Глава 8 КТО ЗАКАЗАЛ КЛЕЙМЕНОВА
— Сейчас поиграем в лотерею, — сказала я, когда мы отъехали от казино на несколько кварталов и встали на пустынном, малопросматриваемом дворе с единственным въездом через узкую арку. — Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Если мне покажется, что ты говоришь неправду — буду стрелять. Вот такой я живой детектор лжи. Готовы к блиц-турниру, уважаемый Олег Георгиевич?
Тот пробормотал что-то.
— В общем, так, Олег Георгиевич, — произнесла я, — судя по всему, для того, чтобы ты начал испытывать ко мне некоторое подобие почтения, я должна представиться.
— Хотелось бы, — выдавил тот.
— Но если я представлюсь, это обяжет и тебя рассказать мне кое-что. Не так ли? — И я изящно помахала в воздухе пистолетом, даже не поставленным на предохранитель. — Ну так вот… конечно, вы слыхали о том, Олег Георгиевич, что неделю назад был убит ваш вице-губернатор Клейменов Виктор Сергеевич. Бесспорно, вы слыхали. И о том, кого арестовали по обвинению в причастности к этому преступлению.
Длинное бледное лицо Саяпина вытянулось еще больше.
— Так это… вы? — выговорил он. — Из какого-то там особого отдела госбезопасности… Максимова?
— Вы неплохо информированы. Впрочем, я думаю, что обо мне знают многие граждане вашего города. Генерал Зубарев широко меня разрекламировал.
И тут Саяпин решился на отчаянный шаг: он подался всем телом в мою сторону и попытался вырвать пистолет из моей руки.
Ничего хорошего из начинания Олега Георгиевича не вышло: я перехватила его запястье и молниеносным движением завернула руку управляющего банком за спину, а потом сжала длинную веснушчатую кисть Саяпина своими пальцами.
Что-то хрустнуло, а Саяпин взвыл от дикой боли.
— Ты мне руку сломала, с-сучка! — простонал управляющий «Ахернара».
— Ну не руку, а только пару пальцев. Так что не строй из себя мученика. Хотя если повторится что-то подобное, останешься у меня инвалидом на всю жизнь. Обещаю тебе, Олег Георгиевич.
Он отпрянул от меня, не отрывая взгляда от направленного на него дула пистолета и качая свою покалеченную руку, как качают колыбельку с ребенком.
— Я вовсе не такая кровожадная сука, как ты меня тут расписал, — сказала я, — мне достаточно того, чтобы ты ответил на несколько моих вопросов. Первый: откуда во внутренней компьютерной системе вашего банка появилось сообщение по e-mail, заказывающее вице-губернатора Клейменова?
Он выпучил глаза:
— Что-о? Какое сообщение? Когда?
— В тот самый день, когда из депозитария твоего банка вывели триста тысяч долларов. Кому адресовались эти триста тысяч долларов? Только не надо говорить, что и об этом ты не знаешь.
— Триста тысяч? — пробормотал Саяпин. — Я не… не… нет, я не могу сказать тебе… ведь это… это коммерческая тайна…
— Это — не коммерческая тайна. А вот если я отделаю тебя по полной программе, а ты дотащишься до какой-нибудь элитной клиники и будешь отчислять ей деньги за лечение… то вот эти деньги — немалые деньги, я думаю! — и будут твоей коммерческой тайной.
— Да я, Аня… меня же за это…
— Я-то знаю, — сказала я и приставила пистолет к его колену, — а вот ты, судя по всему, не знаешь, что коленные суставы лечатся особенно тяжело и мучительно. Зачастую человек остается на всю жизнь хромым или вообще не может передвигаться кроме как на костылях или в инвалидной коляске. Ты можешь испытать это на собственном опыте.
— Нет… не надо!
— Тогда рассказывай.
— В тот день… мне позвонил шеф и велел забрать эти деньги и лично… лично мне самому… отвезти их…
— Кому отвозил?
— Я сначала думал, что это… но когда узнал…
— Кому отвозил? — рявкнула я и, незаметно для Саяпина сместив дуло пистолета, надавила на курок. Управляющий банком подскочил на месте и с ужасом уставился на свое колено, вероятно, думая увидеть на его месте кровавое месиво… но все оказалось целым и невредимым.
— Следующий выстрел будет в твою ногу, — предупредила я. — Без фокусов, Саяпин.
Дрожащей рукой он вытер лоб и выдохнул:
— Я отвез эти деньги в частное охранное бюро «Центурион».
— Куда? — тихо переспросила я.
— В «Центурион»… ты думаешь, я сказал неправду? Нет… не стреляй… я сказал чистую правду! Не… ты ведь веришь мне, да? Я даже отдал кейс это… как его…
— Как его? — безжалостно надавила я.
— Не его, а ее… баба. Это была ба… женщина. Я не знаю ее, но могу описать.
— Невысокая крашеная блондинка средних лет, голубоглазая, возле левого угла рта родинка, — деревянным голосом выговорила я.
— Ты… знаешь ее? — переспросил он. — А что же тогда травила меня, если…
— Потише! — повысила я голос. — Кто приказал тебе отвезти кейс с деньгами? Бурмистров?
— Да, Никита Никитич. Я еще удивился, что он посылает меня лично. Ведь на это есть курьеры.
— Ну, курьеры не возят по триста тысяч долларов наличными, — скептически сказала я.
— Да… это верно… это верно, — пробормотал он.
— Вот что, Саяпин, — продолжила я. — Тут у меня диктофон. Сейчас ты внятно и членораздельно повторишь все, что только что рассказал мне.
Он попытался было протестовать — но взглянул на пистолет, принадлежащий его же, Саяпина, охраннику, и его глаза потухли.
— Хорошо, — тихо сказал он.
* * *
Пока он наговаривал в микрофон свою информацию, я мучительно размышляла. Несомненно, что исполнителями убийства Клейменова были люди из охранного агентства «Центурион». Им передали деньги за убийство Клейменова, и часть из этих денег была подложена в ту злополучную ячейку номер пятьдесят восемь, ключ от которой был в моем гостиничном номере.
Ах нет, те были фальшивые…
Тот киллер, в которого всадили восемь пуль из моего пистолета, — он тоже в свое время работал в «Центурионе».
Пусть даже его уволили оттуда со скандалом…
Какое хитросплетение мотивов и злокозненных намерений! Неужели первое впечатление от поведения Людмилы Александровны Савиной было верным, и она в самом деле решила убрать своего мужа… но зачем? Для того, чтобы избавиться от мужа или просто для того, чтобы заработать деньги: триста тысяч долларов? Триста тысяч долларов от кандидата в губернаторы Никиты Никитича Бурмистрова, местного олигарха?
Тогда понятно, почему с такой легкостью расстреляли кортеж вице-губернатора и каким образом удалось подложить взрывчатку в машину Клейменова (хотя зачем взрывать, когда и без того расстреляли?). Если исполнители были из бюро «Центурион», то они досконально знали всю систему охраны Клейменова и наверняка имели возможность незаметно подложить взрывчатку. И этот старик с лестницы, который, несомненно, убил этого киллера Галкина из моего пистолета и подставил меня… он, этот псевдостарик, тоже мог быть из «Центуриона»!
— Я закончил, — донесся до меня голос Саяпина, и я машинально выключила микрофон.
* * *
— А теперь звони Бурмистрову, — сказала я, кивнув управляющему банком на мобильный телефон. — Представь меня как журналистку из Москвы, которая хотела бы поговорить с ним. Где-нибудь в укромном месте, где нас никто не побеспокоит.
И я нащупала в кармане савинского пальто удостоверение журналистки московской «Независимой газеты» Карповой Анны Васильевны.
— Бу-у-урмистрову? — протянул Саяпин. — Да ты что… сама лезешь в пасть к этому… бизону?
— Звони! — решительно повторила я.
— А что я ему скажу?
— Я тебе уже объяснила: журналистка из Москвы. Остальное — моя забота. Звони, говорю!
Саяпин набрал номер телефона и произнес:
— Никита Никитич? Никита Никитич, тут к тебе журналистка из Москвы. Сидит сейчас у меня. Хочет взять у тебя интервью.
— А больше она у меня ничего взять не хочет? — различимо даже для меня, сидевшей в метре от телефона, пророкотало в трубке.
— Это уж как у вас выйдет, — мгновенно отозвался Саяпин. — Сумеешь раскрутить — молодец.
— А сама-то она ничего, или на Бабу-ягу похожа, как та последняя… Которая из «Известий»?
— Ничего, — сказал Саяпин. — Мне понравилась.
— А ты что, прыткий хрен, уже до нее добрался, что ли? А, Саяпин?
— А то! — воскликнул Олег Георгиевич с фальшивой бодростью и глянул на меня краем глаза.
— Ладно, пусть приезжает. Или знаешь что… моя машина будет стоять на площади перед банком, ты подъезжай и грузи ее, и я с ней на дачу сдерну. Интервью давать, — хмыкнул он напоследок. — В общем, через пятнадцать минут на площади перед банком.
— Что-то босс сегодня добрый, — сказал управляющий, поворачиваясь ко мне. — Сразу согласился. Наверно, у тебя день счастливый… подруга.
— Ладно, не болтай… поехали, — мрачно сказала я и ткнула Саяпина дулом пистолета в бок: мне не понравились интонации, которые прозвучали в его последних словах. — Давай.
Он оскалил зубы в усмешке, и в это мгновение стал похож не на респектабельного управляющего, а на затравленного старого волка…
* * *
По мере того как мы приближались к площади, мне все настойчивее думалось, что не стоит устраивать встречу лицом к лицу этого Саяпина, явно затаившего на меня черную злобу (еще бы, рулит одной рукой, вторая сломана!), и его босса Бурмистрова. Не стоит. Ни в коем случае. Даже несмотря на то, что в моем кармане лежит диктофон с записью, за которую Бурмистров не задумываясь упакует управляющего «Ахернара» в деревянный «костюм» с алой подкладкой. Не надо. Мало ли какие сигналы успеет подать своему боссу Саяпин… не нужно рисковать. Потому что риск и без того значительный.
— Где эта площадь? — спросила я.
— Вот она, перед нами.
— Сверни в арку.
— Что? — переспросил Саяпин.
— Сверни вот в эту арку. У нас пять минут в запасе — ты, Олег Георгиевич, лихачил, как Михаэль Шумахер. Я хочу дать тебе последние инструкции. Как тогда, в «Карамболе».
— Понятно, — процедил Саяпин. — А у вас в ФСБ все такие? Я имею в виду не зубаревских прихвостней, а ваш отдел?
— Все, — коротко ответила я. — У нас каждый на все руки от скуки. Вот сейчас я журналист… у меня и диктофон с собой… а ведь могу быть каким угодно работником: конюхом, столяром и плотником.
Саяпин, очевидно, не читал пушкинскую «Сказку о попе и его работнике Балде», цитату из которой я привела. Потому что он мрачно зыркнул на меня темными глазами и протянул с явной претензией на иронию (быстро же восстанавливаются от потрясения банковские работники):
— А-а… это самое, а проституткой не пробовала?
— Пробовала, — сказала я, — даже врачом-анестезиологом пробовала. Хочешь, тебе продемонстрирую?
— Какую анаст… — начал было Саяпин, но больше ничего сказать он не успел: моя правая рука с пистолетом, молниеносно прочертив в воздухе короткую дугу, коснулась точки под правым ухом Олега Георгиевича. Казалось бы, мой удар был и не особо силен, но только голова банковского управляющего, качнувшись, ткнулась в стекло.
Сухощавое тело Саяпина обмякло и навалилось на руль.
— А вот такую! — сказала я, вышла из машины и, с сожалением посмотрев на пистолет, бросила его в приоткрытый канализационный люк.
А потом направилась на площадь, где меня должна была дожидаться машина Никиты Никитича. Благо место встречи находилось в двух минутах ходьбы от подворотни, где стоял «Мерседес» витавшего в бессознательных эмпиреях Олега Георгиевича Саяпина.
* * *
Когда я добралась до площади, то сразу увидела машину Никиты Никитича. По крайней мере, я подумала, что «Линкольн», стоящий там, принадлежит именно кандидату в губернаторы, а на внушительном джипе, находящемся буквально бампер к бамперу с «Линкольном», ездит охрана Бурмистрова.
Я прошла вдоль массивного здания (наверно, это и был банк «Ахернар»), примыкавшего к площади, стараясь держаться в тени. Потом решительно направилась к машине.
Когда до темно-синего (или черного, в полумраке скудно освещенной площади было плохо видно) «Линкольна» оставалось метра два, из машины вышел человек и встал на моем пути.
— Вы московская журналистка, так? — негромко проговорил он.
— Да.
— Оружия при себе не имеете?
— Никак нет, ваше благородие.
Тот никак не отреагировал на мою претендующую на юмор фразу, быстро досмотрел меня почти неощутимыми движениями, спросил у меня насчет обнаруженного таким образом диктофона, потом наклонился к приоткрытому окну «Линкольна» и сказал:
— Она чистая, Никита Никитич. Ничего нет.
— Пусть присаживается, — послышался знакомый по телефонному разговору низкий голос.
Обыскавший меня охранник распахнул передо мной заднюю дверь лимузина и чуть подтолкнул в спину:
— Садись.
Знаменитый Никита Никитич Бурмистров оказался куда более худощавым, нежели я его себе представляла. Его лицо было усталым, и если бы не два ряда белоснежных зубов и энергичный блеск выразительных глаз, оно выглядело бы старым. Высоколобый, с орлиным носом, властным ртом и большими полуприкрытыми глазами, он, казалось, был пропитан надменностью, которую буквально источал весь его характерный облик.
По всей видимости, это был своеобразный и интересный человек, и меньше всего он походил на заурядного бандита, пусть наделенного властью и имеющего в своем распоряжении комбинаты, банки и целые коммерческие структуры.
Он курил сигариллу «Captain Black» и при моем появлении, поприветствовав меня коротким кивком, спросил:
— Курите?
— Да.
— Угощайтесь, — сказал он. — Вы в самом деле московская журналистка?
— Да.
— У вас есть удостоверение?
— Да, разумеется. Вот оно, Никита Никитич.
— У вас оригинальная манера назначать встречи, — сказал он, мельком взглянув на мое удостоверение и тут же возвратив его. — В то время как нормальные журналисты приходят ко мне в предвыборный штаб и на пресс-конференции, вы предпочитаете действовать через моего финансового директора, да еще среди ночи. Чтобы Саяпин за кого-то просил — это, откровенно говоря, редкость.
— Я умею находить подход к людям, — чуть нараспев произнесла я и сняла очки, чтобы протереть их.
Вот тут Бурмистров впился взглядом в мое лицо по-настоящему. Я уж было испугалась, что он видел меня где-то несколько в иной роли, нежели журналистка Анна Карпова, и теперь усиленно вспоминает: где именно?
— Хотите сделать репортаж: будущий губернатор…ской области «без галстука»? — наконец серьезно спросил он. — Как передача на НТВ?
— Конечно, хотела бы. Но для этого нужна видеокамера и оператор.
— Нашли проблему, — отозвался он и бросил недокуренную сигариллу в пепельницу. — У меня есть даже профессиональная японская видеокамера за пятьдесят тысяч долларов. Прямо из комплекта НТВ. А мой телохранитель Михаил в свое время работал оператором на телевидении, пока не уволили по сокращению штатов.
— Обычная история, — сказала я. — А куда мы поедем?
— Ко мне на дачу, если не возражаете.
— Никоим образом, Никита Никитич.
— Можете называть меня просто Никита. А вы — Анна, насколько я успел прочитать в вашем редакционном удостоверении?
— Да.
— Не хотите чего-нибудь выпить? Чаю, кофе? шампанского или мартини?
— Сок, если можно.
Бурмистров извлек из холодильника упаковку апельсинового сока и, откупорив, налил мне в тут же запотевший бокал. Протянул мне со словами:
— Прошу.
В этот момент машину качнуло, я едва успела перехватить бокал, но для сохранения равновесия уперлась рукой в сиденье. Под ладонью что-то хрустнуло, и вспыхнул экран находившегося в полутора метрах от меня телевизора.
Я глянула вниз, под ладонь, и увидела, что переломила пополам пульт дистанционного управления.
— Ничего страшного, — сказал Никита Никитич. — Купят новый.
И он снова полез в холодильник.
«Продолжаем ночной выпуск криминальных новостей, — послышалось с экрана, — кандидат в губернаторы области, генерал ФСБ Зубарев заявил, что следствие по делу об убийстве вице-губернатора Виктора Клейменова может выйти на прямых заказчиков уже в течение одной-полутора недель. Он не исключает громких разоблачений и того, что цепочка приведет на самый верх. Бежавшая из-под стражи Юлия Максимова, которой инкриминируется соучастие в убийстве Клейменова и его охранников, объявлена в федеральный розыск».
Я, боясь перевести дыхание, покосилась на Никиту Никитича: он рылся в холодильнике и не видел того, что на экране появилась моя фотография.
Хорошо, что я не очень похожа… впрочем, от этого не легче.
Бурмистров распрямился, но фотография уже исчезла с экрана, а вместо этого возникла физиономия диктора, сообщившего следующее:
«Сегодня в роддомах номер два и номер три произошли странные и, по существу, трагические события: из моргов роддомов исчезли несколько трупов новорожденных младенцев (меня аж передернуло от этого холодного и циничного — „трупы новорожденных младенцев“) и тело беременной женщины двадцати двух лет, ребенок которой умер, так и не родившись».
Я подалась вперед, протянула руку и выключила телевизор. Бурмистров сказал:
— Да, Анечка, содержимое наших криминальных новостей аппетиту не способствует. Особенно ночные страшилки.
И поставил передо мной хрустальную вазу с фруктами.
— Спасибо, — машинально произнесла я.
