Профессиональному политику, воспитанному в классических традициях этого ремесла, совокупный эффект шести десятилетий раздробленности в государственной политической жизни кажется разрушительным. “Чувство престижа”, которое Макс Вебер назвал одной из глубочайших потребностей каждого политика, слабеет, поскольку власть, лежащая в основе политики, идет на убыль.

Наши мнение, выбор и действия отражают и формируют большее, нежели прежде, количество государств, правительств, политических организаций и институтов. Миграция и урбанизация создали новые политические, социальные, культурные и профессиональные сети, сосредоточенные в центре мегаполисов, где аккумулируется новая растущая власть. Глобальные нормы вышли на новый уровень, а социальные сети, оптоволоконная связь, спутниковые тарелки и смартфоны подпитывают личные стремления и надежды. Политическая центрифуга как будто собрала все элементы, которые составляли политику, какой мы ее знали, и разбросала их по новым далеким областям. Вот лишь некоторые из основных следствий этого процесса.

На протяжении столетий политика функционировала исходя из того, что она претворяет интересы масс (которые выражают их посредством голосования или законов, принимаемых правителями) в реальные действия. Представительное правительство передавало волю народа вышестоящим властям – начиная с уровня района или города через регионы или провинции к суверенному государству. Политические партии или организованные группы внутри партии вместе с профсоюзами и гражданскими ассоциациями обещали представлять обычных людей и выражать их взгляды с помощью этих каналов.

Однако партии больше не выполняют этой функции. Почему? Потому что каналы стали гораздо короче и прямее, чем раньше. Лена Хьельм-Валлен, бывший заместитель премьер-министра Швеции и министр иностранных дел, заметила со смесью смирения и досады: “Людей гораздо проще мобилизовать с помощью какого-то волнующего лично их вопроса, нежели абстрактной партийной идеологии”. Новые форумы и платформы обеспечивают политическим лидерам поддержку общественности, а общественности – определенные преимущества и возможность влиять на решения политического лидера, так что партия-посредник становится совершенно лишней. В ситуации, когда существует множество парламентов и разрозненных избирателей, ведущие политические партии утратили былую популярность. Вступить в партию, создать ее или проголосовать за нее на выборах уже не так важно, как раньше. Быть сторонником какой-то новой партии стало более выгодно, чем прежде; иными словами, мы теперь меньше теряем, если поддерживаем мелкую, а не крупную партию или если принимаем участие в политическом процессе какими-то иными способами. В демократических государствах большие традиционные партии по-прежнему служат основным средством контроля над правительством. Однако новые формы политической деятельности и виды политических организаций все чаще ослабляют их власть и ставят под сомнение их авторитет.

Упадок власти ограничивает свободу действий на всех уровнях. Даже в государствах с президентской системой из-за роста влияния политических фракций стало труднее проводить законопроекты в парламенте. Однако на действия правительства влияют и те, кто находится вне стандартной политической системы. Все больше заинтересованных лиц, от владельцев облигаций и международных общественных деятелей до блогеров и знаменитостей, оказываются способны влиять на ход игры, удалять с поля ключевых защитников и предпринимать иные шаги, которые препятствуют действиям правительства. Как сказал мне бывший президент Чили Рикардо Лагос: “Чем большей власти добиваются с помощью ограниченных средств неправительственные организации, тем меньше власть правительства. Большинство неправительственных организаций, по сути, представляют собой узкоспециализированные влиятельные группы, которые оказываются гораздо расторопнее в политических вопросах, лучше ориентируются в медийном пространстве, умеют работать на публику и активнее налаживают зарубежные контакты, чем многие правительства. Число таких организаций стремительно растет, что ограничивает свободу действий государственного аппарата и существенно сокращает его возможности. Будучи президентом, я и сам с этим столкнулся. И сейчас, когда езжу по миру и общаюсь с другими главами государств, я тоже это замечаю. Неправительственные организации, конечно же, полезны для общества, однако узость их взглядов и трудности, которые им приходится преодолевать, чтобы добиться результата, нужного их избирателям и спонсорам, загоняют их в жесткие рамки”. В прошлом правительства стремились изменить политический ландшафт (как под нажимом общественности, так и для ее подавления): они меняли правила выборов, вводили чрезвычайные законы и поправки к конституции. Они по-прежнему в состоянии принять все эти меры, но чем дальше, тем больше им приходится сталкиваться с пристальным вниманием общественности и довольствоваться действиями, характерными для традиционной политики.

Из-за распыления политической власти границы между разными категориями игроков, будь то политические партии (крупные и мелкие, традиционные и крайних взглядов), правозащитные организации, пресса или избиратели, становятся более размытыми. Избранные чиновники и правительственные организации сегодня все чаще выпускают собственные издания или общаются с электоратом напрямую в интернете. Узкоспециализированные влиятельные группы теперь выдвигают собственных кандидатов, а не только принимают опосредованное участие в политическом процессе. А поскольку барьеры на вход стали ниже, чем когда-либо, выросла конкуренция. Тот, кто собирается заниматься политикой, вынужден рассматривать вопрос о потенциальном союзе с кем бы то ни было и предвидеть нападки со стороны постоянно меняющихся партий, активистов, спонсоров, лиц, формирующих общественное мнение, журналистов из числа рядовых граждан, контролирующих органов, а также правозащитников.

Влияние отдельного человека (не профессионального политика, а простого обывателя, зачастую без высшего образования) растет, и это, пожалуй, самое трудное, но важное следствие действия политической центрифуги. Оно проявляется из-за того, что рушатся культурные и организационные барьеры, которые отделяли профессиональных политиков от всех остальных. Значение крупных политических партий снижается, появляется множество новых и простых способов участия в политической жизни, а значит, в барьерах уже нет необходимости. Эта тенденция способствует установлению непосредственной демократии по образцу афинской Агоры или собраний жителей всех кантонов в Швейцарии, только в эпоху цифровых технологий. Однако вместе с этим возникает и опасность раскола: известно множество примеров того, как отдельные личности или целые группы из дурных побуждений вносили смуту в политическую жизнь и создавали тупиковые ситуации.

Так что президент Бразилии Фернанду Энрики Кардозу, министр иностранных дел Швеции Лена Хьельм-Валлен и президент Чили Рикардо Лагос не просто жалуются на упадок власти с позиции силы и привилегий. Власть высокопоставленных правительственных деятелей сокращается, причем не в пользу какого-то политического конкурента или организации, которой они могут противостоять, могут откупиться от нее или вовсе закрыть. И этот процесс невозможно обратить вспять, изменив политические взгляды или наняв новых советников: ни сами политики, ни их программы тут ни при чем. Власть утрачивают сами высокие посты, те позиции силы и авторитета, которые с точки зрения политической карьеры всегда считались высшей наградой. Власть не просто переходит к кому-то другому. Она слабеет, а в некоторых случаях и вовсе исчезает.

Политическая центрифуга создает трудности для авторитарных режимов: их противники становятся все более неуловимы, появляются новые соперники. Однако с этим сталкиваются и демократии. Для большинства правозащитников демократия – заветная цель, и упадок власти авторитарных правительств помог многим странам к ней приблизиться. Однако последствия упадка власти на этом не ограничиваются. За ним кроются серьезные экономические, технологические и культурные факторы, которые порождают новые идеи и умонастроения, и не все из них демократические по своей сути. Региональный сепаратизм, ксенофобия, кампании против иммигрантов, религиозный фундаментализм только выигрывают от упадка власти. Одно и то же явление можно наблюдать во всех уголках земного шара: политическая центрифуга усложняет расстановку политических сил, разрушает прежние модели и традиции. Причем можно с уверенностью утверждать, что эти процессы будут продолжаться.