Мы уже слышали подобную чушь. Мы читали о ней в первых двух книгах Андерсона «Длинный хвост» и «Бесплатно», представивших совершенно искаженную картину якобы изобильного будущего. Мы слышали ее от идеологов революции Веб 1.0, таких как Кевин Келли, который обещал нам, что Интернет преобразит традиционные правила ведения бизнеса и отдаст все бесплатно. Мы слышали ее от Дейла Доэрти, поборника революции Веб 2.0, обещавшей, что каждый станет онлайновым писателем или музыкантом. Однако не демократию и разнообразие принесла нам цифровая революция, а сокращение рабочих мест, информационную перегрузку, эпидемию пиратства, клику интернет-монополистов и усыхание экономической и культурной элиты.

После того как Дейл Доэрти устроил мне экскурсию по офису Maker Media с коллекцией новейших 3D-принтеров, извергающих из себя полностью готовую продукцию, мы приступили к разговору. Главный вопрос, который при этом меня волновал, касался рабочих мест. Ведь если в перспективе каждый будет иметь собственное производство на рабочем столе, то что же случится с десятками миллионов людей по всему миру, занятых сегодня на промышленных предприятиях?

«Дейл, а как это отразится на занятости? — спросил я у Доэрти, который, в отличие от многих предпринимателей Кремниевой долины, готов признавать темную сторону сетевой революции. — Если эти устройства будут производить все, что нам нужно, чем будут заниматься дни напролет остальные люди?»

Основатель и генеральный директор Maker Media нервно поерзал в кресле. Он был слишком честным и умным, чтобы пытаться скормить мне популярную чушь о «длинном хвосте» сетевых цифровых производителей, торгующих друг с другом трехмерными селфи или фото еще не родившихся младенцев в идиллической глобальной деревне. Его молчание было красноречивым. Да, Доэрти снова провидел будущее первым. Но было ли это будущее таким, каким хотел бы его видеть каждый из нас, включая самого Дейла Доэрти?

Взять, например, влияние революции 3D-печати мейкеров на индустрию моды. В начале ХХ в. мой прадед Виктор Фалбер покупал шерстяную ткань на ткацких фабриках и продавал ее на рынке Бервик-стрит людям, шившим одежду на заказ. В середине ХХ в. эта экономика мейкеров 1.0 была заменена моделью мейкеров 2.0, промышленного производства готовой одежды — в лице ритейлеров на Оксфорд-стрит, таких как Gap, American Apparel, Esprit и Next. Прошла еще четверть века, и вот когда революция мейкеров 3.0 в виде 3D-печати начинает популяризировать производство персонализированной одежды, все эти магазины, подобно музыкальному универмагу HMV на Оксфорд-стрит площадью 5500 кв. м, могут стать ненужными.

Агрессивная машина рекламы Кремниевой долины начинает присматриваться к мировой индустрии моды в качестве объекта очередного великого разрушения. «3D-печать приживется в мире моды», — спешит заявить один из блогеров веб-сайта TechCrunch. «Мода в 3D-печати: из принтера, а не с вешалки», — пишет обозреватель Guardian Элис Фишер по поводу так называемой демократизации моды, которая позволит всем нам стать дизайнерами персонализированной одежды. «Это может революционизировать сортировку одежды по размеру и разработку новых изделий в массовом производстве, — обещает Фишер. — Это также позволит начинающим лейблам производить небольшие партии одежды, чтобы избежать затоваривания, и облегчит изготовление ее по индивидуальным заказам».

Но разве в 1990-е нам не обещали точно такое же изобилие персонализированной, адаптированной под потребителя и демократизированной продукции в музыкальной индустрии? И разве не выродилась эта мечта в горькую реальность, где доминируют блокбастеры, бьет через край реклама, а отрасль вполовину урезана бесплатным и пиратским онлайновым контентом стартапов Интернета вроде Napster?

«Не перевернет ли 3D-печать индустрию моды вверх дном, подобно тому как искалечил музыкальную индустрию Napster?» — задает вопрос блогер Ребекка Хискотт на сайте Mashable. Боюсь, что именно это и произойдет. Как и в звукозаписи, вся экономическая ценность моды заключается в ее интеллектуальной собственности. Если же дизайн новых моделей одежды будет, легально или нет, доступен в Интернете, так что любой желающий сможет изготовить себе персонализированные платья или рубашки на домашнем 3D-принтере, каким же образом профессиональные дизайнеры и производители одежды будут вознаграждаться за свой творческий труд? Судя по тому, что сегодня мы видим в музыкальной индустрии, их ждет печальная участь. Возможно, им придется позаимствовать бизнес-модель у Леди Гага, нашедшей в лице Doritos спонсора своих выступлений. Или, возможно, в сегодняшней селфицентричной культуре модельеры начнут раздавать свою работу бесплатно в обмен на нашу бесплатную рекламу их одежды в Интернете. В 2014 г. модный онлайновый магазин одежды ASOS запустил новую маркетинговую кампанию #AsSeenOnMe, поощряя покупателей публиковать в Instagram и Twitter селфи в одежде от ASOS. «Монетизируйте меня» — так охарактеризовала Катрина Додд, обозреватель журнала Contagious, эту рекламную стратегию, превращающую нас буквально в бесплатные модели ASOS.

В мае 2014 г. я вместе с писателем-фантастом Брюсом Стерлингом выступал на конференции, организованной журналом Wired в Милане, центре высокой моды Италии. Стерлинг, отличающийся острой критикой компаний больших данных, таких как Facebook и Google, посоветовал аудитории местных дизайнеров развивать направление, которое он назвал «общедоступными предметами роскоши», как способ объехать «пункты взимания сборов» Кремниевой долины. Однако, будучи большим поклонником блистательной фантазии Стерлинга, я с трудом представляю бизнес-модель общедоступных предметов роскоши. В отличие от программного обеспечения, дизайн и творчество не могут быть жизнеспособными, если их раздавать по свободной лицензии. Предметы роскоши всегда будут, по определению, закрытой системой. Если компании Fendi, Gucci или Armani начнут раздавать свои исходные программы бесплатно, их продукция превратится в такой же не обладающий ценностью товар, как и все изобилие онлайнового контента в Интернете.

Кто, несомненно, выиграет от этой революции мейкеров 3.0, так это Кремниевая долина. Инвестор Фред Уилсон прогнозирует неизбежное появление онлайновых платформ в духе «победитель получает всё» и в стиле YouTube и Uber — таких как веб-сайт Etsy, который уже сводит вместе продавцов и покупателей товаров ручной работы, получая процент с каждой сделки. Однако, если перефразировать слова Роберта Левина, реальный конфликт в сетевой экономике мейкеров будет происходить скорее между домами моды, разрабатывающими новую одежду, и технологическими фирмами, желающими распространять продукты своего творчества — «легальным или иным образом».

«Мы стоим на пороге эпохи коллективного пользования, когда, если даже вы попытаетесь что-либо продать, мир все равно это использует бесплатно», — говорит генеральный директор MakerBot Бре Петтис по поводу «распределительной» экономики мейкеров. Однако «коллективное пользование», о котором говорит Петтис, не более чем эвфемистическое название воровства, и последствия его революции мейкеров грозят еще большими разрушениями, чем предыдущие революции, уничтожившие музыкальную индустрию. В конце концов, если каждый сможет скопировать любой дизайн и производить для себя персонализированную одежду на домашних 3D-принтерах, что станется с миллионами работников, занятых в швейном производстве по всему миру? Некоторые западные либералы могут приветствовать конец «потогонного труда». Но я не уверен, что с ними согласятся миллионы людей, работающих сегодня в индустрии моды.

Апологеты «эпохи коллективного пользования», такие как Петтис, безусловно, обзовут меня луддитом. Но нет ничего постыдного в том, чтобы задаваться вопросом об экономическом воздействии новых технологий на общество. Как напоминает нам Пол Кругман в своем эссе «Симпатия к луддитам», цифровые технологии XXI в., нравится нам это или нет, вытесняют и обесценивают квалифицированную рабочую силу. В качестве вдохновения для нас Кругман приводит пример ткачей Лидса, воспротивившихся в XVIII в. разрушительному воздействию механизированной технологии на их труд. Историк экономики Эрик Хобсбаум считает, что именно на этих текстильных фабриках на севере Англии зародились истоки глобальной промышленной революции. На этих же самых фабриках в начале ХХ в. мой прадед закупал шерстяные ткани, которые затем продавал портным на рынке Бервик-стрит. Именно такого рода фабрики подвергнутся радикальному «устранению посредников» в экономике мейкеров 3.0.

У моего прадеда Виктора Фалбера был племянник по имени Рубен Фалбер. Для меня он был просто дядей Рубеном, но мир помнит его совсем по другой причине. На протяжении многих лет Рубен Фалбер занимал пост заместителя генерального секретаря Коммунистической партии Великобритании и после падения Берлинской стены и распада Советского Союза был обвинен в отмывании крупных сумм наличных денег, поступавших из СССР в Великобританию для финансирования коммунистической революции. Но в моих воспоминаниях Рубен Фалбер остался образованным человеком, который, используя цитаты из Маркса, объяснил мне, почему крах капитализма неизбежен.

Он любил цитировать изречение Маркса из его работы «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается». Тем самым дядя Рубен напоминал мне, что, возможно, существуют более могущественные исторические силы, которые управляют нашей судьбой. Но я боюсь, что 3D-печать в конечном итоге позволит нам делать то, что нам вздумается. Всё, кроме заблуждений своей истории.