Глава одиннадцатая
Предсказания сбываются
Ехали неторопливо, успокаиваясь и приспосабливаясь к сложившемуся молчанию.
– Ну что, – первым не приспособился Боец, – каков план наших действий?
– Подойдем к дому. Я просканирую еще раз. Если получится. Получится вряд ли. Если смогу – посмотрим на результаты. Если не смогу – позвоню в дверь. Представлюсь. Скажу, что Володя мертв. И что я послана советом директоров договориться о дальнейшем сотрудничестве – ведь Александра Георгиевича пригласили новым директором Предприятия…
– Зачем это?
– Пусть расслабится.
– Не поверит. Вернее, в то, что брат умер, – поверит. Но если ты начнешь такие речи, – ни хрена не поверит.
– Почему?
– Если бы все так случилось, прислали бы не тебя, а кого-нибудь из химиков вместе с кем-то из экономистов. И пришли бы они не в десять, а около часа, потому что на сообщение верхам о ситуации и получение от них четкого приказа необходимо время.
– Поняла. Тогда скажу по-другому. Мол, не хочу умирать, пришла каяться. Сразу, дура, не поняла, что делать… к кому присоединяться. Теперь вот хочу засвидетельствовать свое почтение и готовность служить истинному хозяину.
– А я?
– А ты выгадаешь хороший момент и, прыгнув в комнату, уложишь всех недругов.
– Напрыгался я сегодня, – устало сообщил Боец, – и чего-то мне не хочется, чтобы вместо одной заложницы у «Македонского» было две.
– А что тогда делать?!
– Хрен его знает. Вот уже почти приехали, – заявил он, сворачивая на Шелковичную.
– Да-а-а, – проронила я многозначительно.
Телохранитель так же многозначительно промолчал.
– Я, кстати, так и не поняла, какого хрена они пугали Володю магией в самом начале, – вспомнила я, – может, дух из кувшина про это и хотел сказать?
– Придурки, вот и пугали, – ответил Боец. – Что делать-то будем?! Вот где пригодился бы газ!
– Олухи! Давай позвоним Алеку, пусть доставит нам пару баллончиков… вместе с Гансом!
– Давай! – Он притормозил и потянулся за моим сотовым.
Сразу же, когда он его вынул из кармана куртки, я поняла: что-то здесь не так. У нормального рабочего сотового телефона за тринадцать миллионов рублей никогда не сыплются мелкие детали из дырки в корпусе.
Боец с глупой рожей посмотрел на телефон, на карман своей куртки и обнаружил в нем дырку. Такую же по размеру.
– Е-мое, – проронил он после недолгого раздумья, – этот телефон спас мне жизнь.
Я захохотала.
– Ты чего? – спросил он, но его губы уже растягивались в неудержимой киногероичной улыбке. – Да чего ты?
– Да ты хоть каждый день ломай по телефону, даже моему личному… только не умирай! – и тут уж заплакала, не стесняясь.
– Вот что значит сильная женщина, – пробормотал Сережа, обнимая меня.
– Мужик, – ответила я, – у меня вообще…
– Что «вообще»?
– А ну тебя!..
Спохватились, когда было уже пять минут одиннадцатого.
– Может, милицию вызвать? – предложила я.
Шутка успеха не имела.
– Пошли, – сказал Боец, вылезая из машины, – нам еще три квартала идти.
Обожаю ночные прогулки…
… Домик был так себе – покосившийся. А в ладонях пульсировал огонь, страстно желавший вырваться наружу. Уже около получаса я терпела страшную боль и зуд. Ничего не поделаешь: слишком много зла скопилось в моих руках, слишком много пережили мы, перечувствовали вместе с Бойцом. Я не рассчитывала на заряд энергии такой силы. Сейчас не время выпускать ее, на то нужен специальный обряд. Придется терпеть.
– Боец, – тихонько сказала я, когда мы подошли к домику вплотную, – у меня есть одноразовое оружие. Заряд негативной энергии огромной силы. В жизни такой не испытывала. Если я кого-то коснусь, он будет выбит из себя по меньшей мере на минуту.
– Понял, – отозвался он, – пошли к окну.
Окна дома темнели провалами в неизвестное, но неизбежное. Никогда не чувствовала себя так: идущей к собственной могиле. Сжала в кармане три черные двенадцатигранные кости.
Нет, вы мне сейчас не поможете.
Обогнули покосившийся забор, пригибаясь, подошли совсем близко к занавешенному окну.
– Попробуешь? – спросил он. Я кивнула. Оперлась об облупившуюся стену и неуверенно вошла в погружение.
Сканирования не получилось. Но, уже выходя из транса, я ощутила стремительное приближение двоих. Изнутри – к нашему окну.
– Там, двое! – воскликнула я, указывая в темноту окна.
Тут же оно раскололось от парного выстрела изнутри.
Боец отскочил назад, открывая себе обзор, и, подпрыгнув, дважды плюнул туда огнем – из двух пистолетов.
Прыжок его начался справа от окна, а завершился слева.
Замерли: я – присев, он – пружинисто привстав на цыпочки.
После гулкого удара о дощатый пол – тишина.
– Все, что ли? – прошептал Боец, оглядывая двор, выискивая притаившихся врагов.
В ответ в доме щелкнули выключателем, зажигая свет.
– Входите, пожалуйста, – пригласил Саша, – можно прямо через окно. Только, предупреждаю, бросьте оружие.
– Бросай, – кивнула я Бойцу, показывая ладони.
– Как скажете, Александр Георгиевич, – кивнул Боец, – только и вы не стреляйте. Мы к вам с новостями.
– Понял.
Ногой Сережа окончательно открыл окно. И впрыгнул внутрь. Потом оттуда высунулась его рука.
– Залазь, – позвал он.
Свет ударил в глаза, некоторое время я моргала. Потом привыкла и разглядела: прямо под моими ногами лежали два трупа с пулевыми ранениями в корпус. Господи, с какой страшной точностью он стрелял!
Комната была обшарпанная, голая. С потолка свисала на черном проводе единственная лампочка. В углу стул, на котором лежала веревка. Рядом была дверь, ведущая во вторую комнату. А перед выходом в прихожую, в левом углу от нас, стояли двое. Бледная хрупкая Наташа, женщина, красивее которой я еще не встречала и, наверное, не встречу. Лицо ее носило отпечаток той муки, которую она пережила.
Саша держал ее за левую руку своей левой, как бы обнимая. Правую с пистолетом он приставил ей под подбородок.
Наташа стояла неподвижно, словно статуя, и только горящие большие глаза смотрели то на меня, то на Бойца. С надеждой, мольбой и страхом.
Боец показательно бросил оба пистолета на пол и ногой оттолкнул их в угол.
– Ножик! – велел Саша. Лицо его тоже покрывала бледность. Он волновался.
Боец послушно снял пояс с ножом. Отбросил его в угол.
– Замечательно, – очень тихо прошептал Саша.
И выстрелил в упор.
Мы вскрикнули. Меня сковал шок, тупой страх придавил к полу.
Боец медленно осел, прижимая руку к животу.
– Зачем? – спросил он быстро синеющими губами.
– Ты думал, я тебе все прощу? Руку пожму? Или что я не знаю, что ты хотел сказать?.. Да я с самого начала знал, что брат станет руководителем обоих предприятий – и нашего, и германского. А потом на его место приду я. Потому что со мной легче. Потому что я многое могу позволить. На многое могу закрыть глаза. Ты хотел сказать, что Володи больше нет, так? Я это и без тебя знаю.
Наташа не вскрикнула тихонько, по лицу ее не потекли слезы: она стояла неподвижно и внимательно слушала…
– И ты, преданный пес, мне не нужен! Помирай. – Он отпустил Наташу и сухо рассмеялся, повернувшись ко мне. – Хороший спектакль, правда? Жаль, что Володи нет больше в живых. Я так и не продемонстрировал ему свой основной козырь, – он обернулся к Наташе.
Я стояла, не в силах двинуться, и видела, как медленно умирает мой телохранитель.
– Наташа, так когда мы сыграем свадьбу?
– Когда захочешь, любимый, – ответила изменившаяся в лице Наташа, – когда захочешь. Только дай пистолет. Я хочу сама пристрелить эту суку. Сама.
– Держи, – он, не глядя, подал хрупкой женщине оружие, та взяла его, несколько неумело взяла и, улыбаясь, навела на меня.
– Вот так, Ведьма, – произнес Саша, улыбаясь, – надеюсь, в своем аду ты будешь восхищаться нами и нашими достижениями. Представь, какие перспективы перед нами открываются!.. Понимаешь, а?
Я, не дыша, смотрела на дуло пистолета. А потом нашла в себе силы скупо улыбнуться и ответить:
– Да. Я воочию вижу твои перспективы.
Он не успел ничего сообразить, когда грянул выстрел.
Хрупкая Наташа стреляла, дергаясь от отдачи, и всадила в Александра Георгиевича четыре пули.
Он умер, не успев понять, что происходит, и, право же, это было проявлением милосердия судьбы.
– Скорее, – начала я, делая шаг к полулежащему Бойцу, – надо вызвать врачей… – но договорить не успела, потому что увидела: Наташа поворачивала пистолет в мою сторону.
За неизмеримо малое мгновение разрозненные кусочки, ранее казавшиеся глупостью, мелочами, соединились в моей голове в четкую и ясную картину происходящего.
Время замедлилось, воздух потек вокруг моего летящего в прыжке тела тягучими струями.
Но я все же схватила Наташу за руки и выпустила все напряжение, боль и ненависть последних часов на волю, одновременно проводя прямой удар ногой в живот, лбом в переносицу и отбрасывая ее в сторону.
Боль в руках была страшная, в бушующем потоке ярости я не сразу ощутила резкий удар в бок, она все же успела выстрелить.
…Сознание гасло, раздираемое болью. Я упала на колени, чувствуя, как растекается в боку слабость, тепло и кровь. Увидела Наташу, распростертую на полу.
И непонимающие глаза Бойца.
– Это она! – крикнула я, пытаясь подползти поближе. – Она убийца, свяжи ее, быстрее! – Боец двинулся, но медленно и неуклюже.
Он умирал.
Я умирала.
А Наташа медленно приходила в себя после сильных, страшных, но все же не смертельных ударов.
И выхода у меня не было.
Я вырвала из слабых Наташиных рук пистолет и выстрелила в ее тонкую прекрасную кисть. Прямо в запястье.
Она дернулась, закричала.
Тогда я выстрелила еще раз – в коленную чашечку. Потом бесполезно щелкнула напротив второй: обойма опустела.
Наташа кричала от боли, Боец лежал на полу, под ним растекалась кровь.
– Не умирай, пожалуйста, – прошептала я.
Он не ответил.
Спасительная мысль пришла в последний момент, когда сознание прощалось с телом навсегда.
Пытаясь мысленно ругать свою глупую башку, я дотянулась до Саши – господи, какая боль!!! – и вытащила у него из кармана сотовый телефон. Такой же, какой был у Володи.
Перед глазами потемнело, я боялась, что наберу неправильно, но из телефона раздался громкий знакомый голос:
– Алек слушает!
– Алек, мы все тут умираем, – прошептала я, теряя сознание, – Шелковичная, восемьдесят семь…