Аврора вышла из тени и встала в одиноком луче света, держа в руке мою винтовку и сжимая в той же руке поводок Сокара. Другой рукой она держала еще один поводок, ведущий к двум фигурам, медленно выходящим из тени. Ремешок вел к кожаному ошейнику на шее Астизы, глаза которой горели от яростного желания драться. Вторым ремешком к ее ошейнику был привязан маленький Гор, который вышел из тени, прихрамывая, и выглядел заплаканным и до ужаса напуганным.

Он немного просветлел, узнав меня по противоположную сторону бассейна.

– Папа! Собака меня укусила!

Я хотел пристрелить эту чертову тварь прямо на том же месте, но знал, что в следующее мгновение раздастся грохот бландербасса, и Астизе и Гарри придет конец. Мой морской пистолет был чертовски неточен на подобном расстоянии, а тот, что я забрал у мертвых охранников, и того хуже. Я мог выстрелить и промахнуться.

– Так тебе и надо за то, что вонзил мне нож в ногу, – прошипела Аврора.

Я заметил повязку на ее ноге и не смог сдержать улыбку. Все-таки яблоко от яблони недалеко падает! Гарри не было и трех, а я уже наливался гордостью, глядя на него. Сначала он заколол маленькую мышь, а теперь вот – большую крысу!

– Недолго тебе бояться этой собаки, – ободрил его я.

– Уж это точно, – сказала Аврора, – потому что ты обрек своего ублюдка на самое ужасное из всех видов рабства. Эта шлюха, что родила его, поджарится на лучах отраженного солнца, и ты, Итан, будешь смотреть, как закипает ее кожа, прежде чем мы обратим зеркало на тебя. Вот твое наказание за убийство Озириса! А потом мы подпустим поближе то корыто, которое придет спасать твой обугленный труп, и подожжем и его. Гореть будет как тысяча костров!

– Твое место в погорелом театре, такой талант пропадает…

– Месяц назад я предложила тебе весь мир и себя в придачу. А что теперь? Нам всего-то нужно было подождать тебя. Омар уже сообщил нам о вторжении в его владения, а тот евнух, которого ты связал, просто играл свою роль. Янычары позволили тебе бездумно проскользнуть мимо них, а все твои дружки, которым хватило глупости сопровождать тебя, должны быть уже мертвы. Все, чего ты касаешься, превращается в прах, и любой подружившийся с тобой кончает плохо. Ты не контролируешь молнии, ты сам – жалкая молния, несущая несчастье везде, где появляешься.

– Вот потому-то я и сбит с толку твоим влечением ко мне. Хотя, конечно, и ты не совсем Дева Мария.

– О, мне будут поклоняться, не сомневайся. Потомки всегда чтят победителей, наиболее сильные из которых становятся богами и богинями. Поклоняются лишь безжалостным.

– Весьма храбрые слова от сумасшедшей, способной лишь натравливать монстра на младенца и окружившей меня сотней врагов. Аврора, все, что ты когда-либо умела, – это пугать и запугивать. Ты слишком распутна, чтобы завоевать настоящего мужчину; ты – дилетант, вечно бродящий по темным закоулкам в тени своего умалишенного брата; ты – женщина с материнскими навыками Медузы Горгоны и стрелок с навыками английского пижона. Ты – ничтожество.

По своему обыкновению, Аврора напряглась, услышав правду.

– Ты видел, как я стреляю из этого оружия в Канаде! – С этими словами она подняла мою любимую винтовку. С момента своего рождения в искусных руках мастеров в Иерусалиме ей довелось проделать путь длиной в пятнадцать тысяч километров, не менее, и мое сердце учащенно забилось, стоило мне увидеть свое любимое оружие. – Я стреляю лучше любого мужчины в этой крепости!

– Но не лучше меня. Помни, что я сделал с твоим братом, причем дважды.

Она покраснела.

– Одно твое попадание в Сесила было простым везением, а второй выстрел ты сделал почти в упор.

Астиза замерла и не дышала, слушая эту перепалку и ожидая, что я сотворю чудо. Я же видел лишь один крохотный шанс.

– Я все равно лучше тебя.

– Итан, теперь это моя винтовка.

– Так позволь же мне доказать это! Ты никогда не соревновалась в стрельбе со мной.

– Что ты предлагаешь? Состязание?

– Я лишь говорю, что тебе легко хвастать, когда твоему противнику ткнули бландербасс в спину и окружили его сотней головорезов. Но на условиях, хотя бы отдаленно напоминающих честные, тебе никогда не победить. Особенно в стрельбе.

Она засмеялась, а Сокар гавкнул.

– Выбирай цель!

– Аврора, у нас нет времени на это баловство, – запротестовал Драгут.

– Он у нас в руках, и теперь мы имеем сколько угодно времени. Выбирай цель!

Я осмотрелся и ткнул пальцем в воздух.

– Вот та стеклянная вставка в куполе, не больше ладони. Я попаду в нее прежде тебя, и когда я попаду… ты дашь нам одну минуту форы.

– Это настолько абсурдно, что мне стоило бы плюнуть на все это, и на тебя тоже, если б я не была уверена в том, что в стрельбе ты мне не чета. Но давай разнообразим наш спор. Я спорю на голову твоего сына.

– Нет! Оставь Гарри в покое! – вскричал я, в глубине души осознавая, что эта ее чудовищная идея, которую я только спровоцировал, была нашей единственной надеждой.

– Да, – прошептала она, словно говоря с самой собой, – его ужас – это плод твоего абсурда… Хамиду, не своди бландербасса с Гейджа, у него в запасе миллион уловок. Итан, а мы с тобой поставим хрустальный бокал на голову твоего маленького чудовища и будем целиться в его тонкую стеклянную ножку. Я стреляю первой и могу гарантировать тебе, что не задену мальчишку и попаду точно в цель, если, конечно, его мать будет держать его достаточно крепко. Затем стреляешь ты – и если ты каким-то чудом попадешь в стекло больше раз, чем я, не отстрелив при этом голову своему выродку, ты получишь свою маленькую гонку наперегонки с Сокаром. Будет приятно наблюдать, как он нагоняет вас, и будет настоящим наслаждением слышать ваши крики, как мне когда-то пришлось слышать крики моего брата.

– Мне всегда нравились девушки с хорошим воображением.

С уверенностью моряка, швартующего судно, Аврора привязала мою семью поводком к одной из колонн и проверила надежность привязи.

– Ты, шлюха, сядь на колени и держи своего ребенка, как статую, – приказала она Астизе. – Если он дернется хоть на дюйм, один из нас может промахнуться.

Дрожа и демонстрируя выражением своего лица чистейшую ненависть, моя любимая женщина с арканом на шее присела и обняла нашего двухлетнего сына.

– Гор, – прошептала она, – ты должен стоять очень, очень неподвижно. Мама будет держать тебя на всякий случай.

Мой мальчик снова плакал, не понимая, что с ним опять происходит. Аврора поставила ему на голову бокал, который закачался в такт его всхлипываниям, и, обойдя бассейн, приблизилась ко мне с винтовкой в руках. Она легко поцеловала меня в щеку (мне показалось, что меня лизнула та кошмарная рептилия, скрывающаяся в трюме ее корабля), достала пистолеты из-за моего пояса и кинула их в бассейн. С глухим всплеском те погрузились на дно. Затем она повернулась и подняла мою винтовку с уверенностью профессионального стрелка. Прицелилась – ствол оружия при этом не шевелился, словно высеченный из камня.

Я затаил дыхание, молясь о том, чтобы Гарри не подпрыгнул и не попал под пулю. Затем последовала вспышка, грохот выстрела, и высокий свист разрезанной напополам стеклянной ножки бокала. Чаша бокала упала на пол, разбившись на миллион частей, а бедный Гарри лишь вскричал и залился слезами. Астиза прижала его к себе еще ближе, шепча ему на ухо успокаивающие слова.

Зал наполнился криками и визгом наложниц, которых услужливые евнухи заперли в задней части гарема. Пуля срикошетила и ударила в стену над ними.

Женщина, которую я когда-то желал больше всего на свете, с грохотом опустила приклад моей винтовки на мраморный пол, достала патрон с порохом, пулю и перезарядила ружье с ловкостью смертоносной охотницы. Затем протянула винтовку мне, перед этим достав свой пистолет и направив его мне в голову.

– Ставь следующий бокал ему на голову! – крикнула она Астизе. Затем повернулась ко мне. – Предупреждаю тебя, если дуло этой винтовки хотя бы на мгновение отклонится от твоего убогого отпрыска, ты будешь мгновенно убит, а этих двоих мы бросим работорговцам.

– В чем дело, Аврора? Боишься, что я не промахнусь, а тебе во второй раз уже не повезет?

– Просто стреляй и промахивайся. А потом моли о пощаде.

Астиза и Гарри превратились в каменные изваяния – скульптура матери, шепчущей что-то на ухо своему сыну. Стеклянный бокал блестел, словно бриллиант.

– Помни, стоит тебе промахнуться, и игра окончена! – сказала Аврора.

Я прицелился так тщательно, как никогда не целился раньше, затаил дыхание, успокоил внутреннюю дрожь и медленно выдохнул, одновременно с этим плавно нажав на спуск, не отрывая глаз от цели, которую я едва различал в полутьме.

Я выстрелил, создав какофонию вспышки и грохота выстрела в мраморном зале и вновь подняв волну женских криков и взвизгов.

Спустя мгновение я увидел, как поводок, которым мои любимые были привязаны к колонне, с резким хлопком разорвался, разрезанный моей пулей, как я и намеревался, и словно повис в пахучем воздухе гарема!

В ушах все еще звенело от грохота выстрела, и на долю секунды все замерли на месте, ошеломленные моим выстрелом. Я же вскинул винтовку на плечо и изо всех сил ткнул ею назад, с размаха ударив ее тяжелым прикладом в лицо Драгуту. Он упал и покатился по полу, бландербасс отлетел в сторону. Я наклонился, чтобы схватить его, и нарочно упал на пол, избежав пули из пистолета Авроры, просвистевшей у меня прямо над головой. Затем размахнулся, насколько мог, и ударил Аврору по ногам своей винтовкой, словно косой, в надежде сломать ей лодыжки. Она подпрыгнула и упала. Оба наших пистолета были разряжены.

Я вскочил на ноги и выдернул бландербасс из-под бесчувственного Драгута.

– Бегите! – закричал я, борясь с желанием использовать свое грозное оружие против наших мучителей, но понимая, что оно еще понадобится нам на пути вниз по бесконечным лестницам. Держа бландербасс в одной руке и винтовку в другой, я ждал свою женщину и своего сына.

Астиза подхватила застывшего и безмолвного Гарри и промчалась мимо нас с обрывками своих пут на шее. Я ринулся за ней, не ожидая, пока Драгут или Аврора придут в себя. Моя винтовка казалась мне утраченной и вновь обретенной конечностью, даже несмотря на то, что она была не заряжена. В левой руке я сжимал заряженный бландербасс Смита. Мы вылетели сквозь дверь гарема, захлопнули ее за собой и приперли связанным евнухом. Со стороны мраморной лестницы, словно тараканы, хлынули поджидавшие нас янычары, и я дал долгожданный залп из своего грозного оружия. Выстрел чуть не отбросил меня назад, и вперед полетел неистовый дождь из пуль, разметавший нападавших по углам и отправив добрую половину из них кубарем лететь вниз по лестнице, вопя и стеная. Я орудовал винтовкой, словно мельничным жерновом, и с размаху свернул шею паре упорно отказывающихся падать янычар, опрокинув их, словно кегли. Мы ринулись вниз по лестнице мимо них и спустились в королевскую приемную на этаж ниже под крики визжавших в унисон евнухов.

За спиной я услышал резкую команду Авроры:

– Сокар! Взять! – И Драгуту: – Беги на свой корабль, идиот, и займись лодкой, на которой они собираются бежать!

Я услышал хриплый лай мастифа и приближающееся скрежетание его когтей по мраморному полу. Затем захлопнул дверь тронного зала, закрыл ее на хлипкий замок, и в следующее мгновение дерево вспухло, словно холст, под натиском огромной туши воющей собаки с другой стороны. У меня почти не было времени на то, чтобы перезарядить оружие, но я все еще мог выиграть несколько секунд.

– Спасай нашего мальчика! За тем гобеленом лестница в подземелье. Там ждет наш друг!

Мне едва хватило времени на то, чтобы засыпать порох, но на то, чтобы вставить пулю и пыж, времени уже не осталось. Раздался выстрел, край двери у петель взорвался тысячей щепок, и неистовая собака ворвалась внутрь, воя в предвкушении крови.

Я поймал ее прикладом в бок в верхней точке смертоносного прыжка. Чудовище хрюкнуло и завалилось на бок, и я молил Бога о том, чтобы мне хотя бы удалось сломать ему ребро.

Аврора ворвалась в комнату вслед за своим любимцем с грозно развевающимися волосами и ртом, застывшим в широкой гримасе духа, предвещающего смерть, с дымящимся пистолетом в одной руке и саблей Драгута в другой.

– Я убью вас всех!

Но Астиза, вместо того чтобы бежать, толкнула Гора в угол, схватила лежащий на полу ковер за край и резко дернула на себя. Леди Сомерсет повалилась на пол, ругаясь, словно пьяный матрос, и Астиза набросилась на нее, стараясь вырвать саблю из ее рук. Женщины принялись кататься по полу, суматошно кусаясь и царапаясь, превратившись в ком летающих рук, ног и переплетенных волос, кипя, словно сгусток смертельной ярости. Собака снова кинулась ко мне, пока я лихорадочно пытался достать из кармана пулю, и на этот раз схватила своей чудовищной пастью мою винтовку, рыча и пытаясь раскусить ее на части. Меня откинуло назад, на подушки, и чудовище оказалось верхом на мне. Сто фунтов неуемной злобы с первобытным рыком обдавало меня горячим дыханием и брызгами превратившейся в пену слюны. Я попытался винтовкой отвернуть его голову от своей, но шея пса была сильнее, чем обе мои руки.

– Мама! – кричал бедный Гарри в этом хаосе.

Я слышал бешеное визгливое рычание, и вдруг осознал, что это леопард Юсуфа бьется о стенки своей клетки, неистово пытаясь добраться до черного мастифа, осмелившегося вторгнуться на его территорию.

Авроре удалось эфесом сабли оглушить мою женщину, и она попыталась вырвать свои запястья из отчаянной хватки Астизы с тем, чтобы проткнуть ее насквозь. Но Астиза со свирепостью, присущей лишь разъяренной матери, вновь скрутила руки противнице. Вдруг обе женщины вскричали, и сабля отлетела в сторону, со звоном скользя по мраморному полу.

Я едва успел моргнуть, как в зале воцарился настоящий дикий хаос животных инстинктов, ярости и беспощадности.

С леденящим кровь воем пятнистый леопард внезапно вылетел из своей клетки, а собака рывком оставила меня в покое, взвившись в воздух навстречу противнику. Мастиф был ничем не меньше огромного кота и наверняка ожидал, что тот отлетит в сторону, но вместо этого леопард изогнулся в воздухе, и они столкнулись в высшей точке своего прыжка, закружившись в воздухе. Несомненно, собака была сильна, но леопард оказался быстр, как молния. Они сцепились, бешено лязгая своими огромными пастями, и внезапно мастиф взвизгнул, почувствовав, как леопард вонзил свои острые зубы ему в горло. Животные сплелись в неистовый клубок, в котором леопард продолжал шипеть и раздирать своего противника на части. Собака бешено отбивалась лапами, но они не могли сравниться со смертоносными когтями леопарда.

– Сокар! – вскричала Аврора и отбросила Астизу в сторону с такой силой, что моя любовь ударилась головой о мраморную колонну и обмякла, потеряв сознание. – Это ты выпустил леопарда, маленький ублюдок!

Она на четвереньках добралась до своей сабли, затем повернулась в сторону Гарри и подняла клинок. Ее безумные глаза горели яростью и ненавистью, и мой бедный мальчишка в ужасе вжался в свой угол.

Я наконец нащупал пулю в кармане и вложил ее дрожащими руками в ствол, но проталкивание свинца сквозь тесное дуло, казалось, занимало у меня вечность. Аврора поднялась, как безумная валькирия, нависнув над моим сыном, дрожа от ярости и нетерпения нанести сокрушительный удар возмездия, пока я лихорадочно соображал, как остановить ее, как отвлечь ее внимание.

– Спасай свою собаку!

Аврора в замешательстве обернулась на мой крик, на мгновение потеряв решительность, и вдруг неожиданно для меня сделала шаг по направлению к дерущимся животным. Должно быть, это был единственный ее шаг сострадания за всю ее жизнь.

Леопард бросил свою умирающую жертву и взмыл в воздух, в мгновение ока преодолев расстояние в десять футов, словно жестокий первобытный маятник, и, увернувшись от ее сабли, обрушил весь свой вес на ее тело, раздирая плоть острыми, как бритва, когтями и широко раскрыв пасть, чтобы сомкнуть свои смертоносные челюсти на ее лице.

Аврора не успела даже вскрикнуть. Раздался тошнотворный хруст костей, и ее голова исчезла в пасти пятнистого чудовища.

Мерзкая собака, или то, что от нее еще оставалось, неподвижно лежала на полу, и кровь била фонтаном из ее разорванной глотки и боков.

Аврора безумно билась на полу под домашним леопардом Юсуфа. Женщина, пленившая меня когда-то своей несравненной красотой в Америке, быстро превращалась в груду окровавленных лоскутов кожи, и каждое движение лап хищника оставляло параллельные красные раны и новые лоскуты кожи и плоти. Ее ноги в агонии метались по ковру и мрамору, оставляя красные разводы. Затем кошка вцепилась ей в горло, и я увидел, что у Авроры уже не было лица, а на месте прекрасных и жестоких глаз зияли черные окровавленные отверстия. Я наконец перезарядил винтовку, но никакого смысла тратить драгоценный выстрел на леопарда не было. Голова Авроры безвольно болталась на наполовину откушенной шее. Наконец ее тело дернулось в последний раз и окончательно обмякло, но леопард не прекращал снова и снова яростно вгрызаться в него, рыча и взвизгивая. У двери началась суматоха, поднятая евнухами и янычарами, пытавшимися проникнуть в зал, но толпа вдруг замерла и стихла при виде освобожденного леопарда и кровавого месива перед ними.

Я выстрелил в самого крупного из них, огромного черного головореза, и в следующее мгновение разъяренное животное сделало еще один прыжок прямо в сгрудившуюся толпу, которая отхлынула назад в ужасе, и огромная кошка исчезла в дверном проеме, откуда доносилась беспорядочная пальба и визгливое рычание.

Я поднял ошеломленную Астизу и подтолкнул к гобелену и скрывающемуся за ним выходу, но она вырвалась из моих рук и, ополоумевшая, сорвала со стены древний щит. Тот представлял собой латунное произведение искусства филигранной работы с искусной гравировкой и, вероятно, стоил целое состояние, но последнее, что нам было нужно в этом состоянии, – это лишний балласт. Неужели удар по голове лишил ее рассудка? Но тут я присмотрел сувенир и для себя – тюрбан Юсуфа позади клетки леопарда. Я схватил его, подхватил на руки маленького Гарри, взял Астизу за руку, и наконец мы скрылись за гобеленом и оказались по ту сторону потайной двери в темницу. Я задвинул тяжелый засов двери, и мы отправились вниз по узкой лестнице в полном снаряжении, включая мою винтовку и бландербасс, потрясенные дикостью и жестокостью, свидетелями которых мы только что стали. Астиза тяжело дышала, все еще оправляясь от напряжения и шока.

– Папа, я выпустил льва, – признался Гарри.

– Умница! Ты спас маму. И меня.

– Он нас съест?

– Он мертв. И Аврора тоже, – сказал я Астизе, которая наконец поставила щит на землю. Она дрожала от усталости и нервного возбуждения.

Над нами стражники ломились в дверь, которую я запер на засов, затем послышались выстрелы. Я знал, что тяжелая дверь выдержит их напор, пока они не додумаются воспользоваться топорами или порохом.

Астиза закрыла глаза и еще сильнее прижала к себе Гора. Клянусь громом, мальчишке не занимать отваги! Да и смекалки тоже, и она проявилась как раз тогда, когда фортуна повернулась ко мне задом. Надо только присматривать за ним, чтобы он не копировал те стороны моего характера, которые я пытаюсь реформировать.

– Я слышала, как ее лицо ломается в его челюстях, – прошептала Астиза, дрожа. – Она была самой злой и порочной женщиной из всех, что я встречала. Итан, она была одержима старыми демонами. Демонами, которых, как я думала, давно уже изгнали в глубины земли. Но Ложа египетского обряда вернула суккуба к жизни, и он завладел ее душой и умом.

– Плохие животные, папа.

– Животным присуща ярость и дикость, с которыми не сравнится ни один человек, – сказал я. – Но, в отличие от людей, они убивают без греха.

Астиза обняла меня, и мгновение мы стояли, обнявшись, втроем.

– Итан, я не знала, вернешься ты или нет. Гор вернулся, но без тебя…

– Чтобы я бросил свою семью? – широко улыбнулся я. – Я теперь папа!

– Я не знала, куда ты целился, когда делал тот выстрел.

– И я не знаю, что делал бы, если б промахнулся мимо того ремешка.

– Если б Гор пострадал, я не хотела бы жить.

– Ему досталось с тех пор, как он познакомился со мной. Именно поэтому мне хотелось бы отплатить им всем побольше, прежде чем мы покинем это место. Астиза, здесь есть зеркало, большое, как парус, и они планируют использовать его против американского флота. Ты ничего не слышала о нем в гареме?

– Весь Триполи только о нем и говорит. Юсуф лопается от гордости. Мы наблюдали за его сборкой из окон гарема.

– Мы должны уничтожить его до отхода, иначе оно сожжет ту шхуну, что идет нам на помощь. Оно стреляет дальше любой пушки. Можно ли попасть в тот форт, в котором оно установлено? – Я снял с ее шеи ненавистный ошейник и отбросил его в сторону.

– Нет. Между дворцом и фортом мириады улиц, сотни солдат и фанатиков Сомерсет. Прошу тебя, Итан, ради Гора, давай покинем это место! Сколько еще должен пережить этот ребенок?

– Мы не можем. Солнце почти уже встало, и они сожгут нас заживо. Нам придется пробиваться с боем. У меня внизу, в подземелье, друг, который присмотрит за тобой и Гарри, и еще один друг с бомбой для уничтожения зеркала. Роберт Фултон, конечно, эксцентричен, но он умнее самого Люцифера. Если мы сможем подобраться к нему достаточно близко, то разнесем его в клочья.

Она прикусила губу.

– Не знаю, сгодится ли для этого твоя бомба, но у меня есть другая идея. Именно поэтому я прихватила с собой этот щит. Если свет можно сфокусировать одним диском, почему бы не отразить его вторым? Может быть, мы сможем отразить луч.

– И что потом?

– Обратить луч против них. Ты понесешь щит, я понесу Гора. Давай найдем твоих друзей и угостим Ложу египетского обряда их же угощением.