Книга: Сказано – сделано
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Я надеялась, что Заревич все еще в офисе. Правда, на часах уже шесть, наступил конец рабочего дня, и в это самое время он мог уже покидать свой шикарный кабинет. Тогда проследить за ним будет сложновато. Но в отсутствие шефа на заместителя всегда сваливается огромное количество работы, поэтому его рабочий день обычно растягивается, как жевательная резинка. Именно на это я и рассчитывала.
Я снова подъехала к уже хорошо знакомому зданию, в котором Гольстер снимает помещение под свой офис. Останавливать машину прямо перед центральным входом было бы глупо, и я, припарковавшись за углом, заглушила мотор и выключила фары. На улице темно, хоть глаз коли, и даже жалкий фонарь не спасал положения. Даю стопроцентную гарантию, что меня не видно, зато, когда Заревич выйдет из здания, я обязательно его увижу.
К счастью, он до сих пор находился на рабочем месте. Я проверила это элементарно: набрала рабочий номер Заревича и, услышав его вежливый голос, отключилась. Общаться с румяным подонком у меня не было ни малейшего желания.
Окна «Стартела» выходили во двор, так что с местом, откуда я вела свое наблюдение, мне очень даже повезло. Приглядевшись внимательнее к освещенным окнам, я высчитала директорский кабинет фирмы. Шторы в нем были опущены, но я увидела, что за ними мелькает одна и та же тень. Эта тень, как маятник, передвигалась из стороны в сторону.
«Волнуется, голубчик», — подумала я и сама себе поразилась. Оказывается, во мне живет столько злорадства! Но ничего, это пройдет, как только дело об убийстве Инны Гольстер будет раскрыто. Я стану другой.
От сидения в машине без движения усталость, накопленная за день, взяла свое. Глаза мои слипались, голова клонилась набок… В полусне я вспомнила, что моталась сегодня то в одном, то в другом направлении по городу даже без жалкого подкрепления в виде тощего бутерброда с колбаской и чашки кофе.
Мысль о кофе заставила сердце биться учащеннее. Это-то и спасло меня от промаха: если бы я проспала на минуту дольше, Заревич смог бы от меня ускользнуть.
Встрепенувшись и открыв глаза, я увидела не только разлюбезного Виктора Петровича, но и своего вчерашнего обидчика — Сергея. Пребывал он, надо сказать, не в самой лучшей форме после вчерашнего. Сергей приехал все на том же красном джипе своего начальника, брата Виктора Заревича.
Минутку я подождала, дав возможность машине, в которую сели после минутного разговора Сергей и Заревич, выехать со двора, завела свою «девятку» и тронулась за джипом с нормальным для слежения интервалом. Я догадывалась, какой разговор происходит сейчас у них в салоне: Заревич наверняка орет на Сергея, сбросив маску вежливого человека, отчитывает за допущенную ошибку. Сергей оправдывается, но это не помогает.
Я понимала, что Заревич нервничает. А когда человек находится в таком состоянии, он способен на всякие глупости: едет не туда, куда надо, говорит не то, что сказал бы, если бы его нервы не были взвинчены до предела. В общем, совершает целую кучу «непопаданий». Вот этим-то я и хотела воспользоваться.
Исколесив за время своей сыщицкой работы родной город вдоль и поперек, я легко ориентируюсь в любом его районе. Но сейчас мне никак не удавалось понять, куда же направляются мои «подопечные». Сначала они поехали на речной вокзал, остановились на набережной, но так и не вышли из салона. Небольшой складной бинокль, который я на всякий случай держу в машине, пришел мне на помощь, и я увидела, что Заревич сидит рядом с водителем, разговаривает по телефону и курит. Ничего особенного, казалось бы, не происходило, но хорошего это затишье тоже не предвещало.
После речного вокзала нелегкая понесла их в Фабричный район. Не знаю, заметили ли эти двое за собой «хвост», но в их поведении не было ничего странного. Сергей не прибавлял скорости, не пытался резко свернуть за угол и таким образом скрыться из вида. Но ехали они достаточно быстро, явно куда-то спеша. Наконец на горизонте показался тот самый высокий кирпичный дом, во дворе которого мне чинили машину два дня назад, и я сразу поняла, что мы прибыли в нужное место.
Кажется, Заревич ехал в свое любимое кафе, которое я как-то незаметно для самой себя прозвала «У черта на куличках». Кстати, название для этой забегаловки вполне подходящее. Здесь вряд ли обсуждают дела и сделки нормальные добропорядочные бизнесмены, если таковые, конечно, имеются на нашей территории. Местечко здесь скорее для «черных» делишек, для осуществления которых нечестным дяденькам очень важно находиться в тени, как можно дальше от людных мест, где они могут попасться на глаза таким вот любопытным созданиям, как я, например.
Но машина с «подопечными» остановилась не у входа в кафе, а возле того здания, где находилась автомастерская. Это вызвало во мне сначала недоумение, а потом самый настоящий гнев. Я резко остановилась и стукнула по рулю от злости на саму себя. Но тут же успокоилась. И даже мысленно поблагодарила преступников, что хоть взрывное устройство они мне не подложили, иначе я бы уже давно взлетела на воздух. Затем я продолжила размышления.
А вдруг Сергей привез меня в эту автомастерскую не только для того, чтобы поменять бампер и фару на моей покалеченной машине? Может быть, цирк с аварией понадобился ему, вернее — его хозяевам, для того, чтобы установить за мной слежку? И в моей «девятке» есть сейчас что-то, позволяющее видеть и слышать меня на расстоянии?
Эта мысль сбила меня с толку. Почему Заревич так боится моего вмешательства? Он же уверен в том, что у меня нет никаких улик, подтверждающих его вину. Чего же тогда дергается? Или он просто-напросто выполняет поручение Гольстера?
Ни Заревич, ни Сергей не выходили из машины. Может быть, сейчас они как раз и занимаются тем, что смотрят на мое изображение и следят за каждым моим жестом? Я представила, что на коленях у Заревича лежит компактный приборчик с экраном, связанный с крохотной видеокамерой, которая находится в салоне моей машины, и, злорадствуя, этот тип придумывает план моего устранения.
И я начала производить обыск в собственной машине. Таким кощунством мне еще никогда не приходилось заниматься. Но обнаружить ничего не удалось, хотя я искала весьма тщательно. «Уф, — вздохнула я с облегчением. — С этим делом мне просто шпионские страсти мерещатся».
Тут мое внимание переключилось на вышедших из джипа Заревича и Сергея, который был уже без своей дурацкой клетчатой кепки. Наверное, потерял ее в подъезде, когда очухивался после моего приемчика, свалившего его с ног.
Я хорошо видела, куда направляются мои подопечные, — к кафе. Как только они завернули за угол, я выскочила из своей «засады на колесах» и пошла за ними. Здесь горел один, но очень яркий фонарь. Впрочем, меня все равно не было видно, поскольку я выбирала такие места, куда его свет не доходил.
Подождав, пока Заревич и Сергей войдут внутрь, я подошла к боковому окну и принялась за ними наблюдать. Они оба сидели спиной ко входу, ничего не заказывая подошедшей к ним официантке. Заревич чуть ли не каждую секунду поглядывал на часы, теребя рукав кожаной куртки. Потом он переключился на бумажные салфетки: вынимал их одну за другой, мял в кулаке и со злостью бросал на стол.
Официантка, не выдержав таких издевательств над вверенным в ее владение имуществом, рассвирепела и принялась ругать клиента-неврастеника. Слов я не слышала, но по ее широко разевающемуся рту и дураку стало бы понятно, как «вежливо» она разговаривала с Заревичем.
Виктор Петрович вдруг вскочил, отшвырнув пластмассовый стул в сторону, и вытащил из кармана… пистолет, направив его в сторону официантки. Та взвизгнула и закрыла лицо руками.
Только я собралась кинуться ей на помощь, как увидела, что это уже не нужно: звериная ярость в Заревиче уснула так же быстро, как и проснулась. Он устало провел левой рукой по глазам, пододвинул себе другой стул и преспокойно уселся за стол.
Сергей безучастно взирал на разгоревшиеся перед его глазами страсти. Похоже, ему было к подобному не привыкать. Он видал, наверное, что-нибудь и пострашнее, чем усмирение непонятливой официантки, мешающей «его величеству» крутому бизнесмену отдыхать. Подумаешь, помахал клиент кафе пистолетом… подумаешь, девица вытаращила свои ничего не понимающие глаза…
Заревич засунул ствол обратно в карман куртки. Официантка выбежала на улицу и скрылась в темноте. В кафе, кроме парочки алкоголиков-завсегдатаев, никого больше не было. Бармена тоже ветром сдуло, а алкаши уже были не способны адекватно отреагировать на ситуацию. Они только тяжело покачали взъерошенными головами и начали снова укладывать их на стол.
Я начинала уже подмерзать. Надетые сегодня высокие сапоги не были особенно теплыми, я ведь не знала утром, что придется долго торчать на улице. Я хотела было попрыгать, чтобы согреться, но остановилась как вкопанная, прижавшись к стене: послышался звук приближающейся машины. Затем раздались скрип тормозов, хлопок дверцы и шаги быстро идущего человека.
Коренастый мужик в короткой дубленке просеменил в кафе. Заревич почувствовал его, как говорят, спинным мозгом, потому что оглянулся еще до того, как низкорослый пухлый субъект с лысой башкой подошел к его столику.
Толстячок уселся напротив Заревича, сложил руки в замочек, положил их на стол и уставился на Виктора Петровича, который сразу же заговорил.
«Или они друга друга перестреляют, — рассуждала я сама с собой, трясясь от холода и поднимая выше совсем не теплый воротник, — или заключат какую-нибудь интересную сделку».
Мне было бы очень обидно, если бы эта сделка не касалась того, ради чего я вела слежку. Кажется, я начинала догадываться, в чем тут дело. Но каким-нибудь образом подслушать, о чем все-таки говорят эти суперделовые люди, не помешало бы. И я решила войти внутрь.
Естественно, с парадного входа заходить было бы не столько опасно, сколько глупо, поэтому, не мешкая ни секунды, я обежала здание кафе, надеясь пробраться внутрь через черный ход. Мой расчет оказался правильным. Мало того: дверь, ведущая в кафе со двора, оказалась открытой настежь. Бедный бармен, наверное, несся сломя голову, не позаботившись даже ее прикрыть. Представляю, что будет завтра утром, когда хозяин кафе узнает, в каком состоянии было брошено его детище! Но меня это никак не касается. Мне нужно как можно быстрее навострить свои ушки и послушать, о чем ведет речь Заревич, которого я уже считала моим личным врагом.
В подсобном помещении, которое служило одновременно и кухней, и раздевалкой для обслуживающего персонала, и местом отдыха для них же, был включен свет, поэтому я быстро здесь сориентировалась и придумала, каким образом смогу послушать разговор Заревича и толстяка в дубленке.
Официанты проходили из кухни к посетителям через маленькую дверцу, которая сейчас была плотно прикрыта, из-за чего я пока не могла слышать голосов в зале. Музыка, обычно звучащая в заведениях подобного типа, сегодня почему-то отсутствовала, на мое счастье. Значит, если я постараюсь, то обязательно узнаю то, что мне нужно знать.
Я осторожно дотронулась на дверной ручки, опасаясь малейшего шороха, способного выдать мое присутствие. Потом так же осторожно потянула ее на себя, но на этом моя «лафа» кончилась — дверь заскрипела. Теперь только глухой мог не узнать о том, что в подсобке кто-то есть. Я присела на корточки, интуитивно пряча голову где-то в районе колен, наверное, подражая примеру маленьких детей или страусов, наивно думающих, что, спрятав глаза и голову, они станут невидимыми для врагов. Вот до чего докатилась великая «сыщица» Таня Иванова! Стыд и позор на ее голову!
Отвлекая себя подобными прибаутками, которые обычно лезут мне в голову в минуты опасности, я старалась переждать эти трудные и, я бы даже сказала, критические секунды. Но прошла минута, о чем свидетельствовали толстые черные стрелки моих новеньких часов, подаренных самой себе на день рождения, а собеседники так и не удосужились приподняться со своих стульев и пойти на поиски нарушителя их спокойствия.
А-а, наверное, эти оболтусы уверены в том, что в кафе остался обслуживающий персонал, поэтому и не суетятся. Или они так увлечены своей приватной беседой, что забыли обо всем мире и слушают только друг друга?
Снова набравшись смелости и отбросив мысли об опасности, я еще на сантиметр приоткрыла дверь, придвинулась к ней ближе и наконец-то достигла долгожданного результата. Я слышала все, что говорили эти двое! Главной задачей было запомнить все их слова, «переработать» информацию можно и потом уж применить ее в дело.
— Деньги скоро станут твоими? — почти по слогам выговорил свой вопрос собеседник Заревича.
— Ну сколько можно повторять? — стараясь держать себя в руках, отвечал милейший Виктор Петрович. — Я же сказал: ждать осталось совсем немного. Сомов уже сидит. Все улики против него. Мы работаем над тем, чтобы его женушка перевела все деньги на свое имя. И тогда мы с вами заживем!
Даже в соседней комнате я почувствовала, с каким вдохновением Заревич произнес последние слова. Так обычно говорят только те, кто предчувствует, что заветный час близок и их мечта наконец исполнится.
Сначала я подумала о том, что у Заревича действительно есть резон радоваться переходу доли Сомова в руки Гольстера. Но потом в моей голове возник совершенно правомерный в этой ситуации вопрос: а почему, собственно, этому факту радуется Заревич? Что ему от разорения Иннокентия? Обогатится его шеф, вот и все. А сам-то он что от этого получит? Даже если Заревич условился с Гольстером на получение определенного процента за помощь в «потоплении» Сомова, то почему он сидит в этом кафе и докладывает о своих делах какому-то подозрительному типу с очень некультурной, а точнее сказать — с бандитской внешностью?
И тут я вспомнила слова того же Заревича: именно так он описывал конкурентов фирмы «Стартел». Да-да, точно, я не ошибаюсь. Он так и выразился: «У них бандитская внешность».
Хотя… Бандитов, гангстеров, разбойников и просто приколистов-наркоманов на нашем свете и в нашем городе водится немало, и внешность их, конечно же, не отличается ангельскими чертами, поэтому человек, разговаривающий сейчас с Заревичем, мог вовсе и не быть конкурентом Гольстера. Но у меня все-таки возникло такое чувство, что я не ошибаюсь.
Как же фамилия директора конкурирующей фирмы? Я слышала ее совсем недавно, а сейчас никак не смогла ее вспомнить. Но время поджимало, злость на Заревича усиливалась, и наконец директорское имя всплыло из глубин памяти — Рыков. Выходит, это ему Заревич назначил встречу, чтобы сообщить интересующую обоих информацию.
Следующая фраза гольстеровского зама напрочь развеяла все мои сомнения:
— Рыков, только без обмана. Ты знаешь, что я не люблю шутить.
— Обойдемся без угроз, — как-то уж чересчур вежливо ответил «конкурент». — Ты лучше за свою Верочку поручись. Что-то я ей не доверяю. Может настучать… Тогда, сам понимаешь, нам несдобровать.
— Что ты тут слюни распустил. Несдобровать! Я сказал, что все будет, как мы договаривались, значит, так оно и будет. А если Верка пикнет, я не постесняюсь. Ты же знаешь, стреляю я метко.
Мне так стала интересна реакция Рыкова на это недвусмысленное заявление Заревича, что я рискнула и еще дальше просунула свой нос между дверью и косяком, даже привстала, чтобы лучше видеть, и взглянула на его лицо. Зрелище, конечно же, неописуемое: Рыков скривился в каком-то подобии улыбки, но было заметно, как его маленькие глазки забегали, а сам он растерялся, как жалкий трус, не находя слов после такого признания Заревича.
— Тише, Витя, нас могут услышать, — наконец выдал он, снова растягивая слова.
Этот человек, похожий на отъевшегося хомячка, был таким неповоротливым «тормозом», что, глядя на него, хотелось зевать. Как еще Заревич не впадает в летаргический сон после длительного общения с ним. Быстро у него двигались только глазки, а в каждом жесте Рыкова чувствовалась душевная слабость и что-то еще такое… Ага — способность в любую минуту предать мать родную ради своего шкурного интереса.
Наблюдая за поведением Заревича и Рыкова, я пришла к выводу, что они находятся в неравном положении. Заревич явно занимает позицию лидера. Рыков же — размазня, которому больше всего подходит определение «ни то ни се». И для чего Заревичу понадобилось с ним связываться? Непонятно. С какой целью он намерен делиться сомовскими деньгами, тоже оставалось для меня большой загадкой.
А между тем Инну Гольстер похоронили, а настоящий убийца все еще разгуливает на свободе. Думай, Таня, думай!
Обсудив общее дело, сообщники собрались расходиться. Заревич встал первым, как ни в чем не бывало расплылся в улыбке, пожал Рыкову руку и вальяжно направился к выходу. Со злости мне захотелось догнать его и вылить ему в морду содержимое какой-нибудь бутылки. Но, естественно, я не стала претворять в жизнь эту идею.
Выходя из неудобного положения, в котором пришлось пребывать на протяжении всего разговора «бизнесменов», я почувствовала, как сильно затекли мои ноги. Выпрямившись, я пошатнулась и угодила прямо в шкаф, сверху донизу набитый разной кухонной утварью. Стеклянные чашки, металлические тазы, сотни вилок и ложек высыпались из своих привычных ниш, создав неописуемый грохот, от которого у меня заложило уши. От неожиданности я раскрыла рот и застыла, не зная, что делать.
Заревич резко повернулся и быстрым шагом направился в сторону подсобки. Я сделала два шага назад, потом сообразила наконец, что нужно сматываться, и как угорелая понеслась на улицу. Захлопнула за собой дверь черного входа, быстро слетела с лестницы и побежала к своей машине. Бежать пришлось не по той дороге, по которой я шла сюда. На улице стояла непроглядная темнота, и ориентироваться приходилось только по слабому свету, падавшему из окошек частных домов, окружавших захолустное кафе. Пробежав несколько метров, я перешла на шаг и остановилась в самом темном месте. Сильно подморозило, и на бегу я рисковала сломать здесь руки-ноги, а то и шею. К тому же я была уверена — Заревич не станет гнаться за мной, ведь для него логичнее подумать, что создала шум, свалив посуду, та самая одинокая официантка, на которую он направлял свой пистолет.
Погони действительно не было, и я спокойно двинулась дальше.
Когда я подошла к своей машине, то услышала, что Заревич и Сергей завели двигатель своего навороченного джипа и начали разворачиваться. Сделать это в нынешних климатических условиях было весьма нелегко, и я из ехидства пожелала им счастливого пути. Потом села за руль, но трогаться с места пока не собиралась. Пусть сначала разъедутся мои «подопечные».
Наконец мимо меня промчался, урча мотором, джип, а вскоре протащился Рыков на обыкновенной, причем не совсем новой «шестерке». Да, кажется, ему лишние денежки не помешают… Я никак не могла предположить, что опасный конкурент Гольстера ездит на такой машине. Скорее всего, Заревич просто дурил мне голову, рассказывая про конкурентов. Он же не дурак, чтобы наводить меня на след своего подельника!
В машине было холодно. Я поежилась, жалуясь самой себе на такую вот холодную и голодную жизнь, потом повернула ключ зажигания и сразу же включила печку. Что ж, пора домой. Сегодня я много чего узнала. Да все такое интересненькое, просто страсть!
* * *
Наконец-то мне удалось поесть по-человечески. Я заехала в ночной бар, заказала себе горяченького, чем привела в замешательство скучающего бармена. При этом наорала на него за нерасторопность, брякнула на стол крупную купюру и потребовала всю сдачу, до единой копеечки. Такой злобной я бываю только после тяжелых столкновений с плохими дяденьками — бандитами.
С удовольствием я уплетала жареную картошку с жареным мясцом и овощным салатом, запивая их кофейком, который в этом заведении оказался достаточно хорошим, и постепенно добрела. Кроме меня, в баре обитала троечка девиц, отличающихся довольно фривольными манерами, и четверо их кавалеров. Один из мужчин почему-то сидел в стороне. Наверное, на бедолагу никто не «клевал» — уж очень мордой не вышел.
Увидев меня, одинокий мужичок взбодрился, подумав, что и ему может «обломиться». Я зыркнула в его сторону, как рассвирепевшая львица, но даже такой убийственный взгляд не остудил его пыл. Он с некоторым трудом поднялся и направился к моему столику.
— Девушка, вы скучаете? — нагло спросил он почти бабьим голосом.
— Нет, веселюсь. И прошу не мешать.
Мужичок уставился на меня круглыми неморгающими, прямо-таки рыбьими глазами, озадаченно погладил себя по блестящей лысине и поплелся на прежнее место весьма заплетающейся походочкой.
— Смотри, куда идешь! — прикрикнула на недотепу одна из веселящихся женщин.
Сразу было видно, что за сегодняшний вечер компания употребила немало спиртного и гулянка находится в самом разгаре. Девицы пытались запевать любимые всеми народные песни, но языки их не слушались, и вместо привычных слов получалась какая-то ерунда.
Я уже доедала свой чрезвычайно поздний ужин, когда одна из женщин, сидящая ко мне спиной, вдруг заговорила. И тут я включила свои мозги, которым во время еды обычно даю отдохнуть. Ошибиться было невозможно — это был голос Веры Сомовой. А раз так, то я должна с ней поговорить. Не случайно же мы снова столкнулись с ней нос к носу!
Дожевав свой салат и в спешке чуть не подавившись капустным листом, служившим для украшения этого незамысловатого блюда, я направилась прямо к столу развеселой компании.
— Вера, здравствуйте, это я, Татьяна Иванова. Вы меня узнаете? Можно с вами поговорить?
Вера посмотрела на меня довольно мутными глазами. Она сразу же меня узнала, но не предприняла попытки скрыться. Это меня удивило. Я ожидала, что она вылетит отсюда, даже не накинув на плечи свой шикарный плащ, но Вера только смотрела на меня и не говорила ни слова. Конечно, она была пьяна, но не до такой степени, чтобы не соображать, откуда ей стоит ожидать опасности. А от меня опасность исходила в первую очередь. Ведь если она работала на Заревича, засаживая собственного мужа в тюрьму, то знала это лучше меня самой.
— Вера, мне нужно с вами поговорить, — настойчиво повторила я.
Ох, похоже, спать мне сегодня не придется. Ладно, хорошо хоть, поесть успела…
Я протянула Вере руку, думая, что ей тяжеленько будет вставать со стула. Но она не заметила моего жеста и бодро поднялась сама. Мы отошли и уселись за свободный столик. Вера уже не казалась мне сильно пьяной. И она была готова со мной говорить, потому что начала разговор сама, причем весьма необычно:
— Я отвечу на ваши вопросы. Но уж и вы постарайтесь сказать мне все, что вам известно о моем муже. Он еще жив?
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9