Глава 4

Я вышла из кабинета зубного техника, не задерживаясь, прошмыгнула мимо удивленно поднявшей на меня глаза пожилой медсестры в регистратуре, пулей выскочила на улицу, безжалостно хлопнув дорогой пластиковой дверью клиники «Тан-мед», и успокоилась только, открыв дверцу и усевшись в мою бежевую «девятку». Изо всех сил попыталась себя убедить, что все нормально, что из происшедшего не следует ровным счетом ничего обидного для меня. Что даже если бы зубной техник меня и не выгнал, что называется, взашей, узнавать у него больше все равно было нечего. Все это я повторяла себе снова и снова, однако настроение было решительно испорчено. Гораздо сильнее испорчено, чем от незапланированной драки с неизвестными бандитами сегодня утром.

Положив руки на руль и уперевшись в них лбом, я постаралась сосредоточиться и немного подумать. В самом деле, происшедшее выглядело весьма своеобразно. Нельзя сказать, чтобы до сих пор меня не выгоняли из своих кабинетов молодые красивые мужчины — такое пару раз случалось. Но каждый раз впоследствии выяснялось, что у выгнавших меня рыльце было основательно в пушку, потому-то они и были со мной так невежливы. А тут… Тут зубной техник Роман Геннадьевич продемонстрировал мне тот самый «дипломат» с золотом, найти который меня просил покойный ныне Ольховский. Что же, выходит, зубной техник сам и выкрал «золотой чемоданчик»? Но кто тогда убил Ольховского и зачем? А если чемоданчик краденый, то почему зубной техник как самую заурядную вещь показывает его мне, совершенно незнакомой ему женщине? С другой стороны, все сотрудники клиники в один голос уверяли меня и Андрея Мельникова, который расспрашивал их официально, что они ничего не знают про то, что главврач доверял Ольховскому какие-либо материальные ценности. И как же понимать слова Ольховского? Или рядовые врачи не знали, что за отношения были у главврача Бортникова с одним из его подчиненных?

Я почувствовала, что у меня голова кругом идет от всех этих вопросов. А для таких случаев у меня имелось старое проверенное средство — гадание. Правда, косточки последнее время все больше говорили загадками, фразами, которые я не знала, как понимать. Совет опасаться блефа оказался одной из таких загадок. В самом деле, если кости не врут — а они никогда не врут! — то кто же блефовал в этой истории? Зубной техник показал мне вполне настоящий чемоданчик с золотом, совсем такой, как его описывал Ольховский. Где же блеф?

Правда, золото я не пощупала… Может, это вовсе и не золото, как я ляпнула спонтанно там, в кабинете? Судя по всему, я опять сделала глупость: вместо того чтобы войти к зубному технику в доверие и получше во всем разобраться, я возбудила его подозрения нелепым поведением, и он меня выгнал. Но я просто не сдержалась! Да, я совсем ошалела от вида чемоданчика со слитками драгоценного металла, который, насколько мне было до того известно, считался пропавшим. Ольховский не далее как прошедшей ночью хотел меня нанять для розысков золота, а сейчас при мне совершенно спокойно его достали из сейфа, как ничем особенным не примечательную вещь. Ничего не понимаю!

Точно, надо погадать. Однако, сунув руку в сумочку за мешочком с гадальными косточками, я опять почувствовала, что натыкаюсь на что угодно, только не на искомую вещь. Порядком разозлившись, я вытряхнула содержимое сумочки на сиденье рядом с водителем. Зажигалка, которую я только что искала в кабинете зубного техника, вывалилась последней и оказалась сверху кучи, нахально и насмешливо посверкивая металлическими частями. Однако гадальных косточек среди вещей не оказалось, это факт.

— Ну конечно! — с печальным вздохом пробормотала я. — Я забыла мешочек на столе у зубного техника!

Наскоро покидав содержимое сумочки обратно, я выскочила из машины и кинулась в клинику «Тан-мед». Проскочила мимо дамы в регистратуре, та снова подняла на меня удивленные глаза, но я сделала вид, что не замечаю ее взгляда. Однако кабинет зубного техника я нашла запертым. Вот же не везет! Постояв некоторое время в нерешительности перед закрытой дверью, я направилась к регистратуре.

— А вы не скажете, куда мог отойти Роман Геннадьевич? — спросила я регистраторшу, так и продолжавшую сидеть за своим окошком с изумленным видом.

— Что, в кабинете нет? — переспросила она. — Ну, тогда попробуйте в его мастерскую заглянуть, может быть, он там… Мимо меня он не проходил, значит, должен быть здесь, в клинике.

— А где его мастерская?

— В подвале, — пожилая регистраторша указала рукой куда-то неопределенно в сторону лестницы. — Спуститесь, там сами увидите…

Мне ничего не оставалось, как последовать ее указанию. Спустившись в подвальный этаж, я обнаружила там такой же длинный коридор, как и на остальных этажах здания, только он был много более грязным и каким-то запущенным. Казалось, тут уже несколько лет не делали ни ремонта, ни даже уборки. Оглядев ряд обшарпанных стальных дверей, похожих одна на другую как две капли воды и без всяких опознавательных знаков на них, я решила толкнуться в первую попавшуюся, просто потому, что она показалась мне менее обшарпанной. Дверь, к моему удивлению, открылась легко и бесшумно, а за ней оказалось весьма обширное помещение, освещенное ярким светом неоновых ламп.

По виду это была типичная мастерская, где работают с металлами, пусть и очень благородными и только в небольших количествах. Вдоль стен мастерской стояли небольшие по размерам и весьма разнообразные станки. Я, хоть и не смыслю ничего в металлообработке, без проблем смогла узнать плавильную печь — к ней от установленных в углу кислородных и ацетиленовых баллонов тянулись тяжелые резиновые шланги. Кроме того, я распознала гидравлический пресс и еще кое-какие станки. У стены напротив входной двери был оборудован небольшой, но очень аккуратный верстачок. На нем имелись миниатюрные тисочки, рядом лежали наборы всевозможных инструментов, куски какого-то металла, впрочем, главным образом темно-серого цвета. Различные железяки, назначения которых я не знала, виднелись повсюду: на полочках вдоль стен, на верстаке, на тумбочках возле станков. Так что, хотя помещение мастерской оказалось весьма обширным, в ней фактически было довольно тесно, и здесь трудно было сделать хоть шаг, не рискуя что-то задеть, зацепиться за что-нибудь, как правило — металлическое.

Сначала я подумала, что в мастерской никого нет и что Роман Геннадьевич отсюда уже ушел, оставив дверь открытой. Однако, вглядевшись в дальний, расположенный наискосок двери угол, я вдруг заметила того, кого искала, — он спешно поправлял какой-то задрипанный коврик, покрывавший бетонный пол мастерской. Зубной техник делал вид, что не замечает меня, однако я почему-то была уверена, что это совсем не так.

— Черт… — пробормотал он наконец с едва сдерживаемой злостью, внезапно выпрямляясь и глядя на меня в упор. — Вас какая нелегкая сюда занесла, а?

Я ничего не ответила, продолжала удивленно смотреть на него. Роман Геннадьевич тем временем с усилием поднял с пола какой-то стальной ящик и установил его на резиновый коврик, с которым и возился до моего появления. Выпрямившись, он снова уставился на меня крайне неприветливо.

— Итак? — опять заговорил он недовольно. — Чем могу быть полезен?

— Я в вашем кабинете забыла свой мешочек. Замшевый такой, со шнурочком, — несколько неуверенно начала я. — Там у меня гадальные кости. Вот, хотела бы получить его обратно.

— И для этого вы полезли сюда? Там же табличка на двери: «Посторонним вход воспрещен».

Это была самая наглая ложь, какую только можно себе представить. Ни на одной из дверей подвала я не видела ни одной таблички.

— Ну, какого хрена вы теперь молчите? — продолжал он откровенно хамским тоном. — Объясняйтесь уж! Что вы пришли здесь вынюхивать? Это секретное помещение, здесь материальные ценности хранятся!

— Мне сказали, что сюда можно зайти…

— Кто вам так сказал?

— В регистратуре сказали, — спокойно отвечала я. — А если у вас здесь какие-то секреты, то могли бы по крайней мере запереться.

— А вы могли бы постучаться, прежде чем войти! — вдруг со злостью выкрикнул зубной техник. — Зачем вы вообще ко мне заявились? Вы что, думаете, я идиот? Не вижу, что вам не золотые коронки нужны?

Я молчала. Совершенно неожиданно для меня лицо зубного техника стало приобретать землисто-серый цвет, а губы его задрожали от страха.

— Слушайте, — заговорил он вдруг сдавленным шепотом. — Вы на кого работаете? Зачем все тут вынюхиваете? Вы что, для… этого, да?

— Для кого?

Но Роман Геннадьевич только еще больше побледнел. Его губы растянулись в странной, жалкой улыбке.

— Слушайте-ка! — таким же зловещим шепотом продолжал он. — А ведь мы, знаете ли, находимся практически в подземелье…

— Ну и что?

— Здесь, на подвальном этаже, больше никого, кроме нас, нет! Зато вот там, под полом, — он указал пальцем вертикально вниз, — целая подземная галерея… Грунт осел, и между сваями оказалось много пустого пространства…

Я все еще не понимала, на что он намекает.

— Послушайте! А ведь никто и не услышит, как я вас здесь грохну! — Зубной техник злобно засмеялся. — Вы будете кричать, но никто не прибежит к вам на помощь. Никто! И я закопаю вас там, в подполе, в земле… Устрою вам могилку по всем правилам…

Он вдруг вздрогнул и огляделся вокруг испуганно. Я хладнокровно молчала.

— Может быть, вы просто дура и лезете сами не знаете куда… — продолжал тихо Роман Геннадьевич. — А может, они вас подослали? Разнюхать… Но я не могу вас выпустить на свободу после того, как вы видели золотой чемоданчик!

В тот момент я начала подозревать, что у этого человека не все в порядке с головой.

— Медсестра в регистратуре меня видела, — тем не менее постаралась я воззвать к его разуму. — Она мне сказала, что вы в подвале, показала, куда идти. Вам придется как-то объяснить, куда я делась…

— О, я объясню! — Зубной техник нервно расхохотался. — Не ваша печаль… Отошлю ее куда-нибудь из клиники по делу, скажу потом, что вы вышли как раз во время ее отсутствия. Но вы… вы отсюда живой не выйдете!

Он выхватил откуда-то с полки небольшой стальной прут, крепко сжал его в правой руке и пошел на меня с таким торжествующим видом, будто был вооружен по меньшей мере гиперболоидом инженера Гарина. Я мгновение спокойно наблюдала за ним, подпустила на возможно близкое расстояние, подождала, пока он замахнется — неловко, медленно и совершенно неумело, оставив незащищенными практически все болевые точки на корпусе. И только тогда нанесла молниеносный удар ногой по правой кисти его руки, выбила стальной прут. Тот отлетел в угол. Зубной техник вскрикнул от боли, схватился за ушибленное запястье, глядя на меня совершенно ошалело.

— Я же предупреждала вас, что у меня черный пояс по карате, — спокойно заметила я. — Так что нечего было руки распускать…

Держась за ушибленную руку, зубной техник смотрел на меня затравленно, но ничего не говорил при этом.

— Слушайте, что вы так разволновались? — спросила я его как можно спокойнее. Признаться, мне самой было сильно не по себе от мысли, что только что этот человек хотел убить меня. — Мне плевать на ваш чемоданчик. Золотом я не интересуюсь, мне до него никакого дела нет. А что вы его спрятали в надежное место, так правильно сделали. Я про это никому не скажу…

— Какого хрена вам здесь надо? — проговорил он тихо и сдавленно. — Кто вас подослал?

— Сюда я чисто случайно попала…

— Ну да, искали женский туалет, — пробормотал он, пытаясь улыбнуться. Улыбка вышла жалкой.

— Нет, я искала вас. Повторяю: я в вашем кабинете наверху забыла свой мешочек с гадальными костями. За ним я и вернулась. Так что хватит ныть, пойдемте наверх. Отдадите мне мешочек, и мы с вами мирно расстанемся…

— Черта с два мы с тобой мирно расстанемся! — крикнул зубной техник. — Или ты меня, или я тебя… Как в фильме… Середины нету…

В конце концов, это становилось скучно и не смешно. Решительными шагами я подошла к Роману Геннадьевичу, тот в испуге попятился от меня, едва не опрокинувшись на верстак с инструментами. Однако я спокойно взяла его за шиворот и, хотя он был выше меня ростом, швырнула к двери. Там зубной техник поспешно бросился вон из мастерской, я едва успела за ним следом. Он было побежал к лестнице, ведущей на первый этаж, но, видимо, опасение оставить свою мастерскую незапертой оказалось сильнее страха передо мной. Зубной техник вернулся, с опаской поглядывая на меня, стоящую рядом, прошел мимо, стараясь держаться как можно дальше, вытащил из кармана ключ и запер дверь мастерской. Потом он вновь направился к лестнице. Опасаясь каких-нибудь глупостей со стороны нервного мужчины, я следовала за ним по пятам.

Мы поднялись в его кабинет. Там на столе я сразу обнаружила мешочек с моими гадальными костями — он лежал чуточку в стороне от того места, куда я высыпала содержимое сумочки, так что я запросто его могла не заметить, собирая свои вещи обратно в сумку. Обрадованная, я схватила заветный мешочек. Роман Геннадьевич, криво улыбаясь, наблюдал за моими действиями.

— С вашей-то квалификацией дорожить такой фигней… — проговорил наконец он.

Я молчала.

— На вашем месте я забыл бы поскорее про этот чемоданчик, — снова решился заговорить техник. — Вам до него не добраться. Хоть вы и считаете, что замки в нашей клинике хлипкие, но это не так… Вы их не вскроете, даже несмотря на то, что знаете, где чемоданчик находится…

Я посмотрела на Романа Геннадьевича в нерешительности, не зная, устраивать ему прямо теперь допрос, откуда у него золото, или нет. В конце концов, чего ради? Человек, заказавший мне найти «золотой чемоданчик», мертв. Так для кого мне стараться? Я же не инспектор уголовного розыска. Кстати, и про чемоданчик-то я знаю только со слов покойного Ольховского… Так ни на что и не решившись, я упрятала мешочек с гадальными костями в сумочку и покинула кабинет зубного техника.

Снова оказавшись в своей бежевой «девятке», я устало откинулась на спинку сиденья и постаралась расслабиться. Мне было решительно непонятно, что за чертовщина происходит вокруг меня и что мне теперь со всем этим делать. Зубной техник Роман Геннадьевич… Как, кстати сказать, его фамилия? Эх, не спросила… Ну, допустим, я знаю, что именно он украл у Ольховского чемоданчик с золотом, — что дальше? Кому это золото возвращать? Мой клиент мертв. Или все-таки я должна найти убийцу Ольховского? Но зачем мне это нужно?

Я подумала, что надо все-таки еще раз обратиться к гаданию — до сих пор в случаях подобного отчаянного сомнения оно мне очень помогало. Вытащила из сумочки замшевый мешочек с гадальными костями, который сегодня стал причиной того, что я оказалась в весьма нестандартной ситуации. Для того чтобы бросить кости, вполне годилось сиденье машины.

Взяв в руку двенадцатигранники, я сосредоточилась и задала один-единственный вопрос: кто блефует во всей этой истории? Я понимала, что конкретного имени звезды мне не назовут, но на какой-то намек очень надеялась. Я бросила кости: они показали 7+20+27. Я долго, но тщетно рылась в памяти, пытаясь сообразить, что именно означает эта комбинация цифр. Наконец не выдержала, стала искать по таблице. Итак, цифры означали следующее: «Все ваши друзья — истинные». Печально вздохнув, я убрала кости обратно в мешочек. Наверное, я разучилась гадать. Иначе как объяснить тот факт, что я совершенно не понимаю, на что судьба мне намекает?

Я глянула на часы, обнаружив, что скоро четыре. Да уж, лечение больного зубика да бессмысленные разговоры в стоматологической клинике заняли немало времени. Внезапно я вспомнила, что покойный Ольховский говорил, что сегодня берлинским поездом приезжает его шеф, главврач клиники «Тан-мед». И у меня вдруг возникла идея: что, если поехать на вокзал и встретить Николая Пантелеймоновича? Только это не совсем просто — встретить на железнодорожном вокзале совершенно незнакомого человека, который к тому же вовсе не ждет, что кто-то будет его встречать. Надо хотя бы знать фамилию приезжающего. Господи, какая же фамилия у Николая Пантелеймоновича? Ведь мне ее сегодня называли. Поломав немного голову, я махнула рукой на попытки вспомнить ускользавшую фамилию. Вот как на мою память подействовали зубоврачебные пытки и беготня со странным зубным техником по подвалам! И тут я заметила большой рекламный щит, на котором значилось: «Стоматологическая клиника „Тан-мед“. Все виды лечения и протезирования зубов». В числе прочей информации был указан телефон клиники. Недолго думая, я набрала номер на своем мобильнике.

— Клиника «Тан-мед» слушает…

Я без труда узнала голос медсестры из регистратуры.

— Скажите, а как фамилия вашего главного врача? — постаравшись немного изменить голос, сказала я. — Мне известно, что его имя — Николай Пантелеймонович.

— Бортников, — не раздумывая, ответили мне. — Главврача нашей клиники зовут Николай Пантелеймонович Бортников.

Поблагодарив, я выключила мобильник, потом завела машину и поехала на вокзал.

Припарковавшись на привокзальной площади, я постаралась осторожно оглядеться и выяснить, не присутствуют ли поблизости какие-нибудь знакомые личности, прежде чем им удастся заметить меня. Однако, сколько я ни глазела из окна своей бежевой «девятки», никого подозрительного на площади не обнаружила. Тогда я решила пройти на перрон.

До прибытия берлинского поезда оставалось минут пятнадцать. Встречающие группами стояли на платформе и беседовали в той или иной степени оживленно. Переходя от группы к группе, я прислушивалась к темам бесед, не слишком, впрочем, надеясь на удачу. Признаться, в тот момент я чувствовала большую растерянность, как я найду этого Бортникова, совершенно незнакомого мне человека, среди десятков пассажиров берлинского поезда? Пойти к администратору вокзала и попросить объявить, что Бортникова Николая Пантелеймоновича встречают у входа в вокзал? Что ж, вполне возможно как запасной, на самый крайний случай, вариант.

Но мне все-таки повезло. Около одной из групп молодежи я услышала:

— Да у него парадонтоз был, и воспаление надкостницы, и все на свете! Нагноение начало распространяться по каналу. Еще пара дней, и до головного мозга бы дошло. Тогда точно крышка. Его только оперировать и оставалось, хотя даже в этом случае…

— Ребята, простите, а вы случайно не стоматологи? — бесцеремонно вмешалась я в беседу.

Молодые люди дружно, как по команде, повернулись ко мне.

— Да, мы стоматологи, — сказал наконец один из них. — И что?

— Судя по вашему виду, вам нужен скорее косметолог, — нашелся среди них юморист. — Или зубы у вас тоже повреждены?

Я решила, что надо немедленно поставить заслон их неуемному веселью.

— У стоматолога я уже сегодня была, — заявила я. — Однако без шуток: мне нужен Бортников Николай Пантелеймонович. Вы его знаете в лицо?

— А вы?

— Я нет, потому и спрашиваю. — Я чувствовала, что юмор парней начинает действовать мне на нервы. — Я корреспондент газеты «Тарасовские вести» и должна завтра материал сдавать о главвраче стоматологической клиники «Тан-мед». Но у нас накладка произошла. Человек, который должен был нас познакомить, куда-то пропал, и я попала в совершенно безвыходное положение. Вы мне его просто покажите, хорошо? А дальше уж я сама…

— Ладно, покажем, не беспокойтесь, — сказал наконец один из молодых врачей, самый серьезный и молчаливый. — Оставайтесь вместе с нами.

О прибытии берлинского поезда вскоре объявили.

Николай Пантелеймонович Бортников оказался солидным мужчиной лет пятидесяти с пышными, на казацкий манер, седеющими усами и плотным директорским животиком. Сойдя на перрон, он стал напряженно оглядываться вокруг, явно ожидая, что подойдет тот, кто должен его встречать. Но ожидаемый человек все не подходил, и Николай Пантелеймонович, подосадовав, подхватил, кряхтя, свои тяжелые чемоданы и потащил их к выходу в город. Тогда я решила, что настало для меня время действовать. Решительным шагом я подошла к Бортникову и вежливо улыбнулась.

— Добрый вечер, Николай Пантелеймонович. Как доехали? Не утомились в дороге?

— Нет, все нормально, — отозвался он, внимательно оглядывая меня с ног до головы.

— Пойдемте, машина ждет нас.

Я ожидала, что Бортников пошлет меня подальше или, по крайней мере, начнет расспрашивать, кто я такая и что мне от него нужно. Но нет! Он, ни слова не возразив, послушно подцепил свои чемоданы и поспешил за мной.

— А где Роман? — на ходу спросил он.

Опа! — не могла не порадоваться я. Оказывается, Бортников ждал, что его встретит зубной техник. Ну а, собственно, дальше что?

— Роман Геннадьевич не смог подъехать, — сказала я. — У него срочная работа, очень трудная и достаточно выгодная.

— Он же мне звонил по мобильному, сообщил: ЧП у нас тут случилось, — возразил мне сердито Бортников. — Но подробнее не говорил, мол, не телефонный разговор.

— Конечно, сейчас я вам все объясню, — поспешила заверить я, сопровождая главврача клиники к своей бежевой «девятке». — Садитесь, пожалуйста… — Я распахнула перед ним дверцу машины.

Бортников уверенно и деловито закинул свои чемоданы на заднее сиденье, сам уселся впереди.

— Сначала в клинику, — сказал он начальственным тоном. — Посмотрим, что у нас там наши натворили за время моего отсутствия…

Что ж, покойный Ольховский отлично знал характер своего начальника, не без грусти подумала я. Главврач «Тан-меда» и в самом деле прямо с поезда «поперся» в свое родное учреждение — проверять, как обстоят дела.

Некоторое время Бортников молча смотрел на дорогу, как я пробираюсь по узким улицам города, ведущим от вокзала на тот широкий проспект, около которого расположена клиника «Тан-мед», потом сказал:

— Ну, что молчите? Рассказывайте, что у нас там за ЧП. Или вы не в курсе?

— Почему? В курсе, — спокойно возразила я.

— Кстати, кто вы такая? — спросил Бортников. — Я вас что-то не припоминаю…

— Меня зовут Татьяна Иванова, — вежливо пояснила я.

— Новая подруга Ромки, что ли?

— Да…

— Ясно…

Бортников безразлично кивнул. Казалось, эта информация вполне удовлетворила его.

— Итак?

— Ольховского убили, — деловым тоном сообщила я.

— Что?

Мне показалось, что главврач зубной клиники поперхнулся воздухом. Побагровев, он некоторое время беспомощно таращил на меня глаза, его изрезанный морщинами лоб покрылся испариной.

— Кто… Откуда… Кто вам это сказал? — хриплым и сдавленным голосом проговорил он.

— Сама видела. — Я старалась делать вид, что смотрю только на дорогу, однако краем глаза наблюдала и за Бортниковым. Шок от известия о гибели Ольховского показался мне искренним, не наигранным. — Он застрелен двумя выстрелами из пистолета возле дверей собственной квартиры.

Некоторое время Николай Пантелеймонович смотрел на меня пристально, словно надеялся, что я возьму свои слова обратно. Потом тяжело вздохнул, покачал головой.

— Кошмар, что делается, — устало и печально проговорил он. — Эх, Толька, Толька…

— Вы не в курсе, за что его могли убить? — как можно небрежнее спросила я.

Николай Пантелеймонович глядел на меня озадаченно, но медлил с ответом. Так что настаивать на своем вопросе, возбуждая таким образом ненужное подозрение, я не решилась.

— Менты в клинике всех уже замучили вопросами, — снова заговорила я. — Приедете, они и до вас доберутся.

— В клинике милиция была? — с тревогой в голосе спросил Николай Пантелеймонович.

— Ну, один мальчик ходил, всех расспрашивал, — пояснила я. — Все отвечали, что никто ничего не знает.

— Ну, правильно, — одобрительно кивнул главврач. — Я и сам в шоке. Ах, что делается… Может, это его шпана… — предположил он, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Среди подростков сейчас встречаются такие, что и ради хохмы могут убить человека.

— Говорят, все документы и деньги на месте, — возразила я. — И вообще, по его карманам никто не шарил. И застрелен он из пистолета, причем никто ничего не видел, не слышал. То есть из пистолета с глушителем.

— Даже так? — переспросил главврач. — Что же выходит — это заказное убийство?

Я не ответила, продолжала делать вид, что целиком поглощена дорожно-транспортной обстановкой. Поведение Бортникова начинало действовать мне на нервы. Или он святая простота и в этой истории вообще ничего не значит, что, на мой взгляд, крайне странно. Или он слишком хитер и водит меня за нос, тогда нужно быть с ним тем более осторожной. Мне вновь вспомнилось предостережение косточек: «Осторожно, он блефует». Теперь это предостережение оказалось очень кстати. Однако буквально только что кости дали мне другое указание: «Не бойся, вокруг тебя друзья». Какому же из них я должна теперь верить, первому или второму?

— А вы с Ольховским дружили? — поинтересовалась я.

— Да, конечно… — Бортников отвечал довольно рассеянно, думая о чем-то своем. — Собственно, вам что за дело?

— Да так, — отвечала я беспечно. — Я смотрю, вы очень переживаете…

— Будешь переживать, если твоего лучшего врача и друга убили! — проворчал главврач.

— А он был вашим лучшим врачом? — Я старалась спрашивать как можно безразличнее, как будто только для того, чтобы поддерживать разговор.

— Он был кандидатом медицинских наук, в мединституте преподавал… Вам Ромка что, не сказал этого?

— С Ромкой мы другими вещами занимаемся, — небрежно и двусмысленно отвечала я. — Разговариваем редко… У Ольховского были какие-то проблемы последнее время?

Николай Пантелеймонович снова побагровел, пристально и недоверчиво глянув на меня. Наконец сказал:

— У нас у всех проблемы… А у Тольки семья, жена! Она, наверное, теперь в шоке…

— Вы ведь ее хорошо знаете?

— Да, знаю! Я же сказал: мы с Анатолием были друзьями.

Бортников выглядел немного раздраженным тупостью моих вопросов.

— Может быть, все из-за нее? — небрежным тоном спросила я. — Я ее видела. По-моему, она очень даже ничего… Из-за таких вы, мужчины, готовы глотку друг другу перегрызть.

— Это вы про Ларису Генриховну? — Бортников смотрел на меня ошалело. — Да вы что, спятили?

Мне стало скучно. Из разговора с главврачом клиники «Тан-мед» не получалось ровным счетом ничего, как я ни старалась. Тем не менее я решила сделать еще одну попытку подцепить Бортникова на блеф.

— А кстати, с чемоданчиком все в порядке, — сказала я, бросая на своего пассажира короткий, но острый взгляд. — Он у Романа Геннадьевича в сейфе лежит.

— Чемоданчик? — Я готова была поклясться покоем моих родителей, что недоумение Николая Пантелеймоновича было самым искренним, какое только может быть. — О каком таком чемоданчике вы говорите?

— О коричневом «дипломате» со стенками из сверхпрочного титанового сплава, — невозмутимо отвечала я. — Там, внутри этого чемоданчика, семь килограммов золота высшей пробы в слитках с печатью Центробанка России.

Таращивший на меня глаза Николай Пантелеймонович был странно похож на огромного усатого сома, которого вытащили на берег. Он так же отчаянно и беспомощно открывал и закрывал свой усатый рот, пытаясь заглотнуть побольше воздуха.

— Послушайте! — наконец хрипло проговорил он. — Что за ужасы вы мне рассказываете? Толя убит, у Ромки чемоданчик с золотом…

— Ничего, ничего, вы, главное, успокойтесь, Николай Пантелеймонович, — ободряюще сказала я. — Сейчас приедем в клинику, сами все у Романа Геннадьевича спросите.

В этот момент мы уже сворачивали с шумного проспекта в узкий тупик, где находилась стоматологическая клиника «Тан-мед». Припарковались у входа в клинику. Николай Пантелеймонович, пыхтя и отдуваясь, вытащил с заднего сиденья моей машины два своих чемодана и тут же поспешил с ними внутрь здания, так что у меня едва оставалось времени запереть машину и последовать за ним.

Войдя в приемную фойе, главврач проигнорировал поздравления пожилой регистраторши с возвращением и вопросы, как съездил, и спросил коротко: «Роман у себя?» Получив утвердительный ответ, Бортников тут же направился к его кабинету. Нетерпеливо плюхнул оба своих чемодана возле двери кабинета № 1 у стены, после чего толкнул дверь и вошел внутрь.

— Слушай, Ромка, что здесь, пока меня не было…

Голос Николая Пантелеймоновича умолк на середине фразы, а сам главврач замер столбом посреди кабинета.

Осторожно выглянув из-за его плеча, я увидела, что зубной техник Роман Геннадьевич лежит на полу, широко раскинув руки и ноги. Неподвижный и бесстрастный взгляд его широко распахнутых глаз устремлен в потолок. А на лбу краснеет небольшая дырочка.