Глава 4

На мое счастье, Гладилины проживали недалеко от той станции техобслуживания, куда я отдала чинить свою машину. И как раз сегодня я должна была ее забирать. Такое вот совмещение полезного с полезным.

Усатый ремонтник что-то долго мне объяснял, изъясняясь техническими терминами. Я ничего в них не понимала, зато понимала другое — вся эта болтовня вела только к одному: нужна якобы дополнительная плата. Плата за то, что при первоначальном осмотре не обнаружилось, а вскрылось только потом. И ремонтники должны были выходить из положения своими деталями, дополнительными усилиями и прочее. В общем — платите еще. Сумма этого, с позволения сказать, бонуса была смешная — сто рублей. Но я решила не идти на поводу у ремонтника, тем более что он еще при первой встрече пытался меня надуть. А я, такая злопамятная, все помнила. И ничего не заплатила. Я и не должна была этого делать, потому что на руках у меня была квитанция о том, что я оплатила все еще в прошлый раз. В общем, ничего у усача не вышло.

Через десять минут после посещения станции техобслуживания я уже тормозила возле девятиэтажки, которая располагалась на холме, откуда открывался вид на Тарасов. Можно было бы сказать, что вид был дивный, но… Не буду грешить против истины — город был подернут пеленой смога, центр с его старинными зданиями не просматривался, а вид унылых однообразных жилых коробок в новых районах дивным назвать было нельзя.

Но в солнечную погоду, должно быть, с балкона Гладилиных можно было лицезреть пейзаж совсем другой — жизнерадостный, вселяющий оптимизм. Сейчас же мне было не до пейзажей. Хоть вскрывай дверь с кодовым замком, будь они неладны, эти замки! И, как назло, никто не выходит и не входит.

Словом, я проторчала у подъезда минут десять. Как вдруг за моей спиной раздался бодрый женский голос:

— Вы к кому?

— К Гладилиным, — обернулась я и увидела перед собой бойкую женщину средней упитанности, со спортивной стрижкой крашенных в белый цвет волос, одетую в модные в этом сезоне ярко-красные брюки в обтяжку и черную молодежную блузку навыпуск. Учитывая ее возраст — а женщине было где-то около шестидесяти, — такой прикид выглядел весьма смело, и можно было сделать вывод, что она весьма уверена в себе, энергична и полна оптимизма.

— Ну, так это к нам, — сказала женщина, нажимая на кнопки кодового замка. — К кому, к Людмиле, что ли?

— Сразу ко всем, — ответила я.

— Вот как? — удивилась женщина. — Вы из собеса, что ли? Или откуда?

— Нет, меня зовут Татьяна, я по поводу одной вашей знакомой.

— Какой знакомой? — живо отреагировала энергичная особа, уже нажимая на кнопку вызова лифта.

— Шуваловой Тамары Аркадьевны. Хотя вы можете ее и не знать. Вы ведь, наверное, мать Владимира Сергеевича?

— Да. Меня зовут Маргарита Федоровна, — представилась наконец собеседница. — А Тамару я знала. Почему не знала? Знала, я и в гостях у нее была. И она у нас тоже…

Мы зашли в лифт, и Маргарита Федоровна нажала на кнопку с номером восемь.

— А вы, собственно, откуда? — продолжила она расспросы.

— Я частный детектив.

— Вот оно что! — поразилась Маргарита Федоровна и с искренним интересом осмотрела меня. — Это вы откуда же взялись?

— Вообще или в данном случае? — улыбнулась я.

Маргарита Федоровна заулыбалась мне в ответ и, махнув рукой, сказала:

— В данном, в данном…

— Я занимаюсь расследованием по просьбе дочери Тамары.

— Это Ксения вас пригласила? — еще больше удивилась Гладилина и покачала головой: — Ну надо же, а Данила нам ничего и не говорил!

В этот момент мы вышли из лифта, и Маргарита Федоровна, уже достав ключи, открывала дверь квартиры. Зайдя в прихожую, она включила свет и громко спросила:

— Есть кто дома?

Ответом была тишина. Маргарита Федоровна пожала плечами и, разведя руками, обратилась ко мне:

— Видите, не совсем вы удачно… Но ничего, — тут же успокоила она меня, кивнув на часы. — Сейчас кто-нибудь да придет. А через два часа так вообще все должны дома быть. Данила тоже придет…

Зазвонил телефон, и бойкая хозяйка квартиры тут же подскочила к аппарату:

— Алло… Здравствуйте, Михаил Алексеевич… Нет, ничего… Да я же уже сто раз говорила — нужно идти и договариваться напрямую с шофером, вот и все. Что, так трудно дойти, что ли? Язык не повернется?.. В общем, вы давайте сами решайте, но чтобы бетон привезли. У меня тоже в городе дела есть, сегодня приехала, искупаться, отдохнуть… Я только послезавтра буду… А бетон должен быть, в понедельник уже надо начинать. Это что же у нас получится? Давайте, давайте…

Положив трубку, Маргарита Федоровна тут же охотно поделилась со мной своими проблемами, кивая на телефон:

— Вот, помощники-то у меня какие… Ничего не могут сообразить, догадочки нет никакой! Я же председатель дачного кооператива, выбрали вот на мою голову… А они и рады на меня все повесить. Я, по их мнению, должна идти насчет бетона договариваться. Да я — пожалуйста, позвоню, да это будет дороже. Дешевле с водителем договориться, на лапу ему сунуть… Это мужику проще сделать, неужели я буду этим заниматься?!

Маргарита Федоровна озабоченно покачала головой и пошла в направлении туалета. А мне кивнула и жестом пригласила пройти.

В комнате царил легкий беспорядок, не портящий, однако, общего вида. Может быть, по причине довольно дорогой обстановки: новая, добротная мебель, современная бытовая техника, красивая, большая люстра под потолком. Чувствовалось, что доход в семье Гладилиных немалый. Это и неудивительно, если Владимир Сергеевич, по словам Костина, заведовал кафедрой в экономической академии. Правда, я не знала, чем занимается Людмила Васильевна, но, даже если она и ходила на работу исключительно ради удовольствия, средств мужа вполне хватало для безбедного существования.

Осмотревшись, я села на мягкий просторный диван и потянулась к лежавшей на журнальном столике газете. Я не успела прочитать и нескольких строк, как в комнату буквально влетела Маргарита Федоровна, облаченная в шелковый халат и энергично растирающая мокрые волосы полотенцем. За это время она уже успела, очевидно, принять душ и вымыть голову.

— Читаете? — поинтересовалась она, сгребая со столика вещи, которые, видимо, попали туда случайно: какие-то куски ткани, ленты и булавки. — Сейчас будем пить кофе!

И она унеслась на кухню. Я прочитала одну статью в газете, тут же забыла, о чем она, и Маргарита Федоровна появилась снова. Она катила перед собой столик на колесиках, на котором стояли две чашки с кофе.

— Может быть, яблоки? — спросила она. — Свои, сегодня с дачи привезла. Чуть ли не целое ведро приперла. Все на себе таскаю! И хоть Володя говорит, что на машине проще, да пока дождешься его с машиной! — Она, не договорив, махнула рукой. — Проще самой.

Я вежливо отказалась от яблок, и Маргарита Федоровна, плюхнувшись рядом со мной, продолжила, покачивая головой:

— Вот они меня все ругают — мол, горбатишься ты на этой даче непонятно зачем, на базаре купить проще, а сами, между прочим, ни от чего не отказываются! И клубнику, и яблоки, и огурцы с помидорами — все едят за милую душу! Да и что мне дома делать? У меня здоровье, между прочим, лучше, чем у них обоих! Если посчитать, сколько они на лекарства тратят, — я бы удавилась лучше! Вы пейте, пейте!

Я отпила глоток кофе, с удовольствием отметив, что приготовлен он в высшей степени хорошо. Болтовня Маргариты Федоровны меня несколько развеселила, но все-таки не нужно забывать и о том, зачем я, собственно, сюда приехала. К тому же она женщина словоохотливая, можно получить информацию и от нее, пока не вернулись Владимир Сергеевич с женой. Тем более что мнение этой женщины по поводу Тамары Аркадьевны наверняка будет беспристрастным и объективным.

— Отличный кофе, — для начала похвалила я и уже собиралась задать первый вопрос по делу, как Маргарита Федоровна тут же подхватила:

— Это меня научили варить в Африке!

И, видя, что сразила меня наповал, довольно заулыбавшись, продолжила:

— Самый лучший кофе — не бразильский. Вообще не американский! Это все говорят ради рекламы. А я пила настоящий кофе, который растет в Анголе, и его оттуда перевозят в Европу, а там закатывают в банки и пишут «Нескафе», «Якобс» или что там еще! Только добавляют туда еще неизвестно чего! Могу вам сказать, что вкус здорово меняется, только в худшую сторону. А я признаю только в зернах. И еще варить его нужно особым способом… Здесь, правда, это сложно, потому что нужен очаг специальный, это мне негры показывали. Но и на плите можно, если постараться. Вот если мы с вами подружимся… — она вдруг хитро глянула на меня, — то я обещаю поделиться с вами секретом!

Я заранее поблагодарила Маргариту Федоровну и поспешила все-таки задать свой вопрос:

— Скажите, пожалуйста, а как давно вы знали Тамару Шувалову?

— Ой, да лет двадцать уже, наверное, — ответила женщина. — Еще когда они совсем молодые были. Ее муж покойный, Дима, с моим Володей дружил. И потом, когда все переженились, дружили, что называется, семьями. Правда, Димке вот не повезло, умер молодым совсем. Сорок лет — разве это возраст! Мне вон уже седьмой десяток, а я и не собираюсь на тот свет отправляться. И на здоровье, слава богу, не жалуюсь. Потому что на месте не сижу. А вот стоит только раскиснуть как квашня — и все! Правда, у Димы там другой случай был, — вздохнула она. — Болезнь очень серьезная. Ну а когда его не стало, они дружить продолжали. Не так часто, конечно, виделись — тут и работа, и дети, а в первую очередь, я считаю, лень. Мы молодые не такие были, — покачала она головой, оттопырив нижнюю губу. — Хоть и жили бедно, а никогда не скучали, нет! Постоянно какие-нибудь праздники устраивали, встречались, в компании ходили. Мы с мужем и Володю везде с собой брали, он иногда даже засыпал прямо за столом. А сейчас придут, телевизор включат — и весь вечер в него глаза пялят. Только и щелкают каналами, а там везде одно и то же. Вроде бы на одной половине каналов сплошную «Санту-Барбару» крутят, а на другой — боевики эти, стрельба одна да кровь… Свихнуться можно! Мне вот хоть провались совсем этот телевизор! Мне Володя с Людой предлагали: «Мама, давай мы тебе на дачу маленький купим, чтобы тебе там не скучно было». Да мне никогда скучно не бывает, а телевизора этого и даром не надо! Лучше бы шланг новый купили, старый прохудился уже весь.

Я дождалась, когда Маргарита Федоровна умолкла, чтобы сделать очередной глоток кофе, который, очевидно, у нее уже успел остыть, и поспешно вбросила следующий вопрос:

— А что вы можете сказать о Тамаре как о человеке? Ее характер, привычки, особенности, может быть? Вы, мне кажется, человек наблюдательный.

Маргарита Федоровна, явно польщенная, кивнула и обратилась ко мне:

— Давайте покурим? Будете?

— С удовольствием, — чуть удивленно согласилась я, доставая свои «Мальборо».

Маргарита Федоровна же вытащила «Золотую Яву», щелкнула зажигалкой, давая мне прикурить, и закурила сама, резко, глубоко, по-мужски затянувшись.

— Тамара, на мой взгляд, не совсем точно определилась со своим предназначением в жизни, — наконец проговорила она. — От этого и мучилась.

— То есть? — подняла я брови. — Расшифруйте, пожалуйста.

— Пожалуйста, — стряхивая пепел в массивную пепельницу в виде скорлупы кокоса, кивнула Маргарита Федоровна. — Она в первую очередь человек дела. Работа для нее все. И так было всегда — и при жизни Димы, и после. Я не хочу сказать, что она при этом не уделяла внимания семье — как раз нет. Но вот это ее и угнетало. Ей бы всей отдаваться работе, без остатка, тогда она была бы по-настоящему удовлетворена.

— Вы сказали удовлетворена? Не счастлива? — уточнила я.

— Я сказала именно то, что сказала, — подтвердила Маргарита Федоровна. — Именно удовлетворена, поскольку женщины такого склада, как Тамара, вообще не имеют понятия о счастье. Я имею в виду понятное нам с вами женское счастье.

— А вы меня записали к себе в единомышленницы? — улыбнулась я.

— Да, — улыбнулась в ответ пенсионерка-дачница с опытом психолога. — Хотя и вы, как я понимаю, вся в работе, но знаете, без чего жизнь женщины теряет смысл. Вы все-таки по складу другой человек, я сразу это поняла. А Тамара… Дочь, семья — все это у нее появилось просто потому, что так принято, такова традиция. Она не особенно задумывалась, а нужно ли это ей самой.

— А вы, значит, считаете, что ей это было не нужно?

— Это мое мнение, — развела руками Маргарита Федоровна. — Я вообще не очень понимаю, почему она вышла за Диму. Вернее, понимаю — потому что он предложил. А замуж выходить надо, поскольку годы идут и все такое прочее.

— То есть она не любила своего мужа?

— Она его ценила, уважала, не изменяла ему и никогда бы от него не ушла, — проговорила Маргарита Федоровна. — Но и… все на этом. Простите, все это подробности ее личной жизни, которые уже мало что значат, но вы сами просили ее охарактеризовать.

— Да-да, — подняла я руку. — И мне действительно это интересно.

Я бы с удовольствием еще поговорила с хозяйкой квартиры, но в это время раздался шум со стороны прихожей, и Маргарита Федоровна тут же повернула голову.

— Володя, наверное, — прокомментировала она, вскакивая с места.

И, словно иллюстрация к ее словам, на пороге комнаты появился мужчина средних лет, с копной волос на голове, в которой уже проблескивала седина.

— Здравствуйте, — несколько удивленно посмотрев на меня, произнес он.

— Это детектив, по поводу Тамары, — опередив меня, проинформировала сына Маргарита Федоровна. — Ксения наняла.

Владимир Сергеевич нахмурился, выдержал паузу, а потом, обращаясь ко мне, кивнул:

— Очень приятно. Давайте пройдем в мой кабинет.

— Давайте, — согласилась я.

— Зачем в кабинет? — встряла Маргарита Федоровна. — Можно здесь, я сейчас к себе пойду, вам мешать не буду.

— Нет, мама, лучше в кабинет, — стоял на своем Гладилин, и мать не стала спорить, пожав плечами.

Мы прошли через коридор в дальнюю комнату. Владимир Сергеевич отворил дверь и пропустил меня внутрь. И здесь я боковым зрением увидела женщину, стоявшую в прихожей перед зеркалом.

— Сейчас жена еще подойдет, — словно отвечая на мои мысли, сказал Гладилин. — Проходите, располагайтесь.

Я прошла в комнату: стена, сплошь заставленная книжными полками, стол, за которым, видимо, работал Владимир Сергеевич, старинной работы, крытый зеленым сукном; а кресло — напротив, современное, как будто только что купленное в модном мебельном салоне. Ощущение некоторой несовместимости создавали также канделябры, стоявшие здесь, видимо, просто ради украшения, и монитор компьютера в углу стола.

Большего я ничего отметить в обстановке не успела, поскольку на пороге комнаты появилась миниатюрная женщина с короткой прической и довольно милым лицом.

— Людмила, — коротко представилась она и присела на диван, стоявший напротив стола.

Гладилин прикрыл дверь в кабинет и сел рядом с женой, предоставив мне возможность расположиться на его месте, в кресле за столом.

— Спрашивайте, что хотите, мы вам ответим, — сказал он. — Не знаю, правда, чем мы можем особо помочь. Смерть Тамары — ужасна, мы все шокированы, но… — Гладилин посмотрел на жену, и та сразу же вставила:

— Наверное, это связано с ее работой. А мы не знаем ее дел в суде…

— Нет, меня скорее интересует Тамара как человек, — поспешила сказать я. — Понимаете, я занимаюсь этим делом уже несколько дней, но все еще не могу понять ее как личность.

— А это вам очень важно? — решил уточнить Гладилин.

— Конечно, — несколько удивилась я. — Даже если убийство связано с ее профессиональной деятельностью, то сущность человека все равно играет большую роль.

Владимир Сергеевич неопределенно кивнул, вскинул брови вверх и сказал:

— Ну, так сразу и не скажешь… Во всяком случае, плохим человеком она никак не была.

— А в личной жизни? Извините за бестактность, может быть, у нее кто-то был после смерти мужа? — спросила я.

Людмила отрицательно покачала головой и обратилась за поддержкой к мужу:

— По-моему, нет. Володя, ты ничего такого не знаешь?

— Я не знаю, — хмуро ответил Гладилин. — Мы уже как-то начали привыкать, что она все время одна да одна. Даже как-то и не думали почему… Ведь пять лет уже почти прошло, как Дима умер.

— Да она никогда и не отличалась склонностью к каким-то романам на стороне.

— Дело не в этом, — прервал жену Гладилин. — Тома — это тип деловой женщины. У нее просто не было времени. Много работы, дочь ведь надо обеспечивать, все это понятно… Поэтому, наверное, и брала на себя чуть больше, чем раньше. Поэтому и на работе все время. Кстати, на работе есть у нее коллега, Никита Костин, вот он, по-моему, мог бы с ней составить пару. Они прекрасно находили общий язык. Он — эмоциональный, она — сдержанная. Но… — Гладилин развел руками. — Никита — женатый человек, о чем разговор? А так, чтобы кого-то завести… Может, и было дело, но мы-то об этом не знаем.

— А у нее не было подруг? — спросила я. — Я имею в виду тех, кто не входил в ваш круг…

Гладилин задумался, а Людмила медленно стала покачивать головой, скептически поджав губы.

— Когда мы ее последний раз видели? — задумался Гладилин. — Да я уж и не помню… День рождения у меня весной был… Наверное, тогда и видели. Хотя нет, мельком она еще позже заезжала, вместе с Ксенией. Но это совсем мельком, я спешил куда-то… Так что и не поговорили даже. А о чем разговаривали на дне рождения? Да ну… — Преподаватель даже как-то растерялся. — Сами понимаете…

— Значит, никакими проблемами она с вами не делилась? — разочарованно переспросила я.

— Нет, я же говорю, она не очень общительная была, — ответила Людмила. — Володя, ведь правда?

Владимир Сергеевич кивнул в знак согласия. В разговоре наступила пауза. Я не знала, что спрашивать дальше, а супруги Гладилины тоже, наверное, не знали, как продолжить беседу об убитой Тамаре.

— Ксению, конечно, жалко, — наконец выговорила Людмила. — Я уж Даниле говорю, ты сейчас будь с ней побольше вместе, девчонке поддержка нужна…

Владимир Сергеевич неожиданно напрягся и сглотнул слюну, а потом недовольно посмотрел на жену.

— А что такого? — тут же изумленно взглянула на него Людмила. — По-моему… Ну, впрочем, ладно!

И она махнула рукой в сторону мужа. Я вежливо не заметила этой непонятной для меня размолвки и не стала уточнять, чем она вызвана. Может быть, это какие-то семейные дела, совершенно мне ненужные, с какой стати я буду влезать?

Гладилин же, не сдержавшись, обратился к жене:

— Я тебе говорил, что эти отношения между ними нужно прекращать, а ты, наоборот, провоцируешь!

— Господи, да почему прекращать-то? — недоуменно спросила Людмила. — Они с детства друг друга знают, всегда дружили хорошо… Может быть, конечно, ничем серьезным это и не закончится, но сейчас-то зачем запрещать?

— Вот именно, что ничем серьезным не закончится, — чуть более спокойно проговорил Владимир Сергеевич. — Время только зря тратят и нервы тоже.

Людмила Васильевна вздохнула и покачала головой.

— По-моему, ты стал чересчур опекать сына, — заметила она с легкой улыбкой. — Особенно с тех пор, как он стал взрослым и меньше в ней нуждается.

— Я просто не хочу, чтобы они делали ошибки, — с нажимом сказал Гладилин.

— Ой, ну а кто их не делал? Особенно в таком возрасте. — Людмила Васильевна засмеялась и повернулась ко мне: — Ведь правда?

— Не знаю, наверное, — ответила я. — Хотя родителям свойственно желание уберечь своих детей от проблем, порой мнимых. Вы простите, но это все-таки не мое дело. Поэтому давайте вернемся к Тамаре Аркадьевне.

— Давайте, — тут же согласился Владимир Сергеевич. — Только я уже и не знаю, что еще можно добавить. Кроме как с ее работы, больше неприятностей ждать неоткуда было. Во всяком случае, насколько я знаю. Ну, с братом у нее там какие-то накладки произошли из-за наследства.

— Да, — вступила Людмила Васильевна. — У них отец умер, а квартиру ей оставил. Хорошо, что хоть что-то оставил, конечно, но все-таки я считаю, что он и здесь поступил нехорошо. Безответственно. Он их всю жизнь не воспитывал, а теперь решил, наверное, таким образом грехи замолить перед смертью. И даже не подумал, что загружает детей лишними проблемами. Если уж вспомнил о детях, так об обоих нужно было. А как только вскрылось это завещание, сразу же пошли нелады у Тамары с братом.

— А вы и его знаете? — поинтересовалась я.

— Да, конечно, сколько раз встречались на семейных праздниках у Тамары дома, — сказал Владимир Сергеевич. — И Люда права, у них всегда хорошие отношения были, у сестры с братом. А потом как кошка пробежала! Понять, конечно, обоих можно, но не отца. Все-таки нельзя было так делать.

Юридические подробности этой истории мне были известны, об отношении самого Георгия к случившемуся я тоже узнала от него самого, а вот характеристика этого человека посторонними людьми не помешает. Поэтому следом я спросила:

— И что вы можете сказать о ее брате как о человеке? И как повлияла на него обида на сестру?

Супруги Гладилины переглянулись, и отвечать взялся Владимир Сергеевич:

— Обида, конечно, у него была сильна. Мы сами его не видели после этого инцидента, но со слов Тамары это было понятно. Видимо, он не ожидал, что старшая сестра поступит таким образом. Ну, и заявил, что знать ее больше не желает. Но это скорее просто эмоциональная реакция, прошло бы все со временем.

— А вот я так не думаю, — возразила Людмила Васильевна. — Мне кажется, он всерьез обиделся. Первым бы не пришел и вообще вел бы себя как чужой человек.

— То есть этот конфликт между ними можно назвать роковым? — спросила я.

Людмила Васильевна тут же осеклась и заговорила быстро и убеждающе:

— Ну нет, нет! Если вы имеете в виду, что это он устроил убийство сестры, вы ошибаетесь. Верно же, Володя? Не стал бы он! Да и вообще нужно знать Жору. Я это сказала потому, что он человек, в сущности, очень добрый и совсем не обидчивый. Он даже такой… по-детски немного наивный. Но уж если он столкнется с тем, что сочтет несправедливым, если он обидится, то это всерьез. Вернуть его расположение потом будет практически невозможно, даже если он будет сама вежливость. Вот и все… Верно ведь?

И Людмила Васильевна снова посмотрела на мужа.

— Ну в общем, наверное, да, — согласился тот. — И потом, он человек не склочный, не вздорный… И тяжбу в суде не стал начинать бы, если вы об этом думаете. Это сама Тамара ему предложила, чтобы отвязаться. И потом, убивать из-за квартиры родную сестру — ну, это просто даже… пошло как-то, а он все-таки человек интеллигентный, образованный.

— Вообще-то… — задумчиво проговорила Людмила Васильевна, — я думала, что Тамара все-таки пересмотрит свое решение и поделится с братом. Но вот… не так вышло. — Женщина развела руками и вздохнула. — Одним словом, не из-за квартиры этой ее убили.

Их доводы не то чтобы убедили меня в полной невиновности Георгия Аркадьевича — я-то прекрасно знала, что такие качества, как интеллигентность и образованность, порой вовсе не являются гарантией того, что человек не способен на преступление. Но мнение Гладилиных по этому поводу я выслушала, а цель у меня и была именно такой.

— А вот скажите, пожалуйста, — продолжила я свои вопросы. — Не заметили ли вы в настроении или поведении Тамары каких-то перемен в последнее время? Ну может быть, ее что-то мучило или она чего-то боялась? А может быть, наоборот, стала веселее, оживленнее, надежды какие-то появились, новые планы?

Супруги Гладилины снова переглянулись.

— Я понимаю, вы все это хотите связать с появлением в ее жизни какого-то нового человека, — кивнул мне глава семейства. — Но вроде бы ничего такого не наблюдалось. Уставшая она ходила, чувствовалось, что ей отдых требуется. Но никакого оживления, новых планов… Нет, ничего такого.

— Я не могу сказать, чтобы она прямо уж так чего-то боялась, — вступила Людмила Васильевна. — Но у нее работа такая была, вечно связанная с опасностью. Может быть, чаще со скрытой. Я помню, мы это еще давно, несколько лет назад, обсуждали. Я как-то спросила Тамару, почему она стала именно судьей, ведь решения приходится принимать серьезные, влияющие на судьбу человека — мало ли кто захочет отомстить? А она ответила, что этим тоже кто-то должен заниматься и что она сама внутренне всегда готова к такого рода поворотам. Так что сами понимаете: особого страха у нее не было, а в то же время опасения были всегда.

— Однако никаких конкретных случаев мы не знаем, — добавил Владимир Сергеевич.

— То есть вам неизвестно, угрожал ей кто-нибудь или нет? — спросила я. — Необязательно в последнее время, а вообще.

— Нет, Тамара на такие вещи никогда не жаловалась. Я думаю, если бы случилось что-то… неординарное, мы были бы в курсе, — сказал Гладилин.

— Да, она еще упоминала, смехом так, что, мол, я столько народа пересажала, что если каждого из них бояться, то лучше на улицу не выходить, — вставила Людмила Васильевна. — Многие, говорила, грозились ей отомстить после освобождения, а она, мол, до сих пор жива… Словно сглазила! Еще добавила, что вот, мол, на днях еще один заклятый враг на свободу выходит, который еще в суде прилюдно грозился ей отомстить. Они, говорит, все грозятся, а потом выходят и помалкивают себе…

— Стоп! — перебила я жену Гладилина. — Это она когда говорила про заклятого врага?

— Ой, ну когда… — растерялась Людмила Васильевна. — Когда мы у нее последний раз были-то, Володя? На поминках Диминых, значит, месяца два назад.

— И тогда Тамара Аркадьевна сказала, что «на днях этот человек выходит на свободу»?

— Ну да… — Людмила Васильевна по-прежнему растерянно переводила взгляд с мужа на меня.

— И ты молчала об этом! — воскликнул Владимир Сергеевич. — Я тут твержу, что мы не знаем никаких конкретных случаев, а ты умалчиваешь о таком эпизоде!

— Но я как раз и не знаю ничего конкретного! — принялась оправдываться его супруга. — И разговор-то был не очень серьезный, мы с ней начали вообще на другую тему…

— Все равно нужно было рассказать! — настаивал Гладилин.

— Так я ничего не знаю! — прижала руки к груди жена.

— Подождите, — остановила я их спор. — Людмила Васильевна, вспомните поподробнее этот разговор. Что еще упоминала Тамара Аркадьевна? Может быть, фамилию этого человека или еще что-то? Дело, по которому он проходил обвиняемым?

Людмила Васильевна задумалась, закусив губу.

— Она назвала его Рогожкиным, — осторожно произнесла она. — А больше ничего. И фамилию-то проговорила так, вскользь. И мы сразу о другом заговорили. Нет, никаких подробностей дела она не рассказывала.

— Вы знаете что, — вмешался Владимир Сергеевич. — Лучше обратитесь к Никите по этому вопросу. Он наверняка должен знать, что там и как. Или, по крайней мере, поможет узнать.

— Да, конечно, — отозвалась я. — Я именно так и сделаю. Спасибо, вы ответили на все мои вопросы.

— К сожалению, вряд ли мы чем-то помогли, — с извиняющейся улыбкой проговорил Владимир Сергеевич. — Но я сразу предупреждал — мы просто друзья, вот и все. А проблемы Тамары идут все-таки от ее работы, я в этом уверен. Вы бы проверили.

— Ее работа — слишком обширное поле, чтобы его все можно было так скоро проверить, — возразила я.

— Ну… — Гладилин смутился. — Начните с этого Рогожкина. И все равно успехов вам.

— Да, Ксюша, наверное, здорово переживает, если даже частного детектива наняла, — вздохнула Людмила Васильевна. — Жалко мне девчонку, сиротой совсем осталась.

— Ну ладно уж тебе, сиротой! — резковато бросил Владимир Сергеевич. — Она старше нашего Данилы, ей уже девятнадцать. Взрослый человек, осталась не на улице, а в квартире, да и средства после матери есть. Так что нечего зря причитать, слава богу, с таким резервом она не пропадет.

— Да я просто говорю, что по-человечески ее жалко, — оправдываясь, проговорила Людмила Васильевна. — Все-таки сначала отца потеряла, потом мать. Думаешь, легко это девчонке, хоть и в девятнадцать лет?

— Да я это к тому, что она взрослый человек, — смягчился Владимир Сергеевич. — Хорошо, что не в школьном возрасте одна осталась.

— Это конечно, — тут же кивнула Людмила Васильевна, и следом послышался звук открываемой входной двери, а затем звонкие молодые голоса. — Ну вот и они, — с облегчением проговорила Гладилина, поднимаясь и легкой походкой направляясь к двери. — Нужно пойти их покормить. Вы извините меня, Татьяна, у вас все?

— Да, спасибо, — не стала я больше задерживать чету Гладилиных, которые и сами, вернувшись с работы, еще не садились ужинать из-за моего визита. Теперь у меня сложилось более полное впечатление о личности Тамары Шуваловой.

Я вышла в прихожую, где столкнулась с раскрасневшимися Данилой и Ксенией, которые разувались, что-то возбужденно, наперебой рассказывая при этом вылетевшей встречать их Маргарите Федоровне. Они поздоровались со мной, а Ксения тут же вперила в меня полный надежды взгляд.

— Ну что? — спросила она. — Вы уже что-нибудь узнали?

— Узнала я уже многое, — честно ответила я. — Но пока не могу назвать имени убийцы вашей матери. Расследование еще не закончено.

На лице Ксении отразилось чуть заметное разочарование, но она тут же взяла себя в руки, встряхнулась и бодро проговорила:

— Ничего. Вы продолжайте все равно, хорошо? Я заеду к вам завтра заплатить за последующие дни.

— Хорошо, договорились, — кивнула я.

— Бабуль, а поесть-то найдется что? — обратился тем временем Данила к Маргарите Федоровне.

— Ой, да, ну конечно, у меня уже все готово! — всплеснула руками моложавая бабушка. — Полезла в холодильник, а у вас ничего готового и нет, пришлось сейчас же котлеты жарить. Я за двадцать минут управилась, а вы за неделю ничего приготовить не можете, все бы кусками питались! Что родители, что дети — одинаковые! Давайте, давайте, проходите скорее — и за стол. А вы, Татьяна, с нами разве не поужинаете? — вцепилась в меня деятельная женщина.

— Нет-нет, спасибо, — отказалась я. — У меня еще дел много, да я и не голодна совсем.

Но Маргарита Федоровна никак не хотела отпускать меня просто так. Наказав мне, чтобы я непременно подождала, она метнулась на балкон, прогремела оттуда ведрами, затем пронеслась в кухню, а оттуда уже вернулась с полиэтиленовым пакетом, набитым душистыми крупными яблоками.

— Вот, — протянула она мне. — Свои, из сада. Так что кушайте на здоровье и не вздумайте отказываться!

От яблок я отказываться не стала, хотя врученный Маргаритой Федоровной пакет оказался довольно увесистым. Распрощавшись со всеми Гладилиными и Ксенией и спускаясь на лифте вниз, я подумала, что если дело так пойдет и дальше, то я непременно удостоюсь и рецепта приготовления знаменитого кофе от Маргариты Федоровны, подаренного ей неграми Южной Африки.