Контр
Париж.
Улица – по ту сторону Сены – для нас, по сю сторону для них.
Меблированная комната (шестиперсонная кровать, стол, два стула и пепельница).
Это – положение географическое.
Положение психологическое: тошно, скучно, не то спать хочется, не то просто – все к черту.
Сидят они двое – Сергей Иванович и Николай Петрович. Сергей Иванович – хозяин, Николай Петрович – гость.
Поэтому на столе сухари и в стаканах недопитый чай.
– Хотите еще?
– А?
– Чаю хотите?
– Нет, ну его к ч… то есть спасибо. Не хочется.
– Тощища, – говорит хозяин и тут же вспоминает, что хозяину так говорить не полагается, и, придав лицу светский вид (вроде птицы, которая, собираясь клюнуть, смотрит боком), спрашивает:
– В театрах бываете?
– Какие там театры? До того ли теперь!
– А что?
– Как что? Россия страдает.
– Ах, вы про это!
– И потом – дрянь театры, а лупят, как за путное.
– Гм…
– Гм…
– Нет, я так.
– Давали бы контрамарки, так я бы, пожалуй, ходил.
– А ну…
– Что?
– Нет, просто зевнулось.
– Подпругин приехал. Слыхали, Егор Иваныч? Остановился в номерах.
– Где?
– В «Кляридже». Хвалит. Очень, говорит, чисто, и звонки. Позвонить – официант является. У них, говорит, в Архангельске, тоже хорошая гостиница, только, говорит, если звонок нажмешь, обязательно клоп выбежит.
– Собака он, Егор Иваныч. Никому от него пользы нет. И что ему в Париже делать? Раздал бы деньги, да и к черту – пусть назад едет.
– Куда же? Ведь его там повесят.
– Ну и пусть вешают, какая цаца, подумаешь!
– А он серебряную свадьбу справлять хочет. Наши собираются подарок подносить!
– Подарок! Я бы ему поднес подарок!
– А?
– Тут, говорят, собачье кладбище очень шикарное. Так вот, разориться разве да купить ему в складчину фамильный склеп на собачьем кладбище? А? Ха-ха! Интересно знать, в чьей он контрразведке служит?
– Что?
– Все же служат. Кто просто в разведке, кто в контрразведке. В контр дороже платят. И еще агитаторы есть – хорошо зарабатывают. Попадейкин – контразербайджанский агитатор.
– А что же он делает?
– Он у Лярю обедает. Я сам видал. Дальнейшего ничего не знаю. Один раз чуть было меня не подцепил, ну да я не так прост.
– А что же он?
– Да подошел и говорит: «Как поживаете, Сергей Иваныч? Что слышно новенького?» Понимаете? Нашел простачка. Так я ему и рассказал! Я говорю: «Спасибо, ничего особенного». Ну, он и отскочил. Ловко? Отбрил?
– А знаете что-нибудь?
– Да мало ли что. Все-таки вращаешься в обществе, слышишь. Вот был вчера у Булкиных. Они очень раздражены против Зайкиных. У Зайкиных дочь, говорят, в южноафганистанской контрразведке служит. А сам Булкин, по-моему, к контрсоветской румынской контрразведке сильно причастен.
– Из чего вы это заключаете?
– Уа-ды…
– Что?
– Зевнулось. Заключаю? По различным признакам. Хотите чаю?
– Спасибо, не хочу. По каким признакам?
– А то бы выпили. Я позвоню.
– Не надо. По каким при…
– Скажите, вы с Сопелкиным встречаетесь?
– Видел раза два.
– Гм…
– А что?
– Агент большевиков.
– Господь с вами! Бывший жандарм.
– Ничего не значит. О чем он с вами говорил?
– Подождите, дайте припомнить.
– Я не настаиваю. Можете и не рассказывать.
– Позвольте… Один раз, точно не помню, про водку. Водочный завод какой-то открывается. Так он говорил, что вот, мол, мы удрали и водочка за нами прибежала. С большим умилением говорил.
– Так-с. А второй раз?
– Второй… Гм… Я бы, пожалуй, чайку выпил, если вас не побеспокоит.
– Хорошо, я звоню. Так вот, о чем…
– А знаете, говорят, контр Попов тоже в разведке… то есть я хотел сказать, Попов в контрразведке, в монархической контрагитации, а Семгины – вся семья контрагитирует за Савинкова. Они говорят, что в газетах было, будто Савинков не рожден, а отпочковался, и что это имеет огромное влияние на польские умы, а также очень возбуждает народные массы.
– А о чем вы говорили с Сопелкиным?
– Да так, пустяки. Он рассказывал тут про одного типа, который будто и в разведке, и в контрразведке служит, сам на себя доносы пишет и с двух сторон жалованье получает. И будто ничего с ним поделать нельзя, потому что от взаимного контрдействия двух сил существо его неуязвимо.
– Вот прохвост! Кто же это? Ловкий! Надо бы на него ориентироваться.
– Слушайте… Вы никому не скажете? Даете слово?
– Ну разумеется, даю.
– Ей-богу? Никому не скажете? Смотрите, а то выйдет, будто я сплетник.
– Да ну же! Говорю же, что не скажу.
– Ну, так я должен вам сказать, что этот самый человек, который, гм… ну да что там, скажу прямо: говорят, что это – вы. Только помните, чтоб не вышло сплетен. А?
