Глава 27 Аромат мести

Когда я ворвалась в подсобку, то поняла, что опоздала.

Эту кондитерскую я вычислила с помощью карты, которую мне дал Селиванов.

Проанализировав расположение мест, где происходили убийства, и сопоставив их с расстоянием от всех кондитерских, я поняла, где работает Кафельщик.

Ведь и в филармонии, и в больнице, и в «Спартаке», и даже в ресторане, где есть своя кухня, продаются пирожные и разная выпечка, которые привозят на грузовом «Москвиче». Кафельщик был и за водителя, и за экспедитора, и за грузчика. Очень ценный кадр. Я сомневалась все это время в том, что ему, находившемуся на учете в психдиспансере, могли выдать водительские права. Но я успела заехать туда, и мне за деньги выдали справку о том, что Скворцов Кирилл Львович на учете не стоит. Это означало, что я была права.

Он везде был своим человеком. Простой парень, примелькавшийся настолько, что его просто не замечали.

Правильно, это он постоянно околачивался возле буфета в филармонии. А потом убил Даню.

Очевидно, у него наступил кризис, вызванный неожиданной встречей с Масловой.

Он был, безусловно, болен.

В больнице, где работала медсестра Катя Хлебникова, внизу тоже стоял лоток с выпечкой, мне об этом говорила ее коллега Тамара.

И в ресторане он тоже был своим человеком. Там он убил Оксану.

И в спортивном комплексе «Спартак», где из-за него погибла Оля Соколова.

В подсобке была рассыпана мука, на полу валялся ящик с вывалившимися пакетами с корицей. Теперь я просто ненавидела этот запах. А ведь корицу всегда добавляют в яблоки, когда запекают их или делают начинку для пирожков. Вот почему этот запах, который повсюду сопровождал Кафельщика, ассоциировался у меня с яблоками.

На одном из мешков были следы крови. В луже какой-то фруктовой эссенции, от которой просто невозможно было дышать, лежала дамская сумочка.

Я открыла ее. Документы Масловой.

Может, она еще жива?

Я бежала, глядя себе под ноги, на ходу ориентируясь по белым следам, оставленным обувью, испачканной в муке.

Я выбежала во двор. На земле виднелись следы протектора.

Он уехал на своем «Москвиче». Но куда?

Я добежала до машины, села за руль и, вспомнив о том, что в моем кармане находится рация, связалась с Селивановым.

— Борис Васильевич, — говорила я, мчась на бешеной скорости в сторону почтамта, — я знаю, кто убил всех этих девушек. Понимаю, что это не по вашей части, но речь идет о маньяке. Сейчас у него в руках очередная жертва. Вы должны мне помочь. Вы слышите меня?

— Таня? Что случилось?

Я сказала ему о «Москвиче», закрепленном за кондитерской.

— Всем постам ГАИ, — кричала я что есть силы, — передайте всем постам ГАИ приказ задержать опасного преступника, Скворцова Кирилла, он недавно выехал с Немецкой улицы и движется предположительно в сторону почтамта. Узнайте номер. Я даже не знаю цвета машины.

— Хорошо, я все понял. Ну и размах у тебя, Танечка.

Я отключилась и поехала на старую квартиру Скворцова. Я почему-то была уверена, что он повез Вэм именно туда.

Но мне не повезло. Впереди образовался затор. Мне хотелось плакать. Этот мерзавец убьет Маслову…

И тогда я рискнула выехать на тротуар. Мне свистели вслед, но я оторвалась на приличное расстояние и свернула в проулок, затем на параллельную улицу. Еще квартал — и вот он, дом, где десять лет назад началась эта страшная история.

Когда я увидела грузовой «Москвич», меня охватил панический страх. Я чувствовала и запах. Аромат корицы. Аромат МЕСТИ! Он мстил Вэм за свою отвергнутую любовь, за свою зависимость. За то, что он не состоялся как нормальный мужчина.

Я вбежала в подъезд.

В руке у меня был пистолет.

Запах привел меня на чердак.

Я распахнула дверь и крикнула: «Ни с места!»

Но Вэм, лежащая на полу, похоже, не собиралась двигаться. Кафельщика не было.

Я взяла Маслову за руку. Вэм была без сознания, но еще жива. Платье на ней было разорвано, но следов порезов я не увидела. Только подол был мокрым от крови.

И тогда я подошла к чердачному окну. И выглянула.

Он лежал на асфальте, раскинув руки. Вокруг головы образовалась темная лужа.

Я слушала вой сирены. Во дворе появились милицейские машины. Выбежали из подъездов какие-то люди.

Я покинула чердак и позвонила в первую попавшуюся дверь.

— У вас есть телефон? — спросила я, с трудом выговаривая слова. — Вызовите срочно «Скорую».

Я вернулась на чердак и попыталась поднять Маслову на руки. Едва передвигая ноги, я принялась спускаться вниз.

Когда я показалась на крыльце со своей страшной ношей, ко мне подбежали, взяли Вэм и понесли ее на скамейку.

Вскоре подъехала «Скорая».

Врач, осматривавший Вэм, сказал, что она выживет, если ее успеют довезти до больницы.

И тут я увидела Влада. Он подошел ко мне.

— Я говорила тебе, что отыщу Кафельщика, — из последних сил произнесла я и почувствовала, что теряю сознание.

Я навестила ее через два дня.

Она выглядела намного лучше.

— Вы спасли мне жизнь, — горестно выдохнула Валентина, — а я поступила ужасно. Это я во всем виновата. И в смерти девушек, и в его смерти. Только я так и не поняла, почему он оставил меня в живых? И зачем затащил меня на чердак?

— Я думаю, что он уже знал, зачем поднимется на чердак. Он ушел не от наказания — он меньше всего думал об этом, если вообще его действия подчинялись разуму, — он ушел и не от себя.

— А от кого? — Глаза ее наполнились слезами.

— От вас. Я, наверное, не должна была говорить это, но вам следует это знать. Я уверена, что пройдет какое-то время, и вы поправитесь…

Она закрыла лицо руками, а я тихонько вышла и прикрыла за собой дверь.

За эти дни я тоже пришла в себя, отдохнула.

Пора было встретиться с Костей.

Селиванов организовал нам встречу.

Костя, он же Юзич, выглядел неважно. Увидев меня, удивился.

— Я нашла убийцу Дани.

— Нашла? Ну и кто же это?

Я рассказала.

Потом приоткрыла свою сумочку и показала ему пачку долларов.

— Надеюсь, — сказала я, прощаясь, — что я их заработала.

Я вышла на улицу. В глаза мне бросилась афиша: Гершвин. «Порги и Бесс». Но в филармонию идти почему-то не хотелось.