Меня не покидала надежда на то, что на пути в Сиракузы мы столкнемся с американским фрегатом, ведь Мальта была совсем недалеко, но я так и не увидел нигде нашего флага. Если Моррис и участвовал где-то в этой войне, то делал это крайне странно. Мы неспешно проплыли мимо британского форпоста, словно участвовали в регате, и направились к Сиракузам, древнему городу на восточном побережье Сицилии, за который в разные времена дрались афиняне, римляне, вандалы, готы, византийцы, арабы, нормандцы, немцы, испанцы, да и вообще, похоже, все, кому доводилось проплывать мимо. Город был заложен более чем за семь веков до Христа, примерно в то же время, что и Рим, и в настоящее время управлялся из Неаполя королем Фердинандом из династии Бурбонов под протекторатом британского военно-морского флота. Одним словом, Сиракузы были местом, за свою историю столь тщательно осажденным, разбомбленным, оккупированным, капитулировавшим и освобожденным, что я с трудом верил в то, что в нем вообще осталось что-либо, кроме хорошо изученных развалин. Если повезет, мы наведем справки, убедимся в том, что все это не более чем миф, и Аврора благосклонно дарует всем нам нашу свободу…

Уж кто-кто, а я понимал, что этого не будет.

Старый город Сиракуз представляет собой небольшой продолговатый остров, соединенный с основным островом мостами. На внешней оконечности города располагается форт Кастелла-Маниаче, орудия которого контролировали каждый корабль, заходящий или выходящий из бухты. Этот островок под названием Ортигия и являлся тем, что мы ошибочно приняли за узкую бухту на карте, обнаруженной нами на пергаменте. На южной стороне располагается большая бухта, на севере – бухта поменьше, а со стороны большого острова – новый город с домами и виллами, поднимающимися на пологом холме на клинообразном участке суши, переходящем в плато Эпиполи. Это идеальное центральное место для города, и древние греки возвели восемнадцать миль городских стен (давно уже разобранных на кирпичи и украденных местными фермерами и строителями) для круговой защиты всех его предместий и поместий.

Сейчас, в 1802 году, здания Ортигии представляют собой трех– и четырехэтажные дома из известняка цвета меда с красными черепичными крышами, а над старым городом возвышаются шпили и купола главного собора, дуомо. Краски в Сиракузах гораздо более яркие и жизнелюбивые, чем в мусульманском Триполи, и от города веет настоящим шармом и воображением. У причалов покачиваются на волнах ярко-синие рыбацкие лодки, штукатурка домов отливает оттенками желтого и розового, а окна защищены деревянными ставнями зеленого, синего, фиолетового и желтого цветов. На балконах из кованого железа городские дамочки поливают пышные разноцветные цветы, позируя над уличным хаосом смешавшихся богатых карет и сельских телег, кричащих ослов, надменных кавалеров и снующего люда.

Я наблюдал за всем этим, играя роль английского туриста, сэра Итана Гейджа, путешествующего в компании своей кузины леди Авроры Сомерсет, оба одеты в европейские платья, отобранные берберскими пиратами у своих жертв. Сказать, что это наводило меня на воспоминания о кровосмесительных отношениях Авроры с Сесилом Сомерсетом, значит ничего не сказать, и эта шарада вызывала у меня тошноту. Аврора же считала все это прекрасной забавой. Мы притворялись столь странной парой потому, что наш пиратский корсар не мог попросту встать на якорь у городского причала, и нам пришлось добираться до берега на шлюпке подальше от оживленной бухты. Пираты Драгута провели предварительную разведку старого греческого форта под названием Эуриалус, доложив о том, что никакого зеркала они не обнаружили, но что эти руины идеально подходят для «необходимого рандеву».

– Какого еще рандеву? – спросил я.

– Если мы найдем зеркало, нам потребуется помощь в том, чтобы заново его собрать, – пояснил капитан. – Но сначала нам предстоит найти его, в городе или его предместьях. Верно?

– Как скажете.

– Это ради благополучия вашего же сына.

– Предположим, что мы найдем зеркало. Но как вы собираетесь вывезти его? Половина Сицилии будет у нас на хвосте, а Кастелла-Маниаче не оставит от вашего корсара и груды щепок, если тот попытается зайти в бухту, чтобы забрать зеркало.

– Весьма интересная проблема, Итан, не так ли? Предлагаю вам поразмыслить над нею, если хотите спасти жизнь своему сыну. Помните, наша судьба – это ваша судьба.

Аврора наняла карету, которая доставила нас в Сиракузы как богатых европейских туристов, наслаждающихся отпуском во время мира на континенте. Гарри поехал с нами в качестве моего сына, я же был вдовцом на тот случай, если кто-то спросит. Озирис стал нашим «слугой», причем этот ковыляющий питекантроп поклялся навредить Гору, стоит мне только выразить неподобающее мнение или отказаться подыгрывать им в очередном обмане. Драгут был слугой и телохранителем Авроры на тот случай, если я попытаюсь придушить эту стерву. По счастью, нашему маленькому контингенту семейного счастья удалось оставить на корабле слюнявого мастифа. Я не терял надежды, что Сокар подавится берцовой костью одного из матросов и помрет до нашего возвращения на судно.

Мы должны были изучить город в поисках подсказок и встретиться с другими пиратами на руинах старого форта Эуриалус, что по-гречески означало «шляпка гвоздя». Этот замок, по слухам спроектированный самим Архимедом, пал под натиском римлян в рекордные сроки, что заставило меня вновь усомниться в мифе об ужасном зеркале. Но как тогда объяснить те фрески в Акротири на острове Тира?

Новый итальянский город Сиракузы давно уже похоронил под собой древнегреческий, и на Ортигии не было видно следов присутствия здесь когда-то великого Архимеда. Лишь один намек, встроенный в центральную площадь городского собора, указывал на преемственность времен. Дуомо имел фасад в стиле барокко, возведенный после одного из землетрясений, периодически сотрясавших Сицилию, но его боковые стены были построены вокруг колонн древнегреческого храма богини Афины. Здание представляло собой прагматичный подход к использованию веры и архитектуры, напоминавший мне о переплетении новых верований и воззрений со старыми.

– Говорят, что золото ее статуи улавливало утреннее солнце, играя роль маяка для моряков за многие мили от суши, – рассказал официант на площади, пока я пытался усадить Гора в кресло, не давая ему ползать по мостовой. Ума не приложу, как матери умудряются следить за своими отпрысками. – Наш дуомо закрыт от внешнего мира, а греческий храм стоял под открытым небом.

– Может быть, именно здесь Архимеду пришла в голову идея его зеркала? – задумался я.

– Какое зеркало, папа?

– Самое яркое зеркало в мире. Именно его мы и ищем!

Его маленькое лицо засветилось от удовольствия. Аврора, кажется, скучала, а ее неискренние попытки вести себя хотя бы наполовину как подобает приличной женщине напомнили мне о сказке, в которой ведьма засовывала непослушных детей в печку.

Играть английского эсквайра с Авророй, Драгутом и Озирисом казалось мне настоящей дикостью. Я ужинал с женщиной, которую ненавидел и презирал. Аврора невозмутимо не обращала ни малейшего внимания на мою враждебность и мрачность, ведя себя так, словно наше воссоединение было естественным, как сам мир. Она знала, что это раздражало меня, и ей нравилось это раздражение. Хамиду время от времени обыскивал меня, чтобы убедиться в том, что я не припрятал никакого оружия, и следил за тем, чтобы я не забывал о дуэльных пистолетах Кювье у него за поясом – на тот случай, если я попытаюсь сделать что-нибудь неразумное. Озирис грозно посматривал на Гарри. Иными словами, по сравнению с нами у Каина и Авеля в отношениях царила настоящая идиллия.

По крайней мере, из соображений пристойности у нас с Авророй были отдельные комнаты благодаря тому, что мы не притворялись женатой парой. Мне же приходилось притворяться довольным этим союзом, а о побеге не могло быть и речи.

– Судьба твоего сына зависит от нашего успеха или неудачи, – тихо сказала Аврора за бокалом портвейна вечером после того, как маленький Гарри отправился спать в моей комнате. Озирис стоял на страже, словно истукан из кошмарного сна. – Найди зеркало – или обреки свою семью на страдания.

– У нас была лишь старая карта, показывающая город. Это еще ничего не доказывает.

– Тогда думай! Где бы ее спрятали греки или римляне? Где могли ее найти тамплиеры? Где оно может скрываться вот уже две тысячи лет?

Я вздохнул.

– Архимед мог позаимствовать свою идею у атлантов, или кто там еще жил под защитой этого зеркала на Тире. Не исключено, что греки нашли зеркало уже древним – ведь ему могло быть хоть десять тысяч лет – и привезли его на Сиракузы. Кто знает? Но римляне использовали на практике все без исключения военные идеи, какие только могли найти. Воспользовались бы и этой, если она работала и если Архимед не спрятал ее.

– Римский военачальник утверждал, что смерть ученого была случайной, – сказал Драгут, – результатом импульсивной реакции простого солдата, не узнавшего великого грека. Но что, если математик погиб из-за того, что отказался рассказать им, где скрыто зеркало?

– Его могли переплавить. Или выбросить в море.

– Но не уничтожить, – настаивала Аврора, – иначе оно никогда не заинтересовало бы тамплиеров. Думай, как Архимед, Итан! Ты знаешь больше, чем говоришь нам. У римлян имелась целая армия, чтобы найти его. Почему же они потерпели неудачу?

– Откуда, к дьяволу, мне это знать?

– Оттуда, что жизнь твоего сына зависит от этого.

– Думаешь, мне помогают думать твои угрозы в адрес невинного ребенка?

– Из нас двоих именно ты отказываешься прислушаться к здравому смыслу. Я просила о партнерстве с самого начала нашего знакомства.

Я вздохнул.

– И вот твое желание сбылось.

Аврора холодно улыбнулась; ее улыбка была словно айсберг.

– Именно.

В действительности у меня имелась одна идея. Над городом располагались старый греческий театр и римская арена, теперь уже наполовину похороненные под многими слоями земли. Я вспомнил фигуру, напоминающую подкову на карте: может, это указание на старый амфитеатр? И была ведь еще дугообразная линия, ведущая от старого греческого форта к кресту на острове Ортигии… Это что-то значило для тех, кто начертал эту карту.

Были еще и каменоломни, из которых поступал материал для строительства древнего города. Мы наняли школьного учителя в качестве рассказчика и узнали, что там держали плененных афинян, нападавших на остров, многие из которых умерли мучительной смертью от голода, солнца и жажды. Эти известняковые утесы над городом были испещрены множеством пещер. Место для двухлетнего ребенка совсем неподходящее, и мне пришлось неохотно согласиться с тем, чтобы Озирис развлекал Гарри игрой с утками у фонтана Аретузы, источника с пресной водой у края моря. Древний водоем не использовался как источник воды и стал прибежищем мириадов птиц, которых Гарри подзывал всякий раз, когда мы проходили мимо. Утки затмили его инстинктивное недоверие по отношению к Озирису.

Мы же приобрели фонари и исследовали каменоломни, словно нас увлекали древние злодеяния и жестокость: все-таки в туризме есть нечто отвратительное. Гроты оказались приятным убежищем от летнего солнца, а пещеры и ниши каменоломен лежали в тени апельсиновых рощ, наполненных птичьим пением. Я внимательно осматривал окрестности на предмет обнаружения очевидных мест захоронения или возможных кладов, но, судя по всему, именно здесь то же самое искали и все захватчики, побывавшие здесь до нас. Мы разделились, чтобы ускорить процесс поисков, – Драгут был удовлетворен моей готовностью сотрудничать на благо Гарри. Я изучал одну пещеру за другой, но все они были столь же пусты, сколь и те комнаты в Тире, только здесь не было даже фресок.

К полудню я подустал и решил передохнуть. Я лакомился апельсином, лежа в высокой траве под утесами и ломая голову над тем, где же может быть это чертово зеркало, когда в мое унылое сознание закрался необычный звук. Звук напоминал пение певчих птиц, но имел явно человеческое происхождение и доносился, как мне казалось, с утесов. Это был сладкий женский голос, словно ангелы пели с небес, мягкость которого выдернула меня из моей летаргии. Словно вся грация и милосердие мира приняли форму звука, который мягко освободил меня от гнета унылого плена и мрачности этой древней тюрьмы. Я должен был отыскать источник этой прелести!

Я направился к высокой пещере в белых утесах, формой напоминавшей гигантское ухо, вход в которую был высотой добрых футов сто. За входом моим глазам предстала длинная пещера с плоским песочным полом, из глубины которой доносилась чарующая ария. Звук прекрасного голоса многократно усиливался стенами пещеры, придающими ему глубину райского хора. Пели по-итальянски: мне показалось, что это отрывок из какой-то оперы.

Я вошел внутрь, ожидая, пока мои глаза привыкнут к темноте. Какая же магия скрыта в голосе этой женщины, проявляющаяся в столь нужном месте! А вот и она, у дальней стены пещеры, словно потерявшаяся в собственных мечтах; ее голос возносится к небесам, словно жертвоприношение… Кто же она? Я бесшумно приблизился к ней, и вот она обернулась…

Это была Аврора.

Я остановился в полном замешательстве. У меня не укладывалось в голове, что столь божественная музыка может исходить от моего заклятого врага, как и тот факт, что она вообще когда-либо пела в своей извращенной жизни. Тем не менее это была она, слегка покрасневшая, губы открыты, глаза блестят живым огнем, и меня внезапно заполонили воспоминания о том, как она влекла меня тогда, давно, на канадской границе. Аврора обладала непреодолимой, чарующей красотой и сексуальной энергией, которая переполняла все органы чувств и лишала рассудка. Я все еще ненавидел ее, страшился ее, но и желал ее страстно, за что молча проклинал себя.

В пещере повисла тишина. И наконец:

– Я не часто пою, но здесь такая акустика, что я не смогла удержаться.

– Аврора, ты вновь удивляешь меня.

– Мы не знаем друг друга по-настоящему, Итан. В Америке все слишком быстро стало слишком плохо. Но мы могли бы узнать друг друга лучше.

– Ты убила мою возлюбленную, Намиду.

– А ты убил моего брата. Итан, люди гибнут и умирают по множеству причин. Но поиск знаний вечен. Это у нас общее.

– Зачем ты делаешь вид, что это правда?

– Зачем ты сопротивляешься этому? Это ничем не отличается от твоего влечения к Астизе. Когда ты хотел меня на озере Супериор, ты не мог получить меня. Теперь же, когда ничто тебе не мешает, ты отвергаешь меня. И кто из нас запутался?

Сколь же прекрасна и опасна она была в этот момент! Мое тело трепетало, и я надеялся, что она не заметит этого. Я нестерпимо хотел ее, но я также хотел ее убить, и сделал бы это не задумываясь, если бы это не ставило под угрозу жизни Гарри и Астизы. Ну почему же я не настоял на том, чтобы остаться с Астизой три года назад? Всего этого никогда бы не произошло.

Аврора подошла на шаг ближе, и я уловил ее аромат, смесь духов и сладкого запаха ее пота после дневных экскурсий.

– Ведь я тоже могу научиться быть матерью. Неужели ты думаешь, что я никогда не хотела детей? Неужели ты думаешь, что у меня нет таких же чувств, как у тебя? – Она схватила меня за руку. – Я могла бы быть, как другие женщины, Итан! Могла бы! – В этот момент я буквально на мгновение увидел то отчаяние, что она скрывала под своей непробиваемой стальной броней.

Я высвободил руку.

– Аврора, ты можешь быть кем угодно, но только не такой, как все остальные женщины. Гарри повезло с природным благоразумием и инстинктами – он боится тебя.

– Он будет чувствовать себя иначе, когда я сделаю его принцем. – Я находил ее упрямую жажду жалкой, ее решимость настораживала меня. – Вы оба не знаете меня. Не знаете меня всю.

Я знал достаточно, а потому отвел взгляд.

– Нам нужно найти Хамиду и решить, что делать дальше, – сказал я, не зная, что еще ей предложить.

– Зеркало где-то здесь, я чувствую его, – сказала Аврора. – Это огромное бронзовое сооружение, яркое, словно солнце, несущее огонь, как Прометей, и призванное изменить мир.

– Где-то…

– Мы найдем его, Итан, и будем владеть им вместе.