Глава 2

Пропустив несколько машин, в которых, кроме водителя, угадывались силуэты пассажиров, я раздраженно отмахнулась от собиравшегося было притормозить потрепанного «жигуленка» с не менее потрепанным хозяином за рулем, но тут узрела приближающуюся приличного вида иномарку, мило улыбнулась и вытянула руку.

Водитель иномарки оказался очаровашкой. Представился он Гошей, потом я узнала, что на самом деле его зовут Игорем, а Гошей называют только близкие друзья, но так же он представляется и девушкам, к которым с первого взгляда начинает испытывать симпатию.

Он наотрез отказался взять плату за проезд, вручил мне визитку, которую я благосклонно приняла и на всякий случай — мало ли, как дело обернется, — вложила в кармашек куртки, и напоследок еще раз посетовал, что я занята, чтобы встретиться с ним сегодня же.

Может быть, Светлана и нашла бы время, особенно учитывая то обстоятельство, что приглашал меня Гоша не в какую-нибудь кафешку или холостяцкую квартиру, а в загородный то ли дом отдыха, то ли оздоровительный комплекс, но в любом случае там можно было отдохнуть и душой и телом, сняв комплекс целиком хоть на сутки и не беспокоясь, что в самый интересный момент кончится оплаченное время или завалится кто-то посторонний.

В загородном заведении имелись бар, сауна с бассейном, двухместные комнаты для желающих прилечь, столовая, способная без труда вместить человек тридцать голодных и жаждущих, а также помещение побольше, в котором стояли бильярдные столы и где устраивали танцы. Поэтому нет ничего удивительного, что Светлану данное предложение заинтересовало и заинтриговало. Однако десять процентов Багиры перевесили, и увеселительную прогулку пришлось отложить на более удачное время, которое когда-нибудь, но должно было наступить.

На встречу с Михаилом я прибыла с запасом в целых три минуты. Он по телефону подробно описал свою внешность, особые приметы — торчащие уши и плешь на макушке, а также место, где будет меня ожидать. В отношении себя я смогла сообщить лишь то, что чертовски привлекательна, стройна, но заверила, что его опознаю в любом случае.

Определила я его действительно безо всякого труда — он держал в руках вязаную шапочку, демонстрируя и правда торчащие, сейчас красные от холода уши и внушительную, не менее красную, лысину каждой проходящей мимо особе женского пола. Я поспешила навстречу к Михаилу, пока его уши не отпали совсем.

Квартира, которую мы отправились смотреть сразу же, как только шапочка была водружена на место, а Михаила удалось немного отогреть в близлежащем магазине, в котором я, пользуясь случаем, приобрела коробку чая в пакетиках, сахар и несколько пирожных, вполне отвечала всем предъявленным мною требованиям. И хотя цену за ее аренду запросили немалую, от просмотра других имеющихся вариантов я отказалась, подписала договор аренды на месяц и сразу же расплатилась, предварительно, правда, поторговавшись. В средствах, в том числе материальных, руководство меня никогда не стесняло, но поторговаться в данном случае я считала своим долгом, ведь по легенде я была Светланой, а эта девица за аренду квартиры деньги выкладывала свои кровные, предположительно тяжким трудом заработанные.

Когда с формальностями было покончено, я, уже на правах хозяйки, хотя и временной, напоила лопоухого Михаила чаем с заварными пирожными, спустя полчаса выставила засидевшегося гостя за дверь, а сама вытянулась на диване и предалась размышлениям, то и дело погружаясь в полудремотное состояние.

Моя новая личность меня пока устраивала, — в меру образованная, без перебора, а ровно настолько, чтобы чувствовалась эдакая «изюминка», вульгарная, без комплексов, с большими амбициями и солидным жизненным опытом, который вполне компенсировал недостаток образования и избыток легкомыслия. Короче, характер очень даже подходящий, учитывая маячившую впереди задачу, — раздевать каждого, имеющего мало-мальское отношение к филиалу фирмы по трудоустройству за рубежом, и делать это до тех пор, пока на чьей-нибудь ягодице не обнаружится искомая татуировка. Почему-то мне казалось, что татуировка должна украшать именно ягодицу или иную интимную часть тела. Очевидно, такой ход мысли приняли под влиянием информации о бисексуальности покойного Семенова, не сумевшего сохранить ни государственные тайны, ни собственную жизнь.

Конечно, не факт, что пришил его любовник, может, документы взял кто-то другой. Также возможно, что один взял документы, а другой… Впрочем, какое это имеет значение? Любопытно, что Семенов при сообщении такой важной информации не забыл пожаловаться на несчастную любовь. Ерунда какая-то. Неужели вероломство любовницы (или любовника) Семенова так огорчило, что он решил между делом излить душу своему водителю? Или «любовь» каким-то образом связана с татуировкой? Что-нибудь типа сердца, пронзенного стрелой.

Я перебрала в памяти все когда-либо виденные татуировки, символизирующие несчастную любовь. Как правило, подобные картинки, а иногда и надписи украшали тела бывших заключенных, геев, дешевых «жриц любви», реже — особо чувствительных, романтически настроенных девиц и временно ошалевших от избытка бушующих гормонов подростков. К тому же последние, по мере своего взросления, предпочитали от подобных глупостей всяческими путями избавиться. Едва ли Семенов, учитывая его возможности и избалованность неизвестным мне покровителем, водил бы дружбу с уличной дешевкой.

Значит, если «несчастная любовь» все-таки связана с татуировкой, внимание следует сконцентрировать на геях и чувствительных девицах. Остальных тем не менее тоже не следует сбрасывать со счетов. В жизни всякое бывает, взять того же Семенова: тут он голубой, а там — примерный семьянин. Был.

Итого, раздевать все-таки придется всех подряд. Остается открытым вопрос, как именно это делать. «Трудоустраивались» в основном девушки. Хорошо, это еще куда ни шло. Часть можно было незаметно рассмотреть в процессе «танцзанятий», кого-то — в раздевалке или в душе.

Но как быть с мужчинами? Кого-то, вероятно, придется соблазнить. На что только не пойдешь ради дела.

Кроме того, за границу мог отправиться сообщник, а сам татуированный преступник… — от такого предположения я вздрогнула и села на диване, — вполне мог иметь лишь косвенное отношение к «Радуге» и обнаружиться среди многочисленных мужей, жен, братьев, сестер, иных родственников или друзей и знакомых «трудоустроенных» за пределами необъятной родины.

Перспектива, которая вырисовывалась передо мной в этом случае, была столь безрадостной, что я поспешила прекратить пугать себя всякими домыслами. Возможно, реальность окажется не столь ужасной, и я не погрязну в этом задании до конца дней своих. Как там выразился Гром, «дело непростое»? Ха-ха! Представляю себе, как он там ухмыляется втихомолку на мой счет. А может, и не ухмыляется вовсе, а, напротив, жалеет. Или даже завидует.

Последняя мысль меня не на шутку развеселила, так что в контору по трудоустройству я отправилась уже не в таком подавленном настроении, как можно было ожидать.

Приехала я не к пяти, а гораздо раньше, намереваясь перед собеседованием с Пашей и прочими представителями «Радуги» пошататься по округе, присмотреться и, может быть, раздобыть какую-нибудь заслуживающую внимания информацию.

Такая возможность мне представилась сразу же, и я ее не упустила. Около дверей конторы, переминаясь с ноги на ногу от холода, смолила сигаретку худенькая девчонка, у которой на лбу большими буквами было выведено: «Надоело тут все до чертиков. Хочу трудоустроиться за рубежом». Собственно, было не очень холодно, во всяком случае, не ниже плюс семи-восьми градусов по Цельсию, но дул премерзкий, насквозь пронизывающий ветер, а девчонка была одета не по сезону — в джинсы, ботиночки и короткую, явно ничем не утепленную курточку. Сигаретка у нее торчала во рту, а руки были спрятаны в карманах джинсов. Она все время шмыгала носом и вынимала попеременно то одну, то другую руку только для того, чтобы стряхнуть пепел.

Прямо за ее спиной висела вывеска, уведомлявшая, что интересующая меня контора находится непосредственно за отделанной деревом дверью, но я, не моргнув глазом, спросила, не знает ли девушка, где тут находится фирма под названием «Радуга».

Девчонка, щурясь от едкого дыма, то и дело попадавшего в глаза, с завистью осмотрела мой ультрамодный и теплый прикид, покосилась на дорогую кожаную сумку, бока которой раздулись от танцевального «костюма», — не зная, в чем тут принято ходить на занятия, я напихала в сумку половину отобранного гардероба, — и мотнула головой в сторону вывески, отчего с кончика сигареты слетел накопившийся пепел.

— Ой! — сказала я. — И вправду. А че, там закрыто?

Девчонка вынула сигарету изо рта, шмыгнула носом, стараясь не стучать зубами, пробормотала:

— Открыто.

— А че, там курить нельзя?

Не снимая перчаток, я вынула пачку легких дорогих сигарет, закурила, но пачку обратно в сумку класть не стала. Вообще-то я курить не люблю и никогда этого не делаю, если имею такую возможность, но иногда по долгу службы курить была просто обязана. Причем не всегда могла позволить себе сигареты хорошего класса, так что со Светланой Парамоновой, по крайней мере, в этом отношении мне повезло.

— Можно, — просипела девчонка, стукнула пальцем, таким же красным, как и лак на ногтях, по сигарете и сунула в рот запачканный губной помадой фильтр.

«Разговоришься у меня как миленькая», — подумала я и поинтересовалась:

— А чего ты здесь тогда, из принципа мерзнешь?

Девчонка глянула на меня с недоумением — вот, мол, привязалась, — и неохотно пояснила:

— Да там и так Серж, директор наш, дымит как паровоз. А нам же потом дышать. Тяжело, знаешь, три часа подряд ногами махать, когда вокруг дым коромыслом.

Я сообразила, что она говорит о предстоящих танцзанятиях. Упоминание о трехчасовом «махании ногами» настораживало.

— Так тут и вправду танцам учат? — удивилась я.

— Еще как, — вздохнула девчонка, с сожалением посмотрела на выкуренную до самого фильтра сигарету и бросила ее в лужу. — Этот педик, учитель танцев, мать его, так гоняет… Правда, танцует классно, он раньше в каком-то театре, что ли, работал. Я уже второй раз еду, но на занятия хожу. Все равно за них потом высчитают, а так хоть чему-то еще научишься.

— Второй раз едешь? — Я совершенно искренне обрадовалась. Надо же, какая удача.

Заметив, что она не отрывает взгляда от пачки в моей руке, я протянула ей сигареты.

— Угощайся. Меня Светой зовут.

— А я Жанна, — девчонка поколебалась, но сигарету взяла. — Вообще-то я Лена, но мало кто под своими именами выступает, большинство берут сценические псевдонимы. Их даже в контракте указывают. А как псевдоним берешь, так тебя сразу им называть начинают, чтобы потом не путалась. Мой псевдоним Жаннетта. А ты что, тоже собираешься? — Она скосила глаза куда-то через плечо.

— Ага. Только страшновато немного. Я про эти фирмы такого понаслушалась!

— Да фигня все это, — Лена-Жанна дернула плечами и шмыгнула носом. — Хотя, смотря на кого нарвешься. Но эти ничего, нормальные. Даже когда кто-нибудь там остаться хочет…

Она прервалась, вынула носовой платок и шумно высморкалась. Я испугалась, что она сейчас захочет зайти в контору, и предложила:

— Может, в кафе пока заглянем? У тебя время есть?

— Вагон, — мрачно подтвердила девчонка, переступая замерзшими ногами. — Я живу далеко, пока доеду, уже обратно надо возвращаться, вот и торчу тут, как… Вообще-то пожрать неплохо было бы. Тут и кафешка неподалеку есть. Только я, это, — она замялась, — сегодня на мели.

— Зато я нет. Пойдем, я угощаю.

Больше Жанну уговаривать не пришлось. Аппетит у нее был отменный, несмотря на предстоящее в скором времени «махание ногами». Глядя на ее худосочное тельце, оставалось только удивляться, куда девается все то, что она поглощала без суеты, но быстро и в больших количествах. Настроение ее значительно улучшилось, и, не переставая орудовать столовыми приборами, она еще успевала болтать без умолку, теперь уже охотно отвечая на мои естественные, учитывая ее опыт и отсутствие у меня такового, вопросы об условиях работы за границей, взаимоотношениях с коллегами и сотрудниками «Радуги», и даже рассказала о возможности провоза через границу контрабанды.

— Легко, — заявила она, дожевывая котлету по-киевски и запивая ее яблочным соком. — Мы же группами едем, к тому же вроде как артисты, так что досматривают так, шаляй-валяй. Главное — ничего крупного не везти и не наглеть.

Когда к пяти мы вернулись к дверям «Радуги», я уже знала, что стриптизу тут почти не учат, этому искусству посвящают только несколько занятий в самом конце подготовительного курса. Выезжая в приписанную контрактом страну, трудоустроенный народ попадает не сразу в конкретное заведение, а поступает в распоряжение посредника, который «сдает» танцоров в аренду в соответствии с потребностями местного рынка и даже с учетом пожеланий самих исполнителей. Поэтому основная «специализация» происходит уже на месте, а Паша, главным образом, обучает пластике, умению слушать музыку, а также основным танцевальным движениям.

Душ в «Радуге» имеется, но одноместный, поэтому пользуются им по очереди.

Оформлением документов занимается заместитель, который из-за этого все время мотается в Москву и обратно, а директор из Тарасова выезжает редко, да и то обычно в сопровождении своей половины. Жена — моя мысль о семейном подряде попала в самое яблочко — крепко держит его на коротком поводке. Поэтому Серж занимается оргвопросами на месте, улаживает вопросы с билетами, органами власти и, в свою очередь, держит на коротком поводке народ: категорически запрещает распивать спиртные напитки, хотя сам втихушку от вечно лютующей жены не только «дымит как паровоз», но и беспрестанно потягивает пиво, а иногда и что-нибудь покрепче; советует соблюдать режим дня; не рекомендует злоупотреблять сексом, потому что «это отнимает много сил», и вообще не поощряет «всякие там похождения», а вот к замужним относится, наоборот, нормально, потому что они озабочены зарабатыванием денег, часто мотаются туда и обратно и при этом пользуются посредничеством фирмы, с чего фирма, разумеется, имеет стабильный и немалый доход.

Помимо прочего, Серж еще преподает подопечным иностранные языки. Уроки эти, правда, отличаются некоторым своеобразием, если не сказать чего похлеще. В отличие от танцкласса, изучение иностранных языков не является обязательным, но многие все же считают нужным посещать уроки Сержа хотя бы из принципа — за них потом все равно высчитают каждую копеечку, независимо от того, нуждался ты в них или нет. Исключение делалось только для тех, кто мог свободно шпарить на всех языках, подлежащих изучению.

Преподавал Серж сразу пять иностранных языков, минимальное знание которых, по мнению его жены, было необходимо российским танцорам, — традиционный английский, немецкий, французский, американский, а точнее сленговый вариант английского, и зачем-то испанский. Учитывая ограниченное время, а также более чем ограниченные познания Сержа, минимальный для овладения объем был определен в количестве пятидесяти слов и словосочетаний для каждого языка и включал в себя набор выражений типа «Здравствуйте», «Можно мне еще чашечку кофе (вариант — чая)?», «Сегодня скверная погода», «Сколько стоит?..», «Хорошо ли вы провели ночь?», «Вы женаты?» и «Извините, у меня жутко болит голова». Слова и выражения Серж зачитывал по разговорникам, а обучающиеся усердно ему вторили, при этом уроки происходили ежедневно в течение двух с половиной часов по тридцать минут для каждого языка.

Мною так заинтересовались из-за того, что в Голландии, куда я так стремилась, образовалась вакансия, которую срочно надо было заткнуть, а ехать в эту страну знающие люди не стремятся, потому что голландцы, хотя по счетам платят исправно, считают каждую копейку, чаевых от них никогда не дождешься и вообще страна дорогая и скучная. В Германии тоже не сахар, но там оплачивают сверхурочные, без проблем отпускают домой на несколько дней после каждых трех месяцев работы, а за хорошую работу иногда даже платят неплохие премиальные.

Сначала у меня было закралось подозрение, не образовалась ли вакансия в Голландии вследствие стараний моих вездесущих коллег. Но Жанна пояснила, что одна из работающих в этой стране девушек, контракт которой заканчивается только через два месяца, неожиданно оказалась в интересном положении. Точнее, сама-то она о постигшем ее несчастье знала уже давно, но помалкивала то ли в надежде, что все рассосется само собой, то ли по какой-то другой причине. Нелегальный аборт там сделать можно, но слишком дорого и не так-то просто, тем более если ты не относишься к местному населению, а теперь говорить об этом и вовсе было уже поздно.

Через две-три недели девушке будет совсем уже не до танцев, вот ее и торопятся заменить, чтобы не пришлось платить неустойку и выслушивать упреки. А так как в этом месяце вообще немного желающих — всего-то набралось двенадцать человек, — все они неравномерно распределились между Швецией и Германией, полностью проигнорировав Голландию. Да и контракты с исполнителями уже подписаны, вот и получается, что проще подыскать новенькую, чем пытаться уломать уже имеющихся.

Поразмыслив, я пришла к выводу, что подобная оперативность не по плечу даже моим расторопным и предусмотрительным коллегам, и мне, скорее всего, с вакантным местом просто чертовски повезло.

— Там одна желающая, между прочим, уже сидит, занятий дожидается, — сообщила Жаннетта. — Тоже с загранпаспортом и танцует классно, я видела. Она еще час назад пришла. Но ты не дергайся, во-первых, ты симпатичнее, а во-вторых, они в Голландию двоих хотят послать. Чтобы одна девчонку заменила, ну, ту, которая залетела, а другая — для гарантии.

Также я узнала, что сами сотрудники «Радуги» за границу мотаются только в случае крайней необходимости. При отправке за границу очередной группы директор, а чаще его заместитель, сопровождает трудоустроенных до Москвы, там рассаживает по самолетам и с легким сердцем прощается. В этот раз, по крайней мере, никто из сотрудников российского филиала «Радуги» самолично за кордон не собирается.

Из этого следовал логичный вывод, что упомянутая Семеновым татуировка может обнаружиться у кого угодно, но документы об испытаниях то ли секретной военной техники, то ли нового, неизвестного пока миру оружия — я так толком и не поняла, чего именно, а раcспрашивать Грома на этот счет, ясное дело, не стала, — непременно должны были оказаться у кого-то из выезжающих. Причем выезжать этот человек должен был, скорее всего, не в первый раз.

К сожалению, начинать с поиска похищенной документации я не имела реальной возможности хотя бы потому, что не знала, с какого края подступиться, — материалы наверняка припрятаны в каком-нибудь тайнике. Да я вообще не могла делать ничего провокационного, чтобы себя не выдать и, главное, не спугнуть своего неведомого коллегу-шпиона. Кем бы он ни был, любителем или профессионалом, — последний вариант тоже не стоило исключать, — он должен быть настороже.

Как ни крути, получался замкнутый круг, — в конечном итоге все возвращалось к татуированной пассии Семенова, вернее, к необходимости начать поиски именно ее.

Я так усиленно расспрашивала малышку Жаннетту о танцевальных костюмах, о стриптизе и вообще о ситуациях, вынуждающих исполнителей обнажаться как можно больше, что она в конце концов начала поглядывать на меня с подозрением, а потом и вовсе заявила, что если меня интересует конкретно работа стриптизерши, то мне лучше обратиться в другую фирму. Она, Жаннетта, с ее мослами предпочитает находиться на сцене в одетом или, на худой конец, полуодетом состоянии, но меня — при этом она выразительно обвела взглядом мою фигуру — можно вполне понять, потому что показать мне есть что, и было бы глупо этим не воспользоваться. Быть стриптизершей не очень сладко, зато одних чаевых, если умеючи, можно получать столько, что в трусики не уместятся. Адресок фирмы, специализирующейся на подготовке исключительно стриптизерш, Жаннетта может черкануть хоть сейчас. Я ответила, что пока еще окончательно ничего не решила, хочу подумать, но все равно спасибо, и постаралась о стриптизе больше не заговаривать.