Глава 3

— Куда теперь? — поинтересовалась подруга, когда мы сели в машину.

Я пожала плечами, докуривая сигарету. Спонсора, который оплатит мой труд, я придумала как заарканить. Но это будет только завтра. Сегодня же воскресенье, и все нормальные люди отдыхают.

Но я не совсем нормальная. Не в смысле психического здоровья, конечно, а из-за специфики моей работы. Не могу себе позволить время терять, оно стоит денег. И в данном случае всякое промедление откладывает на «потом» настоящую работу, за которую можно получить весьма приличную сумму. Все-таки, что ни говори, я капельку корыстная. Ну, самую малость. А значит, надо работать.

Несмотря на то что сегодня выходной.

Очень бы мне хотелось обратиться к полковнику Григорьеву, знакомому в УВД Заводского района. Сразу полдела было бы сделано. Но пока нельзя обнаруживать себя. Неизвестно, как мой интерес к этой истории отразится на судьбе Романа Николаевича, не попадет ли он «под колпак», как предположила подруга Ленка. Значит, надо действовать самой. Ну, разве что в крайнем случае придется привлечь кого-нибудь из знакомых сотрудников милиции. А Истомину, пожалуй, лучше отправить сейчас домой, чтобы не тарахтела под руку.

— Лен, начинается рутина. Мне надо подумать, — заговорила я самым мягким, даже нежным голосом. — Завтра нам с тобой предстоит акция по экспроприации законного гонорара. Так что отоспись, напиши планы уроков…

Но Ленка все же обиделась. Ей ведь ужасно хотелось проследить весь процесс расследования, в котором она как-никак не последнюю роль играет.

Обида так явно проступила на ее лице, что я рассмеялась:

— Ладно-ладно. Не дуйся. Поможешь мне. Мы сейчас снова поедем в дом Калякиных. Поищем очевидцев. Я — в Настином доме, а ты в доме напротив. Потом мы с тобой вместе подумаем, где Калякина могла раздобыть такую сумму Это очень и очень важный момент. Если мы узнаем, где она взяла деньги, нам многое откроется. Кстати, а про Ирочку ты что-нибудь знаешь?

— Да так, в общих чертах, с Натальей случайно на эту тему однажды заговорили. Она сказала, что Анастасия Васильевна ей жаловалась на Ирочку.

Мол, бессовестная, жутко избалованная и эгоистичная натура. Считает, что все обязаны ей помогать, и постоянно просит у Романа Николаевича денег.

— Значит, еще одна задача на сегодня — выспросить у Натальи все, что она знает про Ирочку.

Я затушила сигарету в пепельнице и запустила двигатель.

Заседание дворового парламента возле дома Калякиных происходило, как и следовало ожидать, на единственной пока еще как-то стоявшей лавочке. Я молча подошла и села на краешек сиденья.

Старушки как раз вплотную подошли к самой больной теме сегодняшнего дня — очередному повышению цен. Я в разговор не вмешивалась. Нехорошо перебивать старших. Скромность украшает.

Все равно надолго их не хватит, и любопытство победит. Расчет оказался верным — ждать мне почти не пришлось.

— А ты-то, доченька, к кому? — спросила одна старушенция. Как потом выяснилось, ее звали баба Вера.

— Да я тут Калякина поджидаю.

— О-от, — вмешалась другая, которую коллеги по парламенту величали Николавной, — добрым людям, — старушка сделала ударение именно на последнем слоге, — и посидеть негде. Никому ниче не надо. Я уж сколько заявлений в ЖКХ писала, чтобы лавочки сделали. Да то! Разбежались. Последняя-то скоро догниет и рухнет.

— А ты Роману родственница, никак?

— Да нет. Мне по делу к нему надо. Я из школы.

Из родительского комитета.

И тут я каждой клеточкой организма почувствовала, что старушкам страшно хочется узнать, по какому именно делу я жду Калякина. Но бабуськи, они тоже стратеги те еще! Сразу перестали якобы обращать на меня внимание и переключились на обсуждение трагедии в семье Калякиных. Я плавно влилась в разговор, направляя его в нужное мне русло. И узнала чрезвычайно важные вещи.

Старушки наперебой стали рассказывать, как алкаши из калякинского подъезда спускались с пятого этажа. А женщина белобрысая с родинкой на щеке в блестящей кофточке и красной в мелкий белый горошек юбке метнулась вверх, едва не сбив их с ног.

— Да их и немудрено сбить. Они еле-еле на них держатся завсегда, — съязвила баба Шура.

— А зачем же ей вверх бежать, — невинно поинтересовалась я, — ведь люки на чердак закрыты?

О ключе, разумеется, можно было позаботиться заранее. И если женщина побежала наверх, значит, ключ у нее был. Она скорее всего переоделась на чердаке и вышла из другого подъезда. Мне об этом догадаться отнюдь не трудно, поскольку я сама иногда чердаками пользуюсь. Не раз приходилось таким образом шкуру спасать.

— О-ой, да что там за замок. Его заранее открыть можно, — подтвердила мои предположения баба Вера и запальчиво высказала свои:

— А может, врут все алкаши. Может, сами ей и помогали. Откуда у Любки опосля блестящая кофта появилась и юбка красная?

Интересно… Надо бы срочно с Любкой-алкашкой увидеться… Тут же выяснилось, что Любка со своим хахалем должна появиться с минуты на минуту.

— Я давеча мальчонку ейного видела, — сообщила Николавна. — Кукурузу домой понес. Так что она сейчас помчится ее продавать.

Я решила не подниматься к Любке-алкашке, а подождать здесь, на улице. Заодно выяснить, что знают вездесущие старушки про сестру Романа Николаевича.

О финансовых тонкостях отношений Насти и Ирочки бабульки не знали. Но подтвердили: золовки не шибко ладили. И еще я узнала, что Ирочка — яркая блондинка. А это уже кое-что. Разве не могла она, загримировавшись так, чтобы ее не узнали, пробраться в квартиру? Ведь известно, что дверь убийца открыла своим ключом.

Строя догадки, я ненадолго утратила связь с действительностью, но была возвращена к ней неожиданным образом. Из подъезда, где жили Калякины, вдруг вывалилась живописная парочка. Остановившись у подъезда, мужчина и женщина яростно жестикулировали и отвешивали друг другу «теплые» комплименты. Причем — на всю округу.

Она — дама неопределенного возраста, в серой шерстяной кофте, сильно видавшей виды. Причем это еще слишком мягко сказано. Кофта была больше похожа на половую тряпку, которой мыли асфальт на этой самой Кавказской улице. Вместо семи положенных пуговиц имелось только три, да и те болтались на честном слове. По этой уважительной причине кофта была распахнута, и из-под нее выглядывала майка с серебристыми блестками, видимо, та самая, про которую только что вещали старушки. Блестки в некоторых местах облетели, оставив зеленоватые следы от клея. Уцелевшие чешуйки потускнели, стали серыми. Наверное, Любка как надела эту майку месяц назад, так и не снимала больше. Туалет довершали мятая драповая юбка и стоптанные тапки. Волосы женщины прутьями висели, выбиваясь из-под платка непонятного цвета. Под правым глазом на отечном, со следами беспробудного пьянства лице этой очаровашки красовался сине-желто-фиолетовый фингал.

Он — мужчина немного помоложе, чем его подружка, но также с явными следами деградации во всем внешнем облике. Старая фуфайка нараспашку, разорванная во многих местах, со свисавшими из дыр грязными клочьями ваты. Торчащие в разные стороны волосы с проседью с запутавшимися в них перьями, щепками и прочим мусором непонятного происхождения.

Оба были вдрызг пьяные. И оба имели претензии друг к другу. Посему безобразно ругались.

— Вот это и есть Любка со своим хахалем, — шепнула мне баба Вера. — Они убивцу-то видели.

Я поднялась и направила свои стопы к сим ярким личностям. Хочешь не хочешь, а попытаться поговорить надо. Хоть завалященькие, а свидетели все же.

Мужчина держал в руках драную авоську, доверху наполненную кукурузой. Початки выглядывали из дыр, так и норовя вывалиться в какую-нибудь лужу. Дамочка пыталась конфисковать сумку, атакуя друга то с одной, то с другой стороны, при этом безостановочно вопя:

— Ты, скотина, дождесси… Убью!.. Вообще больше не приходи. А заявисси, так я тебя, козел пернатый, с лестницы спущу. Ты, што ль, кукурузу тырил? Это мой мальчишка за ней ездил. К черту на кулички ездил, между прочим. Воровал. Чуть не попался даже. А ты схватил. Дай сумку, сказала, пока я тебе харю не набила…

— Щас! Я вчера пузырь покупал? Покупал. Ты думаешь, мне их так дают? И позавчера покупал.

И каждый день покупаю. А ты на халяву повадилась. Пошла вон, корова пьяная!

— Ой, вы только поглядите на него, — обратилась Любка ко мне, пьяно рассмеявшись и обнажив гнилые пеньки вместо зубов, — сам залил глаза, а на меня поклеп строит.

Мужик, воспользовавшись тем, что подруга отвлеклась на светскую беседу, быстро засеменил со двора. Любка сообразила, что если задержится еще хоть на минуту, то доли из будущего пузырька ей не видать как своих ушей, и тигрицей кинулась вслед за ним. А догнав, взяла под руку. Но мужик тут же остановился и попытался снова начать выяснение отношений.

Я подошла к ним.

— Граждане хорошие, я из милиции. — При этих словах я извлекла из сумочки свое старое удостоверение и махнула им в воздухе. — Вам придется пройти со мной.

Лица у обоих застыли. Ссора, только что готовая вспыхнуть с новой силой, разом потухла. Враждующая пара стала сразу единым фронтом.

— Мы ничего не нарушаем, — насупившись, произнес мужик.

А Любка аж слюной захлебнулась:

— Госпожа милиционерша, мы мирные люди!

Ничего плохого не делаем!

— Во-первых, вы нарушили общественный порядок. Это раз. А во-вторых, вы обвиняетесь в пособничестве убийце Калякиной. Вот эта маечка у вас откуда, гражданочка? — Я брезгливо, двумя пальцами, оттянула ставшую от грязи липкой майку и тут же отпустила. На указательном пальце у меня осталась потускневшая чешуйка. — Сейчас идем к вам в квартиру. И я совершенно уверена в том, что я найду там красную в мелкий белый горошек юбку.

Конечно, я была уверена, что алкаши ни при чем. Но мне необходимо было в этом убедиться.

А заодно проверить рассказанное бабульками.

Оба алкаша не на шутку перепугались.

— Говорил тебе, корова, не надо было это барахло брать. Его ж точно убийца выбросила. — Мужик не преминул упрекнуть лишний раз свою подружку, а потом повернул лицо ко мне, дыхнув стойким перегаром:

— Я говорил ей, что с этими тряпками лучше не связываться и не брать их с помойки. Греха не оберешься. Да разве баба устоит перед барахлом дармовым? Так и знал, что милиция прицепится. Мы его, госпожа милиционерша, в мусорном контейнере нашли.

— Когда? Сразу после убийства?

— Ага, — радостно закивала Любка. Она почувствовала, что я склонна им поверить и одежку, бог даст, отбирать не стану. — Она пакет в мусорный бак запихнула. А мы там кое-что просматривали…

Вот и нашли. Вещи-то новенькие прямо. А убийцу-то эту, паскуду, мы в тот день видели, — подхалимским голоском, желая мне понравиться, пропела Любка. — Она как оглашенная вверх помчалась.

А замок на люк она, видать, заранее свой повесила.

Я обратила внимание, что замок новый совсем появился. Незадолго до того, как Калякину-то убили. Вот. Но мы и взаправду ни при чем. И милиции все честно рассказали. Только про юбку с кофтой умолчали. Но ведь, если бы сказали, так у меня бы их отобрали? А мне ведь носить нечего совсем. Дорого-то все как сейчас. Разве накупишься? — голос Любки стал жалостным.

— Любовь Николаевна, вы опять за свое? Вы же мне сколько раз обещали, что пить бросите?

Нет, вероятно, я все-таки буду настаивать, чтобы вас лишили материнства, — вмешалась в разговор появившаяся совершенно внезапно Ленка. — Ваш Лешка вечно голодный ходит, а вы пьете. Как вам не стыдно? — укорила моя подруга алкоголичку.

Ох, воспитательница, что с нее возьмешь.

— Так мы на свои кровные пьем, — насупился Любкин сотоварищ.

— Граждане собрались продать кукурузу, которую раздобыл Леша, и купить на вырученные деньги бутылку, — не удержалась и доложила обстановку я.

Ленка извлекла из сумочки деньги, показала алкашам:

— Кукурузу я у вас покупаю. А деньги отдам Наталье Васильковой. Она хоть Лешу накормит.

Давайте сюда. — И подруга конфисковала авоську.

— Подержи, Тань. — Ленка достала из сумочки полиэтиленовый пакет, переложила кукурузу в него.

Физиономии у Любки и ее сожителя сквасились, но спорить с учительницей сына они не решились. Тем более что эта учительница с милицией знается. Хорошо еще, что майку с юбкой не отобрали. И парочка решила побыстрее скрыться с наших глаз.

— И что ты с этой кукурузой делать собираешься? — усмехнулась я, когда мы направились в подъезд.

— Не знаю, — честно призналась Елена. И тут же предложила:

— Давай Калякиным отнесем. Наталья сварит. Заодно и Лешка поест. Но послезавтра на педсовете я поставлю вопрос о лишении Стружкиной материнских прав. Она меня достала.

— Да, штучка уникальная. — Я решила поставить точку на обсуждении не правильного поведения госпожи Стружкиной и перевела разговор на интересующую меня тему:

— Ну и как тебе роль сыщика, Елена Михайловна?

Ленкино настроение мгновенно переменилось в лучшую сторону, и она возбужденно затараторила:

— Тань, короче, я выполнила твое поручение и обошла все квартиры, расположенные напротив калякинских окон. Практически все, кто был в тот момент дома, говорят одно и то же. Блондинка в блестящей майке и красной юбке выбросила Настю из окна. Почти все, кто оказался свидетелем происшествия, обратили внимание на окна только тогда, когда Калякина закричала.

Я шумно вздохнула, ужасно разочарованная.

Но моя славная подруга Ленка, несравненный мой Коломбо, подготовила мне сюрприз:

— Тань, ну, я же не сказала «все». Я сказала — «почти все». А это не одно и то же.

Я остановилась и взглянула на подругу. В ее глазах прыгали чертики. Она была жутко довольна собой, несмотря на то что пару минут назад убивалась по поводу ужасных родителей Лешки Стружкина.

— Там такой свидетель ценный есть! Умереть — не встать. Не сойти мне с этого места, если ты сейчас не подпрыгнешь до потолка.

Меня поведение подружки развеселило. Ленка так увлеклась детективным расследованием, что стала похожа на девчонку-сорванца.

— Уймись, Песталоцци. Педагогу не пристало так выражаться.

Ленка немного смутилась:

— Я же просто обрадовалась. Представляешь, звоню я в двадцать восьмую квартиру. Открывает брюнетка. Шикарная такая. Волосы роскошные.

Прямо как киноактриса.

— Короче, Склифософский.

— Фу-у, Таня, какая ты зануда сегодня. Ты не даешь мне слова сказать, не позволяешь успехом насладиться. А если короче, то живет в этой квартире инвалид.

— Хм, то киноактриса с шикарными волосами, то инвалид.

— Дослушай сначала. Брюнетка — родственница инвалида. Она ему по хозяйству помогает. Я так поняла. А инвалид там постоянно живет. У него ног нет. Вот он сидит в инвалидном кресле и от нечего делать в окошко смотрит. Причем в бинокль. Как тебе это нравится?

— Ну?

— Что «ну»? Он видел, как злодейка перед убийством положила в кухне на подоконник магнитофон. Ма-аленький такой магнитофончик. А после убийства она его забрала. Не было никакой ссоры.

Мистификация.

Так я, впрочем, и думала с самого начала. Не случайно женщина, которая решилась на столь дерзкое преступление, оделась так ярко. Для чего?

Значит, хотела, чтобы ее запомнили. И знала, что в гардеробе Эммы такие вещи имеются. Так что скорее всего теперь бедную Эмму следует искать в бочке с цементом на дне Волги, к примеру. Или в каком другом, столь же малодоступном месте. Такая перспектива мало радовала. Впрочем, пока это всего лишь домыслы. Я на несколько мгновений задумалась и не слышала, что еще продолжала говорить моя подруга.

— ..Вот он и сказал, что убийцу Ириной зовут.

Последняя фраза меня поразила:

— А он откуда знает? В бинокль увидел, как на лбу убийцы имя высветилось?

Ленка вытаращила глаза. Развив бурную детективную деятельность, она и не заметила, когда потрясающий свидетель переступил грань реальности.

Моя помощница была обескуражена и чувствовала себя посрамленной. Я усмехнулась.

— Ладно, Коломбо, разберемся. Придется еще раз сейчас к нему идти.

Ленка с явным сожалением покачала головой:

— Сегодня не получится. Сергей Павлович только позавчера из больницы выписался, у него инфаркт был. Как увидел происшествие напротив своих окон, так сразу сердце отказало. Он же такой больной, его жизнь на честном слове держится.

И родственница Матвеева, Марина, которая ему по дому помогает, она, кстати, студентка мединститута, меня буквально выпроводила. Просила его не беспокоить больше, сказала, что сейчас сделает ему инъекцию, и он будет отдыхать.

Ничего, время терпит. Я подумаю об этом завтра.

Катенька ужасно обрадовалась, увидев целый пакет кукурузы:

— Ой, как здорово. Я ее так люблю, так люблю.

А тетя Ира сказала, что когда мы разбогатеем, то она мне купит целый мешок кукурузы.

— Какая тетя Ира?

— Папина сестра. А я сказала, что мамка тогда ругаться будет. А тетя Ира сказала, что мамка не узнает. — Девочка весело болтала, забыв про обожженную ногу.

Я невольно взглянула на свою подругу, а она на меня. Ирочка мечтала разбогатеть и была уверена, что Настя об этом знать не будет. В каком случае Настя могла не узнать? Вот именно. Так мы с Ленкой в тот момент и подумали.

Кажется, у кого-то мысли сегодня сходятся.

Бывает же!

— Ирина почему-то считает, что Роман обязан ей помогать. Ей вечно не везет с кавалерами, которые все почему-то норовят сесть ей на шею. То сирота, то безработный, обиженный и несчастный.

А сироте, между прочим, под тридцать… Ромка безотказный, и Насте, разумеется, все это не нравилось. Еще бы: сами концы с концами еле-еле сводили. Двое детей все-таки, попробуй их прокорми в наше время. — Наталья поднялась и ткнула вилкой варившуюся кукурузу.

— Наташ, Ирина Николаевна очень плохо относилась к Анастасии Васильевне?

Та пожала плечами:

— Ну, ссорились они, не сошлись характерами.

Однако нельзя сказать, что ненавидели друг друга.

Настя же понимала, что Ирочка — родная сестра Романа. И Роман ее любит. Родная кровь не водица, как говорится, — в рифму закончила Наталья. — А почему вы спрашиваете?

— Да так, — пожала я плечами и поднялась.

Мне почему-то ужасно захотелось обследовать квартиру Калякиных на предмет прослушивающей аппаратуры. Странная гибель Насти обрастала все более странными подробностями. Страховка эта, невесть как и откуда взявшаяся… Теперь сообщение Ленки про соседа… Ведь если инвалид из дома напротив услышал то, чего не услышали другие и чего, в принципе, он не должен был и не мог слышать, то вывод один — либо злодейка ему знакома и он ее узнал, либо он прослушивал квартиру Калякиных. И скорее всего, второе. Поскольку, если бы он ее узнал в лицо, то так бы и сказал.

С какой целью он это делал, не знаю, это уже следующий вопрос, но другого объяснения его осведомленности я не находила.

— Наташ, вы не будете возражать, если я осмотрюсь немного?

Та пожала плечами.

— Смотрите.

Итак, Настя выпала из окна спальни. Значит, имя убийцы было названо именно там.

Катенька сидела на диване, забравшись с ногами, и смотрела мультики. Ленка расположилась рядом с ней, обняв малышку за плечи. Я прошла в спальню и прикрыла за собой дверь.

«Клоп» нашелся в укромном уголке под подоконником.

Забавный человек этот инвалид. Частный детектив-теоретик? Или извращенец какой-нибудь?

Или… Ой, в мыслях такая белибердень, что черт ногу сломит. Ладно, не будем разбрасываться. Это мы узнаем попозже. Сейчас меня другое взволновало: нестандартным был «клоп», приобретенным в спецмагазине. Чрезвычайно забавно, но я знала «фирму-изготовителя» данного аппарата.

Этот микрорадиопередатчик с большим радиусом действия изготовлен неподалеку, в нашем родном Тарасове, народным умельцем Валентинским Виктором Ивановичем. Уж я-то его почерк знаю.

Довелось изучить.

С Виктором Ивановичем меня столкнула судьба, когда я занималась расследованием убийства старушки — «божьего одуванчика». Расследование вылилось в то, что я вышла на банду наркоторговцев, транспортировавших наркотики в огурцах, обработанных специальным составом и закатанных в обыкновенные трехлитровые банки.

Валентинский практически спас мне тогда жизнь, использовав штучки наподобие той, что я сейчас держала в руках. Потрясающе, как тесен мир, а Тарасов тем более. Вот уж не ожидала наткнуться на изделия Виктора Ивановича в квартире Калякиных.

Подоконники в зале и на кухне я обследовала тоже, стараясь не обращать на себя внимания Натальи и Катеньки. Мне это удалось: сначала Катеньку к Наталье отправила, потом наоборот. Ленка, которой я на ухо сообщила о своей находке, мне в этом помогла. И зал, и кухня прослушивались тоже. Очень интересно.

«Клопа» из спальни я сунула в сумочку, предварительно обезвредив. Пускай инвалид думает, что по каким-то неведомым причинам он вышел из строя. А мне необходимо предъявить передатчик для опознания Валентинскому. Остальную спецаппаратуру трогать не стала, решив, что так целесообразнее. Надо для начала познакомиться с Матвеевым и узнать, что за камень у него за пазухой.

Я разжилась у Натальи на всякий случай Настиной и Ирочкиной фотографиями, и мы с Ленкой отчалили. Необходимо было осмотреть еще и чердак. Фонарик у меня имелся — в «бардачке» машины всегда лежит.