Прогулка
В центре города ко мне подбежал серый шпиц с грязным хвостом и, затрусив рядом со мной, спросил:
— Вы Клагеса не читали?
— Нет, — ответил я.
— Очень интересно, — сказал шпиц. — Только немного заумно и к тому же по-немецки. Вам непременно понравится.
Некоторое время мы молча шагали рядом. Внезапно меня осенило, что говорящие собаки попадаются нечасто. — Ты умеешь разговаривать? — спросил я.
— Да, — кивнул он. — Я граф Лестер — перевоплощенный, конечно. Жил с тысяча пятьсот тридцать восьмого по тысяча пятьсот восемьдесят восьмой год. Замок имел, в Дирене. Тоже ужасное было время.
— Тоже? — спросил я.
— Да, как и теперь. Вот ведь гнусность — заставить человека перевоплотиться в собаку. Сплошные интриги и произвол. Мой последний повар стал кассовым аппаратом в одном лондонском кафе и втихомолку прикарманивает — достаточно, чтобы каждый вечер ходить куда-нибудь развлекаться. А мне только и остается углы обнюхивать.
— Все в руце божией, — заметил я афористически. — А что, кассовые аппараты действительно развлекаются?
— О, Лондон велик! — беспечно сказал он.
Мы все брели, брели. Стал накрапывать дождь.
— А с какой стати ты, собственно, вспомнил Клагеса? — спросил я.
Он залаял, обнажив зубы.
— Пардон, — сказал я, — но ведь ты только что разговаривал.
— Спятил ты, что ли! — возразил он. — Собаки не умеют говорить.
— Не обижайся, — сказал я. — Похоже, тут какое-то недоразумение.
Я приподнял шляпу, свернул в переулок и по рассеянности налетел на полицейского. Извинившись, я пошел дальше, но он разочарованно воскликнул:
— В нем ничего нет!
— Где? — спросил я, обернувшись.
— В вашем бумажнике, — сказал он. — Я его только что подобрал, но он совершенно пустой.
Он действительно с обескураженным видом протянул мне бумажник.
— Не обижайтесь, — сказал я скромно. — Я зарабатываю очень мало. Все сразу спускаю.
Он сделал равнодушный жест, и мы вместе пошли дальше.
— Вы часто воруете? — спросил я, чтобы поддержать разговор.
— Только в свободное от службы время, — ответил он — Раньше я еще убивал, но теперь уже годы не те.
— Wer jetzt kein Haus hat, baut sich keines mehr, - процитировал я.
— Вы немец? — деловито осведомился он.
— Нет, — объяснил я. — Это из Рильке. Есть такой поэт.
— А при чем же тут строительство? — спросил он.
— Забудьте об этом, — сказал я. — Дети у вас есть? Вы их бьете?
Он вдруг остановился.
— Рильке! — воскликнул он. — Ну конечно! Это был мой отец. Вам знаком его рифмованный справочник столичных адресов? Штука любопытная и абсолютно бесполезная.
Он сорвал с меня шляпу и вскочил на подножку трамвая. Странный тип.
Я вошел в кафе, чтоб на досуге поразмыслить о случившемся. Кельнер был голый.
— Кофе или ничего? — спросил он.
— Ничего, — сказал я.
— Вон! — рявкнул кельнер. — Мы тут в игрушки не играем.
Это был веский аргумент: люди вроде него святым духом питаться не могут. Я опять вышел на улицу. Дождь не прекращался. Было хмуро и слякотно.
В подворотне стояли два старика. В ту самую минуту, когда я проходил мимо, тот, что повыше, двинул другого в ухо.
— Вам больно? — спросил я пострадавшего.
— Нисколько, — бодро ответил он. — Мы спорим о жизни, а у моего друга воинственная натура.
— Вот вам и философский камень, господа, — учтиво сказал я.
— Не бросайтесь камнями! — испуганно закричали оба и побежали прочь. Несмотря на свой преклонный возраст, они не поняли, что я выразился фигурально и имел в виду просто-напросто начало всех зол. Этот неудачный опыт убедил меня в бесполезности жизни. Я вынул из уха затычку и исчез.
