Супружество
Амстердам — прекрасный город для встреч и прощаний. Если вы читаете в газете мои заметки, то знаете, что время от времени мы с женой ездим в деревню, где у меня есть комната с пишущей машинкой, но без телефона, а значит, там можно без помех работать с неослабным бухгалтерским рвением, поскольку я недостижим.
Все это, конечно, очень хорошо.
Но в связи с бесконечными переездами туда и обратно, обратно и опять туда возникает одна щекотливая проблема. Проблема свойства весьма интимного, поскольку мне придется ввести вас в нашу спальню. Но, в конце концов, все мы взрослые люди, поэтому вперед, друзья, и да сгинут всякие табу от литературы.
Для начала я обязан изложить вам кое-какие факты, при ознакомлении с которыми вы наверняка раздраженно подумаете: мне-то какое до этого дело?
Но постарайтесь переступить через себя, иначе от вас ускользнет суть проблемы.
Итак, обычно я сплю до того крепко, что можно запросто палить у меня над ухом из пушки, все равно не проснусь. У жены со сном тоже полный порядок, но она имеет странную привычку есть по ночам фрукты. Рядом с кроватью она ставит огромное блюдо, которое к утру обязательно пустеет. Во время еды она практически не просыпается и справляется со всем этим примерно за час, пребывая в состоянии полудремы.
Нуте-с, вот вам преамбула необходимая для ознакомления с проблемой. Кстати, не мешало бы упомянуть еще одну подробность. Моя жена до крайности любит солнце, тогда как я не отношу себя к числу особых поклонников этого небесного светила, а предпочитаю, скорее, осеннюю погоду.
В нашем амстердамском доме солнца не бывает никогда. Моя кровать — я предупредил, мой рассказ совершенно интимного характера — справа, рядом с телефоном, а кровать моей супруги — слева. Но в деревне правую занимает она, а я — левую, потому что в комнате много солнца, которое сначала добирается до нее, а она любит просыпаться, купаясь в его лучах. Я вижу, вам пока невдомек, в чем же суть проблемы.
Но вспомните о блюде с фруктами, которые она подъедает за ночь. Когда мы в деревне, она — по амстердамской привычке — тянется за яблоком, грушей или виноградом левой рукой, так как в своем сомнамбулическом состоянии не сознает, где мы сейчас находимся.
И натыкается ее ищущая рука не на блюдо, а на мою голову, которая продолжает безмятежно спать.
Некоторое время она ощупывает сей предмет — так рассказывает она сама, — и мало-помалу ее охватывает удивление.
Что это, дыня?
Или кокосовый орех?
Мой нос вполне может сойти за клубнику, только эта клубника почему-то никак не отдирается от блюда.
Пока она долго шарит по моему лицу, ее сумеречное сознание начинает потихоньку пробуждаться.
До конца она так и не просыпается, но уже соображает, где мы находимся, и понимает, что блюдо с фруктами располагается по правую руку. Через парочку ночей она осваивается с переменой, но, как только ей это удается, мы возвращаемся в Амстердам, где я опять лежу справа, а она слева, — в результате кропотливое исследование моего черепа возобновляется.
А едва она снова переучится на левую руку, мы уезжаем в деревню, и опять начинается неразбериха.
Выхода нет. Но теперь вы поймете, как я рад, что не сплю с открытыми глазами.
Потому что глаз очень даже легко принять на ощупь за виноградину. А у нее сильные руки.
Что такое душевный покой?
Сейчас я вам объясню.
Сказать, что у моей жены роскошный гардероб, было бы явным преувеличением. Множество женщин имеют обыкновение регулярно сообщать своим мужьям: «Мне нечего надеть». Нового, имеется в виду.
С моей женой дело обстоит совсем иначе. На протяжении многих лет она собиралась купить что-нибудь из одежды. Платье, например. Или костюм. Но всякий раз, когда это намерение должно было осуществиться, деньги иссякали. Причин тому всегда находилось предостаточно. Одна из них — мой не вполне размеренный образ жизни. Вдобавок деньги всегда кончались именно тогда, когда в почтовом ящике появлялась бумажка, извещавшая, что пора платить налоги.
За реактивные истребители.
И автострады.
Посему моя жена годами ходила в нарядах, которые — так, кажется, принято говорить у женщин — «подчеркивали ее личные достоинства».
И она носила их терпеливо, даже более чем терпеливо.
Но женщина всегда остается женщиной. Это понимаю даже я.
А женщина хотя бы однажды хочет надеть что-то новое.
И это я тоже понимаю.
Вот почему последний раз, когда мы собирались на отдых в Италию, я заставил ее купить несколько отрезов. А юфрау Гозен, весьма искусная в швейном деле, превратила их в красивые летние платья.
В итоге жена отбыла в путешествие с полностью обновленным гардеробом в чемодане.
И в солнечной Италии каждый божий день щеголяла в новом туалете.
И, судя по всему, это доставляло ей удовольствие.
Прекрасно, но как-то раз ей пришлось отправиться в город без меня, потому что я сел работать. Мы договорились встретиться в половине шестого на одной симпатичной станции.
Когда я приехал, она уже была там, облаченная в одно из творений юфрау Гозен.
Я сел рядом с нею и спросил:
— Ну как дела?
Она серьезно посмотрела на меня.
— Можно я тебе кое-что расскажу?
Расскажи, — ответил я.
— У меня появился поклонник, — сообщила она.
— Поздравляю! — воскликнул я.
Ибо женщина есть женщина, а поклонник — поклонник.
— Я сидела на скамейке в парке и листала путеводитель по Риму, — продолжала она. — И тут мимо прошел мужчина. И вовсе не пижон из тех, что охотятся за денежками богатых вдов. Нет, обыкновенный мужчина. Лет пятидесяти. Он посмотрел на меня. И пошел дальше. Потом вернулся. И снова посмотрел. И опять ушел. И опять вернулся. И опять посмотрел.
Она тоже посмотрела на меня и добавила:
— Это и был поклонник.
— Да, это был поклонник, — согласился я. И спросил: — А что ты подумала в тот момент?
— Я подумала: юфрау Гозен действительно прекрасная портниха, — ответила она с обезоруживающей серьезностью.
Вот что такое душевный покой.