Глава 18

Что ж, это была настоящая студия: тяжелые портьеры на окнах, всевозможные фоны и аксессуары, в том числе статуя пухленького амура с луком на изготовку. Впрочем, самым главным здесь было другое: в студии фотографа журнала «Оно» с первых же шагов магнетически притягивали к себе взгляд фотопанно на стенах.

Удивительные картины: осень, срывающая листья с деревьев в городском парке, ослепленные солнцем аллеи набережной, птица, наблюдающая за прохожими тарасовского Центрального проспекта…

И, разумеется, лица людей, среди которых сразу же бросались в глаза лица коллег Наконечникова: задумчивая Инга, в чьих чертах четко просматривалась неуверенность в собственных силах; Стрекоза, столь похожая на реальную стрекозу; бухгалтерша со своей квадратной мощью; мелкий нервный главный редактор и — великолепная Марго, портрет который висел выше, потому что фотохудожник понял сразу наметанным глазом: эта девушка царит надо всеми, порою и не замечая, кто там путается у нее под ногами. Быть может, поэтому она и погибла?

На фотографии Марго стояла в позе манекенщицы на подиуме: руки в боки, лицо с дерзко задранным подбородком, черные очки на пол-лица…

— Красавица, не правда ли? — усмехнулся Петр Иванович. — Она была из тех, чья красота — как вызов, а такие люди, рано или поздно, всегда плохо кончают, это давно установленный факт.

— Вы это сразу в ней увидели?

— Но это же очевидно! Тем более для меня, двадцать с лишком годков оттрубившего в документальном кино! Столько лиц прошло передо мной — каждый со своей историей жизни, со своими страстями и маниями. Вот и Марго… До сих пор помню, как увидел ее в первый раз — она этак эффектно, с вызовом, будто на нее весь мир пялится, шла по коридору редакции. Увидела меня, остановилась, любезно улыбнулась: «Не скажете, где тут редактор сидит?» Я показал. Она царственно-благодарно кивнула и направилась к приемной. Заметьте: не пошла, а именно направилась!

— Что ж, вы только подтвердили мое мнение о Марго, — я присела рядом с небольшим столиком, на котором красовались недопитая чашка кофе и переполненная окурками пепельница, и достала свои сигареты. — Позволите?

— Да ради бога.

Он щелкнул зажигалкой и дал мне огонек, за компанию закурив и свой «Camel». Некоторое время мы молча дымили: я рассматривала фотографии на стенах, Петр — меня.

— А что вы скажите обо мне? — наконец нарушила я молчание.

Петр улыбнулся и на мгновение прикрыл глаза. Открыв их, он решительно затушил свою сигарету.

— Скажу, во-первых, что нам с вами надо бросать курить — дурная это привычка. Ну, а во-вторых, вы тоже личность самодостаточная и вполне уверенная в собственных силах и обаянии. Но, в отличие от Марго, вы понимаете: по жизни гораздо проще идти, будучи элементарно вежливым и дипломатичным с окружающими. Одному — улыбнуться, другому сказать комплиментик. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы.

— В ответ скажу, что то же самое можно повторить и относительно вас: вот вы сказали мне комплиментик, и я улыбаюсь. Спасибо!

— Не за что! Добавлю, что с данным следствием вы успешно справитесь: непременно найдете того, кто убил нашу дорогую Маргошу.

— А кто, по-вашему, мог бы это сделать? Накануне своей смерти Марго не показалась вам озабоченной, вы не встречали ее с сомнительными личностями?

Он радостно рассмеялся.

— Ничего подобного. Думайте сами, решайте сами! Это — ваш хлеб.

Да уж, ничего не скажешь, хорошо сказал.

— В таком случае, мне пора отправляться отрабатывать свой хлеб.

Я поднялась и прошла к дверям. Перед тем как выйти, обернулась, встретившись глазами с ироническим взглядом фотографа.

— И последний вопрос, чисто из любопытства. «Бегать по лестнице на небеса» — эта фраза у вас ни с чем не ассоциируется?

Он пожал плечами, взглянув на меня с легким удивлением.

— Как и у девяноста девяти процентов населения Земли, эта фраза у меня ассоциируется лишь с названием великого хита старой доброй рок-группы «Лед Зеппелин» — «Лестница на небеса». А в чем дело?

— Да так, неважно. Спасибо за информацию.

И я вышла — скромно, но с достоинством.