(Мф 13.18-23; Лк 8.11-15)

¹³— Вы не поняли этой притчи? — спрашивает их Иисус. — Как же вы сможете понять другие притчи? ¹⁴Сеятель сеет слово. ¹⁵Зерна, что посеяны у дороги, — это люди, которые слышали слово, когда оно сеялось, но тут же приходит Сатана и уносит посеянное в них слово. ¹⁶Те, что посеяны на каменистом месте, — это люди, которые, услышав слово, тотчас с радостью его принимают, ¹⁷но у них нет корня, и потому они недолговечны. Придет беда или гонения изза слова — они тотчас отступятся. ¹⁸А другие — как зерна, посеянные среди колючек: они слышат слово, ¹⁹но приходят повседневные заботы, соблазны богатства и другие страсти — и зерно остается бесплодным. ²⁰А посеянные на доброй земле — это те, кто слышит слово и принимает его: они приносят тридцатикратный, шестидесятикратный и стократный урожай.

Ст. 13 – Вероятно, ученики спросили Иисуса о смысле притчи, хотя Марк не сообщает нам об этом. Казалось бы, это противоречит тому, что было сказано выше, а именно, что ученикам открыта тайна Царства. Но в Евангелии часто случается так, что понимание учеников тут же сменяется их непониманием. Иисус спрашивает их, как они в таком случае смогут понять другие притчи. Из этих слов видно, что притча о сеятеле чрезвычайно важна, потому что она является своеобразным ключом ко всем остальным притчам.

Ст. 14-20 – Но Иисус все же объясняет ученикам ее значение. В Евангелии от Марка это единственная притча, после которой следует истолкование (кроме 7.18-23). Очень многие комментаторы склоняются к мысли, что истолкование принадлежит не Иисусу, а ранней Церкви. Действительно, у большинства притч нет истолкования, и, кроме того, в этом отрывке много слов, которые в Евангелиях не употребляются в метафорическом значении («сеять», «корень», «бесплодный», «приносить урожай»). Целый ряд слов не встречается в Евангелиях вообще: например, «недолговечный», «обман». «Слово» также употреблено здесь в абсолютном значении, как «Слово Бога». Жиз­ненный контекст также предполагает более позднюю ситуацию, когда вера христиан подвергалась самым различным испытаниям. «В таком истолковании притча потеряла свой изначальный эсхатологический смысл, став просто предостережением и ободрением для христиан в условиях преследований и мирских соблазнов». Комментаторов смущает и очевидная аллегоризация притчи, что одно время считалось совершенно невозможным. Относительно последнего взгляды несколько изменились, понятно, что притчу и аллегорию разделяет слишком тонкая грань и они могут перетекать друг в друга.