Лень
Как-то мелькнуло в газетах известие, что кто-то открыл микроб лени, и что будто даже собираются строить специальный санаторий для лентяев, где их будут лечить прививками, инъекциями, а в трудных случаях – удалением какой-то железы, которая развивается у лентяя внутри, под самым носом.
Если все это верно, то это ужасно!
Это будет последняя несправедливость, выказанная человеком по отношению к лени.
Человек в ослеплении своем оклеветал это лучшее свое природное качество, отнес его к разряду своих недостатков и клеймит матерью пороков.
Когда Господь проклял Адама, Он сказал, что тот будет трудиться в поте лица.
Если бы Адам был человеком прилежным, он только усмехнулся бы:
– Трудиться в поте лица? Да что же можно иметь против такого приятного занятия? Это вполне соответствует моей натуре, и без всякого проклятия я предпочел бы это времяпрепровождение всякому другому!
Но не усмехнулся Адам и не обрадовался, а упал духом, и проклятие Господне было, действительно, наказанием, потому что поразило его в самые глубокие основы его существования – в его лень.
Не будь человек лентяем, на этом бы все и кончилось. Ковырял бы землю ногтями и получал бы от нее тернии и волчцы.
Но вот уже в пятом поколении родился первый лентяй Фовел, который сказал:
– Не хочу рыть землю руками. Мне лень. Нужно что-нибудь придумать, чтобы меньше трудиться и больше получать.
И выковал первую лопату.
Следующему лентяю показалось, что и лопата отнимает слишком много силы.
– Лень!
И припрег на помощь лошадь.
Когда был придуман паровой двигатель – это был светлый праздник для лентяев всех стран.
– Ну, теперь кончено! – ликовали они. – Довольно мы потрудились. Пусть теперь машина за нас поработает. А мы пока что отдохнем да покурим.
И затрещали машины, загудели паровики по всему миру.
Каждый лентяй взваливал на машину отрасль своего труда, придумывал, прилаживал, хитрил.
– Как бы так устроить, чтоб самому только пальцем шевельнуть, а все за тебя будет сделано!
Потому что истинный, глубокий и сущий лентяй ленив не только за себя, но и за других. Если ему будет предоставлена возможность завалиться набок, а другие будут на него работать, он истомится и зачахнет от лени за других.
Кто испытывал когда-нибудь сознательно это могучее чувство, тот понимает, что именно оно движет человечество по пути прогресса.
Смотрит лентяй на улицу, видит: человек бредет усталый, прошел, по-видимому, много и еще, верно, должен далеко идти.
– Как ему не лень! Придумать бы такую машину, чтоб возила людей, и чтоб было скоро и недорого.
И вот трамвай, в сущности, уже заказан и ждет только человека, одаренного более острой и интенсивной ленью, который не только будет мечтать, но и, в порыве отчаяния, изобретет и выполнит этот заказ.
Когда изобрели электрические двигатели, лентяи устроили вокруг них целую вакханалию.
Электричество должно их освещать, согревать, передвигать, увеселять, качать воду и разговаривать.
Лень овладела всем земным шаром. Затянула землю рельсами (лень ходить), телеграфными проволоками (лень писать), наставила антенны для беспроволочного телеграфа (лень проволоку тянуть), и все ей мало, все ищет она нового и все идет дальше.
Современный мир представляет картину полного расцвета самой кипучей деятельности.
Дымят фабричные трубы, стучат моторы, гудят паровики, свистят ремни.
Что такое? Откуда такая неистовая энергия?
Нам лень – вот откуда.
Если присмотреться внимательно – мы окружены продуктами самой бешеной лени.
Вот ткацкая фабрика. Она возникла оттого, что бабам было лень ткать. Вот бумагопрядильная – оттого, что лень было прясть.
– Скажете: потребности росли?
У прилежного человека, соответственно с потребностями, растет только усердие, а разные хитрости, как бы поменьше трудиться да при этом еще получше результаты получить, – это уж лень, мать всех пороков.
Вот пришли вы к себе домой. Поднимает вас лифт, изобретенный человеком, которому не стыдно было сознаться, что шагать по лестнице лень. Отпираете дверь французским ключом, придуманным потому, что лень было за прислугу, поворачиваете электрический выключатель, придуманный феноменальным лентяем, которому тошно было даже за керосином послать.
В былые времена детей за леность секли. Но это, слава Богу, мало помогало. И, может быть, один из тех, которых за недосугом забыли вовремя высечь, и изобрел какое-нибудь усовершенствование, облегчающее его былой детский нудный труд.
Но если примутся радикально вылечивать лень, тогда все пропало. Тогда все остановится или пойдет назад.
– А мне не лень, – скажет купец, – из Новгорода в Москву на лошадках съездить. Время терпит.
– А мне не лень платье руками шить, – скажет портной. – К чему тут машинка?
– И на шестой этаж подняться не лень, и полотно ткать не лень: если поусердствовать, да приналечь, так почище фабричного будет.
И приналягут.
Лечиться, наверное, захотят многие, потому что лень доставляет большие страдания.
Стоит, например, у меня в комнате кресло, на котором разорвалась обивка. Но я тщательно скрываю ото всех это обстоятельство, прикрываю пледом, а людей, особенно зорких, прямо усаживаю на рваное место. Потому что, если увидят, посоветуют переменить обивку. Чего бы, казалось, проще? Но человек, одаренный истинной ленью, знает, что достаточно сказать необдуманное слово, как поднимется такая трескотня, что жизни не рад будешь.
Хорошо. Я переменю обивку, я пойду на это. Но знаете, что тогда будет? Вот что. Я скажу прислуге:
– Позовите ко мне обойщика, который живет тут на углу.
Прислуга пойдет, вернется, скажет, что обойщика не застала, и что нужно сходить утром. Пойдет утром, приведет обойщика. Тот спросит, какой кожей обить кресло, и предложит принести образцы.
– Не надо образцов. Делайте, как вам удобнее, – скажу я и подумаю, как он опять пойдет и опять придет.
– Нам все удобно, мы ведь кожу не с себя сдираем, – ответит он и пойдет за образцами.
Потом опять придет, опять уйдет и будет отпарывать старую обивку, из-под которой пойдет пыль и вылезет волос. А гвоздей в обивке много, и он будет их вытаскивать, а какой-нибудь мальчишка будет помогать, а обойщикова жена будет подметать сор; потом станут кроить кожу, прилаживать, потом пойдут, придут, уйдут… И все это из-за моего желания иметь целое кресло, и желания-то такого не острого, не важного, не радостного.
Ну, разве не лень?
Нет, не могу. Чувствую, что легче было бы изобрести какую-нибудь такую машину, благодаря которой кресла сами собой бегали бы обиваться на какую-нибудь специальную фабрику.
Не надо санаториев, не надо губить лень. Пусть она развивается, крепнет и гонит скорее человечество к той прекрасной цели, к которой оно идет уже столько веков: ничего не делать и все иметь.
И последнее, что сделает человек, будет гигантский обелиск, а наверху сложенные руки и надпись:
«Лень – мать всей культуры».
