Глава тридцать седьмая
Я греб в темноте, держась так, чтоб ветер все время дул мне в лицо. Дождь перестал и только изредка порывами налетал снова. Я видел Кэтрин на корме, но не видел воду, когда погружал в нее лопасти весел. Весла были длинные и не имели ремешков, удерживающих весло в уключине. Я погружал весла в воду, проводил их вперед, вынимал, заносил, снова погружал, стараясь грести как можно легче. Я не разворачивал их плашмя при заносе, потому что ветер был попутный. Я знал, что натру себе волдыри, и хотел, чтоб это случилось как можно позднее. Лодка была легкая и хорошо слушалась весел. Я вел ее вперед по темной воде. Ничего не было видно, но я надеялся, что мы скоро доберемся до Палланцы.
Мы так и не увидели Палланцы. Ветер дул с юга, и в темноте мы проехали мыс, за которым лежит Палланца, и не увидели ее огней. Когда наконец показались какие-то огни, гораздо дальше и почти на самом берегу, это была уже Интра. Но долгое время мы вообще не видели никаких огней, не видели и берега и только упорно подвигались в темноте вперед, скользя на волнах. Иногда волна поднимала лодку, и в темноте я махал веслами по воздуху. Озеро было еще неспокойное, но я продолжал грести, пока нас вдруг чуть не прибило к скалистому выступу берега, торчавшему над водой; волны ударялись о него, высоко взлетали и падали вниз. Я сильно налег на правое весло, в то же время табаня левым, и мы отошли от берега; скала скрылась из виду, и мы снова плыли по озеру.
– Мы уже на другой стороне, – сказал я Кэтрин.
– А ведь мы должны были увидеть Палланцу?
– Она осталась за мысом.
– Ну, как ты, милый?
– Ничего!
– Я могу тебя немного сменить.
– Зачем? Не нужно.
– Бедная Фергюсон! – сказала Кэтрин. – Придет утром в отель, а нас уже нет.
– Это меня меньше беспокоит, – сказал я. – А вот как бы нам добраться до швейцарского побережья, пока темно, чтобы нас не увидела таможенная стража.
– А далеко еще?
– Километров тридцать.
* * *
Я греб всю ночь. Мои ладони были до того стерты, что я с трудом сжимал в руках весла. Несколько раз мы едва не разбились о берег. Я держался довольно близко к берегу, боясь сбиться с пути и потерять время. Иногда мы подходили так близко, что видели дорогу, идущую вдоль берега, и ряды деревьев вдоль дороги, и горы позади. Дождь перестал, и когда ветер разогнал тучи, вышла луна, и, оглянувшись, я увидел длинный темный мыс Кастаньола, и озеро с белыми барашками, и далекие снежные вершины под луной. Потом небо опять заволокло тучами, и озеро и горные вершины исчезли, но было уже гораздо светлее, чем раньше, и виден был берег. Он был виден даже слишком ясно, и я отвел лодку подальше, чтобы ее не могла заметить с Палланцанской дороги таможенная стража, если она там была. Когда опять показалась луна, мы увидели белые виллы на берегу, по склонам гор, и белую дорогу в просветах между деревьями. Я греб не переставая.
Озеро стало шире, и на другом берегу у подножья горы мы увидели огни; это должно было быть Луино. Я увидел клинообразную расщелину между горами на другом берегу и решил, что, вероятно, это и есть Луино. Если так, то мы шли хорошим темпом. Я втащил весла в лодку и лег на спину. Я очень, очень устал грести. Руки, плечи, спина у меня болели, и ладони были стерты.
– А что, если раскрыть зонтик? – сказала Кэтрин. – Ветер будет дуть в него и гнать лодку.
– Ты сумеешь править?
– Наверно.
– Возьми это весло под мышку, прижми его вплотную к борту и так правь, а я буду держать зонтик.
Я перешел на корму и показал ей, как держать весло. Я сел лицом к носу лодки, взял большой зонт, который дал мне портье, и раскрыл его. Он, хлопнул, раскрываясь. Я держал его с двух сторон за края, сидя верхом на ручке, которую зацепил за скамью. Ветер дул прямо в него, и, вцепившись изо всех сил в края, я почувствовал, как лодку понесло вперед. Зонт вырывался у меня из рук. Лодка шла очень быстро.
– Мы прямо летим, – сказала Кэтрин. Я не видел ничего, кроме спиц зонта. Зонт тянул и вырывался, и я чувствовал, как мы вместе с ним несемся вперед. Я уперся ногами и еще крепче вцепился в края, потом вдруг что-то затрещало; одна спица щелкнула меня по лбу, я хотел схватить верхушку, которая прогибалась на ветру, но тут все с треском вывернулось наизнанку, и там, где только что был полный, надутый ветром парус, я сидел теперь верхом на ручке вывернутого изодранного зонта. Я отцепил ручку от скамейки, положил зонт на дно и пошел к Кэтрин за веслом. Она хохотала. Она взяла меня за руку и продолжала хохотать.
– Чего ты? – Я взял у нее весло.
– Ты такой смешной был с этой штукой.
– Не удивительно.
– Не сердись, милый. Это было ужасно смешно. Ты казался футов двадцати в ширину и так горячо сжимал края зонтика… – она задохнулась от смеха.
– Сейчас возьмусь за весла.
– Отдохни и выпей коньяку. Такая замечательная ночь, и мы столько уже проехали.
– Нужно поставить лодку поперек волны.
– Я достану бутылку. А потом ты немного отдохни.
Я поднял весла, и мы закачались на волнах. Кэтрин открыла чемодан. Она передала мне бутылку с коньяком. Я вытащил пробку перочинным ножом и отпил порядочный глоток. Коньяк был крепкий, и тепло разлилось по всему моему телу, и я согрелся и повеселел.
– Хороший коньяк, – сказал я. Луна опять зашла за тучу, но берег был виден. Впереди была стрелка, далеко выдававшаяся в озеро.
– Тебе не холодно, Кэт?
– Мне очень хорошо. Только ноги немножко затекли.
– Вычерпай воду со дна, тогда сможешь протянуть их.
Я снова стал грести, прислушиваясь к скрипу уключин и скрежету черпака о дно лодки под кормовой скамьей.
– Дай мне, пожалуйста, черпак, – сказал я. – Мне хочется пить.
– Он очень грязный.
– Ничего. Я его ополосну.
Я услышал, как Кэтрин ополаскивает черпак за бортом лодки. Потом она протянула его мне до краев полным воды. Меня мучила жажда после коньяка, а вода была холодная, как лед, такая холодная, что зубы заломило. Я посмотрел на берег. Мы приближались к стрелке. В бухте впереди видны были огни.
– Спасибо, – сказал я и передал ей черпак.
– Сделайте одолжение, – сказала Кэтрин. – Не угодно ли еще?
– Ты бы съела что-нибудь.
– Нет. Я пока еще не голодна. Надо приберечь еду на то время, когда я проголодаюсь.
– Ладно.
То, что издали казалось стрелкой, был длинный скалистый мыс. Я отъехал на середину озера, чтобы обогнуть его. Озеро здесь было гораздо уже. Луна опять вышла, и если guardia di Finanza наблюдала с берега, она могла видеть, как наша лодка чернеет на воде.
– Как ты там, Кэт?
– Очень хорошо. Где мы?
– Я думаю, нам осталось не больше восьми миль.
– Бедненький ты мой! Ведь это сколько еще грести. Ты еще жив?
– Вполне. Я ничего. Только вот ладони натер.
Мы ехали все время к северу. Горная цепь на правом берегу прервалась, отлогий спуск вел к низкому берегу, где, по моим расчетам, должно было находиться Каннобио. Я держался на большом расстоянии от берега, потому что в этих местах опасность встретить guardia была особенно велика. На другом берегу впереди была высокая куполообразная гора. Я устал. Грести оставалось немного, но когда уже выбьешься из сил, то и такое расстояние велико. Я знал, что нужно миновать эту гору и сделать еще по меньшей мере пять миль по озеру, прежде чем мы попадем наконец в швейцарские воды. Луна уже заходила, но перед тем, как она зашла, небо опять заволокло тучами, и стало очень темно. Я держался подальше от берега и время от времени отдыхал, подняв весла так, чтобы ветер ударял в лопасти.
– Дай я погребу немножко, – сказала Кэтрин.
– Тебе, пожалуй, нельзя.
– Глупости. Это мне даже полезно. Не будут так затекать ноги.
– Тебе, наверно, нельзя, Кэт.
– Глупости. Умеренные занятия греблей весьма полезны для молодых дам в период беременности.
– Ну, ладно, садись и греби умеренно. Я перейду на твое место, а потом ты иди на мое. Держись за борта, когда будешь переходить.
Я сидел на корме в пальто, подняв воротник, и смотрел, как Кэтрин гребет. Она гребла хорошо, но весла были слишком длинные и неудобные для нее. Я открыл чемодан и съел два сандвича и выпил коньяку. От этого все стало гораздо лучше, и я выпил еще.
– Скажи мне, когда устанешь, – сказал я. Потом, спустя немного: – Смотри не ткни себя веслом в живот.
– Если б это случилось, – сказала Кэтрин между взмахами, – жизнь стала бы много проще.
Я выпил еще коньяку.
– Ну как?
– Хорошо.
– Скажи мне, когда надоест.
– Хорошо.
Я выпил еще коньяку, потом взялся за борта и пошел к середине лодки.
– Не надо. Мне так очень хорошо.
– Нет, иди на корму. Я отлично отдохнул. Некоторое время после коньяка я греб уверенно и легко. Потом у меня начали зарываться весла, и вскоре я опять перешел на короткие взмахи, чувствуя тонкий смутный привкус желчи во рту, оттого что я слишком сильно греб после коньяка.
– Дай мне, пожалуйста, глоток воды, – сказал я.
– Хоть целое ведро.
Перед рассветом начало моросить. Ветер улетел, а может быть, нас теперь защищали горы, обступившие изгиб озера. Когда я понял, что приближается рассвет, я уселся поудобнее и налег на весла. Я не знал, где мы, и хотел скорей попасть в швейцарскую часть озера. Когда стало светать, мы были совсем близко от берега. Видны были деревья и каменистый спуск к воде.
– Что это? – сказала Кэтрин. Я поднял весла и прислушался. На озере стучал лодочный мотор. Мы подъехали к самому берегу и остановились. Стук приблизился; потом невдалеке от нашей кормы мы увидели под дождем моторную лодку. На корме сидели четыре guardia di Finanza в надвинутых шляпах альпийских стрелков, с поднятыми воротниками и с карабинами за спиной; все четверо казались сонными в этот ранний час. Мне видны были желтые знаки у них на воротниках и что-то желтое на шляпах. Стуча мотором, лодка проехала дальше и скрылась из виду под дождем.
Я отъехал к середине озера. Очевидно, граница была совсем близко, и я вовсе не хотел, чтоб нас окликнул с дороги часовой. Я выровнялся там, откуда берег был только виден, и еще три четверти часа греб под дождем. Один раз мы опять услышали моторную лодку, и я переждал, пока стук затих у другого берега.
– Кажется, мы уже в Швейцарии, Кэт, – сказал я.
– Правда?
– Точно нельзя сказать, пока мы не увидим швейцарскую армию.
– Или швейцарский флот.
– Ты не шути швейцарским флотом. Та моторная лодка, которую мы только что слышали, и была, наверно, швейцарский флот.
– Ну, если мы в Швейцарии, так, по крайней мере, позавтракаем на славу. В Швейцарии такие чудесные булочки, и масло, и варенье.
* * *
Было уже совсем светло, и шел мелкий дождь. Ветер все еще дул с юга, и видны были белые гребни барашков, уходившие от нас по озеру. Я уже не сомневался, что мы в Швейцарии. За деревьями в стороне от берега виднелись домики, а немного дальше на берегу было селение с каменными домами, несколькими виллами на холмах и церковью. Я смотрел, нет ли стражи на дороге, которая тянулась вдоль берега, но никого не было видно. Потом дорога подошла совсем близко к озеру, и я увидел солдата, выходившего из кафе у дороги. На нем была серо-зеленая форма и каска, похожая на немецкую. У него было здоровое, краснощекое лицо и маленькие усики щеточкой. Он посмотрел на нас.
– Помаши ему рукой, – сказал я Кэтрин. Она помахала, и солдат нерешительно улыбнулся и тоже помахал в ответ. Я стал грести медленнее. Мы проезжали мимо самого селения.
– Вероятно, мы уже давно в Швейцарии, – сказал я.
– Нужно знать наверняка, милый. Недостает еще, чтобы нас на границе вернули обратно.
– Граница далеко позади. Это, вероятно, таможенный пункт. Я почти убежден, что это Бриссаго.
– А нет ли здесь итальянцев? На таможенных пунктах всегда много народу из соседней страны.
– Не в военное время. Не думаю, чтоб сейчас итальянцам разрешали переходить границу.
Городок был очень хорошенький. У пристани стояло много рыбачьих лодок, и на рогатках развешаны были сети. Шел мелкий ноябрьский дождь, но здесь даже в дождь было весело и чисто.
– Тогда давай причалим и пойдем завтракать.
– Давай.
Я приналег на левое весло и подошел к берегу, потом, у самой пристани, выровнялся и причалил боком. Я втащил весла, ухватился за железное кольцо, поставил ногу на мокрый камень и вступил в Швейцарию. Я привязал лодку и протянул руку Кэтрин.
– Выходи, Кэт. Замечательное чувство.
– А чемоданы?
– Оставим в лодке.
Кэтрин вышла, и мы вместе вступили в Швейцарию.
– Какая прекрасная страна, – сказала она.
– Правда, замечательная?
– Пойдем скорей завтракать.
– Нет, правда замечательная страна? По ней как-то приятно ступать.
– У меня так затекли ноги, что я ничего не чувствую. Но, наверно, приятно. Милый, ты понимаешь, что мы уже здесь, что мы выбрались из этой проклятой Италии.
– Да. Честное слово, да. Я еще никогда так хорошо ничего не понимал.
– Посмотри на эти дома. А какая чудная площадь! Вон там можно и позавтракать.
– А какой чудный дождь! В Италии никогда не бывает такого дождя. Это веселый дождь.
– И мы с тобой уже здесь, милый. Нет, ты понимаешь, что мы с тобой уже здесь?
Мы вошли в кафе и сели за чистенький деревянный столик. Мы были как пьяные. Вышла чудесная чистенькая женщина в переднике и спросила, что нам подать.
– Булочки, и варенье, и кофе, – сказала Кэтрин.
– Извините, булочек теперь нет – время военное.
– Тогда хлеба.
– Может быть, сделать гренки?
– Сделайте.
– И еще яичницу.
– Из скольких яиц угодно господину?
– Из трех.
– Лучше из четырех, милый.
– Из четырех яиц.
Женщина ушла. Я поцеловал Кэтрин и очень крепко сжал ей руку. Мы смотрели друг на друга и по сторонам.
– Милый, ну скажи, разве не чудесно?
– Замечательно, – сказал я.
– Это ничего, что нет булочек, – сказала Кэтрин. – Я думала о них всю ночь. Но это ничего. Это совсем даже ничего.
– Вероятно, нас очень скоро арестуют.
– Не думай об этом, милый. Мы раньше позавтракаем. Быть арестованными после завтрака не так уж страшно. И потом, что они могут нам сделать? Я британская подданная, а ты американский, и у нас все в полном порядке.
– У тебя есть паспорт?
– Конечно. Ах, не будем говорить об этом. Давай радоваться.
– Я и так радуюсь изо всех сил, – сказал я. Толстая серая кошка, распушив хвост султаном, прошла по комнате к нашему столу и, изогнувшись вокруг моей ноги, стала об нее тереться с довольным урчанием. Я наклонился и погладил кошку. Кэтрин радостно улыбнулась мне. – А вот и кофе, – сказала она.
* * *
Нас арестовали после завтрака. Мы погуляли немного по городку и потом спустились к пристани за своими чемоданами. У лодки стоял на страже солдат.
– Это ваша лодка?
– Да.
– Откуда вы приехали?
– С той стороны озера.
– Вам придется пойти со мной.
– А чемоданы?
– Можете взять.
Я взял чемоданы, и Кэтрин пошла рядом со мной, а солдат позади нас, к старому дому, где была таможня. В таможне очень худой и воинственный с виду лейтенант стал нас допрашивать.
– Ваша национальность?
– Американец и англичанка.
– Предъявите ваши паспорта.
Я дал свой, и Кэтрин достала свой из сумочки. Он долго рассматривал их.
– Почему вы приехали в Швейцарию так, на лодке?
– Я спортсмен, – сказал я. – Гребля – мой любимый спорт. Я гребу всегда, как только представится случай.
– Зачем вы приехали сюда?
– Заниматься зимним спортом. Мы туристы, и нас интересует зимний спорт.
– Здесь не место для зимнего спорта.
– Мы знаем. Мы хотим ехать дальше, туда, где можно заниматься зимним спортом.
– Что вы делали в Италии?
– Я изучал архитектуру. Моя кузина изучала искусство.
– Почему вы уехали оттуда?
– Мы хотим заниматься зимним спортом. В военное время трудно изучать архитектуру.
– Посидите, пожалуйста, здесь, – сказал лейтенант. Он взял наши паспорта и вышел во внутреннюю дверь.
– Милый, ты неподражаем, – сказала Кэтрин, – на том и стой. Ты хочешь заниматься зимним спортом.
– Ты что-нибудь понимаешь в искусстве?
– Рубенс, – сказала Кэтрин.
– Много мяса, – сказал я.
– Тициан, – сказала Кэтрин.
– Тициановские волосы, – сказал я. – Ну, а Мантенья?
– Ты трудных не спрашивай, – сказала Кэтрин. – Но я все-таки знаю: очень страшный.
– Очень, – сказал я. – Масса дырок от гвоздей.
– Видишь, какая чудная у тебя будет жена, – сказала Кэтрин. – Я смогу беседовать об искусстве с твоими заказчиками.
– Вот он идет, – сказал я.
Худой лейтенант появился из глубины таможенного здания с нашими паспортами в руке.
– Мне придется отправить вас в Локарно, – сказал он. – Вы можете нанять экипаж, с вами вместе сядет солдат.
– Что ж, пожалуйста, – сказал я. – А как быть с лодкой?
– Лодка конфискована. Что у вас в этих чемоданах?
Он осмотрел содержимое обоих чемоданов и вынул бутылку с коньяком.
– Может быть, составите мне компанию? – спросил я.
– Нет, благодарю вас. – Он выпрямился. – Сколько у вас денег?
– Две с половиной тысячи лир.
– А у вашей кузины?
У Кэтрин было тысяча двести с лишним. Лейтенант остался доволен. Его обращение с нами стало менее высокомерным.
– Если вас интересует зимний спорт, – сказал он, – самое лучшее для этого место – Венген. У моего отца в Венгене очень хороший отель. Открыт круглый год.
– Очень приятно, – сказал я. – Нельзя ли получить у вас адрес?
– Я вам напишу на карточке. – Он очень вежливо подал мне карточку. – Солдат вас проводит до Локарно. Ваши паспорта будут у него. Очень сожалею, но это необходимо. Я не сомневаюсь, что в Локарно вы получите визу или разрешение от полиции.
Он передал оба паспорта солдату, и, взяв чемоданы, мы направились к селению, чтобы там нанять экипаж.
– Эй! – окликнул лейтенант солдата. Он сказал ему что-то на диалекте. Солдат перекинул винтовку через плечо и подхватил наши чемоданы.
– Прекрасная страна, – сказал я Кэтрин.
– Практичная, во всяком случае.
– Очень вам благодарен, – сказал я лейтенанту. Он помахал нам рукой.
– К вашим услугам, – сказал он. Мы пошли за своим стражем наверх.
Мы поехали в Локарно в экипаже, с солдатом на переднем сиденье возле кучера. В Локарно все сошло неплохо. Нас допросили, но очень вежливо, потому что у нас были паспорта и деньги. Едва ли они поверили хоть одному моему слову, и я думал о том, как все это глупо, но это было все равно как в суде. Никаких разумных доводов не требовалось, требовалась только формальная отговорка, за которую можно было бы держаться без всяких объяснений. Мы имели паспорта и хотели тратить деньги. Поэтому нам дали временные визы. Эти визы в любой момент могли аннулировать. Мы должны были являться в полицию всюду, куда ни приедем.
Можем ли мы ехать, куда хотим? Да. А куда мы хотим ехать?
– Куда ты хочешь ехать, Кэт?
– В Монтре.
– Очень хороший город, – сказал чиновник. – Я думаю, что вам понравится этот город.
– Локарно тоже очень хороший город, – сказал другой чиновник. – Я уверен, что вам очень понравится Локарно. Это очень красивый город.
– Нам нравится там, где можно заниматься зимним спортом.
– В Монтре не занимаются зимним спортом.
– Прошу прощения, – сказал первый чиновник. – Я сам из Монтре. На Монтре-Оберланд-Бернской железной дороге, безусловно, есть условия для зимнего спорта. С вашей стороны нечестно было бы отрицать это.
– Я и не отрицаю. Я просто говорю, что в Монтре не занимаются зимним спортом.
– Я оспариваю это, – сказал первый чиновник. – Я оспариваю это утверждение.
– Я настаиваю на этом утверждении.
– Я оспариваю это утверждение. Я сам катался на luge по улицам Монтре. Я совершал это неоднократно. Luge, безусловно, один из видов зимнего спорта.
Второй чиновник обернулся ко мне.
– Вы имели в виду luge, говоря о зимнем спорте, сэр? Уверяю вас, в Локарно вам будет чрезвычайно удобно. Вы найдете здесь здоровый климат, вы найдете здесь красивые окрестности. Вам здесь очень понравится.
– Господин сам выразил желание ехать в Монтре.
– А что такое luge? – спросил я.
– Вы видите, он даже никогда не слыхал о luge.
Это очень понравилось второму чиновнику. Он торжествовал.
– Luge, – сказал первый чиновник, – это то же, что тобогган.
– Должен возразить, – покачал головой второй чиновник. – Здесь я опять должен возразить. Тобогган очень отличается от luge. Тобогган делается в Канаде из плоских планок. Luge – это обыкновенные салазки на полозьях. Точность прежде всего.
– А нельзя ли нам кататься на тобоггане? – спросил я.
– Конечно, можно и на тобоггане, – сказал первый чиновник. – Вполне можно кататься на тобоггане. В Монтре продаются отличные канадские тобогганы. Братья Окс торгуют тобогганами. Они сами импортируют тобогганы.
Второй чиновник отвернулся.
– Для катания на тобоггане, – сказал он, – требуется специальная piste. Нельзя кататься на тобоггане по улицам Монтре. Где вы остановились?
– Мы еще сами не знаем, – сказал я. – Мы только что приехали из Бриссаго. Экипаж ждет на улице.
– Вы не пожалеете о том, что едете в Монтре, – сказал первый чиновник. – Вы найдете там прекрасный мягкий климат. Вам не нужно будет далеко ходить, если вы захотите заниматься зимним спортом.
– Если вас действительно интересует зимний спорт, – сказал второй чиновник, – поезжайте в Энгадин или Мюррен. Я вынужден протестовать против данного вам совета ехать в Монтре для зимнего спорта.
– В Лез-Аван над Монтре превосходные условия для любого зимнего спорта. – Патриот Монтре яростно взглянул на своего коллегу.
– Господа, – сказал я. – К сожалению, мы должны ехать. Моя кузина очень устала. Мы рискнем отправиться в Монтре.
– Приветствую ваше решение. – Первый чиновник пожал мне руку.
– Полагаю, что вы будете сожалеть об отъезде из Локарно, – сказал второй чиновник. – Во всяком случае, в Монтре вам придется явиться в полицию.
– Никаких недоразумений с полицией у вас не будет, – уверил меня первый чиновник. – Со стороны населения вы встретите исключительное радушие и дружелюбие.
– Большое спасибо вам обоим, – сказал я. – Ваши советы для нас очень ценны.
– До свидания, – сказала Кэтрин.
– Большое спасибо вам обоим.
Они проводили нас поклонами до дверей, патриот Локарно с некоторой холодностью. Мы спустились по лестнице и сели в экипаж.
– О, господи, милый! – сказала Кэтрин. – Неужели нельзя было выбраться оттуда раньше?
Я дал кучеру адрес отеля, рекомендованного нам одним из чиновников. Кучер подобрал вожжи.
– Ты забыл про армию, – сказала Кэтрин. Солдат стоял у экипажа. Я дал ему десять лир.
– У меня еще нет швейцарских денег, – сказал я. Он поблагодарил, взял под козырек и ушел. Экипаж тронулся, и мы поехали в отель.
– Что это тебе вздумалось сказать про Монтре? – спросил я Кэтрин. – Ты действительно хочешь туда ехать?
– Это было первое, что мне пришло в голову, – сказала она. – Там неплохо. Мы можем поселиться где-нибудь наверху, в горах.
– Тебе хочется спать?
– Я уже засыпаю.
– Мы хорошо выспимся. Бедная ты моя Кэт! Досталось тебе этой ночью.
– Мне было очень весело, – сказала Кэтрин. – Особенно когда ты сидел с зонтиком.
– Ты понимаешь, что мы в Швейцарии?
– Нет, мне все кажется: вот я проснусь, и это все неправда.
– И мне тоже.
– Но ведь это правда, милый? Это ведь не на Миланский вокзал я еду провожать тебя?
– Надеюсь, что нет.
– Не говори так. Я боюсь. Вдруг это в самом деле так.
– Я точно пьяный и ничего не соображаю, – сказал я.
– Покажи свои руки.
Я протянул ей обе руки. Они были стерты до живого мяса.
– Только в боку раны нет, – сказал я.
– Не богохульствуй.
Я очень устал, и у меня кружилась голова. Все мое оживление пропало. Экипаж катился по улице.
– Бедные руки! – сказала Кэтрин.
– Не тронь их, – сказал я. – Что за черт, я не пойму, где мы. Куда мы едем, кучер?
Кучер остановил лошадь.
– В отель «Метрополь». Разве вы не туда хотели?
– Да, да, – сказал я. – Все в порядке, Кэт.
– Все в порядке, милый. Не волнуйся. Мы хорошо выспимся, и завтра ты уже не будешь точно пьяный.
– Я совсем пьяный, – сказал я. – Весь этот день похож на оперетту. Может быть, я голоден.
– Ты просто устал, милый. Это все пройдет.
Экипаж остановился у отеля. Мальчик вышел взять наши чемоданы.
– Уже проходит, – сказал я. Мы были на мостовой и шли к отелю.
– Я знала, что пройдет. Ты просто устал. Тебе нужно выспаться.
– Во всяком случае, мы в Швейцарии.
– Да, мы действительно в Швейцарии.
Вслед за мальчиком с чемоданами мы вошли в отель.
