Глава 12
Я стояла возле двери Марьи Семеновны и слушала, как тренькает звонок в пустой квартире.
Она сидела на скамейке возле детской площадки и следила за тем, как два карапуза с энтузиазмом роют лопатками в песке тоннель для игрушечных автомобильчиков. Я направилась к зеленому грибку, торчавшему над коробкой с песочной кучей.
Заметив меня, Петрова хлопнула ладонью по скамейке и крикнула:
– Иди сюда, Таня!
Я приблизилась, и она, кивнув на песочницу, пояснила:
– Наталья из двадцать седьмой побежала в магазин, попросила присмотреть за своими мальчишками. Боюсь, сейчас опять подерутся.
Наташкины сыновья-погодки не отличались братским миролюбием и постоянно устраивали баталии. Вот и сейчас младший, изловчившись, треснул старшего ведром, а старший в ответ огрел родственника лопатой.
Младший завыл. Петрова вскочила со скамейки и бросилась к ним. К счастью, разнимать драчунов ей не пришлось, потому что в этот момент из магазина пришла мамаша и потащила орущих отпрысков домой.
Мы немного поговорили о детях вообще и о Наташкиных спиногрызах в частности, а потом Марья Семеновна неожиданно и не в тему сказала:
– Никак не могу привыкнуть к тому, что Ады нет. Вот сейчас она тоже сидела бы тут, на скамейке. Ты не знаешь, Таня, нашли убийцу?
– Пока нет. Не нашли, но непременно найдут, будьте уверены.
– А ты знаешь, Танечка, Валентина-то тоже погибла. Ко мне следователь приходил, тот самый.
Я кивнула:
– Да, Марья Семеновна, слышала. Ужасно.
– Думаешь, это тот же убийца?
– Не знаю.
Некоторое время мы молчали, думая о своем, а потом я сказала:
– Марья Семеновна, вы мне рассказывали про брата Аделаиды Амвросиевны. И, кажется, называли его фамилию. Соловьев, да?
– Нет, Танечка, ты перепутала. Соколов. Николай Соколов. Отчества не знаю.
Конечно, это могло быть простым совпадением. Соколов – весьма распространенная фамилия, в нашей стране тысячи Соколовых. И среди них немало мужчин с отчеством Николаевич. Но интуиция, которая меня редко обманывает, нашептывала: никакого совпадения тут нет.
Легко ли поменять имя? Думаю, не так уж сложно, особенно если ты еще не успел обрасти документами. Не получил диплом об образовании, не обзавелся свидетельством о браке, трудовой книжкой, бумагами с названиями, которые лет двадцать назад и в страшном сне не приснились бы, – СНИЛС, ИНН.
Нет, все же раньше с этим было попроще – паспорт поменял и живи себе дальше с новым именем. Теперь набегаешься, если всего-навсего захочешь после свадьбы взять фамилию любимого.
Угораздило же меня влюбиться в человека с темным прошлым! Очень досадно узнавать, что мужчина твоей мечты – врун, грабитель и убийца.
Сразу вспомнились мелочи, на которые раньше я закрывала глаза. Одно только появление Олега в моей квартире чего стоит! А его внезапные исчезновения, увертки, увиливание от ответов, касающихся биографии?
Теперь понятно, кто стащил картину у Жучкина. Ее украл Олег и никто другой, хотя, если рассуждать логически, «украл» – не совсем подходящее к этому случаю слово. Вернул себе то, что законно досталось от дедушки. Не будем задаваться вопросом, где раздобыл сей антиквариат Олегов предок, не в этом суть, хотя ясно, что простой водитель вряд ли получил бы такой подарок от генерала со словами: «Это тебе, Ваня (или как там звали Олегова дедушку?), за доблестную службу». Хотя… кто знает, как там на самом деле все обстояло.
А ведь мысль о том, что именно Олег мог унести Медичи, уже закрадывалась мне в голову, причем не один раз. Но я всегда отмахивалась от нее, как от назойливой мухи.
Мы стояли у подъезда. Марья Семеновна что-то говорила, но я не слушала. Попрощавшись, она ушла домой. Машинально кивнув в ответ, я обогнула угол дома и побрела по улице, предаваясь невеселым размышлениям.
Ну, хорошо, допустим, с портретом герцога Медичи все понятно. Олег забрал то, что, как он считал, принадлежит ему по праву. А как быть с Аделаидой? Лишить жизни пожилую родственницу только из-за того, что она отказалась вернуть потрет Маргариты?
Загорелся зеленый, и я перешла на другую сторону улицы. Нет, что-то тут не вяжется. Зачем Олегу понадобилось вламываться в мою квартиру и переворачивать все вверх дном, когда у него был ключ? И для чего ему устраивать это нелепое похищение?
Я внезапно остановилась как вкопанная и чуть не сбила с ног хлипкого парнишку, болтавшего по сотовому телефону. Парень покосился на меня и аккуратно обогнул, не прерывая болтовни с невидимым собеседником.
Это надо ухитриться – забыть о таком важном персонаже, как девушка, позвонившая в мою дверь в день убийства Белкиной! Девица была похожа на Нину Петрушину, одета, как Нина Петрушина. Именно об этом я сама настойчиво твердила следователю Ерошкину. А потом увлеклась игрой в кошки-мышки с Гаврюшей и его приятелем и обо всем забыла.
Была ли эта девушка сообщницей Олега, который появился в моей квартире вскоре после того, как она покинула ее?
Впереди показался сквер, огороженный кованой решеткой. Я добрела до скамейки с высокой спинкой и села. Ветер над головой играл листвой кленов, под ногами деловито суетились голуби, рассчитывавшие на крошки от булки. Булки у меня не было, и они быстро переместились к соседней скамейке, на которую плюхнулись две тонконогие девчонки, лизавшие мороженое.
Я попыталась воскресить в памяти картину – свою неожиданную встречу с девушкой, похожей на Нину. Что-то тогда показалось мне странным, но что? Нет, не то, что она походила на Нину. Это-то как раз было видно невооруженным глазом. Какая-то маленькая, почти незначительная, но очень важная деталь. Я мысленно представила свою прихожую, входную дверь, к которой девица прислонилась спиной. Вспомнилось, как она тяжело дышала, как быстрым взглядом скользнула по вешалке с дубленкой и шубой. Я закрыла глаза и совершенно четко увидела надпись «Sexy girl» на спине ярко-голубой толстовки. Нет, не то.
И тут в моей голове будто яркая лампочка вспыхнула. Я вспомнила.
Когда девица вошла, в руке у нее был большой белый пластиковый пакет. А когда она уходила, руки ее были пустыми, только маленькая дамская сумочка рыжего цвета по-прежнему болталась на плече.
Что было в том пакете? И куда он потом делся? Девица не заходила в комнату, это значит…
Голубь на асфальте, крутившийся у самых моих ног, вдруг забил крыльями и резко взлетел, обдав меня потоком воздуха. От неожиданности я едва не подпрыгнула на месте.
…это значит, что она повесила его на вешалку! Отправила меня в ванную искать протечку, а сама спрятала пакет под дубленкой, шубой или курткой. Может быть, засунула в рукав. Или нет, она это сделала чуть позже, когда я по ее просьбе потопала на кухню, чтобы поискать источник водопроводной аварии там.
Так вот для чего девушка, похожая на Нину, придумала эту дурацкую историю с затоплением соседей снизу!
Пазлы складывались в новую картинку. Ко мне девица ворвалась, потому что испугалась чего-то. Или кого-то. Она увидела в окно квартиры убитой Белкиной, как в подъезд кто-то входит. И я даже догадываюсь кто.
Кого она могла испугаться? Только полицейского, одетого в форменный мундир. И этот полицейский – Сашка Васильев. Сашкина теща живет в нашем доме, и я время от времени сталкиваюсь с ним в подъезде, когда он забегает к теще перекусить, потому что работает неподалеку. Или же приходит забрать своего ребенка, оставленного женой под присмотром бабушки.
Но кто боится соседей, даже если они одеты в полицейскую форму? Никто. Испугаться могут чужие. Или тот, кто только что совершил преступление. Он ведь не знает, что страж порядка явился не по его душу. Полицейский пришел сюда по личным делам, например, к теще на блины.
Убийца этого не знала. Она испугалась, увидев в окно полицейского, выскочила из квартиры убитой и заметалась по площадке. В панике позвонила в первую попавшуюся дверь. Она побоялась выйти из моей квартиры с уликой в руках – портретом Маргариты Пармской, ради которой и убила несчастную Белкину. Ей пришлось оставить пакет с картиной у меня.
А потом они пришли за картиной ко мне. А дальше я уже ничего не понимаю.
Пазл сложился почти полностью, но все же не до конца. Извлечь из памяти новые детали и поместить их в нужное место помешал мобильник, оживший в моей сумке. Я с недоумением смотрела на дисплей – номер выглядел несколько необычно. Не «Мегафон», не «МТС», не «Билайн». Не местный номер и не Москва. И даже не Пенза.
Я поднесла трубку к уху и произнесла: «Да?» И сразу же услышала знакомый голос.
– Привет, – сказал Олег так, словно мы расстались час назад.
– Привет, – ответила я ледяным тоном. – Что скажешь?
– Ты нашла мою записку?
– Да.
– Я специально положил ее туда. Думал, когда-нибудь ты все же проголодаешься и…
– Это ты взял Маргариту? – резко перебила я. – Она была на вешалке, в белом пакете?
– Да, – признался он. – И герцога тоже взял я.
– Я уже догадалась. Откуда ты узнал, что Маргарита в моей прихожей? Тебе сказала та девица? Ты с ней знаком?
– Клянусь, Таня, я ее не знаю. И в глаза не видел. Ты сама мне о ней рассказывала, помнишь, когда я чинил кран в твоей ванной? Я сопоставил факты, а потом проверил свою догадку.
– Когда я ушла узнать, не затопила ли соседку внизу?
– Да, именно тогда. А потом поехал на вокзал и положил картину в камеру хранения.
– А мне сказал, что едешь за фотокамерой?
– Я действительно за ней ездил. Таня, мне жаль, но у меня не оставалось другого выхода.
– Ты меня за дуру держишь? Ты понимаешь, что ты сделал? Ты подставил меня!
После короткой паузы он торопливо заговорил:
– Нет, Таня, все не так! Я сделал все, чтобы ты не пострадала. Не веришь? Тебе ничего не угрожает. Я нашел машину того типа… ты называла его Гаврюшей. Оставил записку, положил под дворники. Я все объяснил. Про картины. Написал, чтобы они отлипли от тебя, потому что Маргариту взял я.
– Выходит, они не умеют читать, – засмеялась я невесело. – Они просто выкинули твою бумажку. Или ты подбросил свое послание не туда, куда нужно. А знаешь, что они после этого сделали? Нашпиговали мою квартиру подслушивающими и подсматривающими устройствами. Они все еще думают, что Маргарита у меня.
Он молчал, и я спросила:
– Как ты попал на мой балкон?
– Через соседский балкон, тут я тебя не обманул. Я собрался выйти из квартиры Ады, когда увидел, что она мертва, но сначала посмотрел в глазок. Увидел, как открылась дверь напротив, выскочила женщина и побежала к лестнице. Она звала свою кошку. Я выглянул на площадку. Ее дверь была приоткрыта. Тогда я вызвал лифт. Он все не приезжал, а женщина уже шла обратно. Она ворковала всякие нежности, уговаривала отловленную кошку. Мне очень не хотелось, чтобы потом она описала меня полицейским. И я проскользнул в ее квартиру и спрятался на балконе. Ну, а дальше ты знаешь.
Повисло тягостное молчание. Я прервала его первой:
– Откуда ты звонишь?
– Из другой страны. Не из России.
– Где диптих?
– Его у меня больше нет. Он нашел себе нового владельца. Я договорился с ним заранее. Мне нужны были деньги. Много денег.
– Удивил! – хмыкнула я презрительно. – Кому не нужны деньги? Они всем нужны.
– Ты не понимаешь. Я тебе сейчас все объясню…
– Не надо, – перебила я. – Не трать время напрасно. Лучше скажи, это ты убил Аделаиду?
Секунду-другую он молчал, переваривая мой вопрос, а потом уверенным тоном произнес:
– Нет. Когда я вошел, она была уже мертва. Не веришь? Но это правда. И я не знаю, кто ее убил.
– А девчонка? Та, что ко мне приходила. Я тебе рассказывала. Ты не видел ее?
– Не было там никого. Дверь была не заперта, я толкнул ее и вошел.
– Ада не хотела отдавать картину, и ты ее убил.
– Нет. Ты не знала Аду, Таня. Она отдала бы мне картину. У нее был ужасный характер, ее невозможно было терпеть, но она была честной. Этого у Ады не отнять. Она знала твердо: картина принадлежит моей семье.
– Говоришь, она была честной? Но она продала герцога.
– Нет. Его у Ады украли. Я ведь звонил ей. Когда понадобились деньги, много денег, я сразу же вспомнил про дедовы картины. И позвонил ей. Ада сказала: «Приезжай и забирай, Маргарита твоя». Тогда она и рассказала про кражу, каялась, что не сберегла. Герцога украли у нее три года назад, заявлять в полицию она не стала, решила, что все равно не найдут.
– А почему ты мне этого не рассказал?
– Не хотел, чтобы ты подозревала меня в убийстве Ады.
– Она догадывалась, кто украл герцога? – спросила я.
– По телефону она мне ничего не сказала. Украли – и все.
– Может, Жучкин?
– Вряд ли. Думаю, Жучкин потом купил ее, польстился на документы, только они фальшивые. Уверен в этом. Не было у деда никаких документов на диптих.
– Откуда ты звонишь? Ты проговоришь все деньги.
– Из Германии. О моих финансах не беспокойся.
– Конечно, чего беспокоиться, у тебя теперь куча бабок, – ехидно сказала я, – ты же продал две старинные картины!
– Уже не куча. Я сейчас все тебе объясню. У меня есть сестра, я тебе говорил.
– Антигона?
Олег, видимо, растерялся, потому что несколько секунд молчал. Потом с привычной иронией произнес:
– И это ты знаешь!
– Я знаю многое. Но не все. Ты поменял имя?
– Да. Я его ненавидел. Но как ты догадалась?
– Видела твою детскую фотографию. Конечно, взрослого нелегко узнать по детской фотографии, но я догадалась. По глазам, они не меняются. Честно признаюсь, догадалась не сразу. Иначе ты так просто бы не удрал с картинами. Так что там ты говорил про сестру?
– Она больна. У нее лейкемия. Деньги были нужны на операцию. Вчера Анютке сделали пересадку костного мозга, и есть надежда, что у нее все будет хорошо. Так сказал врач. Поэтому я и позвонил тебе только сегодня.
Я растерянно молчала, не знала, что сказать. Наконец выдавила:
– Мне жаль. Надеюсь, твоя сестра поправится.
Значит, меня просто использовали. Вот так всегда, стоит влюбиться в кого-нибудь, как оказывается, что это роковая ошибка. Или твой избранник самодоволен и глуп, или же это ловкий хитрый лис, решивший, что ты – отличное средство для достижения его целей.
– Ну что ж, прощай, Олег, желаю вам с Аней удачи, – сказала я, пытаясь скрыть желчь.
– Подожди, Таня, – торопливо заговорил он. – Не бросай трубку. Не обижайся на меня, ладно? Мне было хорошо с тобой. Жаль, если мы больше не увидимся. Можно, я еще позвоню тебе?
– Звони, – разрешила я. – Расскажешь, как идут дела у Анюты.
– Ты и вправду не обижаешься?
Господи, ну что за идиот! Мне хотелось плакать и ругаться, но я изо всех сил сдерживалась.
– Правда. Привет Антигоне. Пока.
Олег еще что-то говорил, но я уже не слушала. Опустила трубку и нажала кнопку отключения.
Все, с Олегом покончено! Мне было грустно и обидно, и в то же время я испытывала облегчение. Оттого что он не убийца.
Конечно, он мог и соврать. Чего не сделаешь ради любимой младшей сестренки. Но я почему-то ему поверила.
Все встало на свои места. Теперь понятно, куда испарились картины. Непонятно только одно: кто убил Аделаиду?
Я поднялась со скамьи и побрела домой.
Открыла дверь и замерла на пороге.
В моей квартире кто-то был. Из комнаты доносились странные звуки. Кто-то тихонечко насвистывал, расхаживая по комнате. Потом запахло сигаретным дымом. Скрипнула балконная дверь, повеяло прохладой.
Человек, забравшийся в мой дом, вел себя так, будто это был его дом. Совсем распоясались бандиты, обнаглели. Сейчас я им покажу!
Я юркнула в ванную, схватила швабру, подняла ее над головой, как знамя, на цыпочках вошла в комнату и… столкнулась нос к носу с Володькой Кирьяновым. Приятель изумленно посмотрел на швабру и пробормотал:
– Ты чего это, Тань, а? Полы мыть собралась? Не успела домой прийти и сразу за уборку?
– Ты меня напугал, Володька! – разозлилась я. – Еще секунда – и эта швабра обрушилась бы на твою голову. Я думала, тут бандиты. Предупреждать надо, если в гости собираешься!
– Пытался. Звонил тебе, звонил, а твой номер все занят и занят. Сорок минут занят, я засекал. Разве так можно? Да, мне надоело торчать на лестнице, и я вошел. И никто меня за это не осудит. Сколько можно трепаться по телефону, когда твой друг мается под дверью?!
– Откуда же я знала, что ты маешься под дверью! Кстати, как ты сюда попал?
– Вошел. Открыл ключом. Серега забыл отдать тебе пятый ключ. Возился с замком, проверял ключом, а потом машинально сунул его в карман.
– И ты поспешил собственноручно вернуть мне ключ? За этим и приехал?
– Не за этим. Сейчас узнаешь зачем. Слушай, Тань, пошли в комнату, а? Очень кофе хочется. Угостишь?
Я кивнула, прислонила швабру, которой едва не убила лучшего друга, к стене и отправилась на кухню варить кофе. Кирьянов, продолжая ворчать на тему «Некоторых невозможно оторвать от болтовни с подружками», потащился следом. Затушил сигарету в блюдце на столе, уселся на табуретку и сразу же изрек:
– Тань, тебе что-нибудь говорит имя – Гаврилов Сергей Петрович?
Джезва, которую я собралась поставить на конфорку, дрогнула в моей руке. Не поворачивая головы, я сказала:
– Ничего не говорит. А кто это? Первый раз слышу эту фамилию.
– Глянь-ка сюда, – коротко бросил Киря.
Я насыпала в джезву молотый кофе, налила воды, зажгла газ и только после этого села напротив Кирьянова и вопросительно на него уставилась. Он протянул мне фотографию, с которой на меня смотрел Гаврюша. На черно-белой фотографии он был в костюме, при галстуке и лет на пять моложе. Но я его все равно узнала. Не забуду эту рожу до конца своих дней. Я положила снимок на стол и подняла глаза на Володьку.
– Нет, Володь, я его не знаю. Мне очень жаль. А кто он?
– Говорю же: Гаврилов Сергей Петрович. Подумай, посмотри хорошенько, может, все-таки вспомнишь.
Он смотрел на меня, не отрываясь. Я опустила глаза и помотала головой.
– У меня память хорошая, Володь, не сомневайся. Я его не знаю. А почему ты решил, что я должна его знать?
– Потому что в заднем кармане его джинсов нашли твой домашний телефон.
Вот это номер! Значит, этого типа арестовали. Что ж, известие обнадеживающее. Не думаю, что Гаврюша поведает полицейским о «пылких» чувствах, которые он ко мне испытывает. Уверена, что он молчит, как рыба. Мне тоже очень не хотелось посвящать Володьку в историю с похищением. В таком случае пришлось бы рассказать и о полотнах Вазари, уплывших за границу, и о той роли, которую в этой истории мне отвел Олег. Очень не хочется выглядеть простофилей в чужих глазах. В Володькиных тоже.
– Да не знаю я его, Володь, не знаю, – устало проговорила я. – Чес-слово, не знаю! Первый раз вижу этого гражданина. – Протянув руку к карточке, я поднесла ее к глазам, делая вид, что рассматриваю. – Неприятный тип. Интеллектом не изуродован. Среди моих знакомых таких нет.
– А среди незнакомых?
– То же самое. Не видела, Володь, никогда.
Над джезвой поднялась шапка коричневой пены, и я соскочила с табуретки, чтобы выключить газ. Разлила кофе по чашкам, поставила на стол, одну придвинула поближе к Кирьянову.
Некоторое время мы молча пили кофе. Потом я сказала:
– Володь, ты забыл, чем я зарабатываю себе на хлеб. Думаю, что не ошибусь, если скажу: номер моего телефона ему дал кто-то из моих бывших клиентов.
– Ну да, конечно, – хмыкнул Киря. – Слава о частном детективе Ивановой идет по всему Тарасову. Сергею Петровичу Гаврилову потребовалась твоя помощь.
– Почему бы нет? Скажу без ложной скромности: обо мне знают, бывшие клиенты мне благодарны. Некоторые даже поздравляют – с Новым годом, с 8 Марта. Кстати, а сам-то он что говорит, Гаврилов этот?
– Он, Танька, уже ничего не говорит, – вздохнул Киря. – Потому что умер.
Вот оно что! А я-то удивлялась: что-то давненько Гаврюши не видно. Раньше с моего хвоста не слезал и вдруг пропал куда-то. Поставил камеру, воткнул в телефон жучка и испарился. Странно.
– Умер? От чего?
– От пули в голову, – сухо пояснил Володька.
– Где нашли? Кто убил, не выяснили еще?
– Быстрая ты какая, Иванова! И много знать хочешь, – бросил Кирьянов. – Зачем тебе знать, ведь Гаврилов – не твой знакомый, не клиент?
– Не мой. Но я могла бы вам чем-нибудь помочь.
– Слушай, Танька, ты вот рассказывала, что за тобой следили два типа. Может, это один из них? – предположил Кирьянов.
– Ну-ка, дай-ка мне еще раз на него взглянуть, – попросила я.
Володька вынул фото Гаврюши из нагрудного кармана и протянул через стол. Я сделала вид, что внимательно рассматриваю его.
– Может, он, а может, и не он. Темно было, я толком и не разглядела. Овал лица такой же, а больше не скажу, уж прости. А отпечатки пальцев? Если камеру и микрофон, которые вы нашли в моей квартире, монтировал он, должны остаться отпечатки.
– Нет отпечатков, работали в перчатках. Но твою квартиру не мешало бы проверить. Где-нибудь пальчики он мог случайно и оставить.
Мне эта идея не понравилась, и я попыталась отвлечь Кирю от мысли о том, чтобы натравить на меня криминалистов.
– А где нашли труп?
Киря рассказал, что тело нашел сегодня ранним утром мужчина, который выгуливал своего добермана в посадках на окраине Тарасова. Убили Гаврилова поздним вечером, но не там, в посадках, а где-то в другом месте. А потом привезли на машине и оставили, забросав ветками.
– Ох, Татьяна, что-то мне подсказывает, что именно он установил в твоей квартире камеру. Так что не рассказывай мне тут басни про то, как благодарные клиенты делятся со всеми подряд номером твоего телефона. Ну-ка, признавайся, во что ты ввязалась? И не пудри мне мозги, не ври, что тебя с кем-то перепутали.
– Когда это я тебе пудрила мозги, Володь? – возмутилась я. – Ты же знаешь, что я расследую дело Нины Петрушиной. А тебе не приходило в голову, что наш покойник имеет отношение к убийству, в котором обвиняют бедняжку Ниночку?
– Не смеши меня, Танька. Ради скромной пенсионерки никто не станет устанавливать в твоей квартире скрытую камеру. Дорогое удовольствие. Зря ты вообще в это дело ввязалась. Там все ясно. Есть свидетели, есть улики. Ничего ты не добьешься.
Я решила не развивать дискуссию и ссориться с Володькой, а потому промолчала. Кирьянов допил свой кофе и удалился, оставив на столе пятый ключ от нового замка.
Закрыв за ним дверь, я включила компьютер и загрузила карту Тарасова и окрестностей. Вспомнила, как тряслась на заднем сиденье чужой машины со связанными руками, потом брела во тьме по раскисшей проселочной дороге, затем ехала с Олегом на своей машине. Представляла все повороты, развилки, дорожные знаки, которые удалось приметить. И нашла на карте тот поселок. Он носил пышное имя «Радужный». Красивое название ничуть не подходило к его жалким улицам, застроенным убогими домишками. Названия улицы и номера хибары, в которой меня держали, я не знала, но была уверена, что непременно найду этот проклятый дом.
Почему я решила отправиться в этот поселок? Да потому что другой ниточки у меня не было.
Я набрала номер Светки-парикмахерши и первым делом поинтересовалась ее вывихнутыми пальцами. Светка обрадовалась:
– Танюшка! Как хорошо, что ты позвонила! С пальцами все нормально. Работать могу, а это главное. Ты мне вот что скажи: как у тебя с личной жизнью?
Хотя с личной жизнью у меня было хреново, я ответила уклончиво:
– Да по-всякому. А что?
– У Егора, ну, ты знаешь, мой новый приятель, – принялась с жаром объяснять Светка, – братан приехал, двоюродный. И знаешь откуда?
– Неужто из Парижа?
– Пальцем в небо, – засмеялась Светка. – Из Австралии. Представляешь? Разведен, детей нет, свой бизнес.
– Овцы? – спросила я.
– Какие овцы? – не поняла Светка.
– Бизнес – овечий? Там все овец разводят.
– Не знаю, не спрашивала, – отрезала подруга и продолжила: – Тридцать девять лет, увлекается велосипедным спортом, блондин, рост сто восемьдесят…
– Погоди, погоди, – засмеялась я. – А я-то тут при чем?
– Как ты смотришь на то, чтобы завтра пойти вчетвером в одно уютное местечко на проспекте?
– Нет, Свет, в Австралию я не поеду.
– Чем тебе не нравится Австралия, Тань?
– Там мухи. Много мух. Нет, Свет, мне и тут неплохо.
– И зря. Я бы поехала.
– Так езжай, за чем дело стало?
– Ему нравятся блондинки, – вздохнула Светка.
– Нет, Свет, спасибо за заботу, но в Австралию не хочу, ты уж извини. Найди кого-нибудь другого. Слушай, у меня к тебе дело на миллион. Ты сейчас дома?
– Да, а что?
– Я к тебе сейчас приеду.
