Именно успех Соединенных Штатов в установлении гегемонической стабильности способствовал тому, что на мировой арене вышли на передний план два новых измерения власти. Первое – это “мягкая сила”, концепция, согласно которой власть государства реализуется и укрепляется при помощи культуры и проповедуемой им идеологии. А второе измерение – лавинообразный рост числа организаций, соглашений, межгосударственных законов и конвенций, к которым во второй половине XX века продолжали присоединяться все новые и новые страны. Эта растущая как снежный ком совокупность институтов породила систему всемирного сотрудничества, а количество задействованных в ней участников и затрагиваемых ею сфер жизни превзошло даже самые смелые ожидания.

Во времена империализма (о какой бы империи мы ни вели речь – Римской, Британской, Французской) предшественницей мягкой силы была более жесткая mission civilisatrice, целью которой было приобщить обитателей подчиненных колоний к достижениям западной цивилизации, привлекая их более высоким уровнем благосостояния, а также созданием образовательных, социальных и культур ных структур. Более терпимую, более мягкую и более эгалитарную современную версию власти постулировал политолог Джозеф Най, высокопоставленный чиновник первой администрации Клинтона, в вышедшей в 1990 году книге “Призвание к лидерству: изменяющаяся природа американской власти” (Bound to Lead: The Changing Nature of American Power). Концепция прижилась, и Най расширил ее в книге 2004 года “Мягкая сила”. Ее подзаголовок – “Слагаемые успеха в мировой политике” – показывает, о чем пойдет речь в этой книге.

В представлении Ная мягкая сила – это трудноизмеримая, но легко выявляемая разновидность власти: власть репутации и уважения; доброжелательности, излучаемой прекрасно зарекомендовавшими себя институтами; экономики, с которой чаще предпочитают иметь деловые и торговые отношения. Возможно, эту форму власти сложнее описать в количественных показателях, чем количество истребителей, пехотных дивизий или миллиарды баррелей нефтяных запасов, но ее ценность не менее очевидна. В 1990-х годах стало совершенно ясно, что дополнительными составляющими мягкой силы США стали Силиконовая долина и Голливуд, способствующие всемирному распространению технологических новаций и развлекательной продукции, проповедующей американские культурные ценности. Мягкая сила – явление, свойственное не только Соединенным Штатам, однако в середине 1990-х американское доминирование на этой новой ключевой арене власти казалось столь же абсолютным, как и в традиционных областях.

Кроме того, достигло небывалого в истории размаха и международное сотрудничество. Начиная с создания в 1945 году Организации Объединенных Наций, правительства непрерывно увеличивали инвестиции в новые инструменты сотрудничества. Только с 1970 по 1997 год количество международных соглашений увеличилось больше чем втрое. Государственный департамент Соединенных Штатов ежегодно публикует перечень действующих в США договоров, который насчитывает без малого пятьсот страниц и включает тысячи соглашений, охватывающих буквально все – от белых медведей и дорожного движения до ядерного топлива. Век назад можно было бы только мечтать о нормах поведения государств, руководящих органов и организаций, которые сегодня приняты многими участниками. Они регулируют практически все – от вопросов обращения с военнопленными и промысла рыбы до тарифов на международные телефонные звонки. Торговля, финансы, средства коммуникации, миграция, космические программы, распространение ядерного оружия, растения и животные, которым грозит вымирание, эпидемии, терроризм, преступность – по всем этим вопросам существуют соглашения или организации, которые сужают свободу действий отдельных стран, но создают пространство для взаимных компромиссов и разрешения противоречий.

Ученые называют это режимом – сводом правил, призванных решить ставшую предметом всеобщего беспокойства конкретную проблему. И когда мы понимаем, что возникает очередная глобальная проблема – в качестве примеров возьмем хотя бы изменение климата или финансовую нестабильность, – здоровый инстинкт подсказывает нам, что следует объединить усилия и попытаться создать такой режим, при котором все страны будут решать ее сообща, а не по отдельности. Это далеко не та хищническая, подчиненная узкокорыстным интересам государственная политика, которую рассматривали как само собою разумеющееся Макиавелли и Гоббс. Сегодня, когда мир состоит из почти двухсот отдельных суверенных государств, гораздо чаще удается приходить к консенсусу касательно того, как следует себя вести различным государствам. Сочетание гегемонии и правил поведения всегда благоприятно сказывалось на глобальной стабильности. Эти подходы не конкурировали, а дополняли друг друга. Сама система Организации Объединенных Наций, предусматривающая постоянные представительства и право некоторых членов Совета безопасности ветировать решения, была устроена таким образом, чтобы укрепить авторитет стран-победителей во Второй мировой войне, и в частности авторитет Соединенных Штатов. Америка взвалила на себя традиционный груз забот, проистекающих из лидерского статуса: военное присутствие в Европе и Азии, роль мирового полицейского, подписание плана Маршалла, формирование львиной доли бюджета ООН и бюджетов других международных организаций. Соперник Америки Советский Союз, создавая блок сателлитов из восточноевропейских государств и развивающихся стран, действовал при помощи идеологии, нефти и оружия. Поддерживаемое угрозой вполне реального взаимного ядерного уничтожения, противостояние двух государств практически не оставляло пространства для возникновения и расширения каких-либо локальных конфликтов. И после распада Советского Союза Америка сохранила все признаки гегемона и бремя обязанностей, налагаемых этим статусом. Она обладала неоспоримым военным превосходством, крупнейшей в мире экономикой, капиталовложениями и торговыми связями по всему миру, сильной и стабильной политической системой, безопасной для жизни и хорошо охраняемой государственной территорией, а также густой сетью дипломатических, военных и разведывательных миссий в каждом уголке планеты, представляющем интерес. В то же время разветвленная структура международных соглашений и форумов препятствовала ожесточению споров и перенаправляла энергию соперничества в более конструктивное русло дискуссий и соглашений. Сторонники теории стабильности в условиях экономической гегемонии торжествовали: жесткая власть оружия и денег, мягкая сила культуры и идеологии, а также сдерживающие узы социальных институтов наводили на мысль, что впереди нас ожидает длительный и полный всяческих достоинств Pax Americana.