Так что же произошло? Атомная энергия несет смерть: Чернобыль. Химическая промышленность выходит из-под контроля: кислотные дожди уничтожают леса, отходы загрязняют грунтовые воды... Огонь, такой ласковый, теплый, может уничтожать все вокруг: Армеро. Но есть ли огонь более обжигающий, чем огонь любви?

И вот мы столкнулись с тем, что уже предчувствовали: неуправляемая сексуальная энергия может нести смерть — СПИД. Потому что поистине любая хорошая вещь, потеряв свою цель, обращается против человека. Любое злоупотребление разрушительно. Но почему, почему же надо было дожидаться катастрофы, чтобы осознать это?

Когда пренебрегают экологией, под угрозой фауна и флора. Когда недооценивают важность элементарной экологии тела, элементарного воспитания души, неизбежно разрушение. Саморазрушение. Ведь здесь идет речь уже не об окружающей среде, но о самом человеке. А внутри человека — о том, в чем средоточие его существа, об источниках, несущих и дарующих жизнь, — о крови и сперме.

Трагический парадокс: в своем телесном выражении любовь «сомкнута» со страхом. Тревога царит там, где должна расцветать радость. Там, где зарождается жизнь, бродит смерть. К передаче вечной жизни примешивается заражение смертоносным вирусом…

Прости, что я говорю об этом. Тебе уже прожужжали все уши. Но как я могу молчать?

Франк, мой друг, которому было 22 года, умер от СПИДа. Позже умерли еще несколько моих друзей. Как и многие, многие другие (и если среди них нет твоих знакомых, то это всего лишь вопрос времени).

В последнем письме Франк писал мне:

Значит, он знает, что есть Любовь превыше всякой любви, которая и ожидает его. Но он знает и то, что именно из-за искаженной любви он умирает так, и что только истинная, чистая Любовь Иисуса может исцелить его от всех искажений любви.

Мне хочется прочитать, прокричать его последнее письмо на всех перекрестках, тротуарах, везде, где над любовью смеются, извращают, продают ее:

Эта книга — не что иное, как этот последний призыв, положенный на музыку.

Он взывает к нам: перестаньте топтать любовь! Услышишь ли ты его голос — слабый, но такой любящий?

Франк взывал от имени сотен тысяч американских мальчиков, которые вынуждены заниматься проституцией, чтобы выжить. Одни уже заразились ВИЧ-инфекцией, другие скоро заразятся. Многих ли из них кто-то принимает, лечит, заботится о них? И многими ли занимаются не врачи в перчатках и масках, экипированные, как космонавты?

Он взывал от имени неимоверного множества юных рабов, жертв работорговцев в деловых костюмах, которые покупают и рассылают по всей планете живые тела, как сырье, предмет уже не роскоши, но разврата.

Нынешние эксплуататоры куда менее гуманны, чем те, что в прошлом веке допускали, чтобы дети надрывались и погибали на заводах: у сексуальной индустрии уже намного больше жертв, чем у индустриальной революции XIX века.

Он кричал от имени всех маленьких жертв развратного эгоизма.

Поистине, трагедия — когда первая и нежнейшая колыбель жизни делается могилой. Материнская утроба становится кладбищем. Покушение на жизнь у самого ее источника, там, где она расцветает, в мгновение, когда она передается, — не это ли вызывает отвращение к жизни? Сегодняшний день ставит перед выбором — экология или «некрология» тела.

Не станет ли подлинным лекарством от СПИДа — Сексуальность, Преображенная Истиной и Доверием?

Как разрушают тебя землетрясения мира сего! Сегодня перемены сразу во всем обрушиваются на тебя со всего размаха. И ты оказался без защиты, без тылов, без корней. Тебя швыряет из стороны в сторону, как хрупкий серф в центре урагана. Колеблются понятия, относящиеся к области самого сокровенного: тело, любовь и особенно — жизнь. Да, даже жизнь. Каждый день приносит результаты новых экспериментов в области «человеческого воспроизводства»: дети из пробирки, женщины, вынашивающие чужих детей, замороженные — или забракованные — эмбрионы и т. д. Люди больше не знают, кто такой человек, что такое любовь, какова цель жизни, что делать со своим телом…

Так что же, все человечество — в разгаре переходного периода? Неужели благодать детства потеряна, способность к восхищению, свойственная 7-8-летним детям, увяла, энергия 12-13 лет сломлена? Не обретя ни зрелости, ни равновесия, люди колеблются. Человек не знает, кто он такой. Человечество ищет себя — как ты в твои 15-18 лет. Опьяненные своими силами, богатством, знаниями, люди играют в ученика чародея, думая, что им все позволено, что для них нет невозможного. Они играют с жизнью, шутят с любовью, развлекаются с телом, флиртуют со смертью.

Если оторвать жизнь от любви, любовь обратится против жизни. Взрыв эротизма станет приступом лихорадки. Игры Эроса с Танатосом перерастут в агонию.

Но сегодня, когда губительные последствия разнузданной сексуальности видны невооруженным глазом, люди заняты устранением последствий (что, безусловно, необходимо), но они не думают о причинах! Они пытаются остановить распространение СПИДа подручными средствами, одновременно провоцируя поведение, способствующее его распространению. Они раздают шприцы и презервативы, уверяя, что без них нельзя, и продолжают жить по-прежнему, как ни в чем не бывало… Будем честными: разве это не подталкивает к тем самым действиям, которые вызывают заражение СПИДом? Лозунг "Safe play" означает: можешь продолжать игру. Никаких проблем! Это идиотская страусиная политика.

Представь себе врача, который довольствуется тем, что дезинфицирует только рану, не обращая внимания на то, что уже началось заражение крови.

Представь: мы едем по дороге, усыпанной бутылочными осколками, в сопровождении грузовиков с запасными шинами. Нет времени привести в порядок дорогу, нет времени говорить о морали, нет времени заниматься причинами, нет времени углубляться…

Нельзя довольствоваться презервативами: это не более чем полумеры. Нам нужно сохранить самих себя. Чтобы защитить жизнь, сохраните себя для любви.

Целомудрие — единственная профилактика, позволяющая действовать до заражения. Пока еще не слишком поздно.

Итак, проблемы сексуальности, какими бы личными они ни были, стали проблемами общества. Их лечение — общественная задача. Исцеление любви сегодня — приоритетная задача социальной работы.

Мы ужасаемся… Но кто этого хотел? Кто виноват? Разве все это не было холодно и цинично запланировано, запрограммировано, просчитано?

Пока врачи бодрствовали у постели Франка, Шарль Азнавур пел: «Я, как они говорят, голубой…» Мы не приемлем инцест — а Генсбур хвастается любовью с дочерью со сцены и с телеэкрана. Молодых ребят судят за агрессию, выраженную в насилии, убийствах, нападениях, — и их же изо дня в день абсолютно легально делают жертвами агрессии, показывая все это по телевизору.

Мы ужасаемся, что количество самоубийств растет, — но никто не запрещает книги, комиксы, журналы и видеокассеты, которые рекламируют самоубийство как самую замечательную смерть из возможных, апофеоз существования, и даже предлагают всевозможные рецепты.

Одной рукой вас подталкивают к действию, другой наказывают за то же самое действие: нет большего садизма. Одна рука держит пряник, другая — кнут: высшая степень цинизма.

Вас осуждают за то, чему постоянно учат: высшая степень лицемерия.

Что можно сказать о государстве, которое наказывает за нарушение правил дорожного движения и расставляет вдоль дорог призывы к нарушению?