Случилось это в одном провинциальном городке. Около одиннадцати утра я заглянул в тамошний кабачок, привлекательный снаружи и не менее приятный внутри. В небольшой старинный домик, где чувствуешь себя уютно и спокойно, как во чреве матери. Хозяин, пожилой и тучный, сидел за стойкой, будто прирос к ней. Когда я в этот ранний час заказал кофе, он посмотрел на меня как на человека, который просит в скобяной лавке сочинения Шиллера. Однако встал и, бормоча что-то себе под нос, скрылся в подсобном помещении. Едва он поставил передо мной дымящийся кофе с молоком и сахаром, дверь отворилась, и внутрь вошел маленький, тощий старик с непокрытой головой и пышными белоснежными усами. Несмотря на тяжкий груз прожитых лет, в нем уцелел неистребимый проказливый дух. Сев около меня, он лукаво посмотрел на мой кофе и сказал:

— Налей-ка мне чего-нибудь покрепче. — А затем добавил, глянув наверх: — Как раз самое время.

Старинные часы показывали без десяти минут шесть.

— Они уже двадцать лет показывают без десяти шесть. Поэтому я и люблю бывать здесь. Пора пропустить рюмочку.

Из глубин хозяйского живота вырвался смех.

— На улице холодно, — продолжал старик, поглаживая свой хрупкий голый череп. — Мне бы шляпу. Да я уже и подал прошение насчет этого. Я живу в доме для престарелых. Там можно подобрать себе шляпу из тех, что принадлежали покойникам. Ведь народ у нас мрет как мухи, а шляпы родственники умерших еще ни разу не востребовали. Только вот голова у меня чересчур маленькая.

Он снова погладил свой череп.

— И цвет должен быть подходящий. Что попало я на голову не надену, — закончил он с гордостью.

— Разумеется, — согласился я.

— Налей мне еще одну, — попросил старик. Получив новую рюмку, он отпил глоток и провел ладонью по пышным белоснежным усам.

— А вот часы родня требует вернуть, — снова заговорил он. — Тут в них просыпается жадность. Ведь иной раз у стариков бывают отличные часы, сработанные настоящими мастерами. Поэтому какой-нибудь сын или племянник только и ждет, как бы их присвоить. Раньше у меня тоже были неплохие серебряные часы, от отца достались, и ходили превосходно. Увы, однажды я продал их в кафе за шестнадцать гульденов.

Он махнул рукой: мол, чему быть, того не миновать!

— Впрочем, помирают и такие старики, у которых родственников нет, зато есть часы; эти часы отходят дому престарелых. Время от времени начальник спрашивает у нас: «Кому нужны часы?» — и предлагает несколько штук на выбор. Вот и на прошлой неделе опять предлагал. И я выбрал себе часы, первые попавшиеся, но вполне приличные, с цепочкой. И ходили хорошо. Не так, конечно, как мои прежние, а все же хорошо. Только…

Старик посмотрел на хозяина.

Тот механически наполнил рюмку.

— Только вот позавчера разговорился я здесь с одним молодым коллегой. Я ведь штукатур, притом настоящий. Могу и лепнину на потолке сделать, если нужно. Короче, выпивали мы помаленьку и рассуждали о нашей профессии. Так я денежки и истратил, а неподалеку сидел какой-то тип, он и скажи: «У тебя неплохие часы, я бы дал за них десяток гульденов». Поэтому…

Старик распахнул пиджак. Цепочки на жилете не было.

— Ну и плевать, — закончил он свой рассказ. — Здесь ведь всегда без десяти шесть. Самое время пропустить рюмочку.