Примерно около полуночи мой адвокат захотел кофе. Когда мы выехали на Бульвар, он начал довольно регулярно блевать и основательно загадил правое крыло «Кита». Мы подкатили к светофору напротив «Серебряного Башмачка». Рядом оказался большой голубой «Форд» с Оклахомскими номерами… и двумя свиноподобными парами внутри — наверное, легавые из Маскоги, использовавшие Наркоконференцию, чтобы выгулять своих жен в Лас-Вегасе. Они выглядели так, как будто вскрыли «Дворец Цезаря» на тридцать три доллара, играя в блэкджек, и сейчас направлялись в «Цирк-Цирк» проматывать их…

… однако неожиданно обнаружили в двух шагах от себя заблеванный белый Кадиллак с откидным верхом и 300-фунтовым Самоанцем в желтой майке, напоминавшей рыболовную сеть, орущим:

— Эй, вы там! Ребята, хотите купить немного героина?

Молчание. Никакой ответной реакции. Их предупреждали о подобной ерунде: просто игнорируй ее…

— Эй, вы, мудилы! — визжал мой адвокат. — Я же серьезно, вашу мать! Я хочу продать вам немного охуенного чистого герыча! Он высунулся из машины и кричал прямо у них под носом. Но никто по-прежнему не отвечал. Я мельком взглянул на них и увидел четыре Американские рожи средних лет, похолодевшие от шока, упорно смотревшие вперед перед собой.

Мы находились на встречной полосе. Быстро повернуть налево — незаконно. Когда загорится зеленый, надо было ехать прямо, а затем скрыться на следующем перекрестке. Я ждал, нервно нащупывая ногой педаль газа…

Мой адвокат совсем распоясался.

— Дешевый героин!; Это настоящий продукт! Вы не подсядете! Вашу мать, я знаю, что продаю! — он замолотил по крылу машины, чтобы привлечь их внимание, но они не хотели с нами связываться.

— Вы что, ребята, никогда раньше не говорили с ветераном? — измывался адвокат. — Я только что вернулся из Вьетнама. Это пиздец, ребята! Чистый пиздец!

Вдруг загорелся зеленый свет, и «Форд» рванул как ракета. Я тоже поддал газу и пристроился прямо напротив них, на расстоянии в двести ярдов, наблюдая за легавыми в зер кальце, тогда как мой адвокат продолжал вопить: «Стрелять! Ебать! Колоть! Кровь! Героин! Насиловать! Дешевый! Коммунист! Всажу штык в твои буркалы, ебать тебя не переебать!» Мы на полной скорости приближались к «Цирк-Цирк», и Оклахомская машина заложила влево, пытаясь прорваться на подъездную аллею. Я слегка осадил «Кита» и тоже стал показывать, что поворачиваю, и на миг мы мчались бок о бок. Водила «Форда» не собирался ударять мне по борту, в его глазах застыл ужас…

Мужик на заднем сиденье потерял над собой контроль… и, перегнувшись через свою жену, завопил: «Грязные ублюдки! Остановитесь, и я убью вас! Да будьте прокляты вы! Выродки!» Казалось, он, обезумев от ярости, готов выпрыгнуть прямо из окна в нашу тачку. К счастью, у «Форда» было только две двери. Он не мог выбраться.

Мы доехали до следующего светофора, а «Форд» все еще пытался проскочить влево. Мы оба гнали изо всех: сил. Я глянул через плечо и увидел, что весь остальной транспорт остался далеко позади; и справа все было свободно. Так что я резко тормознул, причем, адвокат завалился на приборную доску, и в это мгновение «Форд» вырвался вперед, мы пристроились ему в хвост, а затем промчались на боковую улицу. Лихой правый поворот через три полосы движений. Но это сработало. Мы оставили «Форд», с визгом застрявший на левом полуразвороте, посредине встречной полосы на перекрестке. Если немного повезет, его водилу арестуют за нарушение правил уличного движения.

Мой адвокат все еще смеялся, когда мы, перейдя на первую передачу, выключив фары, блуждали по пыльному сплетению глухих улиц неподалеку от «Дезерт Инн». «Господи Иисусе, — сказал он, торжествующе качая головой. — Эти Оклохи все-таки возбудились. Парень на заднем сиденье пытался схлестнуться со мной! Блядь, да у него пена шла изо рта. Я бы вырубил гондона слезоточивым газом… у этих психопатов-уголовников полнейшее разложение нравов… никогда не угадаешь, когда они могут взорваться от злости!» Я резко вывернул на поворот, который, похоже, вел дальше в лабиринт улиц, но вместо плавного заноса ублюдок «Кит» чуть не врезался в столб.

«Срань господня! — взвизгнул адвокат. — Да включи эти ебаные фары!». Он держался за ветровое стекло… внезапно у него снова начался Большой Проблев, и ему пришлось высунуться из машины.

Я отказался сбавить скорость, пока полностью не уверился, что нас никто не преследует, особенно этот «Форд» из Оклахомы: люди, сидевшие в нем, были явно опасны, по крайней мере, пока они не остынут Стукнут ли они в полицию об этой кошмарной стычке? Скорее всего, нет. Все произошло слишком быстро, без свидетелей, и наши шансы были предпочтительнее, потому что им в любом случае никто не поверит. Сообщение о двух пушерах героина в белом кадиллаке с откидным верхом, мотавших взад и вперед по Бульвару, стремавщих и оскорблявших абсолютно незнакомых им заезжих туристов, на первый взгляд покажется абсурдом. Даже Сонни Листон (прим. — знаменитый американский боксер)не заходил так далеко в своем беспределе.

Мы еще раз повернули, и едва не врезались снова. «Коупа да Вилле» — не совсем идеальная тачка для сверхскоростных разворотов и поворотов в узких улочках жилых кварталов. Слишком мягкое управление… не такое, как у «Красной Акулы», которая довольно четко слушалась руля в ситуациях, когда требовался быстрый четырехколесный вираж. Но «Кит», вместо того, чтобы парить как птица, в критический момент имел тенденцию ползти как черепаха, полностью соответствуя тошнотворному ощущению «а вот и мы прикатили, здрасте!» на светских раутах.

Сначала я посчитал, что все дело в спущенных шинах, и поехал на бензозаправку рядом с Фламинго», где подкачал их до пятидесяти фунтов каждую, что, в свою очередь, насторожило местного техника, пока я не объяснил ему, что это — «экспериментальные» шины.

Но даже при этих пятидесяти фунтах повороты давались нам хреново, и спустя несколько часов я вернулся, сказав ему, что хочу попробовать семьдесят пять. Его передернуло. Заметно нервничая, он заявил, протягивая насос: «Только без меня. Вот. Это твои колеса. Ты это и делай».

— А что не так-то? — спросил я. — Ты полагаешь, что они не сдюжат семьдесят пять?

Техник кивнул, опасливо отойдя в сторону, когда я начал разбираться с левой стороной.

— Ты прав, черт возьми, — сказал он. — Этим шинам надо двадцать восемь спереди и тридцать два сзади. Черт, уже пятьдесят — опасно, но семьдесят пять — это безумие. Они лопнут!

Я отрицательно замотал головой, продолжая накачивать переднее левое колесо:

— Я же говорил тебе. Эти шины разработали в лабораториях «Сандоз». Они специальные. Я могу загнать в них до сотни.

— Боже всемогущий! — простонал он. — Только здесь этого не делай.

— Не сегодня, — отозвался я. — Хочу увидеть, как они поворачивают на семидесяти пяти. Техник захихикал.

— Вы даже до угла не доберетесь, Мистер.

— Посмотрим, — заметил я, перейдя с насосом к заднему колесу.

По правде говоря, я нервничал. Передние колеса были натянуты туже, чем кожа на барабанах; когда я заворачивал на них колпачки, на ощупь они были, как тиковое дерево. «Но какого черта, — думал я. — Ну и что страшного, если они лопнут? Не так часто человеку предоставляется шанс провести заключительные эксперименты с девственным Кадиллаком и четырьмя совершенно новыми, только что с конвейера, колесами за 80 долларов». Насколько я знал, эта штука может начать поворачивать, как «Лотус Илэн». Если нет, все, что мне надо было сделать, — позвонить в ВИП агентство и устроить доставку еще одной… пригрозить им судебным процессом, потому что все четыре колеса лопнули, когда я ехал в сильном потоке транспорта. Потребовать на следующий раз «Эльдорадо», с четырьмя «Мичелин Икс». И сунуть им еще раз карточку, списав все на «Сент-Луис Браунз».

Как оказалось, с подкачанными шинами «Кит» заработал весьма прилично. Движение было немного шероховатым; я чувствовал каждый камень, попавший под колесо на автостраде, как если бы катался на роликовых коньках по усыпанной гравием дорожке… однако тачка начала поворачивать в очень стильной манере, сильно напоминая езду на мотоцикле на предельной скорости под проливным дождем; едва поскользнулся — и ХУЯК, кубарем вылетел в кювет, украсив собой пейзаж, точнее своей головой, оказавшейся почему-то в руках.

Через полчаса после нашего столкновения с Оклохами мы остановились у ночной забегаловки на шоссе «Тонопа», на задворках убогого, вонючего и грязного гетто под названием «Северный Лас-Вегас». В действительности оно было уже за городской чертой. Ты отправляешься в «Северный Вегас» только тогда, когда в один прекрасный день слишком круто облажался на Бульваре, засветившись и испортив все мазы, и когда твоему появлению не рады даже в магазинчиках, расположенных вокруг «Казино Центра», где торгуют по сниженным ценам.

Это ответ Невады на Восточный Сент-Луис — трущобы, кладбище, последняя остановка перед пожизненной ссылкой в Или или Виннемучу. Отправляешься в Северный Вегас, только если ты — блядь лет под сорок, и люди синдиката на Бульваре решили, что ты уже не слишком хороша и привлекательна, чтобы обслуживать птиц высокого полета… или если ты сутенер, у которого накрылся кредит в «Песках», или, как они называют таких в Вегасе, «забулдыга». Для них это может значить все что угодно, от жалкого алкаша до опустившегося джанки. А в терминах коммерческой пригодности это означает, что тебе дан от ворот поворот во всех правильных и приличных местах. большие отели и казино лезут из кожи вон, чтобы обезопасить играющих толстосумов даже от малейшей перебранки с «нежелательными лицами»;. Они хотят быть в этом полностью уверены. Секьюрити в таких заведениях, как «Дворец Цезаря», сверхбдительна и сурова. Возможно, треть присутствующих на этаже людей, невзирая на время суток, — либо подставные зазывалы, либо охранники, напоминающие сторожевых псов. Откровенно пьяных субъектов и известных карманников пасут с неослабным вниманием — головорезы, а-ля Секретная Служба, выволакивают таких на автостоянку, где устраивают краткую, беспристрастную лекцию о стоимости услуг дантиста и о трудностях жизни с обеими сломанными руками.

Фешенебельный район Вегаса — вероятно, самое закрытое общество к западу от Сицилии, и в рамках каждодневного и устоявшегося образа жизни этого места без разницы, Кто на Вершине — Лаки Лучано или Говард Хьюз. При таком раскладе, когда Том Джонс может сделать в неделю 75000 долларов за два вечерних шоу в «Цезаре», охрана дворца просто жизненно необходима, и никого не заботит, кто выписывает ей чеки. Такая золотая жила, как Вегас, подобно другим золотым жилам, порождает свою собственную армию. Наемное бычье имеет склонность размножаться и торчать, как церберы, вокруг денег властных структур… и большие деньги в Вегасе ассоциируются с Силой, которая их защищает.

Так что если тебя по какой-либо причине занесли в черный список на Бульваре, то лучше либо убраться из города, либо выйти в отставку и ублажать себя своими выходками, где подешевле, — в дрянном забвении Северного Вегаса… ошиваясь среди занудных бездельников, кидал, калек-наркоманов и других неудачников, выброшенных за борт бы тия. Северный Вегас, например, это то место, куда ты направляешься, если нужно затариться Герой до полуночи без всяких завязок.

Но если ты ищешь кокаин и держишь наготове несколько купюр и знаешь кодовые слова, то захочешь остаться на Бульваре и иметь дело с хорошо осведомленными девками, которых надо подмазать по меньшей мере одной купюрой, даже не начиная разговора.

А уж сколько еще башлять… Мы не вписывались на понятия и не могли поддержать марку. Нет такой формулы, объясняющей твое появление в Вегасе на белом Кадиллаке, забитом наркотиками, и отсутствие возможности с кем-либо толком завязаться. Стиль «Филмора» здесь никогда не канал. Такие люди, как Синатра и Дин Мартин, все еще считались в Вегасе «недосягаемыми вершинами». «Андеграундная газета» здесь — это «Free Press» Лас-Вегаса — осторожный отголосок «The People's World» или, может, «National Guardian».

Неделя в Вегасе напоминает Отклонение Времени, воз вращение к отправной точке, в состояние конца пятидесятых. Ты врубаешься в это на все сто, когда видишь приезжающих сюда людей — Больших Транжир из таких мест, как Денвер и Даллас. Не считая съездов охотников из «Национального Элкс Клуба» (ниггерам вход воспрещен} и Слета Вольных Овцеводов со Всего Запада. И все эти люди абсолютно слетают с нарезок при виде старой блядй, обнажившейся до трусиков, или десятка пятидесятилетних джанки, выкидывающих ногами курбезы на подъездных путях под звуки биг-бита, отрываясь под «Песнь Сентября».

Около трех ночи мы заехали на стоянку одной забегаловки в Северном Вегасе, Я искал экземпляр «L. A. Times», новости из внешнего мира, но беглого взгляда на подставку для газет оказалось достаточно, чтобы я отказался: от своего намерения. В Северном Вегасе «Times» не был нужен. Отсутствие новостей — самые хорошие новости.

— На хуй газеты, — сказал мой адвокат. — Вот от кофе я бы сейчас не отказался.

Я согласился, но невзначай свистнул экземпляр «Sun» Вегаса. Вчерашний выпуск, но мне было наплевать, Мысль о том, чтобы войти в кафе без газеты в руках, заставляла меня нервничать. К тому же там всегда был Спортивный Раздел; можно сосредоточиться на результатах бейсбольных матчей и околофутбольных слухах: «Барт Старр Избит Хулиганами в „Таверне Чикаго“; Негодяи Скрылись, Ведется Следствие»… «Немет Покинул Джетс, чтобы Стать Губернатором Алабамы»… и наконец спекулятивный кусок на странице 46 о горячей сенсации, по имени Гаррисон Файэ, из «Грэмблинга»: бежит стометровку ровно за девять секунд, вес 344 фунта и продолжает расти.

«Этот парень Файэ, безусловно, многообещающий, — говорит тренер.

— Вчера, после тренировки, он голыми руками разломал автобус Дальнего Следования, а прошлой ночью нанес серьезные повреждения вагону в метро. Он — просто находка для цветного телевидения. Я не из тех, кто носится с любимчиками, но дела обстоят так, что мы дадим ему зеленый свет».

Разумеется. На телевидении всегда дают зеленый свет типам, которые за девять секунд превращают людей в студенистое желе… Но, видимо, они держались подальше от кофейни «Северная Звезда». Мы получили это место в свое полное распоряжение — безусловная удача, потому что мы съели по пути сюда еще по две пилюли мескалина, и эффект начал показывать зубы.

Мой адвокат больше не блевал, его даже не подташнивало. Он заказал кофе с апломбом человека, давно уже привыкшего к быстрому обслуживанию. Официантка выглядела как постаревшая шлюха, наконец-то нашедшая свое место в жизни. Она определенно здесь правила бал, и посмотрела на нас с явным неодобрением, как только мы вальяжно расположились на высоких табуретах у стойки.

Мне же это было по барабану. Кофейня «Северная Звезда» казалась вполне безопасной гаванью для нашей бури. Есть вещи, которые, при такой работе, схватываешь на лету и жопой чувствуешь — будет перебор. Детали не имеют значения. Ты только знаешь наверняка, что твой мозг начинает распирать от брутальных вибраций, не успел ты подойти к входной двери. Должно произойти нечто дикое и злое. И оно, судя по всему, захватит и тебя.

Впрочем, в атмосфере «Северной Звезды» не было ничего, что заставляло быть настороже. Официантка пассивно враждебна, но я уже к этому приспособился. Большая телка. Не толстая, но большая: куда ни глянь— длинные мускулистые руки и мясистый подбородок. Захватанная карикатура Джейн Рассел: крупная голова с копной темных волос, лицо разрезано ярко-красной губной помадой, груди — 48 в обхвате, наверное, впечатляли двадцать лет назад, когда она могла быть Мамочкой у филиала «Ангелов Ада» в Берду… а сейчас она вкалывала в поте лица в огромном розовом упругом лифчике, торчащем из белого халата, от которого несло потом.

Возможно, она была за кем-то замужем, но даже распространяться на эту тему не хотелось. Этим вечером мне нужно было от нее лишь одно — чашку черного кофе и гамбургер с маринадом и луком за 29 центов. Никаких приставаний, никакого разговора — просто отдохнуть и сделать стратегическую перегруппировку. Я даже не был голоден.

У моего адвоката не было ни газеты, ни чего-нибудь еще, что могло бы отвлечь его внимание. Поэтому, снедаемый скукой, он сосредоточился на официантке. Она, как робот, приняла наши заказы, как вдруг адвокат насквозь пробил корку ее безразличия требованием принести «два стакана ледяной воды-со льдом».

Он залпом выхлебал свой, и спросил еще один. Я заметил, что официантка напряглась.

«На хуй», — подумал я. И углубился в раздел комиксов.

Через десять минут она принесла гамбургеры, и я увидел, как мой адвокат протянул ей салфетку, на которой было что-то написано. Он сделал это небрежно, с отсутствующим выражением лица. Но я понял, улавливая вибрации, что мир в этом месте будет скоро нарушен.

— Что там было? — спросил я.

Он отмахнулся, таинственно улыбаясь официантке, стоявшей к нам спиной в десяти шагах, в самом конце стойки, и размышлявшей над содержанием салфетки. Наконец она повернулась, сверкая глазами… решительно шагнула вперед и бросила салфетку моему адвокату.

— Что это? — заверещала она.

— Салфетка, — сказал мой адвокат.

Наступил момент омерзительной тишины, а затем ее прорвало: «Не вешай мне лапшу на уши! Я знаю, что она означает! Жирный ублюдок, сутенер вонючий, твою мать!».

Мой адвокат поднял салфетку, ознакомился с тем, что он написал, и бросил ее на прилавок. «Это кличка принадлежащей мне лошади, — сказал он тихо. — Что тебе не нравится?»

— Сукин сын! — o раздалось в ответ. — Я много всякого дерьма выношу здесь, но не потерплю, черт побери, выходок какого-то сутенера-дрочилы!

«Господи, — недоумевал я, — Что случилось?» Я внимательно наблюдал за руками официантки, надеясь, что она не схватит ничего острого или тяжелого. Взял салфетку и прочитал то, что на ней большими красными печатными буквами нацарапал этот козел: «Красивая Жопа?» Вопросительный знак был подчеркнут.

А она завизжала снова: «Оплатите свой счет и убирайтесь вон ко всем чертям! Хотите, чтобы я полицию вызвала?».

Я достал бумажник, но мой адвокат уже поднялся… не глядя на нее, полез за майку, а не в карман, и вдруг вытащил Гербер Мини-Магнум, ужасное серебристое лезвие, назначение которого официантка, похоже, мгновенно осознала.

Она замерла: ее безумно расширенные зрачки впились в нож. А мой адвокат, не сводя с нее глаз, сделал шесть шагов к проходу, снял телефонную трубку, отрезал ее, бросил телефон рядом со своим табуретом, и сел.

Официантка не шевелилась. Я одурел от шока, не представляя, надо ли бежать или смеяться.

«Сколько стоит тот лимонный пирог?» — спросил адвокат голосом обычного клиента, только что влетевшего в этот клоповник, и обсуждающего с официанткой заказ.

«Тридцать пять центов!» — прошептала женщина, прерывисто дыша. Ее глаза буквально лопались от страха, а мозг, судя по всему, функционировал на каком-то основном механическом уровне инстинкта выживания.

Мой адвокат засмеялся: «Я имею в виду весь пирог».

Она заплакала, простонав что-то невнятное.

Адвокат положил купюру на прилавок. «Будем считать, что это пять долларов, — сказал он. — О'кей?» Она кивнула, все еще в столбняке, взирая, как адвокат по-хозяйски заходит за прилавок и вытаскивает пирог из застекленной витрины. Я приготовился сваливать.

Официантка явно пребывала в шоке. Вид ножа, очевидно, реанимировал дурные воспоминания. А затуманенный взгляд говорил, что ее глотка была уже однажды порезана. Она продолжала неподвижно стоять, словно разбитая параличом, когда мы вышли.