текстах такого рода, бездушно выдаваемых машиной и выборочно отсеиваемых человеком, не прослеживается ни единой путеводной мысли или хотя бы сюжетного хода.

Несколько лучше обстоит дело с машинными рисунками, или с фрагментами музыки, или даже достаточно простыми математическими доказательствами, которые удаются неплохо, поскольку залогом их успеха, как правило, является логичный и жестко формализованный порядок. Однако все то, что действительно свидетельствует о нашей интеллектуальной жизнедеятельности, то есть цель разговора, направление мысли, ее смысловая ясность и, прежде всего, поддающийся определению способ управления волей, во всех этих искусственных продуктах отсутствуют. Стоит обратить внимание, что уже сорок лет назад была реализована программа, которая с успехом (даже у психиатров) подражала типичному способу мышления параноика. Ибо его мышление сильно ограничено из-за нарушений монотематического центра.

Одна из первых программ, подражающая человеческому разговору, спроектированная профессором Вейзенбаумом и названная «Элизой», умела неплохо вводить в заблуждение многих простодушных собеседников. Суть именно в том, что если кто-то с нами разговаривает, мы непроизвольно готовы принять его за человека. На этом фоне может возникать так называемый «эффект Элизы», который сводится к приписыванию фразам, в действительности бессмысленным, некоей, может и не совсем понятной, разумности. Впрочем, каждый, кто имел дело с современными поэтическими текстами, лишенными всякой взаимосвязи, насыщенными неоднозначными ассоциациями, отдает себе отчет в том, как иногда трудны и даже бесплодны усилия по их пониманию. Поэтому немного парадоксально, но человек, который не позволяет языковому тексту идти прямой дорогой, непроизвольно придает хаотичным фразам такой смысл, который в них, скорее всего, отсутствует. Механические сочинения могут отвечать нашим требованиям восприятия благодаря тому, что у нас остается неосознанное предположение об их человеческом авторстве. Таким образом, имитации плодов разума изобилуют множеством препятствий в реализации и распадается не только на проблемы пассивной, без сомнения, машины, но также и на проблемы, связанные с нашим активным и неустанным стремлением к пониманию всякой, хотя бы и мельчайшей, частицы мира.

В первом издании моей книги «Сумма технологии», которую сегодня я охотно назвал бы путеводителем по возможностям будущего, среди прочих имеется раздел под названием «Модели и действительность». Если говорить очень обобщенно, речь шла о замене экспериментальных работ их имитацией, как можно более достоверной с прогностической точки зрения и тем самым способной заменить тяжкий труд исследователей. То, что сегодня называется «моделированием».

Развитие информатики открыло в этой области совершенно новые возможности. В работах по мирному и военному использованию атомной энергии компьютерное моделирование уже позволяет почти полностью отказаться от реального испытания ядерного оружия посредством серий взрывов на полигонах, как это делалось ранее. Во многих разнообразных областях исследовательской лабораторной практики также осуществляется моделирование, касающееся, например, явлений микромира, и, в особенности, возникновения и сохранения элементарных частиц. Вероятность достижения успеха, то есть точного виртуального открытия того, что при принятых предпосылках может произойти реально, в целом высока.

Однако это не значит, что мы сумеем с заменяющим или опережающим эффектом моделировать все. Областью, в которой моделированием действительности достичь чего-либо почти невозможно, является мировая арена политических событий. Впрочем, при написании упомянутой книги я не сомневался, что будет именно так. Действительно, можно сказать, что политическое будущее мира наиболее непредсказуемо – особенно если измерять его величиной несоответствия между какой угодно ожидаемой действительностью и реально происходящими переменами. Политические события глобального масштаба, как, например, распад советской империи, вообще нельзя было осмысленно предвидеть, несмотря на то, что многочисленные данные свидетельствовали, что бетон Советов крошится по мере продолжающегося состязания с Западом.

Зато в неполитических сферах, таких как астрофизика с ее космонавтикой, в физике, экологии, геологических исследованиях, а также в случаях, когда необходимо представить, как выглядело далекое прошлое нашей планеты, – имитация ключевых процессов отличается большой достоверностью. Однако это не означает, что мы достигли такого уровня моделирования, что благодаря ему сумеем очень точно распознавать различные состояния микро– и макромира. Эффективность процедур моделирования увеличивается неравномерно. В тех же вопросах, когда невозможна подробная исходная квантификация, не может быть даже и речи о компьютерном моделировании. Так обстоит дело, например, в биологии во главе с медициной. В этом направлении возможны были только обобщенные предвидения, из которых одни исполнились лучше, а другие абсолютно не оправдали надежд.

Следует заметить, что процесс проектирования и создания искусственного интеллекта также не удалось промоделировать. Как следствие, возникшая в середине прошлого столетия уверенность первого поколения кибернетиков, что их вычислительные машины скоро достигнут возможностей человеческого мозга и даже их превысят, оказалась ошибочной. В настоящее время появилась как бы противоположная тенденция относительно намеченной ранее цели наделения машины разумом. Я, правда, допускал, что так будет, но не думал, что это направление приобретет такие масштабы, как, например, в компьютеризации американского образования. Становясь зависимыми от информационных систем, которые сегодня в состоянии реализовать программирование, интеллектуальное развитие учеников в некоторой степени снижается, так как дети учатся пользоваться компьютером в ущерб обычному человеческому умению писать и понимать.

В общем стоит сказать, что достоверность моделирования зависит от того, действительно ли реализующие его программы охватывают все существенные исходные и граничные условия исследуемого процесса. Поскольку зачастую эти стартовые предпосылки недостаточны либо ошибочны, бывает и такое, что ученых могут поджидать неприятные сюрпризы при моделировании, уже достигшем промышленного масштаба. Вероятнее всего, область применения компьютерного моделирования будет расширяться. Но мы должны ожидать здесь скорее сотрудничества, чем того, что оно позаимствует роль человека. Вопрос, возникнет ли когда-нибудь модель человеческого разума, достойного называться гениальным, остается открытым.