Глава 3

— Что ты хочешь этим сказать?

Розалия вытаращилась на меня с изумлением.

— Из разговора я поняла, что Родни не знает, где и в каких широтах находится его жена.

— А с кем же он разговаривал?

— Не знаю, — пожала я плечами, помешивая трубочкой коктейль, — честное слово. Мне показалось, что он разговаривал с моим коллегой.

— С кем? — не поняла меня Розалия.

— С частным сыщиком, — пояснила я, — и это делает ситуацию вообще загадочной. Ну зачем копу нанимать сыщика?

Розалия растерянно покачала головой:

— Понятия не имею… Слушай, а если…

Она замолчала.

— Если что? — рискнула спросить я, поскольку напряженное молчание начинало меня нервировать.

— Если он ее убил, а теперь заметает следы?

— С помощью частного детектива? Глупости.

— Нет, — терпеливо начала объяснять мне Розалия, — он как бы пытается отвести подозрения. Вот, я ведь ищу свою жену. Даже детектива нанял. А жена лежит где-нибудь под рододендроном.

— Вот почему у него такие великолепные рододендроны, — съязвила я, — и вообще садик симпатичный. Он, оказывается, просто удобряет его свежими трупами. Маленький секрет для садоводов.

— Таня, ну как ты можешь? — испуганно перекрестилась Розалия.

— Если бы он действительно хотел замести следы, как ты выражаешься, было бы куда проще объявить розыск. И сидеть в слезах под статуей Свободы, чтобы вокруг знали, как ты искренне переживаешь утрату своей неверной супруги, исчезнувшей невесть куда и невесть с кем. А он пытается все сохранить в тайне. Понимаешь?

Розалия явно ничего не поняла, но кивнула. Чтобы я к ней не приставала.

— Поэтому все как раз складывается в его пользу, — продолжала я рассуждения сама с собой, — он действительно не знает, куда смылась наша Лика. Обнародовать свой позор не хочет. Плюс ко всему ищет ее, но пока у него это не получается.

— И слава богу, — выдохнула моя пессимистичная подруга, — потому что если он ее найдет…

— Убьет и закопает под рододендроном, — меланхолично заметила я, заставив несчастную вздрогнуть. — Почему ты так уверена в худшем? Он что, избивал ее?

— Нет, — призналась Розалия, подумав.

— Тогда почему ты решила, что он так хочет от нее избавиться? Если бы он этого хотел, он бы просто собрал ее вещи и посадил в самолет, отлетающий в Россию.

— А брачный контракт?

Так. Вот про контракт мы не подумали. Вернее всего, меня в эти тонкости не посвятили участники этой историйки.

— А что у нас там с контрактом? — поинтересовалась я.

Розалия замялась. По ее лицу было видно, что она уже сожалеет о вылетевших словах. Ну надо же! Какие все милые. Ты, Танюша, расследуй это дело, а мы будем делать вид, что тебе помогаем. Но на самом деле чего-то не скажем.

— Ладно, — решилась она наконец, — этот идиотский контракт был составлен с помощью ее братца. Я толком не в курсе, что он придумал, но, насколько я знаю Сережу, он своего не упустит.

— А ты давно с ним знакома? — поинтересовалась я.

— С тех пор, как Лика сюда приехала. Знаешь, тут ведь русских почти нет. Это в Лос-Анджелесе полно твоих соотечественников, а Нортон-Бей — городок маленький и чисто американский. Поэтому Лика и я, да еще Денис — вот вся русская диаспора. Но Денис большую часть времени проводит в Калифорнийском университете. Так и получилось, что мы с Ликой стали очень близки.

— А Сергей? Он часто приезжал?

— Постоянно. Но куда чаще сюда приезжала его жена. Кстати, ты с ней знакома?

— Немного. И большого желания делать наше знакомство ближе у меня пока нет.

— Неприятная дамочка, — поморщилась Розалия. — И Лика ее не любит. А с Родни у нее сложились хорошие отношения. Сначала он тоже пытался избежать ее общества. А потом что-то их объединило… Но мы говорили о контракте, так?

Я кивнула.

— Кажется, там был пункт, по которому в случае развода Родни обязан содержать свою жену пожизненно. Особенно если она заболеет в Америке. Понимаешь, какой прикол? Ведь Сережа прекрасно знал, что у Лики порок сердца. Значит, запросто мог предположить, что Лика непременно заболеет.

— То есть вполне вероятно, что Родни оказался жертвой мошенничества?

— Нет, я бы так не сказала. Конечно, можно было предупредить, что Лика не здорова. Обман присутствовал. Большинство американцев, ищущих жену через брачное агентство, хотят получить женщину, способную, простите, нормально работать по дому и нормально рожать. Это для них главное. Понятие любви в Америке относится к пережиткам. Все очень практично. Это Билл такой романтический безумец, а Родни — человек земной. Конечно, у него очень изменилось отношение к Лике. Иногда мне казалось, что он ее ненавидит. Понимаешь, как-то раз я поймала его взгляд, направленный на нее. Он смотрел так, что у меня мурашки по коже бегать начали.

— Во-первых, возможно, он чувствовал себя обманутым. Во-вторых, в контрактах обычно оговариваются все детали. Разве нет?

— Оговариваются, — признала Розалия.

— Тогда я пока не вижу, почему этот контракт мог его так разозлить. Впрочем, возможно, ему действительно легче содержать сейчас одну Лику, чем тащить на себе еще и ее семейство. А насчет того, что его обманули… Ты бы скрыла от Билла, если бы была больна?

— У нас немного по-другому, — улыбнулась Розалия, — я от него никогда ничего не скрываю. Когда он вернется из Лос-Анджелеса, ты сама увидишь, какой он человек. Самое смешное, что они с Родни в юности были друзьями. А потом что-то произошло. Сейчас они, конечно, поддерживают отношения, но очень прохладные.

Я не стала выпытывать, что там у них произошло, потому что это не относилось к Лике. А меня в тот момент интересовала исключительно она. И Родни. Их взаимоотношения и некоторая загадочность поведения последнего.

Понять Родни можно было только с помощью личного контакта. Поэтому я не вслушивалась в дальнейшие рассуждения Розалии о ее Билле. Я обдумывала свой план поступательного внедрения в жизнь Родни Эванса. И попытки посмотреть на всю эту историю его глазами.

Это легко сказать — сяду и посмотрю на все глазами Родни. На самом-то деле можно вот так бессмысленно протаращить глаза в течение суток, а они все равно не станут глазами Родни. Чужая душа — потемки. О Родни я знала только, что у него две страсти — конюшня и садик. Странное сочетание… С одной стороны, получается этакий ковбой, хоть сейчас начинай съемку вестерна. И с его должностью помощника шерифа это вполне увязывается. А вот страсть к экзотическим растениям… В созданный мной образ сей факт вписывался плохо. Сначала человек скачет на мустанге, стреляя в преступников, — а потом мирно копается в розарии, выращивая сверхъестественный гибрид. Если сюда добавить предположение Розалии, что почву он удобряет исключительно свежими трупами убиенных жен, становится совсем непонятно. Что это за фрукт такой?

Я уже оделась в боевые доспехи и теперь придирчиво разглядывала себя в огромном зеркале — зачем подобное зерцало понадобилось маленькой плюшечке Розалии, не понимаю. Розовая маечка-топ весьма пикантно обнажала верхнюю часть моего плоского животика, а белые джинсы обтягивали мои стройные ножки, чью бесподобную красоту подчеркивали шузы на высоких каблуках. Волосы я распустила, дабы они могли радовать окружающих своим золотистым блеском и шелковистостью — пусть знают американцы-натовцы, с какой страшной силой им придется иметь дело, когда они встретятся со славянками. Моя красота вполне могла повергнуть ниц все мужское население Штатов, не то что какого-нибудь копа! Оставалось немного — войти в образ наивной девушки, еще не успевшей столкнуться с жестокой прозой жизни, а потому сохраняющей девственной свою душу. Девушка такая получилась у меня после нескольких взмахов кисточкой — все-таки в каждой женщине таится художник, способный в мгновение ока придать чертам или определенность, или, наоборот, лишить себя всяческой индивидуальности, тем самым позволив себе раствориться в окружающей среде, став почти незаметной, а следовательно, свободной.

Сейчас внимание было мне необходимо. Поэтому я намеренно придала своим глазам несколько удивленное выражение, увеличив их с помощью контурного карандаша, и, использовав светлую помаду, заставила свои губы снова стать детскими.

Вот и стоит передо мной девочка-подросток, и попробуйте догадайтесь с трех раз, что девочке уже двадцать семь. Не выдержав, я рассмеялась и показала сама себе язык. Вошла в образ…

Ну вот, я и готова. Впрочем, нет. Забыла одно немаловажное дело.

Моя рука потянулась к мешочку, в котором отдыхали от моего постоянного внимания магические кости.

Я безжалостно вынула их из убежища и бросила на стол, не забыв спросить, что же меня поджидает в доме Родни Эванса.

«13 + 12 + 25».

«Период, когда следует быть особенно осторожным в любовных делах».

Ну-ну, усмехнулась я. Кого же это вы имеете в виду? Я лично собираюсь сохранять хладнокровие. А ежели отнестись серьезно к тому, что слово «осторожным» косточки произнесли в мужском роде, будем считать, что осторожным следует быть именно нашему странному помощнику шерифа. Поскольку к нему направляется очаровательная, чистая, наивная девица с загадочною русскою душой. А она — русская душа эта, как известно, потемки…

Развернувшись на каблучках и отдав своему отражению честь, я вышла из комнаты, прошла по аллее к воротам и направилась по чистой улочке к дому, где среди диковинных цветов росли тайны и загадки.

Полуденное солнце шпарило вовсю, городок походил на сонную муху — то есть предпочитал не двигаться, оставаясь пустынным, и, похоже, прельщать кого-то своим видом мне было сегодня не суждено. В Нортон-Бее после обеда начиналась сиеста, и жители прятались от солнца в домах и офисах. Мне после нашего тарасовского зноя эта тридцатиградусная жара казалась просто легкой прохладой, поэтому я довольно храбро шла по тихим улочкам, встречая на своем пути редких прохожих, приехавших сюда, наверное, из Южной Африки. Надо же, какие нежные эти американцы! Впрочем, я поняла, что Лика запросто могла вот так исчезнуть из города, если бы захотела, — ее никто бы не заметил. Кроме служащих автовокзала. Если только она…

Я остановилась. Мимо меня на бешеной скорости промчался мотоцикл. Я смотрела вслед храброму байкеру, разъезжавшему по Нортон-Бею в одних плавках, и даже наморщила лоб, поскольку мысль, пришедшая мне в голову, потрясала неожиданностью.

Второй раз эти двое соединялись в моем воображении. Конечно, догадка была чрезвычайно смелой, но раньше мне почему-то не приходило в голову, что Денис и Лика были знакомы. То есть знакомы-то они были, но связывали ли их просто дружеские отношения или в юных душах сиял огонь любви?

Я покачала головой, отчаянно ругая себя за то, что не спросила об этом у Розалии раньше. Вполне возможно, что наш юный «типичный американец» русского розлива прекрасно знает, где находится Лика. Сейчас мне начало казаться, что в его взгляде сквозила насмешка, которую я приписывала ранее защитной реакции и превосходству юности.

— Надо все это обдумать, — пробормотала я себе под нос и уселась на лавочку рядом с пресловутой аптекой. Как раз напротив дома мистера Эванса. Достав сигарету, я закурила и начала сосредоточенно размышлять, как бы это мне втереться в доверие к молодому поколению, чтобы оно открыло мне, где спрятано искомое сокровище по имени Лика. От размышлений меня оторвал легкий скрип калитки, и я подняла глаза.

Из дома Родни вышла высокая девушка с внешностью фотомодели. Ослепительная грива рыжих волос спадала каскадом на плечи, и, хотя глаза девушки были надежно спрятаны под темными очками, я почти стопроцентно была уверена, что они у нее — изумрудного цвета. Девушка оглянулась через плечо, ее взгляд немного задержался на мне, но, решив, что перед ней всего лишь подросток с сигаретой, прячущийся от мамы с папой, вздохнула и быстрыми шагами прошла к припаркованному неподалеку белому «Мустангу». Быстрым и незаметным движением я щелкнула маленьким фотоаппаратом, помещавшимся свободно в ладони, и продолжала безмятежно курить еще некоторое время, пытаясь зафиксировать каждую деталь внешнего облика владелицы «Мустанга». Я не сомневалась, что Розалия сможет прояснить ситуацию.

Одно я могла подозревать — наш Родни Эванс не относился к числу верных мужей. А жаль! Я-то надеялась, что стану Евой-искусительницей для бедняжки Родни! Вот так всегда разбиваются иллюзии, вздохнула я почти искренне.

Итак, история становилась все интереснее и интереснее. Насколько я могла предположить, прелестница, только что отчалившая прочь от дома Эвансов на белокуром «Мустанге», вряд ли была коммивояжером. Если же предположить, что она всего лишь приходящая медсестра, то с какой стати ее очаровательные щечки горели таким румянцем? Что, мистер Эванс нахально отказался от прививки против СПИДа? Это мы — казацкая вольница, нас на флюорографию под страхом расстрела не затащишь. Стреляйте — но за здоровьем русские следить отказываются! А американцы — люди законопослушные до омерзения, к тому же они просто помешаны на здоровье — у них мания такая. Кариеса они боятся больше третьей мировой войны. Так что вряд ли разгневанная фемина, вылетевшая из логова зловредного Родни, была представителем медицины.

Я подумала, что мое присутствие поможет мне пролить свет на эту «новую загадку», и решительно шагнула во владения помощника шерифа.

Пройдя мимо зарослей японской осоки, которой я улыбнулась, как старой знакомой, я толкнула дверь дома, заставив колокольчик на двери издать протяжный стон, и предстала пред очи разгневанного хозяина.

Он был не просто разгневан. Я его состояние определила бы словом «бешенство». На лице горели красные пятна, а глаза метали молнии, такие, что мне стало страшно за собственную жизнь. Никак не хотелось бы мне сгореть заживо. Поэтому я сделала вид, что не замечаю его гневливости, и мило улыбнулась, произнеся на ломаном английском, что прошу меня извинить, если я не вовремя.

Он застыл, разглядывая меня, явно силясь вспомнить, кто же я такая. Подобная наглость меня немного взбесила — если уж ты, голубчик, имел счастье со мной встречаться, то запомнить эту встречу на всю оставшуюся жизнь — твоя прямая обязанность. Наконец он вспомнил, и на его губах заиграла улыбка. Она мне абсолютно не понравилась, потому как в ней насмешливость преобладала над восхищением, а я рассчитывала на обратное.

— Здравствуйте, Таня, — произнес он на прекрасном русском языке, — очень рад вас видеть.

— Я шла мимо, — лениво протянула я, изящно и непринужденно опускаясь в кресло, — и, честно говоря, мне ужасно скучно. У вас такой сонный город…

— Вам повезло, что вы меня застали, — сообщил он. — Я через час должен быть на службе.

— Извините, что я вас задерживаю, — немного обиженно поднялась я с кресла, — я пойду.

— Нет, — остановил он меня движением руки, — думаю, мы успеем выпить по чашечке кофе.

— Кофе? В такую жару?

Я округлила глаза. Он рассмеялся.

— Иногда вы очень напоминаете мне Лику, Танечка. Когда вот так удивляетесь моей способности пить кофе в жару. Хорошо, давайте выпьем что-нибудь другое. Пиво вас устроит?

Я кивнула. Пиво так пиво. Под действием пива у мужчин развязывается язык и начинаются потоки воспоминаний, из которых можно выудить что-нибудь интересное.

Хотя ему трудно было взять себя в руки, он с собой справился. Я даже отдала должное его выдержке, восхитившись им. Только красные пятна свидетельствовали о том, что очаровательница на «Мустанге» не входит в разряд приятных особ. Странно, мне она показалась прехорошенькой. Может быть, у нее какой-нибудь злобный взгляд? Предполагать можно что угодно и сколько угодно. Меня сейчас куда больше интересовали все-таки его взаимоотношения с Ликой. Поэтому, вздохнув, я произнесла:

— Когда же вернется Лика? Я бы так хотела увидеться с ней перед отъездом!

Он нахмурился. Легкая тень, пробежавшая по его лицу, не осталась незамеченной.

— Боюсь, я не смогу ответить вам определенно, — развел он руками, — последнее время мы с Ликой немного ссорились… Я надеюсь, что, когда она вернется, все изменится к лучшему…

Я изобразила участие на своем личике и попробовала пробраться поглубже:

— Вы с Ликой ссорились? Странно… Вы производите впечатление очень спокойного и уравновешенного человека.

Одна из черт мужской психологии — они ужасно любят, когда их хвалят. Увы, Родни не был исключением. Его глаза сразу блеснули, на губах появилась улыбка «великого скромника», и он ответил:

— Нет, Таня, боюсь, в наших отношениях виноват я… Я правильно произнес?

— Да, — кивнула я, — ваш русский значительно лучше моего английского. У меня, к сожалению, никогда не было лингвистических способностей…

Скорчив рожицу, показывающую, как мне искренне жаль, что у меня «не все в порядке с интеллектом», я повела плечиком. Он рассмеялся — искренне. Кажется, я начинала ему нравиться.

— Вы похожи на воздушный шарик, Таня, — улыбнулся он мне, — такой радостный и беззаботный. Вам кто-нибудь говорил, что вы — истинная женщина? Такая, о которой мечтают втайне мужчины? Извините, что я говорю вам такие вещи, но я ведь старше вас…

Он ждал ответного комплимента — то бишь заведомой неправды, и я сделала неожиданный шаг — ребенок ведь всегда непредсказуем, не так ли?

— Конечно, — беспечно согласилась я, делая вид, что не замечаю, как на минуту омрачилось его лицо, — такому старцу, как вы, позволительно делать мне комплименты… Тем более что вы женаты. Я могу чувствовать себя спокойно и знать, что моей невинности ничто не угрожает «под защитой полиции».

Он понял мою шутку и расхохотался. Потом поднес к губам мою руку и поцеловал ее, подняв на меня глаза. Да уж, честно вам скажу, обольщать женщин он умел! У меня по телу пробежала легкая дрожь, и мне захотелось тут же, сразу, упасть в его объятия и раствориться там, прямо как в романчике Виктории Холт, чувствуя себя при этом какой-то обвалившейся колонной. Потому как такие вещи мне абсолютно несвойственны.

Однако же покраснела я вполне естественно и, пролепетав: «Что вы? Как можно-с», — постаралась отодвинуться подальше, а то недалеко и до греха.

Он отпустил мою руку с видимым сожалением и откинулся на спинку кресла, разглядывая меня с интересом хищника, вышедшего на охоту, — о, оказывается, даже копы страдают наивным тщеславием! Больше всего меня веселят мужчины, воображающие себя этакими охотниками! Наивная и несчастная жертва, коей, по его мнению, являлась я, делала все возможное, чтобы бедняга не догадался об истинной расстановке сил. А именно, что он-то и является намеченной жертвой, в то время как я умело веду партию «охотника»!

Пиво оказало свое магическое действие, мой визави начал рассказывать о себе много интересного, и, умело наматывая все это на ус, я смогла составить картинку «с той стороны».

Он, к слову сказать, и не скрывал, что сначала носил Лику на руках, хотя и недолюбливал Сергея и его жену, сравнивая их с янки. Родни Эванс, оказывается, был южанином, а что это такое — могут понять только те, кто хотя бы отдаленно слышал о войне между Севером и Югом, которая с течением времени перешла в «холодную». Ненависть друг к другу у них доходит до глубочайшей степени маразма. Наверное, в этом причина столь устойчивого успеха романа Маргарет Митчелл.

Так вот, мой новый знакомый относился к породе истинных южан, считающих северян-янки полными идиотами. Для него было достаточно презрительно фыркнуть и процедить сквозь зубы: «янки», и мне сразу становилось понятно, что к этому человеку Родни Эванс ничего, кроме отвращения, не питает. Причем в разряд этих «янки» входили самые разные люди, начиная с Клинтона и кончая каким-нибудь бродягой, случайно встретившимся нам по пути к пляжу, который мне любезно решили показать.

В данный момент мы как раз двигались в его сторону, являя собой очаровательную пару, поскольку Родни не уставал потрясать меня своей галантностью, начисто уничтожая тщательно созданный мной и любовно выпестованный образ «невежественного и хамоватого» копа. Я не очень люблю, когда созданный мной образ начинает вести себя так, как ему заблагорассудится, опровергая мои попытки засунуть его в рамки того поведения, которое ему наиболее подходит. Но люди ведут себя так, как это нравится конкретно им, а не частному детективу Ивановой. Как сказала одна моя знакомая вслед уходящему мужу: «Разные модели поведения». Так как у меня самой никаких «моделей» поведения не было, я чувствовала себя не вправе требовать того же от других. Ну не хочет мистер Эванс полностью соответствовать образу из голливудских фильмов, сохраняя свою «модель», что ж, его убивать за это?

Самое смешное, что мне было очень хорошо с «подозреваемым номер один». Мы вышли к небольшой лагуне, маленькому раю, окруженному буйной зеленью. Голубая вода плескалась у моих босых ног, приятно охлаждая их. Я посмотрела на Родни, устроившегося на песке, и отметила про себя, что он чертовски хорош собой. Просто неприлично не соответствует роли злодея.

— Тебе сильно не хватает Лики? — спросила я его. К тому моменту мы уже перешли на «ты», выпив на брудершафт бутылочку настоящего, невесть откуда появившегося у Родни английского эля. Он задумался, разглядывая небо, и наконец, решившись, коротко кивнул головой:

— Да. Но прежней Лики. Я не знаю, что с ней произошло. Таня, я не снимаю с себя вины — трудно представить человека более тупого, чем я. Я был просто поглощен обидой. Моя мечта о ребенке разбилась в прах. А Лика… Она вернулась из больницы очень нервной. Погрузилась в себя и мечтала скорее вернуться в Россию. Может быть, она права и нам стоит пожить порознь? Я не ответил на ее боль, предпочтя собственную обиду. Но ты еще слишком юна, чтобы понять это. И слава богу… Мне очень нравится видеть перед собой такого чистого и славного ребенка.

Я рассмеялась. Все-таки во мне пропадает актриса.

Пляж был пустым, несмотря на жару. Странные американцы почему-то игнорировали здоровый отдых — как мне объяснил Родни на обратном пути, жители Нортон-Бея в основном пожилые люди, поэтому стараются оберегать свой покой по мере сил. Теперь мне стало понятно, отчего так пустынно в городке. Конечно, если основной процент населения города — люди, которым перевалило за шестьдесят, говорить не о чем.

Когда мы уже вышли на центральную улицу, ведущую к дому Розалии, мимо нас опять промчался байк. И на этот раз в обернувшемся на мгновение человеке я узнала Дениса.

Я помахала ему рукой. Он мне не ответил. Более того, я отчетливо уловила волну напряжения, исходящую от Эванса. Я увидела, что он напряженно смотрит вслед удаляющемуся «Харлею».

На его лице были горечь и злость. Такое лицо бывает, когда видишь перед собой обидчика.

— Что с вами? — спросила я.

— Что?

Он встрепенулся. Я разбудила его от странного сна. В этом сне Денис играл роль страшного чудовища? Этот мальчишка?

— Ничего особенного, — пробормотал он. — Просто стало слишком жарко.

Он выдавил из себя улыбку, хотя глаза оставались такими же грустными и немного настороженными, и протянул мне руку:

— Ну вот и все. До свидания…

Я кивнула. Хорошо, что он сказал «до свидания», подумала я, смотря вслед его удаляющейся фигуре. Мне отчего-то было его очень жаль. И еще что-то неопределенное кольнуло в сердце. Я боялась обозначить это словами. Потому что это чувство не относилось к числу «полезных в работе».

Я поняла, что ужасно не хочу считать его противным. Более того…

Но не будем об этом. Я умею справляться с чувствами. Это делается просто — представляешь, что ты в непроницаемых доспехах. Еще можно вспомнить, что поначалу все они ужасно симпатичные, а потом появляются грязные носки и прочие гадости, омрачающие твою жизнь.

И все-таки мне было грустно. Так грустно…

— Что хочется курить, — пробормотала я, пытаясь улыбкой прогнать свой неадекватный сплин.