Глава 3
Когда мы подошли к музею, нас встретил тот же охранник, но теперь он, хоть и весьма неохотно, распахнул перед нами дверь.
— Проходите, — сердито сказал он и добавил: — Только ничего не трогайте.
— Всенепременно, — ответила я и вошла внутрь.
Вопреки моим ожиданиям, я не увидела суетящихся вокруг места преступления ментов, да, собственно, и самого места преступления тоже. Я в нерешительности остановилась возле самого входа.
— Проходите, пожалуйста, — видя мою растерянность, засуетился Алексей Петрович, — это здесь.
Мы обогнули покрытую ковром широкую лестницу и вошли в зал. Еще с порога я увидела белый контур, оставленный работниками органов на месте, где раньше лежал труп охранника.
— Вот, — сказал Белов, аккуратно переступая через меловые линии, — это Итальянский зал. Выставка располагалась здесь.
— Замечательно, — пробормотала я, хотя, конечно, ничего замечательного во всем этом не было.
Судя по контурам, труп лежал ногами к двери, практически в самом проходе. Руки широко раскинуты — похоже, охранник или не успел, или не счел нужным достать оружие.
— Скажите, вы видели труп?
— Да, — поморщившись, ответил Алексей Петрович. — Его застрелили, насколько я могу судить, в упор. У него вся грудная клетка была разворочена так, словно в него из пушки стреляли.
— А лежал он лицом вниз или вверх?
— Вверх.
Странно. Из какого бы оружия и с какого бы расстояния в него ни стреляли, входное отверстие в любом случае должно быть меньше выходного. Если, конечно, в него действительно не стреляли из пушки. А раз Белов говорит, что у него была «разворочена» грудная клетка, значит, стреляли в спину. Каким же тогда образом он мог лежать на спине лицом вверх, да к тому же еще и ногами к проходу? Это все мне предстояло выяснить. Интересно, что думает по данному поводу наша доблестная милиция. Боюсь только, получить ответ на сей вопрос в виду Сашкиного неадекватного поведения мне не светит. По крайней мере, пока не светит.
— А пропала только одна икона? — спросила я, оглядывая зал, стены которого были увешаны иконами самых разных размеров.
— Да. Только икона Тверской Богоматери. Причем, понимаете, что странно… В этой коллекции есть гораздо более редкие и ценные иконы, стоимость которых превышает стоимость украденной.
— Ну здесь как раз ничего странного нет. Этому может быть два объяснения. Если предположить, что кражу совершили не профессионалы, то они попросту могли не знать реальной стоимости икон и взяли первую попавшуюся. Ну а если это дело рук настоящих знатоков своего дела, то они могли преднамеренно взять не самую редкую икону, чтобы ее было проще сбыть. Меня куда больше интересует другой вопрос — почему взяли только одну икону. Может быть, преступникам была нужна именно икона Тверской Богоматери?
— Но кому она могла понадобиться?
— Да мало ли… Каким-нибудь сектантам, например… А потом, убив охранника, преступники могли просто испугаться и не решились задерживаться дольше. Взяли первое, что увидели. Кстати, где находилась украденная икона?
— Вот здесь, — показал Алексей Петрович на пустое место на стене прямо напротив входа в зал.
— Ну вот видите, это место сразу бросается в глаза, — сказала я, машинально доставая из кармана сигареты. — Скорее всего, так и было, хотя судить о чем-то наверняка еще рано.
— У вас есть какие-нибудь предположения?
— Ничего определенного я пока сказать не могу, — ответила я, поднося сигарету ко рту. — Хотя есть несколько вещей, за которые можно было бы зацепиться.
— Извините, пожалуйста, — пробормотал Алексей Петрович, опасливо глядя, как я хлопаю себя по карманам в поисках зажигалки, — но у нас здесь не курят…
— Да-да, простите, — я торопливо засунула сигарету обратно. — Думаю, все, что было нужно, я уже увидела.
— Тогда пойдемте на улицу, в сквер. Там вы сможете покурить.
Было видно, что Алексею Петровичу явно неприятно находиться в помещении, где пару дней назад был застрелен охранник.
— Что ж, пойдемте. Тем более что наш постовой уже, наверное, начинает нервничать.
Милиционер, впустивший нас, действительно несколько раз заглядывал в зал, не зная, что ему делать — сторожить вход или следить за нами. Поэтому он с явным облегчением открыл дверь, выпуская нас на улицу.
— Всего доброго, Сережа, — сказала я, не без удовольствия наблюдая за тем, как округлились его глаза, когда я назвала его по имени.
Мы вышли в сквер и сели на лавочку в тени великолепных каштанов. Я наконец достала сигареты и с наслаждением затянулась.
— Так вы что-то нашли из того, что упустила милиция? — осторожно спросил Белов, дождавшись, когда я выпущу дым.
— Ну, во-первых, я не знаю, что нашла милиция. А во-вторых, я ничего не искала, а просто на основе увиденного пыталась составить картину преступления.
— Ну и как?
Я только пожала плечами — говорить о чем-то было еще рановато.
— Поймите, — умоляюще глядя на меня, сказал Алексей Петрович, — мне абсолютно все равно, кто украл эту икону и понесет ли он за это какое-нибудь наказание. Мне крайне важно найти ее саму. Икона из частной коллекции, и если я ее не верну… — он только в отчаянии махнул рукой.
— Я вас понимаю и постараюсь сделать все возможное. Сегодня ваша помощь мне больше не понадобится. Как только что-то выяснится, я позвоню.
— Хорошо… спасибо… Я буду ждать, — ответил Белов, нерешительно вставая со скамейки.
— До свидания, — сказала я, небрежно стряхивая пепел себе под ноги.
Честно говоря, мне хотелось побыстрее от него избавиться, чтобы подумать, с чего начать, и составить план дальнейших действий.
Саша Павлов совершенно неоднозначно дал мне понять, что на его помощь в расследовании можно не рассчитывать. Следовательно, придется действовать в одиночку, что, собственно, я обычно и делаю.
Итак, прежде всего надо найти какого-нибудь знатока, разбирающегося во всей этой церковной дребедени, поскольку сама я в церковной живописи, или как там она называется… ах да — иконографии, — ни черта не смыслю. По счастью, у меня на примете есть один такой человек. Поэтому, докурив сигарету, я направилась к телефону, благо карточка осталась у меня, чтобы узнать, дома ли он.
Приятный женский голос сообщил, что в данный момент Юрий Борисович Борисов находится на своей загородной даче в Гуселке. Я записала номер телефона дачи и вежливо распрощалась. Тащиться в такую даль, не зная наверняка, удастся ли поговорить со знакомым искусствоведом и сможет ли он предоставить мне необходимую информацию, не хотелось. Поэтому я решила сперва позвонить на дачу.
— Я вас слушаю самым внимательным образом, — услышала я знакомый, слегка высоковатый, но до невозможности обаятельный голос.
— Юрий Борисович? Вас беспокоит Татьяна Иванова.
— Танечка! Добрый день. Очень рад вас слышать! Что у вас нового, как здоровье?
— Спасибо, все хорошо.
— Надо же! Я в самом деле очень рад, что вы меня нашли. Приезжайте в гости, побеседуем…
— Да у меня вообще-то к вам дело, Юрий Борисович.
— Ну что ж, вот и хорошо, что нашелся повод. Тогда тем более приезжайте.
— Я на работе, Юрий Борисович. И была бы вам очень признательна, если бы вы согласились проконсультировать меня по одному вопросу.
— Чем могу быть вам полезен, Танечка?
— Дело в том, что я сейчас веду расследование ограбления музея имени… — я замялась, отчаянно стараясь вспомнить имя и отчество своего знаменитого соотечественника, но это мне так и не удалось, и я закашлялась, а потом закончила просто: — Радищева…
— А-а-а, слышал, слышал. Дело полезное. Если вам удастся найти икону, родной город вас не забудет.
— Спасибо большое, — нарочито вежливо сказала я, делая вид, что не заметила в его голосе иронии. — Вы могли бы рассказать мне что-нибудь о коллекции и об украденной иконе?
— Ну, мои познания в этой области самые скромные… Но кое-что, думаю, смогу вам поведать. Приезжайте ко мне в любое удобное для вас время.
Я посмотрела на часы — всего два. Что ж, не буду терять время, решила я, и напрошусь к гостеприимному искусствоведу прямо сейчас.
— Как вы отнесетесь к тому, если я появлюсь у вас примерно через час?
— Буду искренне рад этому обстоятельству.
— Вот и хорошо. А как найти вашу дачу?
— Если поедете на автобусе, вам надо будет сойти на остановке «Гусельский мост». Ее легко узнать — сразу за небольшим мостиком. А дальше направо от остановки в гору почти до самого конца. Мой домик расположен по правую руку от дороги. В крайнем случае спросите у соседей. Я вас с нетерпением жду, — ответил Борисов и повесил трубку.
Теперь нужно было решить, что делать с машиной. Провести целый час за рулем мне не улыбалось. К тому же я знала некоторые особенности Борисова, учитывая которые имеет смысл вернуть машину на стоянку и поехать на автобусе. Да и переодеться не мешало бы.
В общем, так я и сделала. А по пути зашла в мини-маркет и купила бутылку настоящего армянского коньяка «Юбилейный» — ехать к Борисову с пустыми руками было просто дурным тоном. Правда, пришлось выложить за это весьма приличную сумму, ну да не беда — можно приплюсовать ее к общим расходам.
На остановке толпился народ, но дачников оказалось мало, поскольку был будничный день и все добропорядочные граждане города Тарасова послушно отбывали восьмичасовое заключение на рабочих местах. Я дождалась автобуса до Гуселки и довольно быстро добралась до нужной остановки. На этом приятности путешествия закончились — дальше предстоял мучительный подъем в гору по жаре. Но деваться было некуда, пришлось идти.
После опроса местных дачников я наконец нашла летнюю резиденцию моего искусствоведа. «Домик» Юрия Борисовича оказался нехиленьким коттеджем с миниатюрным балконом и застекленной мансардой. Довольно большой приусадебный участок был засажен в основном всякой цветочной ерундой, не без претензий оформленной в яркие клумбы самых разных размеров и невообразимых форм. Сам хозяин восседал за столиком летней кухоньки под небольшим навесом и пил из высокого тонкого стакана красное вино. Возле его ног подремывал внушительных, для данной породы, размеров миттельшнауцер, который при моем появлении лениво поднял голову, но тут же вернул ее в исходное положение, успокоенный заботливой рукой хозяина.
— А вы похудели, Танечка, — сказал Юрий Борисович, поднимаясь мне навстречу, — но прическа вам очень к лицу. И вообще, вы, как всегда, прекрасно выглядите.
— Спасибо, — ответила я, невольно вспоминая о своих роскошных синяках. Да и прически у меня никакой не было, но Борисов всегда умел делать комплименты.
— Надеюсь, вы не слишком торопитесь, Танюша. А то в коем-то веке выбрались навестить старика… Устраивайтесь как вам удобно. Сейчас мы сообразим что-нибудь перекусить, а пока отведайте вина. Это с моего собственного виноградника. Чистый нектар — никаких суррогатов.
— Юрий Борисович, может быть, мы сперва поговорим о деле, а уж потом отметим нашу встречу? — сказала я, извлекая из сумки бутылку коньяка и протягивая ее гостеприимному хозяину.
— Это что, настоящий, армянский? — воскликнул Юрий Борисович, восхищенно разглядывая этикетку. — Ну, ублажили! Знаете, чем старика порадовать. Просто подарок богов! Вы располагайтесь здесь, Танечка. Я, конечно, постараюсь ответить на все ваши вопросы, только, с вашего позволения, все-таки сначала придумаю какую-нибудь закуску. Хотя закусывать чем бы то ни было такой роскошный коньяк — только продукт портить. Я сейчас вернусь, а вы не скучайте, Танечка. Можете пообщаться с Фредди, думаю, вы с ним подружитесь.
Юрий Борисович скрылся в домике, а я опасливо посмотрела на дремлющего миттельшнауцера. Честно говоря, дружиться мне с ним совершенно не хотелось, поэтому я присела за стол и налила себе вина из большого графина, стоящего на столе рядом с тремя высокими стаканами.
С Юрием Борисовичем я познакомилась случайно и довольно давно, но до сих пор не могу похвастаться, что много о нем знаю. Мне лишь известно, что он работал в университете, где преподавал историю русской литературы, и был страстным меломаном. При каждом удобном случае Юрий Борисович не упускал возможности похвастаться своей огромной коллекцией произведений классической музыки. При этом его литературные и музыкальные пристрастия странным образом сосредоточились на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков. Однако Юрия Борисовича совершенно нельзя было назвать человеком, оторванным от окружающей действительности и живущим в собственном искусственном мире. За последние годы он сколотил себе приличное состояние, причем основным источником его доходов явно была не преподавательская зарплата, даже с учетом его профессорского звания.
Однако последний факт меня совершенно не смущал. В наше время люди моей профессии не гнушаются помощью людей из любых социальных слоев, занимающихся самыми различными видами деятельности, в том числе не всегда вписывающейся в рамки закона. Я не была исключением. В работе мне помогали и воры в законе, и главари крупных мафиозных группировок, и самые обычные вокзальные бомжи. Поэтому на прошлое и настоящее Борисова мне, честно говоря, было глубоко наплевать. Просто в свое время я оказала ему неоценимую услугу и теперь смело могла рассчитывать на его поддержку.
Пока я размышляла о возможных источниках доходов моего искусствоведа, постепенно на столике летней кухни стали появляться изящные миниатюрные тарелочки и вазочки с весьма аппетитными на вид яствами, что, сказать по совести, несказанно меня обрадовало. То ли мысли, связанные с моим новым делом, то ли пребывание на свежем воздухе так подействовали на мой измученный желудок, но есть я захотела просто чертовски. Поэтому я не стала спорить, когда Юрий Борисович предложил «легко перекусить», прежде чем приступить к делу.
Мы выпили по рюмочке коньяка, закусили балыком, жареными раковыми шейками, бутербродами с икрой и другой не менее изысканной мелочью. Потом переключились на курицу-гриль, приготовленную по совершенно неизвестному мне рецепту, но неимоверно вкусную. Заели все это огромным количеством самых разных овощей и фруктов. Одним словом, к концу нашего «легкого перекусывания» я была просто нетранспортабельна. О деле думать было невозможно — хотелось лечь куда-нибудь на травку, в тенечек, и вздремнуть часок-другой, а еще лучше денек-другой или просто впасть в коматозное состояние.
Разделавшись с обедом, я, наплевав на все правила приличия, отвалилась на спинку стула, придав телу положение, наиболее приемлемое для переполненного живота, с неимоверным трудом добыла из сумки сигареты и с удовольствием закурила. Настроение было совершенно нерабочее, но откладывать разговор просто не было возможности. Поэтому я решила немедленно начать беседу.
— Юрий Борисович, если после такого шикарного обеда вы все еще в состоянии отвечать на мои вопросы, мне бы хотелось вам их задать.
— Танечка, солнышко, я полностью в вашем распоряжении. Слушаю вас самым внимательным образом, — сдержанно улыбаясь, ответил Борисов одним из своих любимых выражений.
— Тогда я приступлю. Как вы уже слышали, несколько дней назад был ограблен музей Радищева. Думаю, для вас не тайна, что на момент ограбления в музее располагалась выставка старинных икон из частной коллекции. Так вот, из всех ценностей, находившихся в музее, была украдена только одна-единственная икона, а именно — икона Тверской Богоматери. Я была бы вам очень признательна, если бы вы рассказали мне хоть что-нибудь об этой иконе. Моя признательность совершенно не знала бы границ, если бы вы поделились со мной соображениями относительно того, кому могла понадобиться эта икона. Насколько я понимаю, она была не самой ценной вещью в коллекции. Там остались иконы, за которые можно было бы получить гораздо больше денег, чем за украденную.
— Понимаете, в чем дело, Танечка, ценность подобных вещей далеко не всегда измеряется их реальной стоимостью. Возможно, для кого-то эта икона дороже всех сокровищ мира.
— Значит, вы думаете, что ее могли похитить какие-нибудь сектанты. Эта мысль приходила мне в голову.
— Я этого не говорил. Хотя и такую возможность полностью исключать не стоит, учитывая то количество одержимых, которое появилось в нашей стране за последнее время. Но я, честно говоря, имел в виду совсем другое. Я не знаю подробностей и всех обстоятельств преступления, поэтому могу только предполагать. Но представьте себе такую ситуацию. Вот живет человек, единственным смыслом жизни которого является собирательство. С виду он обычный коллекционер. При этом не важно, что является предметом его страсти: машины, марки, старинные монеты, картины известных художников, издания произведений любимого автора, наконец — старинные иконы. Здесь все зависит от его личных пристрастий и финансовых возможностей коллекционера, а также от его интеллектуального уровня. Так вот, живет он себе, живет, собирает потихонечку свои монетки, марки или иконы. Постепенно его коллекция разрастается и разрастается, и со временем он становится владельцем уникальной по объемам, а также по стоимости коллекции. Теперь смыслом жизни этого человека становится не просто стремление собрать как можно большее количество предметов, а завладеть абсолютно всеми, стать единственным в мире обладателем полного собрания. Я надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?
Я слегка кивнула головой в знак согласия, и Борисов продолжил:
— Теперь перейдем к данному частному случаю. Допустим, что в нашем или каком-либо другом городе есть человек, страстно увлекающийся предметами церковной утвари, конкретно — старинными иконами. У него уже есть солидная коллекция икон, но для того чтобы она была полной, не хватает только одной — иконы Тверской Богоматери. Пока эта икона находилась в составе другой частной коллекции, он мог даже не знать о ее местонахождении. Но вот в местном музее организуется выставка икон. Наш коллекционер, назовем его условно «мистер Х», попадает на нее и обнаруживает там «свою», то есть недостающую икону…
— Прошу прощения, — перебила я Юрия Борисовича, — но как он мог знать, что икона Тверской Богоматери будет выставлена на этой выставке?
— А он мог этого и не знать. Скорее всего, в поисках необходимого он посещал все выставки икон, о которых ему было известно. А нашей выставке предшествовала широкая реклама, так что не знать о ней мог только человек, абсолютно этим не интересующийся. О том, что наш «мистер Х» не знал, что икона Тверской Богоматери будет выставлена в Радищевском музее, свидетельствует и тот факт, что ограбление было совершено под конец выставки. Наверняка преступник предварительно посетил ее, убедился, что то, что ему необходимо, наконец им найдено, обдумал план ограбления и в конечном итоге украл икону.
— Значит, скорее всего, мы имеем дело с маньяком, одержимым желанием усовершенствовать свою коллекцию?
— В целом, Танечка, вы правильно поняли мою мысль, — ответил Борисов с плохо скрываемой иронией.
— Но ведь во время ограбления был убит охранник. Зачем человеку, желающему всего-навсего добавить к своей коллекции еще одну икону, идти на такое серьезное преступление?
— Вы же сами только что сказали, что это маньяк. А если у человека идея-фикс, если он всецело зависим от своего желания, то такая мелочь — в масштабах мышления одержимого человека, я имею в виду, — как убийство, вряд ли его остановит. К тому же охранник мог увидеть преступника, в таком случае ничего другого, как только убить нежелательного свидетеля преступления, ему не оставалось.
— Допустим, что все это верно. Скажите, пожалуйста, каковы тогда у меня шансы раскрыть это дело?
— Практически никаких. Посудите сами, Танечка: маловероятно, чтобы человек, укравший из музея икону да к тому же еще и убивший человека, стал ее выставлять на показ. Это просто глупо.
— А разве не глупо пополнить свою коллекцию новой уникальной иконой и не иметь возможности никому ее показать, даже просто похвалиться? Или он не понимал, на что идет?
— Да нет, он как раз все трезво оценил. Вы просто упускаете из виду одну очень важную деталь. Для людей, подобных тому, кто мог решиться на это преступление, далеко не самым важным является возможность показать кому-то свою коллекцию. Для них главное обладать ею, хранить ее в каком-нибудь укромном месте и время от времени любоваться ею самому. Вспомните хотя бы золотой запас Скупого Рыцаря. Огромное количество денег лежит в сундуках совершенно без дела, и никто, кроме самого хозяина, даже не может взглянуть на него. Насколько мне известно, подобных случаев в криминальной практике не так уж мало. Если бы я был криминальным статистиком, то непременно назвал бы все подобные преступления, совершенные маньяками, идущими на кражу и даже убийство с единственной целью — просто обладать своим приобретением, синдромом Скупого Рыцаря. Красиво, не правда ли?
Честно говоря, мне было совершенно не до восхищения филологически-криминальными изысками Борисова. То, что он сказал, совершенно меня не порадовало.
— Значит, вы абсолютно уверены, что в случае, если ваше предположение окажется верным, эта икона никогда нигде не проявится?
— По крайней мере — до тех пор, пока жив ее новый владелец.
— Так долго я ждать не могу…
— На все воля божья! Возможно, я ошибаюсь, и все гораздо проще. Давайте-ка лучше выпьем еще по рюмочке вашего изумительного коньяка, Танечка, — сказал Борисов, потянувшись за бутылкой.
Мы выпили коньяка, закусив его виноградом, и я закурила следующую сигарету.
— Юрий Борисович, а что вы можете сказать о коллекции Годящева в целом, — не отступала я.
— Я был на этой выставке и со всей определенностью могу сказать, что это безусловно одна из лучших коллекций в стране. Наверняка ее обладатель очень состоятельный человек. Стоимость всей коллекции, Танечка, превышает все ваши самые смелые предположения, уверяю вас. Кстати, икона Тверской Богоматери действительно не самая дорогостоящая в этом собрании. Там есть куда более ценные жемчужины. Что опять-таки подтверждает мою версию о том, что эта икона была украдена потому, что хотели украсть именно ее.
— А как вы считаете, могли украсть эту не самую дорогую икону из тех соображений, что ее гораздо проще сбыть, чем совершенно уникальную?
Борисов на какое-то время задумался.
— А почему нет? Только моя версия нравится мне гораздо больше. В ней столько романтики! А в вашей, Танечка, уж извините, сквозит откровенный прагматизм, даже цинизм…
— А что делать? Такова специфика моей работы, — усмехнулась я. — Ваше предположение абсолютно не дает мне шансов на успешное завершение этого дела. А если правильно мое, кое-что еще можно сделать. Конечно, при условии, что вы поможете мне узнать, куда попадают краденые предметы церковной утвари, — кокетливо подвела я к тому, что меня интересовало, недвусмысленно намекая, что было бы неплохо назвать мне два-три адреса скупщиков.
— Увы, Танечка, тут я вам ничем не помогу, — сдерживая улыбку и неловко пощипывая свой левый ус, ответил Борисов, — откуда добропорядочному пенсионеру знать, куда пропадает наше национальное достояние. Очевидно, оно уходит куда-то за бугор. Ничего более определенного я вам сказать не могу. Скупкой краденого я не занимаюсь и людей, занимающихся подобным сомнительным родом деятельности, не знаю.
— Очень жаль, — совершенно искренне сказала я, хотя, если быть честной, не особенно рассчитывала на его откровенность. — Тогда давайте пить коньяк и будем считать, что на сегодня разговор о делах закончен.
Остаток дня я провела самым замечательным образом. Мы с Борисовым допили коньяк, затем прикончили несколько бутылок домашнего вина, что несказанно подняло наше настроение, сходили на Волгу, где я умудрилась покататься на миттельшнауцере, совершенно забыв об осторожности. Впрочем, схожу к чести этого пса, к людям в состоянии легкого несоображения он относился с предельной деликатностью. Его терпимости можно было только позавидовать.
Домой я вернулась на такси уже за полночь, повторяя по дороге про себя любимую фразу моего знакомого хакера Дыка: «Валим с этой хаты, пока в памяти», и сразу же завалилась спать.
