Из сборника «Песенка в ночи» (1967)

Пока гаагский поезд стоял на Центральном вокзале, я занимал купе один. Но перед самым отправлением появился попутчик. Типичный голландец — здоровенный, неуклюжий, основательно укутанный, на вид лет шестидесяти.

— Добрый день, — сказал я.

Не отвечая, он с видимым отвращением начал стаскивать с себя перчатки, шляпу, шарф, пальто. Да, попутчик явно не из приятных. Шляпу он забросил в багажную сетку, пальто повесил на крючок возле окна. Затем плюхнулся на сиденье напротив меня. При этом он ухитрился подмять под себя полы пальто, вешалка оборвалась, и пальто упало ему на голову.

Я засмеялся.

В поездах частенько видишь подобные казусы, и мышцы моего лица совершенно не способны противиться соблазну — я не могу удержаться от смеха. Попутчик сидел как изваяние, с плотно сомкнутыми губами, стремясь испепелить меня пронзительным взглядом черных глаз.

— Неужели вам так смешно? — спросил он.

Воротник пальто все еще нависал над его свирепым лицом, точно капюшон монаха.

— Прошу прощения, — извинился я.

Попутчик медленно встал и произнес, укладывая пальто в багажную сетку:

— Забавно, не правда ли? Вешалка оборвалась, и вы, взрослый человек, над этим смеетесь.

— Ничего не могу с собой поделать. В таких случаях меня всегда смех разбирает, — сказал я.

Он снова сел, сложил руки на коленях и заметил:

— Странная особенность.

На этот раз я молча кивнул.

Отвернувшись к окну, чтобы окончательно исчерпать инцидент, я чувствовал, что он по-прежнему не сводит с меня колючего взгляда.

В купе вошел официант с подносом, и попутчик взял чашку кофе. От напряженного глядения в окно у меня устала шея, и я снова повернулся к попутчику. Взгляд его был направлен уже не на меня, а на чашку, поставленную на откидной столик. Бросив в чашку сахар, он понес ее ко рту.

Но поезд штука коварная.

То он в течение долгого времени плавно катится по рельсам, то ни с того ни с сего начинает вибрировать, трястись и качаться из стороны в сторону.

Почему так происходит, я не знаю.

Наш поезд вдруг тоже судорожно затрясся, как раз когда попутчик поднес чашку ко рту, и на его галстук и жилет выплеснулась солидная порция кофе.

Я опять засмеялся. Как можно тише.

И снова попутчик некоторое время сидел как изваяние, с рорестно сомкнутыми губами, устремив на меня полный презрения взгляд.

— Вам и это забавно? — спросил он наконец.

— Прошу прощения, — сказал я.

Он достал носовой платок и, продолжая свирепо глядеть на меня, стал тереть им свой запачканный живот.

— Кто-то запачкал одежду, ах, как весело, — добавил он.

Я вновь отвернулся и до самого Лейдена смотрел в окно. Там попутчику, видимо, нужно было выходить, потому что он вновь надел шарф, пальто и шляпу. Уже почти у двери он ядовито завершил наш диалог:

— Я выхожу. Может быть, вам и это покажется смешным?

Так как говорил он на ходу, глядя не вперед, а на меня, то сильно стукнулся головой о дверь и, вскрикнув от боли, исчез из виду.

Я и в самом деле опять засмеялся. Прошу прощения. Ничего не могу с собой поделать.