Совершенное оружие и «сопутствующий ущерб»

Во время войны в ходу эвфемизм «сопутствующий ущерб». Им описывают последствия несовершенства нашей техники по ее мощи и точности. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить о наших недавних конфликтах и представить себе, как бы они выглядели, если бы мы обладали совершенным оружием — таким оружием, которое позволяло бы нам временно вывести из строя или убить определенного человека или группу людей с любого расстояния, не причиняя вреда никому другому или их собственности. Что бы мы делали, если бы владели таким оружием? Пацифисты призывали бы отказаться от его использования, несмотря на то, что наш мир населяют монстры: те, что убивают и пытают детей и с садистской радостью участвуют в геноциде, – люди, которые из-за нехватки правильных генов, нужного воспитания или здравых идей не могут мирно жить вместе со всеми остальными из нас. В следующей главе мы еще поговорим о пацифизме – он кажется мне крайне аморальной позицией, которую маскирует призыв к наивысшей нравственности, – но большинство из нас не относится к пацифистам. Большинство из нас проголосовало бы за использование именно такого оружия. И если мы на минуту задумаемся об этом, мы поймем, что использование подобного оружия позволяет судить о нравственности того, кто стремится им пользоваться.

Сегодня Джорджа Буша легкомысленно сравнивают с Саддамом Хусейном (или с Осамой бен Ладеном, с Гитлером и т. д.) – это встречается на страницах книг таких авторов, как Рой и Хомский, в арабской прессе, в университетских аудиториях свободного мира. Но как бы Джордж Буш вел недавнюю войну с Ираком, если бы он обладал совершенным оружием? Направил бы он его на тысячи мирных иракцев, которые были изувечены или убиты нашими бомбами? Стал бы он выбивать глаза маленькой девочке или отрывать руки ее матери? Нравится вам или нет политика этого президента или он сам как человек, у нас нет никаких оснований думать, что он распорядился бы убить или покалечить хотя бы одного невинного человека. А что бы делали с таким оружием Саддам Хусейн или Осама бен Ладен? Или Гитлер? Эти люди использовали бы его совершенно иначе.

Нам следует открыто признать, что в нашем мире разные общества находятся на разных этапах нравственного развития. Да, конечно, это крайне невежливое заявление, но оно содержит столь же объективную истину, что и утверждение о существовании материального неравенства между разными странами мира. Мы даже можем говорить о нравственных отличиях на экономическом языке: не все общества обладают равными нравственными богатствами. Уровень такого богатства зависит от многих факторов. Политическая и экономическая стабильность, грамотность, определенный уровень социального равенства – когда этих вещей не хватает, люди находят массу весомых причин обращаться друг с другом плохо. Наша собственная недавняя история свидетельствует о том, что, когда развиваются эти вещи, меняется и нравственность. Если бы вы попали в Нью-Йорк, скажем, летом 1863 года, вы бы увидели, что на его улицах гангстеры постоянно сражаются между собой за власть и что черных, хотя они только что перестали быть рабами, постоянно линчуют и сжигают. Стоит ли нам сомневаться в том, что многие жители Нью-Йорка XIX века просто показались бы нам варварами? Если мы скажем, что другое общество отстает в своем социальном развитии от нашего на сто пятьдесят лет, это будут действительно ужасные слова, учитывая то, насколько далеко мы за это время продвинулись. А теперь представьте себе, что невежественные американцы 1863 года завладели химическим, биологическим и ядерным оружием. Примерно с такой ситуацией мы сегодня сталкиваемся, имея дело со многими странами развивающегося мира.

Вспомним о тех ужасах, которые американцы совершили еще совсем недавно, в 1968 году, в деревне Май Лай:

Рано утром вертолет с солдатами приземлился в деревне. Выскочив, многие из них открыли огонь по окружающим людям и животным. Здесь не было никаких признаков присутствия батальона Вьетконга и не прозвучало ни одного ответного выстрела со стороны вьетнамцев, но солдаты не останавливались. Они поджигали дом за домом. Они насиловали женщин и девушек, а затем их убивали. Они запихивали штыки во влагалища женщин, а других потрошили, отрезали им руки или снимали с них скальпы. Беременным рассекали животы и оставляли так умирать. Солдаты совершали групповые изнасилования и убивали жертв выстрелами или штыками. Они совершали массовые казни, убивая десятки людей, включая стариков, женщин и детей, пулеметными очередями в канаве. За четыре часа было убито около 500 жителей деревни.

Это пример самого дурного поведения из того, на что способны люди. Однако нас от многих наших врагов отличает одна вещь: подобные акты насилия нас ужасают. Бойня в Май Лай стала позорным клеймом армии США. Даже в те времена американские солдаты были глубоко потрясены таким поведением своих соратников. Один пилот самолета, прибывший на место бойни, отдал своим подчиненным приказ стрелять из пулемета по американцам, если те не прекратят убивать мирное население. Как общество в целом мы уже не можем терпимо относиться к целенаправленным пыткам и убийствам невинных. Нам следует понять, что во многих частях мира подобные зверства пока еще не вызывают возмущения.

Когда появляются какие-то новые факты любого рода, не все люди открывают их одновременно или понимают их одинаково хорошо. И тогда мы приходим к мысли о существовании некоей иерархии – к мысли, которая совершенно неприемлема для либеральной ментальности. Если на важные вопросы можно дать верные или неверные ответы, значит, существуют разные ответы и разные способы их практического приложения, из которых одни лучше, чем другие. Возьмем, например, заботу о ребенке. Как оградить ребенка от заболеваний? Как вырастить из него счастливого и ответственного члена общества? Несомненно, на эти вопросы можно дать разные ответы, и одни из них будут лучше, а другие – хуже. Несомненно и то, что не все системы представлений и культуры в равной мере приспособлены для поиска наилучших ответов. Это не означает, что можно дать лишь один правильный ответ на данный вопрос или что существует единственный наилучший способ для достижения каждой определенной цели. Однако все в нашем мире достаточно конкретно, и потому спектр оптимальных решений каждой проблемы достаточно узок. Хотя не существует одного оптимального вида еды для всех, мы не едим камни – и если бы какая-то культура возвела поедание камней в ранг добродетели или объявила бы это религиозным долгом, принадлежащие к ней люди страдали бы от дурного питания (не говоря уже о том, что случилось бы с их зубами). И потому некоторые подходы к политике, экономике, науке или даже духовности и этике объективно лучше (как бы мы ни понимали слово «лучше») альтернативы, причем эти степени лучшего и худшего существенным образом влияют на счастье людей.

При систематическом подходе к этике или при исследовании тех основ, на которых стоит цивилизованное общество, нетрудно обнаружить, что многие мусульмане находятся на уровне вопиющего варварства XIV века. Разумеется, за этим стоят различные исторические и культурные причины и здесь можно найти много виноватых, но факт остается фактом: мы имеем дело с обществами, уровень политического и нравственного развития которых – в отношении к женщинам и детям, в ведении войны, в методах уголовного правосудия и в их критериях относительно жестокости поступков – стоит значительно ниже нашего. Это может показаться ненаучным и почти расистским высказыванием, но это не так. В моих словах нет ни капли расизма, поскольку вряд ли мы можем объяснить эти отличия биологическими причинами. Это кажется ненаучным лишь по той причине, что наука еще не приступила к систематическому изучению нравственной сферы. Если наука не сможет открыть какие-то важные закономерности этики, то через сто лет мы вернемся к тому, что будем жить в пещерах и убивать друг друга дубинками. Любой добросовестный человек, если он в курсе нынешнего положения вещей, должен признать, что военная сила цивилизованной демократии, при всех ее провалах и тому подобном, в нравственном смысле не тождественна деяниям вооруженных мусульман и даже мусульманских правительств. Похоже, Хомский не видит разницы между ними или если видит, то мы находимся в невыгодном положении.

Вспомним о недавнем конфликте в Ираке: если бы Ирак напал на США, чтобы сменить наш режим, можно ли думать, что Республиканская гвардия Ирака столь же сильно пыталась бы свести к минимуму число жертв среди мирного населения? Можно было бы представить себе, что противника могли остановить наши «живые щиты» (и можно ли представить, что мы использовали бы такую меру защиты?)? Можно ли было бы себе представить, что американское правительство призывает граждан добровольно взрывать себя среди врагов? Можно ли было бы представить, что иракские солдаты плакали бы, без необходимости уничтожив фургон с мирными гражданами на контрольно-пропускном пункте? Ваше воображение даст на все эти вопросы однообразный ряд ответов: «нет», «нет», «нет».

В своих рассуждениях Хомский не видит разницы между намеренным убийством ребенка в надежде запугать его родителей (что мы называем словом «терроризм») и случайным убийством ребенка при попытке поймать или застрелить убийцу ребенка (что мы называем «сопутствующим ущербом»). В обоих случаях ребенок гибнет, в обоих случаях происходит трагедия. Но нравственное состояние того, кто это совершил (будь то отдельный человек или государство), в первом случае резко отличается от второго.

Хомский мог бы на это возразить, что подвергать жизнь ребенка опасности нельзя в каком бы то ни было случае, но, очевидно, этому принципу следовать невозможно. Так, изготовители «русских гор» знают, что несмотря на все строжайшие меры безопасности, однажды где-то на этом аттракционе погибнет ребенок. Это же прекрасно понимают производители автомобилей, хоккейных клюшек, бейсбольных бит, пластиковых пакетов, ограждений из проволочной сетки и тысячи других вещей, которые потенциально могут послужить одной из причин гибели ребенка. Дети неизбежно погибают, катаясь на горных лыжах, но мы при этом не говорим о «лыжных зверствах». Но Хомский молчит о подобных вещах. Похоже, намерения для него ничего не значат, важно лишь то, что происходит с телом.

Сегодня мы живем в мире, который уже не хочет мириться с существованием злонамеренных режимов, оснащенных надежным оружием. «Сопутствующий ущерб» – когда погибают или остаются калеками невинные люди – при этом неизбежен, поскольку у нас нет совершенного оружия. Подобные бедствия происходят с другими невинными людьми в силу того, что у нас нет совершенных автомобилей, самолетов, антибиотиков, хирургических процедур и оконных стекол. Если мы хотим судить об этике данного человека или общества или пытаемся предсказать их поведение в определенных ситуациях, нам необходимо принимать в расчет человеческие намерения. Когда речь идет о нравственности, намерения значат все.