Глава 11
Пока Вова Прокопенко продолжал бдительно торчать около примерочной кабины, я брела по сумрачным коридорам бестолкового здания.
Хорошо еще, что было утро, и поэтому встречные люди не шарахались от меня, а всего лишь провожали недоуменными взглядами. Было от чего недоумевать: идет приятная молодая дама и, сосредоточенно глядя перед собой, бормочет какую-то ахинею «туда, сюда, оттуда»…
Преодолев тридцать три поворота, я оказалась в очередном внутреннем дворике. Здесь располагалось несколько квартир, так как этот угол здания не представлял интереса для фирм: слишком уж замысловатые подходы.
Добравшись в конце пути до ржавой металлической двери, я постучала в эту дверь самым популярным и безотказным кодом: «„Спартак“ — чемпион».
Дверь не сразу, но все-таки распахнулась, и на меня глянуло заросшее бородой мужское лицо.
Врать людям и говорить всякую чушь не пришлось.
— Ты новая жаба? — с какой-то обреченной надеждой спросил этот персонаж.
Термин «жаба» в таких тусовках означает женщину свою в доску.
Я подумала и пожала плечами: я, конечно же, очень даже своя, но для себя и для своих.
Тяжко вздохнув, задумчивый абориген пожевал губами и, повернувшись, зашаркал внутрь помещения.
Я не стала возмущаться, что мне не предложили зайти, и проследовала за ним. Судя по его зрачкам, мужичок скорее всего был на дозе или обкурен, поэтому он и вел себя флегматично.
Квартира, в которую я попала, поднявшись вслед за бородатым по лестнице, была на вид явно нежилой и загаженной до самой последней степени. Бетон на полах, бетон на стенах. Кругом грязь, пыль, мусор.
Я осмотрела ужасную кухню, вонючий санузел и пошла дальше.
В единственной комнате этой квартиры, справа от санузла, на бесформенной куче драных матрацев уже восседал открывший мне дверь лохматый наркофлегмат. Дядечка точно находился под кайфом и был настроен лирически: он тренькал на гитаре и пел.
Утробным шепотом он выводил душераздирающие слова: «Помню, как сказал мне: чао, бамбино, синьорита»…
Ритм песенки при этом он отбивал стоящим на полу старинным чугунным утюгом, приподнимая его ступней, всунутой в ручку.
«Неужели он тоже нестандарт, как и Вова Прокопенко? — подумала я. — Какая милая компашка меня окружает все эти дни, застрелиться можно».
А в другом углу комнаты в ободранном кресле бывшего светло-зеленого цвета возлежала моя знакомая Антонина. Глазки ее были закрыты, на лице легкая улыбка, дыхание ровное.
Том классика, насочинявшего про римлян, — лежал на полу справа.
Рядом с ним валялся и ее потертый полиэтиленовый пакет с выглядывающей из него книжицей детективов Елены Проскудиной.
Я неслышно подошла к Антонине, присела сбоку от кресла, прислонилась спиной к холодной батарее отопления и полистала том древнеримской истории.
Как ни крути, а содержание этой книги — не для молоденькой девушки. Жить надо и любить надо всеми фибрами души, а она такими вещами занимается.
Я раскрыла свою сумку, сунула туда руку. Сразу же попалась кассета с Вовиными выкрутасами.
Лирический флегмат продолжал негромко наигрывать простенький шлягер. Обстановка умиротворяла, и мне уже самой захотелось закрыть глаза и устроиться поудобнее на полу.
На полу — это потому что кресло занято.
Было похоже, что Антонина спит. Она не выглядела своей в этом странном месте, но, если спала, значит, верила в свою безопасность. А это тоже немало.
Гитара слабо тренькала, бородатый бард продолжал шептать, время тянулось, и, когда я уже решила, что пора брать быка за рога и выполнять обязательства перед клиентами, раздался грохот.
С моего места была видна входная дверь, она распахнулась от удара, и в комнату влетел мой потерянный друг Вова Прокопенко.
Антонина от шума проснулась, тихо вскрикнула и нагнулась к полу за своей книжкой.
Увидев меня, она вскрикнула громче, толкнула меня в грудь, а сама шарахнулась вправо. Кресло не выдержало такой широкой амплитуды колебания. Оно завалилось и упало. Антонина, разумеется, рухнула вместе с ним и забарахталась, пытаясь подняться.
Я сидела на корточках и была в позиции довольно-таки неустойчивой. От толчка Антонины я села на задницу и ударилась спиной о знакомую уже холодную батарею отопления.
Вова, нагло постукивая каблуками, вышел на середину комнаты.
Музыкальный флегмат прекратил свои занятия и задумчиво посмотрел на Вову.
— Тухни, — бросил Вова ему и насмешливо взглянул на меня.
— Думала, что очень умная, животное? — спросил он и тихо рассмеялся, не разжимая губ.
Не спуская с меня глаз, он выдернул из кармана пистолет.
Я, не прекращая контакта с батареей, осторожно поднялась на ноги.
Вова повел стволом пистолета в мою сторону.
— С тобой особый разговор, животное, — процедил он сквозь губы, — стой и не дергайся. Не получилось машиной на тебя наехать, я по-другому наеду. Тебе же ясно говорено было: с ментами не связывайся, кошелка! Бабы умными не бывают, так и знай!
Ситуация была совсем не интересной, что и говорить. Равнодушный ко всему флегмат начал снова тренькать, Антонина наконец-то сумела выползти из-под кресла и, поскуливая, с ужасом глядя на Вову, стала отползать вдоль стены подальше от него.
— Ну все, дочка, — обратился он к Антонине, — финита тебе приперла, до встречи!
Он перевел пистолет на Антонину.
Пока все это происходило, я только и успела, что подумать о дурацком предсказании костей: похоже, что мне действительно грядет уменьшение доходов, причем до нулевой отметки.
Оттолкнувшись от стены, я рванула к Вове и, ударив левой ногой по его руке с пистолетом, обеими руками нанесла ему каскад ударов.
Может быть, я и не очень умная, зато хорошо прыгать умею.
Пистолет упал на пол, но это оказалось моей единственной победой.
Вова не просто выстоял, он сделал мне классную подсечку, я потеряла равновесие, он еще и подтолкнул. Все, что я успела, так это перед падением зацепиться за него.
Упали мы вместе. Вова оказался сверху.
Пока я пыталась его стряхнуть с себя, я краем глаза увидела, что Антонина-зараза, быстренько обойдя нас, подхватила свои книжки и бочком-бочком выбежала прочь из комнаты.
Вова, бросив меня, рванулся следом за Антониной, я схватила его за ногу, и он снова рухнул на прежнее место.
Поняв, что от меня отделаться сложно, Вова попытался меня придушить.
Я, вывернувшись, ударила его несколько раз в печень и ниже. Он стерпел, и я получила от него такой красивый прямой в челюсть, что в голове у меня что-то звякнуло, брякнуло, и изображение в глазках поплыло.
Вова замахнулся во второй раз, но вдруг остановился на полпути. Глаза его помутнели, рука опустилась. Уперевшись ему в грудь коленями, я просто скинула его как мешок, разом потерявший все свои ударные возможности.
За Вовой обнаружился задумчивый наркофлегмат, держащий в руке чугунный утюг.
— Если жаба не желает, значит, она не хочет, — еле слышно пробормотал наркофлегмат святую истину и, покачивая головой, побрел в свой угол.
Я села на пол и уронила в ладони свою забубенную головушку.
Постепенно колокольный перезвон в ней угас и появилась способность соображения.
Я посмотрела на валяющегося Вову. Я очень благородно сдержалась и не двинула его кулаком в морду. Однако не отказала себе в профессиональном любопытстве и проверила его карманы. Помимо разных мелочей, там были его документы, в том числе и лицензия на право ношения оружия.
Я сказала лицензия? Так я оговорилась.
Скомкав бумажку и сунув ее в карман, я потянулась за сумкой, где был мой мобильник.
В этот момент послышались быстрые шаркающие шаги. В комнату влетела Антонина, а за нею разъяренный и взлохмаченный Бутман с пистолетом в руке.
Увидев Бутмана, я тут же бросилась к пистолету Вовы, валяющемуся на полу в трех метрах от меня.
Бутман выстрелил. Пуля щелкнула о бетон в пяти сантиметрах от моих пальцев.
— Не дергайся, — сказал Бутман.
Слава богу, я хорошо понимаю свой родной язык и поэтому кивнула и вернулась на место.
— Что с ним? — спросил Бутман, показывая стволом пистолета на окровавленный затылок Вовы.
— Может быть, спит? — предположила я.
Бутман усмехнулся и, не опуская пистолета, направленного в мою сторону, быстро подошел к стене, где лежала моя сумка. Он ее поднял и раскрыл.
— Ну вот, подруга, — удовлетворенно проговорил он, увидев там кассету, — видна тяга к культуре у современных ментов. Это очень похвально. Ты, сучка, если выживешь, то все-таки додумаешься до бисексуальности.
Бутман вынул из сумки пистолет и мобильник. Сумку и мобильник он уронил себе под ноги и с силой ударил по телефону каблуком.
«Отчирикалась моя трубочка. А вот Таня пока нет», — подумала я, оценивая расстояние между мной и Бутманом.
Было далековато, но рискнуть, конечно же, стоило.
— Твой ствол? — спросил Бутман меня.
Я не отреагировала.
Бутман стоял на расстоянии трех-четырех шагов от меня с двумя пистолетами в руках. Между нами лежал начавший тихо постанывать Вова Прокопенко.
Я не ответила, а Бутман и не ожидал от меня ответа. Его глаза сузились. Не спуская с меня страшного взгляда с утвердившейся в нем решимостью, он сделал шаг вперед.
Направив ствол моего пистолета в голову Прокопенко, он выстрелил два раза.
Звуки выстрелов прозвучали неожиданно громко и отозвались эхом в полупустой комнате.
Я приготовилась отдать жизнь подороже и, подтянув под себя ноги, уже знала, что делать при следующем движении Бутмана. Мне бы только добраться до него…
Антонина, сидевшая, сжавшись в комочек позади и слева от меня, тихонько завыла.
— Молчать, сучка! — рявкнул на нее Бутман, и Антонина тут же послушно замолчала.
— Встаешь и идешь со мной, — крикнул он Антонине и отошел к двери, — а ты пока здесь отдохни! Ты только что Вову убила, и мы все это видели — подумай об этом. Нинка подтвердит, я не сомневаюсь.
Бутман посмотрел на задумавшегося на матраце наркофлегмата и, хмыкнув, махнул рукой Антонине.
Она, вздрагивая всем телом, подошла на непослушных ногах, и Бутман, засунув мой пистолет себе за пояс брюк и прикрыв его футболкой, крепко взял Антонину за руку.
— Мне теперь все одно, Нинка, — сказал он, — если жить хочешь, будешь послушной.
Антонина быстро и мелко затрясла головой, и Бутман, пятясь и не спуская с меня глаз, потащил ее к выходу.
Хлопнула металлическая дверь, потом раздались лязгающий звук и удаляющиеся шаги.
Я подлетела к двери, на мгновение прислушалась и осторожно толкнула ее. Дверь не поддалась. Тогда я толкнула еще и еще раз. Результат был все тем же. Было похоже, что снаружи ее приперли каким-нибудь ломом или арматурой. Открыть дверь можно теперь только снаружи.
Таня попалась в западню вместе с приятной компанией: свежим трупом и уплывающим в кайф музыкальным наркоманом.
Смешно? Мне — нет.
Я вернулась в комнату и, аккуратно обойдя Вову Прокопенко, точнее то, что им было несколько минут назад, подскочила к окну.
Окно было без решеток, что меня обрадовало, но, пока мне удалось открыть рамы, я ругалась так, что икалось всем.
Наконец я распахнула окно и выглянула из него. Сразу стала ясна причина отсутствия решеток: они не были здесь нужны.
Стена комнаты выходила во внутренний двор, на этой стене зацепиться было не за что, а мой этаж был совсем не первым.
Я озадаченно посмотрела на утоптанную землю внизу.
М-да… А я даже зонтика не взяла, чтобы испытать его как парашют…
Бросив взгляд на волосатого наркомана, снова затренькавшего на гитаре, я обратилась к нему.
— Нас заперли! — крикнула я.
Он посмотрел на меня мутным взглядом и захихикал.
