Глава 9

Киллер позвонил в дверь за несколько минут до восьми часов. Надо же, добрых четыре часа присматривал за нашим домом и решился войти, окончательно убедившись, что после его звонка никаких подозрительных изменений возле него не произошло. Осторожным он оказался, терпеливым и осторожным. Ну да, киллер и должен быть осторожным, неосторожный киллер долго не проживет. Теперь начиналось самое главное. У нас все – до мелочей! – было рассчитано и распланировано. Если он, войдя в дверь, сразу не начнет стрелять, то у нас все задуманное должно получиться. Во всяком случае, мы начали действовать строго по разработанному сценарию.

Галина открыла дверь и отступила на три шага. Она изображала тихую, выбитую из колеи смертью мужа, очень перепуганную женщину. Это у нее хорошо получалось, потому что она действительно была основательно испугана. Я в это время находилась на кухне, с полотенцем через плечо, делала вид, будто вытираю ложки и вилки. Дверь в кухню находилась почти возле самого входа, справа по коридору. Следуя за хозяйкой, визитер вряд ли завернет в кухню, он должен автоматически двинуться за ней. Но если и заглянет – не увидит ничего для себя интересного: еще одну хрупкую, слабую женщину, занятую весьма будничным делом.

– Здравствуйте, Галина Васильевна, – сказал посетитель, не переступая через порог. – Я тот, кого вы ждете.

Он так и остался стоять у порога, не входя в квартиру и не закрывая дверь, словно опасался, что из комнаты может появиться кто-то еще, оставлял для себя свободным путь к отступлению.

– Тогда входите и закройте дверь, здесь дует, – Галина произнесла заготовленные слова тоном мученицы, которая ничего хорошего от прихода этого человека не ожидает. Но вынуждена впустить его.

Убийца медлил, и я начала опасаться, что он почуял какую-то опасность. Вдруг сейчас повернется и исчезнет. Ищи его потом… Эх, и достанется мне тогда от Мельникова. Дура я все-таки, ох и дура! Не доведет меня эта самодеятельность до добра. Надо было все рассказать Андрею, и во дворе киллера уже поджидали бы ребята.

Но, очевидно, ничего подозрительного, ничего опасного для своего здоровья киллер не почувствовал. Перед ним стояла невысокая женщина в темном, как и положено по трауру, одеянии, со злыми и испуганными глазами. Такая, ясное дело, не могла доставить ему никаких хлопот. В квартире стояла полная тишина, ни скрипа, ни шороха – ничего подозрительного. Я на кухне тоже замерла, зажала в руках вилки-ложки.

Мужчина осторожно переступил порог, сделал еще один шаг и, не поворачиваясь, захлопнул за собой дверь. Галина, согласно разработанному нами сценарию, также, не поворачиваясь к нему спиной, сделала еще два шага назад. Левой рукой она теребила ворот домашнего платья, а в правой держала, прижимая к груди, почти полный стакан. Очевидно, что женщина только что вышла из-за стола.

– Деньги принесли? – мрачно спросила она, строго следуя нашему сценарию.

– А как же, конечно, принес, – ответил он тоже точно по сценарию и, как будто хорошо заучил его, согласно авторской ремарке полез правой рукой во внутренний карман пиджака.

Вот теперь настало время решительно действовать Гале. Теперь все зависело от нее. Если она свою роль выполнит, то мне, считай, и делать будет нечего…

Галина все сделала мастерски, хоть звание заслуженной артистки ей давай. Напрасно она в актрисы не пошла. От груди, резким взмахом она выплеснула киллеру в лицо, прямо в глаза, стакан водки. Не знаю, что он ожидал в квартире увидеть, от какой опасности берегся, но только не от этой. К такому повороту он оказался совершенно не подготовлен. Мужчина взвыл и прикрыл лицо руками.

Тут, согласно сценарию, должен был состояться мой выход. Роль у меня была хорошая, выигрышная, ударная. Я быстро вышла из кухни и оказалась как раз за спиной посетителя. В руке я держала милицейскую дубинку. Мне ее как-то Мельников подарил на день рождения. Вот этой самой дубинкой я как следует и огрела мужика по темечку.

Клиент перестал выть, тихо опустился на пол и самым спокойным образом улегся там. Будто решил вздремнуть.

Галя, конечно, понимала, что выполнила свою задачу идеально, но всем нам свойственно тщеславие, в большом и малом. Наверно, поэтому она не удержалась и спросила:

– Ну как я?

– В лучшем виде. Талант пропадает. Надо было тебе в свое время на сцену идти, больших высот могла бы достигнуть.

И нисколько я не преувеличила, с чистой совестью похвалила ее. Мало того, что Галя сыграла свою роль вполне натурально. Но ведь она была не на сцене, не перед актером с картонным кинжалом, а рядом с самым настоящим киллером. Такой, если почувствовал бы фальшь «партнерши», убил бы ее по-настоящему. Не знаю, как повела бы себя в такой обстановке натуральная «заслуженная». А Галя сумела.

После моей похвалы она потупилась, явно гордясь успехом, и сказала:

– Я и собиралась, когда еще в школе училась, а потом не до того было.

Далее мы тоже действовали по намеченному плану. Прежде всего мы сняли с поверженного киллера пиджак. Как я и думала, у левой подмышки крепилась кобура с пистолетом. Кобуру эту мы быстренько отстегнули и отложили в сторону. Потом я защелкнула на его руках наручники, которые принесла из дома. Но и на этом мы не остановились. Сейчас ведь некоторые умельцы очень эффективно работают ногами. Надо было в целях соблюдения техники безопасности лишить нашего подопечного и такой возможности. Мы вначале вынули все из его карманов, а потом аккуратно спеленали крепкой бельевой веревкой, которую я также принесла из дома. Вот теперь он у нас был как куколка бабочки. Ему было даже лучше, чем куколке: та ведь совершенно неподвижна, а он мог немного шевелиться, смотреть и разговаривать. Вот только вреда никакого он теперь никому причинить не мог.

Как люди сострадательные мы не стали держать незадачливого киллера на полу в коридоре, а перетащили в комнату и даже водрузили на диван. И только теперь смогли его хорошенько рассмотреть. Убийца оказался человеком некрупным. Ему было явно около тридцати, но это если внимательно присмотреться, а так – мальчишка мальчишкой. Ростом не выше ста семидесяти и сложением далеко не богатырь. Белобрысенький, с веснушечками, выглядел он очень простенько и совершенно безобидно. И одет скромненько. Серенький неброский летний костюмчик, темная рубашка, кроссовки… Такого встретишь на улице и внимания не обратишь, не запомнишь. А уж о том, что он киллер, вообще никто не подумает.

В правом кармане брюк лежал у этого голубка глушитель для пистолета, в левом – запасная обойма. А во внутреннем кармане пиджака деньги. Мы пересчитали – ровно тысяча долларов, стодолларовыми купюрами.

– Вот собака, – обругала его Галина. – И здесь надуть хотел. Обещал ведь две тысячи. Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. – Она собрала доллары в аккуратную стопку и положила в карман.

– Подожди, ты это куда их? – попыталась я остановить ее.

– Он их мне принес, вот я их и забираю, – отрезала она.

– Нет, Галя, это его деньги. И брать их нельзя.

– Как же это его?! Он мне деньги за тетрадь принес. Муж эту тетрадь мне оставил, так что имею я полное право их забрать. А ему они все равно уже не нужны.

– Эта тысяча не для оплаты тетради, – стала я объяснять, – это ему аванс за работу выдали. Маловато, конечно, но кто их знает, какие у них там расчеты. Самое большое, так он показал бы тебе эти доллары, но только издали, чтобы ты быстрей тетрадь доставала. Пойми, он ведь сюда не столько с деньгами пришел, сколько с пистолетом. В живых он тебя оставить не мог. За ним два трупа, а ты его знаешь в лицо. Таких свидетелей оставлять не принято. Ну да теперь все позади… А деньги эти – вещественное доказательство. За эту тысячу долларов его наняли убить тебя. Так что положи-ка их, милочка, обратно на стол.

Не хотелось ей отдавать деньги, ведь уже в кармане были, считай, свои, но пришлось. Так что вынула из кармана и положила на стол.

А еще мы нашли у него удостоверение личности, выданное Степану Анатольевичу Ханжину, начальнику службы безопасности научно-производственной фирмы «Менделеев». И подписал это удостоверение собственноручно генеральный директор фирмы Сивопляс. Вот так, теперь все и сошлось. И два убийства, и тетрадь в красной обложке, и фирма «Менделеев», и ее генеральный директор Сивопляс.

А потом Ханжин пришел в себя и застонал:

– Больно…

– Глаза, что ли? – поинтересовалась я.

– Глаза… Чем это ты меня, холера?

– Ничего особенного, – успокоила я клиента. – Обычная водка-перцовка. А водка, как известно, повредить русскому человеку не может. Поболит и перестанет. Галя, ты клиенту глаза водичкой протерла бы. Глядишь, ему сразу полегчает.

– А ну его, – отмахнулась Галя. – Пусть помучается, ему полезно.

– Ты сделай это в порядке гуманитарной помощи. Страдающим помогать надо. Соверши гуманный акт.

Не хотелось Гале совершать гуманный акт, но меня она послушалась. Как-никак я ведь ей жизнь спасла. А Ханжину после того, как Галя за ним поухаживала, сразу лучше стало. Он открыл один глаз, потом другой.

– Так вас все-таки двое оказалось… Я почему-то так и подумал.

– Двое, двое, – подтвердила я. – Ты только не нервничай. Теперь чего уж нервничать…

– Это ты мне голову разбила? – спросил он.

– И вовсе не разбила, – успокоила я болезного. – Я ведь тебя стукнула ласково, можно сказать, любя. Боялась, что не придешь. А ты пришел, вот я и обрадовалась. Шишку, конечно, приличную набила, но голова цела. За нее не беспокойся, она у тебя крепкая.

– А за что это вы меня? – поинтересовался клиент.

О-о-о, вот это уже было интересно. Он, оказывается, собирался ваньку валять. Ну-ну, посмотрим, послушаем, что он плести будет. Даже интересно…

– А ты зачем сюда заявился? – ответила я вопросом на вопрос.

– К Петрову я шел. К Витьке Петрову. Мы в прошлом году работали вместе, дружок мой. Вот к нему и шел. Договорились, он сегодня ждал меня. Деньги я ему принес. Неужели адресом ошибся?

Врет и смотрит на нас чистыми глазами. Прикидывает, может, мы такие дуры, что поверим…

– Живет здесь у нас Петров? – спросила я у Гали.

– Да нет, – ответила она. – Никогда здесь никакой Петров и не жил.

– Вот видишь, адресом ты, конечно, ошибся, – сказала я. – Никакой Петров здесь не проживает. А вот скажи, если ты к Петрову шел, то зачем с собой пистолет нес?

– Это какой, вот тот? – кивнул он в сторону «ТТ», лежавшего на столе. – Так я же начальник службы безопасности секретной фирмы. Мне без оружия ходить не позволено. Развязали бы вы меня, красавицы, ноги затекли, сил нет… И вообще, если вам деньги нужны, вы не стесняйтесь, берите. У меня еще есть. Отпустили бы вы меня, а доллары можете у себя оставить.

– А как же тетрадь? – спрашивает Галя. – Ты ведь за тетрадью пришел.

– Верно, не к Петрову я шел. Насчет Петрова это я пошутил. За тетрадью я шел, – признался наш пленный. – Но только посмотреть, есть она у вас или нет. Если есть, тогда хозяин сам придет покупать. До чего же вы меня крепко связали, ноги совсем онемели. Я уж их и не чувствую.

Это же надо быть таким полным идиотом, чтобы подумать, будто мы ему поверим и развяжем. Я осторожничала, прикидывала: опытный киллер, все у него просчитано, все продумано. А это же примитив какой-то. Думает, что выпутается. Решил, что нарвался на двух ненормальных бабенок, может нам навешать лапшу на уши и мы его развяжем. Вот тогда-то он отыграется, тогда-то он и устроит нам небо в алмазах. Ну, раз примитив, то и церемониться с ним нечего.

– Вот так посмотришь, вроде мужик нормальный, а послушаешь, сразу становится понятно, что дурак-дураком, – сказала я Галине.

– Точно, дурак, – подтвердила она.

– Это почему дурак? – обиделся Ханжин.

– А потому, дорогой мой Степа, что имелся при тебе не просто пистолет, выданный начальнику службы безопасности твоей секретной фирмы, а пистолет с глушителем, который сейчас милиция усердно разыскивает. Этим пистолетом только на этой неделе два убийства совершено.

– Подожди, а ты-то откуда знаешь, что разыскивает?

– Да знаю уж.

– Ты из милиции, что ли?

– Не то чтобы непосредственно из милиции, – не стала я его обманывать, – но некоторое отношение к ней имею.

– Чего ж ты сразу не сказала? Предупреждать надо!

– Да понимаешь, – стала я оправдываться, – как-то некогда было. Я ведь тебя, Степа, испугалась, думала, что ты за пистолетом полез, вот и пришлось стукнуть.

Мне непременно надо было установить с ним добрые отношения. Сам Степа уже здесь, как ни посмотри, а дело кончено, пойдет отдыхать, не знаю уж, сколько ему там дадут. Мне заказчик нужен был. Очень редко такая птица к нам в силки попадет. Киллера и то не часто берут, а уж заказчика почти никогда. А я до Сивопляса хотела добраться, и взять его можно было только через Степу, через хорошие мои с ним отношения.

О том, что его боятся, Степе услышать было приятно.

– И напрасно испугалась. Я же просто так пистолетом не махаю. Только если по заказу. А на тебя, красавица, заказа, сама понимаешь, не имел.

– Теперь-то я понимаю. Но только тебя, – я погрозила ему пальчиком, – лучше побаиваться… Как ты насчет того, чтобы по кофейку ударить?

Вот такого он совсем не ожидал. И, чувствуется, приятно ему было мое предложение. Зауважал он меня.

– Можно, – согласился он. – Даже с удовольствием.

– Давай, Галя, кофейку сообрази, – попросила я. – Только погуще и покрепче сделай. Так, что ли? – посоветовалась я с Ханжиным.

– Так, – поддержал он меня. – Я крепкий люблю.

Галя с удивлением посмотрела на меня, потом пожала плечами и пошла на кухню.

– Значит, влип я? – спросил Ханжин.

– А ты как думаешь?

Задуматься ему было самое время. Он и задумался. И понял, что ваньку валять никакого смысла нет. Но как себя в таком случае держать, толком не знал, заранее не продумал. Был уверен, что не попадется. Поэтому я продолжила атаку:

– Ты внимательно меня слушаешь?

– Слушаю, слушаю… Давай продолжай.

– Так вот, при всех твоих, Степа, достоинствах, влип ты основательно. Пальчики на этом пистолетике сплошь твои, и на кобуре твои. А все остальное баллистическая экспертиза докажет. Ты почему пистолет не выбросил? – вспомнила я рассуждения Мельникова о необразованности киллеров. – Не знаешь, что ли: раз ствол отработал, его выбрасывать надо.

– Нашлась бросательница. А ты знаешь, сколько сейчас ствол стоит? Сейчас за хороший ствол столько сдерут, что голым в Африку пойдешь.

– Чего не знаю, того не знаю, – призналась я. – Мне ствол покупать без надобности. А все-таки, если бы бросил, тебе это дешевле обошлось бы. По этому стволу тебя теперь и посадят. Сейчас ты это хоть понял?

Еще бы не понять. Такое и дубовое полено поняло бы.

Тут Галя как раз кофеек принесла, в больших чашках, густой и крепкий.

– Как заказывали. Горячий, смотрите не обожгитесь, – повернулась и ушла.

– Чего же она сахар забыла? – Я поднялась и отправилась вслед за Галей на кухню.

Тут-то она мне и выдала по первое число: и за то, что какую-то поганую тысячу долларов я ей не отдала, и за то, что с убийцей ее мужа спокойно разговариваю, и за то, что заставляю ее этого убийцу кофейком поить. Правильно, в общем-то, говорила. Я спорить с ней не стала, и оправдываться тоже. Просто объяснила, что прежде всего, и она сама должна это понимать, в смерти ее мужа виноват Сивопляс, но доказать это можно только с помощью Ханжина. Оттого я с ним и беседы веду, оттого и кофейком угощаю.

Она, кажется, поняла и опять как-то сразу увяла, замкнулась. А мне некогда было заниматься ею, мне Степу обхаживать надо было. Так что прихватила я сахарницу и вернулась в комнату.

– Не переносит она тебя, – сообщила я Ханжину. – «Я бы, – говорит, – этой дубинкой до смерти его избила».

– Да я понимаю, я же ее мужа убрал, чего же она мне улыбаться будет…

Положила я ему, как попросил, четыре ложечки сахара. Он, оказывается, сладкое любит. А себе две, я особенно сладкий кофе терпеть не могу. Стали мы попивать кофеек и разговор продолжили.

– Ну так как, все на себя берешь? – спросила я. – Думаешь, Сивопляс станет тебе передачи носить?

Он на этот мой вопрос сразу не ответил, все еще думать продолжал. Потом, видно, надумал:

– Нет, не будет. Жмот он, этот Сивопляс, за стольник удавится.

– Чего же ты с ним связался?

– Да так уж получилось. Ладно, ваша взяла. По тонкой дощечке ходил, все равно когда-нибудь попался бы. То, что мое, – на себя, конечно, приму, а чужого мне не надо. Пусть каждый свое несет. Я ведь что, подчиненный. Мне сказали, я и сделал. А командует он, Сивопляс. Мне лично от этого никакого интереса нет.

– Так уж и никакого? – не поверила я.

– По тысяче долларов.

– По тысяче!? – вполне естественно удивилась я. – Ну и дешевый нынче киллер пошел. Смешно даже.

– Это почему же дешевый! – опять обиделся Ханжин. – Просто у Сивопляса сейчас денег нет. На мели он сидит. Обещал, что, когда фирма разбогатеет, доплатит. Чтобы по нормальным расценкам.

– Уверен, что не обманет?

– Пусть только попробует, – погрозил киллер Сивоплясу. – С нами так нельзя, чтобы обмануть. Может быть, все-таки развяжете? Ну, ей-богу, ноги затекли, шевельнуть не могу.

– Ну что ты, Степа? Мы же сами себе не враги. Нам здоровье беречь надо. Нельзя тебя развязывать.

– Понятно, – он даже не погрустнел. Просто понял все, что надо было понять, и смирился.

Вот и сложились у нас отношения. Не приятельские, конечно, но почти откровенные, ровные, без обиды. И в какой-то степени почти уважительные. Каждый делал свое дело. Теперь подошло время поговорить.

– Расскажи-ка нам, Степан, как дело было, – попросила я. – У меня тут с кое-какими подробностями ясности нет, а узнать интересно.

– А чего тут интересного? – пожал плечами Ханжин, но рассказывать стал довольно охотно. – Сивопляс с этим, с Серегой Черновым, снюхался, и тот ему формулы из «Химсинтеза» таскал. Не даром, конечно, за хорошую мзду. Они с братом похожи друг на друга: двойняшки, различить невозможно. Тот с работы уходит, а Серега сразу туда. Берет тетрадь, несет Сивоплясу. Там что надо фотографируют, и он ее обратно относит, кладет на место. Все чисто было. Его все за брата принимали, и никто шухера не поднял. А тут дело к концу пошло, там уже работу заканчивали. Последняя тетрадь оставалась. Серега ее взял и сказал Сивоплясу, что меньше чем за пять тысяч долларов не отдаст. А Сивоплясу без этой тетради сплошной зарез. И деньги очень большие отдавать не хочет. Он ведь жадный, когда деньги считает, руки трясутся. А может, у него и не было столько. Не знаю, он мне про это не говорил. Три тысячи он Сереге обещал, и все. А тот меньше чем за пять не соглашался…

Пленник замолчал, неловко зашевелился, пытаясь, видимо, принять более удобное положение, а потом продолжил рассказ:

– И тут случайность дурацкая произошла, мне позже Сивопляс рассказывал. Стоят они с Серегой на тротуаре, торгуются, и тетрадь эту Чернов в руках держит. А тут мимо троллейбус проходит. Другой Чернов, который из «Химсинтеза», у окна сидит. Ну и увидел, как они разговаривают, даже, наверное, тетрадь разглядел, у нее же обложка красная, приметная. Сивопляс Чернова тоже увидел и, конечно, струхнул. С Серегой они сразу разошлись, но Сивопляс хитрый, у него соображалка здорово работает. Он сразу тут же все просчитал и меня срочно вызвал. Можно сказать, по тревоге. И велел ствол с собой взять. Я, конечно, сразу примчался.

«Ствол, – спрашивает, – не забыл?»

«С собой», – отвечаю.

«Тогда садись, поехали!»

И отправились мы на его машине прямо к «Химсинтезу». Остановились там и ждем. Смотрю, Серега подходит и почти бегом в эту контору.

«Чего это он опять туда пошел?» – спрашиваю.

«А это, – говорит Сивопляс, – не Сергей. Это его брат, он здесь работает. Я тогда еще не знал, что Серега с братом близнецы. Как-то не было об этом разговора».

И верно, они здорово похожи. Да еще костюмы у них, рубашки, ботинки – все одинаковое. Стояли бы они рядышком, я бы не отличил, который из них Серега, а который его брат. Постояли мы недолго, смотрим, выскакивает этот Чернов и ходу, почти бегом… Поехали за ним. Недалеко он шел, минут десять, наверно. Потом в какой-то подъезд завернул. Мы осмотрелись – возле дома никого. Сивопляс и говорит:

«Давай, Степа, за ним, и быстро. Его убрать надо. Если его не убрать, он такой кипеж поднимет, что вся наша контора в трубу вылетит. Я тебя в машине подожду. Давай по-быстрому, и сразу уедем отсюда».

Я его на лестничной площадке догнал, попросил прикурить. Он повернулся, тут я и выстрелил. Глушитель я заранее, еще в машине, на ствол накрутил. Так что никто выстрела не должен был слышать. Гильзу я на всякий случай подобрал. Сел в машину, и мы сразу уехали оттуда. Вот и все.

– А к кому он шел, Чернов? – спросила я, стараясь не показать особой заинтересованности.

– Кто его знает… Может, к бабе шел. А может быть, к кому-нибудь посоветоваться. Я так думаю, что он, когда увидел Сивопляса с братом и тетрадь эту, сразу понял, что дело жареным пахнет. И рванул на работу. Посмотрел – а тетрадь тю-тю. Вот он и отправился к кому-то сказать об этом, скорей всего – к своему начальнику.

– Сивопляс ничего не сказал по поводу того, куда Чернов пошел?

– Нет, он только сказал тогда, что убрать надо, потому что Чернов кипеж поднимет. Больше ничего.

Понятно… Мы прикидывали, прикидывали, почему убийство произошло именно на моей лестничной площадке, да так ни до чего не додумались. А оказалось – просто случайность. Если бы Чернов пошел к себе домой, к Вересову или еще куда-нибудь, случилось бы то же самое. Только без меня. И я бы, вероятнее всего, этим делом не занималась…

– А моего-то за что? – вышла из кухни Галя, слышавшая оттуда весь наш разговор. – За что Сергея убил, изверг проклятый? Вы с ним, по разговору получается, дружками были, вместе пиво пили…

– Клянусь вам, Галина Васильевна, что ничего личного я на Серегу не держал. Просто работа такая поганая. Друг не друг, а когда заказ поступил, надо выполнять… Я, честное слово, Серегу уважал, хороший он парень. И не жмот, и в компании веселый, и песни хорошие знает. А если надо по пиву ударить – он первый, очень Серега пиво уважал. И угощать любил. Но если босс приказывает, никуда не денешься. Я ведь у Сивопляса работал. Он мне и удостоверение выписал, и зарплату платил, и документ на право ношения оружия достал.

– Так за что все-таки Сергея? За то, что тетрадь не отдавал? – попыталась уточнить я.

– И за это тоже. Но главное, даже не за тетрадь. С тетрадью они бы поторговались, поторговались и договорились. А вот как Серега узнал, что брата шлепнули, так сразу удила и закусил. Стал грозиться, что тетрадь теперь обратно отнесет, а про убийство брата в милицию заявит и всех заложит. И Сивопляса, и меня. Я-то на него зла не имел. Он родного брата потерял все-таки, понятное дело. Не хотел я Серегу трогать, честное слово, не хотел. Ну и заявил бы он в милицию… Я бы смылся, и ищи-свищи. А Сивоплясу, конечно, труба. Этому никуда не смыться, и фирме его без тетради кранты. Он и приказал мне Серегу убрать и тетрадь непременно достать. Три дня сроку дал на тетрадь. «Больше, – говорит, – ждать невозможно». Вот и все.

– Ясно… А скажи-ка ты мне еще, Степа, как Сергей в тот же подъезд попал, на ту же лестничную площадку? Он что, тоже к кому-то советоваться шел?

– Нет, это все Сивопляс придумал. Серегу ведь прямо у нас в конторе убрали, натурально в кабинете у Сивопляса. Он пришел туда и права качать начал, шум поднял. Сивопляс сразу меня вызвал. А сам стал Серегу уговаривать и обещал большие деньги. Он, мол, понимает, как много Серега сделал для их фирмы, и, как только волокно новое выпустят, он сразу Серегу озолотит, и тот сможет спокойно ехать загорать на Канары: хочет – с женой, хочет – без жены. И не надо, мол, портить взаимоотношения. А Серега совсем каким-то невменяемым стал, когда узнал, что брата убрали. «Я, – кричит, – родной кровью не торгую! Я вас всех, сволочей, достану! Вы у меня все в зону пойдете!» Сивопляс уговаривал его, уговаривал, потом моргнул мне, я и убрал. А потом, как стемнело, Сивопляс спрашивает меня:

«Помнишь, в каком доме Женьку Чернова оставил?»

«А как же не помнить, у меня память хорошая».

«Вот и поехали, – говорит, – туда, к этому дому. Отвезем Сергея и положим на то же самое место. Пусть они думают, что покойники с жильцами этого дома связаны и что у них серьезные разборки идут. Там они и станут искать, а мы в стороне».

Ну и отвезли. Темно уже было, никто нас не видел. Положили на ступеньки и ушли.

– Будешь сдавать Сивопляса? – задала я вопрос, который интересовал меня в данный момент больше всего.

– А куда я денусь, его что со мной, что без меня теперь заметут. Так пусть лучше со мной, помощь следствию, это тоже засчитывается…

– Все-то ты знаешь, Степа. Что ж, вызывай тогда сюда своего Сивопляса, тут и будем брать его горяченького. Ты ведь сказал ему, что за тетрадью идешь?

– Сказал.

– Значит, он твоего звонка ждет. Ты и позвони.

– А что сказать?

– Скажи, чтобы приезжал.

– Не приедет он. Чего ему за тетрадью ездить, тетрадь я ему привезти должен.

Прав был Ханжин, совершенно прав. За тетрадью Сивопляс сюда действительно не поедет. Надо что-то похитрей придумать, чтобы вытащить его.

– Может быть, сказать, что этих тетрадей несколько, а я только одну отдаю. Он и не знает, какую брать, – подсказала Галя. – Пусть Сивопляс приезжает, сам решает, какую брать.

– Как это не отдаешь? – удивился Ханжин. – Как ты можешь не отдать, если тебя, считай, уже и нет.

– Как это нет! – встрепенулась Галя. – Почему же это меня нет?

– А потому, что по твоему адресу заказ поступил и даже тысяча долларов, что вы у меня вытащили, за выполнение работы выдана.

– Вот гад! Подонок вонючий! – рассердилась Галя. – Он меня мужа лишил, теперь и саму убить хочет. Давай, Татьяна, вызывай его сюда. – Она подхватила мою дубинку и стала свирепо размахивать ею. – Вызывай его сюда, Татьяна, я с этим подонком по-своему поговорю! Я ему башку проломлю!

– Он и верно подонок, – согласился Ханжин, – но не приедет. Скажет, чтобы я собрал все, что есть, и вез ему. Ведь тебя все равно кончать надо было, так чего церемониться. Тут надо что-нибудь похитрей сообразить.

Прав был Ханжин. Да я и сама могла бы догадаться, что из-за тетради Сивопляс не приедет, для этого у него люди есть. Что бы такое придумать, чтобы ему интересно стало, чтобы ему самому разобраться надо было. Ему надо подбросить что-нибудь с химией связанное, с этим новым волокном, тогда он без задержки примчится. Но я в этой хитрой химии совершенно не разбираюсь. А Ханжин и Галя, думаю, не больше моего соображают.

– И развязать вам меня придется, – напомнил Ханжин, – чтобы я ему дверь открыл.

А вот этого делать ни в коем случае не следовало. Несмотря на то что мы вроде подружились, развязывать его нельзя. Если почувствует, что может вырваться, ни секунды медлить не станет и никого не пожалеет. Конечно, можно его под прицелом держать, пистолет-то вот он, на столе лежит. Если Степе его к спине покрепче прижать, никуда он не денется. Но не хотелось мне брать этот пистолет в руки. Там же все Степины пальчики наперечет, вся его работа, все его прошлое и будущее. А возьму я пистолет в руки, и все, ни в чем Степа не виноват, не его это ствол, а неизвестно чей. Может быть, даже мой. Тем более что убийство у меня на лестничной площадке произошло. Нет, мне этот пистолет никак в руки брать нельзя.

– Да нет, развязывать тебя, Степа, нам нет никакого резона.

– А как же он тогда войдет?

– А ты ему намекни, что Галину Васильевну пока не тронул. Некоторые обстоятельства не позволили, и ты это дело отложил. Она и откроет дверь. У нее это, по-моему, очень неплохо получается, – намекнула я Степе на то, как его Галя встретила.

– Какие такие обстоятельства? – встрепенулся пленник.

– А вот послушай… Ты, Степа, скажешь, что тетрадь в красной обложке взял, она у тебя. Жене Чернова отдал тысячу долларов,

остальное, как тебе и сказали, обещал после передать… Она, конечно, недовольна, но куда ей деваться.

– Но ведь это вовсе не ей деньги…

– Это для того сказать нужно, чтобы он понял, что Галину Васильевну ты пока не тронул… Инициативу, так сказать, проявил.

– У нас знаешь, что бывает за инициативу? – возразил было Ханжин, но, увидев, что я недовольно нахмурилась, не стал вдаваться в подробности. – Ладно, молчу, давай дальше.

– А дальше ты как раз и намекнешь ему, почему не тронул. Скажешь, что осмотрел на всякий случай квартиру и нашел в шкафу штук тридцать, а может, и больше разных склянок. И в каждой какая-то жидкость. Спросил у жены Чернова, что это такое, а она говорит, что муж их из «Химсинтеза» принес, сказал, что это специальные составы и больших денег стоят. Ты ее спросил, не продаст ли она их, и она ответила, что продаст. Но сколько все это стоит, ни она не знает, ни ты. Да и одному их трудно утащить, на машине лучше бы увезти. Так что пусть сам Сивопляс приедет и выберет, какие нужно. А может, и все их забрать следует… Ну как, пойдет? По-моему, очень правдоподобно звучит и очень для твоего Сивопляса заманчиво.

– Это ты хорошо придумала, – похвалил меня киллер. – Голова у тебя работает. На всякую химию Сивопляс непременно клюнет. Сейчас и примчится.

Галя тоже согласилась, что неплохо придумано.

– Раз все согласны, начинаем действовать. Только ты, когда говорить со своим хозяином будешь, не части. Не торопись, обстоятельно все рассказывай, пусть знает, что у тебя все спокойно.

– Понял, только вы мне руки освободите.

– Степа, мы же договорились. Развязывать мы тебя не будем. И тебе меньше соблазнов, и нам спокойней. Ты у нас человек способный, ты и так номер наберешь.

Дала я ему телефон, он набрал номер Сивопляса, и там сразу сняли трубку. Видно, Сивопляс с нетерпением ждал звонка своего подчиненного.

Ханжин доложил ему все, как мы решили. Причем говорил запросто, убедительно и даже как-то весело. Так что если бы я была на другом конце провода, у меня никаких сомнений не возникло бы. Не возникло сомнений и у Сивопляса. Ну и партнеры мне сегодня попались, прямо домашний театр или кружок художественной самодеятельности.

– Сейчас приедет, – сообщил Ханжин, положив трубку, – встречайте. Можете мусоров вызывать и оркестр…

Веселый оказался у нас киллер, с чувством юмора. Его, можно сказать, с поличным взяли, ему теперь сидеть да сидеть, а он еще и шутит. Тюрьмы, сразу видно, не особенно боится. Наверное, уже побывал там, и даже, вполне возможно, не раз.

– Без оркестра твой дружок обойдется. Я с ним незнакома, но по всем рассказам выходит, что жлоб он, твой Сивопляс, и подонок.

– Никакой он мне не дружок, – открестился от своего хозяина киллер. – Просто у меня работа такая, что со всякой швалью дело иметь приходится. Ты что, думаешь, среди наших заказчиков ангелы есть? Все они жлобы и подонки.

– Вот и менял бы работу, – посоветовала я. – Шел бы, к примеру, в газосварщики, хорошая профессия, и всегда подкалымить можно. Или если физическим трудом брезгуешь, в менеджеры какие-нибудь или дилеры. Я, правда, в точности не знаю, что им делать приходится, но многим нравится. Туда сейчас многие идут…

Ханжин промолчал. Видно, совершенно не хотелось ему идти ни в газосварщики, ни в менеджеры. Он и говорить об этом не желал.

– Ты вот что, Степа, – предупредила я его. – Приедет твой Сивопляс, разговор у нас кое-какой пойдет. Так ты уж, пожалуйста, молчи, не мешай мне. Знаешь, есть такая поговорка, что молчание – золото.

– Знаю, – подтвердил Степа.

– Вот и помалкивай.

Сивопляс приехал минут через двадцать. Нахальный, породистый, красномордый. Вошел в квартиру хозяином. Как же, киллер его здесь и женщина в полной его власти. Чувствовалось, что этот Сивопляс вообще по натуре своей был нахалом и на место его ставили не особенно часто. А такая снисходительность к нахалам вредна для общества.

Он не задержался возле Гали, открывшей ему дверь, просто не обратил на нее внимания и прошел в комнату. Вот когда он увидел своего киллера в наручниках да к тому же еще и связанного, а вдобавок меня с милицейской дубинкой в руке, он как-то застыл. Не то чтобы растерялся, просто не понимал, что происходит.

– Это что же такое у вас тут происходит? – спросил он строго, уставившись на меня.

Поскольку у меня в руке была палка, он, не без основания, решил, что командую здесь парадом я, поэтому и обратился не к своему киллеру, а ко мне.

– Проходите, Андрей Григорьевич, садитесь, – пригласила я его совершенно вежливо, так вежливо, как он, честное слово, не заслуживал. – Знакомьтесь, это Галина Васильевна Чернова, с ее мужем вы совсем недавно имели некоторые деловые и даже коммерческие отношения.

Он молчал, ждал, чего я еще выдам. Только все время поглядывал на своего связанного киллера, надеялся, что тот что-нибудь скажет, прояснит обстановку. Но Степа с интересом слушал наш диалог и, как я ему велела, помалкивал.

– С господином Ханжиным вы знакомы, он, если я не ошибаюсь, работает начальником службы безопасности вашей фирмы. Так что безопасность у вас, очевидно, на высшем уровне. А меня зовут Татьяна Александровна. Я по долгу своей работы занимаюсь разными криминальными делами, в переводе на русский язык – преступлениями. Вот мне и захотелось с вами познакомиться… Так что садитесь, располагайтесь поудобней…

И совсем не обязательно говорить ему, что я частный детектив. Занимаюсь преступлениями, и все. Пусть думает что хочет.

Ему все происходящее очень не нравилось. Не нравилось, что киллер связан, что Галя жива, что его сюда, это же теперь совершенно ясно, заманили, но больше всего не нравилась ему почему-то я. То ли от того, что я занимаюсь криминальными делами, то ли от того, что у меня в руках была дубинка. Но самое забавное, что даже с дубинкой в руках он меня почему-то всерьез воспринимать не хотел. Есть такие мужики, которые женщин всерьез принимать ну никак не желают.

Сивопляс не стал проходить, не стал садиться. Стоял посреди комнаты и презрительно смотрел на меня, как на какую-нибудь козявку.

– Это произвол, – высказался он наконец, и морда у него стала еще красней. – Произвол и беззаконие. Вы не имеете права! Вы за это ответите!

Ну что ж, сам напросился. Промолчал бы, потом посетовал бы на трудную жизнь и признался в своей вине. Сослался бы прежде всего на то, что затеял всю аферу от великой любви к своему трудовому коллективу, о котором он думает и заботится день и ночь. Что сотрудникам не из чего платить зарплату, а дома у них плачут голодные дети. И он хотел сделать как лучше. Посидели бы, поговорили спокойно. Он бы каялся, я бы его слушала… Так нет, он права качает!

– Нет, Андрей Григорьевич, это не произвол и не беззаконие, – стала я ему объяснять. – А вот когда людей убивают по вашему приказу, это беззаконие.

– Две какие-то подлые сучки будут мне мозги вправлять! – заорал Сивопляс.

– А обзываться не надо, – посоветовала я ему. – У вас впереди долгая дорога по этапу, а там за каждое нехорошее слово наказывают. Вот так.

И я концом своей милицейской дубинки ткнула его в солнечное сплетение. Тут все сивоплясовское нахальство моментально испарилось. Он икнул и согнулся, ухватившись руками за живот. Пусть меня осудят родные и близкие, пусть меня осудят друзья и соседи, но не смогла я удержаться, когда увидела его оттопыренную жирную задницу, – размахнулась и врезала по этой заднице дубинкой, теперь уже изо всех сил. Он взвыл, как сирена, и тут же замолк, только стал тоненько-тоненько всхлипывать.

И тут раздался хохот, веселый и заразительный. Хохотал свернувшийся калачиком на диване киллер. Ему нисколько не было жалко своего хозяина. Галина Васильевна тоже рассмеялась. Одна я хранила серьезный вид. Я все-таки была при исполнении и смеяться на работе считала не особенно приличным.

– Ну что, – сказала я, – клиенты вполне подготовлены к серьезному разговору? Как ты думаешь, Галина, наверное, пора вызывать милицию.

– Вполне, – согласилась она. – Они мне здесь уже порядочно надоели.

– Сейчас и вызовем, – решила я. – Только покажи ты мне сначала эту тетрадь в красной обложке, вокруг которой столько шума. Не прощу себе, если не посмотрю, что это такое.

Галя ушла в спальню и буквально через минуту вернулась с этой самой тетрадью, из-за которой произошло столько бед. Я посмотрела ее, полистала: тетрадь как тетрадь, ничего особенного. Какие-то записи, какие-то формулы. Почерк такой, что понять ничего невозможно. И не стоила она, конечно, жизни двух человек… Что ж, пора вернуть ее по принадлежности, в фирму «Химсинтез». Я так и сказала Гале, и она согласилась.

Потом я сняла трубку.

– Мельников, – сказала я, когда Андрей отозвался, – давай приезжай, забери парочку преступников, а то хозяйка квартиры говорит, что они ей уже надоели.

Мельников опять начал говорить что-то, про какие-то трупы и про мои вредные привычки.

– Никаких трупов, – объявила я. – Просто один убийца, тот самый, которого ты разыскиваешь. И, конечно, сам заказчик. Очень прижимистый человек, платил по тысяче долларов за убийство. Этих двоих и надо забрать.

– Ну, ты, Танька, даешь, – сказал Мельников. – С тобой не соскучишься. Сейчас выезжаем…