Глава 7
Приняв вечером ванну, я почти сразу рухнула на постель и сама не заметила, как заснула. Утром меня разбудил звон будильника, огласившего приход нового дня и намекнувшего на то, что пора браться за работу. Сквозь задернутые шторы безжалостно просачивался яркий солнечный свет. Пора вставать. А делать это, как обычно, не хочется.
С трудом поднявшись с кровати, я сунула ноги в теплые тапочки и пошлепала в ванную. Покончив с гигиеническими процедурами, я взялась за макияж, решив нанести его по минимуму. Припудрила личико, подкрасила ресницы и губы. Волосы собрала в хвост.
Позавтракать я планировала основательно, так как не имела ни малейшего представления о том, когда в следующий раз удастся поесть. Конечно, бедный желудок уже давно привык к нерегулярному питанию. Достав из холодильника масло, ветчину и рулет с повидлом, я сделала несколько бутербродов и умяла их, а затем и рулет, запивая кофе. Теперь можно одеваться и приступать к работе.
Вернувшись в спальню, я извлекла из шкафа несколько вешалок с одеждой и принялась выбирать наиболее подходящий на сегодня наряд. День обещал быть сравнительно теплым. Выбрав из всего имеющегося то, что не требовало глажки, оделась.
На все это у меня ушло не более пяти минут. И теперь на мне красовалась светлая обтягивающая юбка, длинная блузка с запахом на уровне живота, расклешенными рукавами и V-образным вырезом, а также босоножки на танкетке.
Взяв со столика светлую вместительную сумочку, я набросила ее на плечо, вышла из квартиры и спустилась к «девяточке».
Вела машину я, не увеличивая скорости, так как поездка по городу меня успокаивала и давала возможность спокойно поразмышлять. К тому же над дорогой сгущался туман, и спешка могла обернуться аварией. Впрочем, вскоре туман начал потихоньку рассеиваться, так что у меня появилась возможность ехать чуть быстрее. Но зато теперь увеличилось количество транспорта — все стремились на работу, а потому чуть ли не на всех центральных трассах начали появляться пробки. Чтобы не застрять в них, выбрала самый длинный, окружной путь.
Крутя руль, я размышляла над тем, о чем следует спрашивать подругу Евдокии — Любовь Сергеевну Фимушкину. За этими думами незаметно пролетела вся дорога. Я уже подъезжала на своей «девяточке» к нужному дому.
Дом скорее напоминал небольшой коттедж, но только на несколько хозяев. Он был выстроен из красного кирпича, покрыт черепицей и даже снабжен решетками на окнах. Возможно, кто-то когда-то строил его именно для себя, но, передумав оставаться в данном районе или городе, решил продать. Выгоднее всего это получилось сделать по частям, разбив коттедж на квартиры.
Остановив машину на небольшом заасфальтированном и огороженном участке, где уже стояло несколько авто, я вновь посмотрела на дом. Прямо к нему от мини-стоянки была проложена широкая дорожка, вымощенная гладкими круглыми камнями. Их для большего эффекта вкопали в землю на разную глубину, так что создавалась иллюзия натурального ландшафта. По краям дорожку украшал ярко-зеленый газон.
При ближайшем рассмотрении дом оказался весьма оригинальным. Нестандартной формы — со множеством выпуклостей, пристроек и балконов. Входные двери хоть и металлические, но при этом расписаны под деревянные ворота. Над ними висел фонарь. Увидев только экстерьер дома, не приходилось сомневаться в том, что подруга Евдокии не менее обеспечена, чем она сама.
Подойдя к двери, я поискала глазами кнопку звонка, но, не обнаружив ее, решила постучать костяшками пальцев по косяку. Ударив несколько раз, принялась ждать, когда мне откроют и поинтересуются причиной моего появления здесь в столь раннее время. Но ничего подобного не происходило. Я не могла поверить, что не застала хозяйку, тем более что время едва приближалось к восьми, а потому еще настойчивее повторила стук, решив, что жильцы даже еще не проснулись. На этот раз через секунду послышались какие-то шорохи, а затем чей-то громкий голосок прокричал:
— Иду, иду. Потерпите минутку.
Через несколько минут дверь передо мной распахнулась, и я увидела не просто проснувшуюся, но уже накрашенную и шикарно одетую женщину приблизительно тех же лет, что и Евдокия.
— Это вы — Любовь Фимушкина? — поинтересовалась я на всякий случай, а когда женщина кивнула, добавила: — Я от вашей подруги Евдокии Дрягель. Меня зовут Татьяна Иванова, я — частный детектив. Можно мне войти?
— Да, проходите, — все же не совсем проснувшись, как-то вяло ответила мне хозяйка.
Я проследовала за хозяйкой до гостиной, где мы обе разместились на кожаном диване. Комната, в которую я попала, была оформлена в нежно-розовом цвете, актуальном в этом сезоне. Кое-где располагались букеты ярко-красных и фиолетовых цветов с пышными зелеными листьями. Остальная же часть дома, как я могла заметить, проходя по коридору, пестрила яркими красками и умопомрачительным сочетанием самых немыслимых цветов. Это наводило на мысль, что либо здесь вовсю идет ремонт, либо женщина совершенно не знает, чего хочет.
— Надеюсь, я не очень сильно вас побеспокоила? — решая, с чего начать разговор, спросила я. — Мне показалось, что вы еще спите, вот я и стучала так сильно. К тому же у вас на двери нет звонка. Еще раз извините.
Говоря все это, я попутно рассматривала женщину. Почему-то мне показалось, что Любовь Сергеевна была полной противоположностью Евдокии. Я не сразу поняла, что их связывало. Даже на первый взгляд женщины казались совершенно разными — с противоположными вкусами и мировоззрением. Возможно, конечно, связующей нитью являлись положение и достаток, ведь обе женщины были из одного круга.
Что касается внешности, то Фимушкина оказалась женщиной довольно крупной, да к тому же еще и склонной к полноте, с длинными, почти до бедер, темно-русыми волосами.
Они-то и являлись той самой изюминкой, на которую западали мужчины. Красавицей же Любовь вряд ли можно было назвать. Фимушкина имела самое обычное, немногим отличающееся от тысячи других лицо. Конечно, оно было ухоженным, и все его изъяны, если таковые имелись, тщательно скрывала дорогая косметика, но все же яркости ее внешности это не прибавляло.
На Фимушкиной мерцал серый, отделанный золотыми нитями и позолоченными пуговками брючный костюм. На ногах, правда, оставались домашние тапочки — розовые, с мелкими красными бантиками, пришитыми по бокам, что указывало на то, что женщина пока не собиралась покидать свою квартиру.
— Вы сказали, что вы от моей подруги, — напомнила мне женщина, видя, что я слишком увлеклась изучением ее внешности. — И по какому же вопросу?
— По вопросу жизни и смерти, — загадочно ответила я.
— Не понимаю, — слегка приподняв вверх одну бровь, произнесла Фимушкина.
— Я сейчас все объясню, — пообещала я, готовясь к самому главному. Я набрала побольше воздуха в легкие и заговорила: — От Евдокии я узнала, что она поделилась с вами новостью о том, что станет демонстрировать главное платье на показе моделей Алены Мельник. Мне бы хотелось узнать побольше об этом.
— О чем? — не поняла меня Любовь. — О том, как и что она рассказывала? Да вы что, издеваетесь, что ли? — возмутилась женщина.
— С удовольствием бы поиздевалась, — парировала я, — но нет времени. Над вашей подругой нависла угроза быть убитой, и моя задача — уберечь ее от этого.
— Как — убитой? Кем? — взмахнула руками женщина, но получилось у нее это слегка наигранно.
— Еще не знаю, но очень хотела бы все выяснить. Для начала расскажите мне о том, что вам в тот день поведала Евдокия и говорили ли вы об этом с кем-то еще, — попросила я.
— Мы — подруги, — вместо конкретного ответа произнесла Фимушкина. — Вполне естественно, что она со мной всем делится. И про показ рассказывала, и про то, что во время него случилось. Я сама пойти тогда не смогла, мы с мужем к его родителям в Петропавловск на неделю уезжали, вернулись только вчера. Евдокия мне сразу позвонила и обо всем рассказала. Это ужасно, то, что там произошло.
— Ну, раз Евдокия вам уже звонила, могу предположить, что вам известно и о том, что на месте убитой должна была быть она сама, — не отрывая взгляда от лица женщины, заметила я.
— Нет, этого она мне не говорила, — явно врала мне прямо в глаза Фимушкина.
— Странно, — усмехнулась я. — А мне почему-то казалось, что вы лучшие подруги и во всем доверяете друг другу. Вы же сами только что об этом сказали.
— Да, сказала, но… — заволновалась Фимушкина. — Но по телефону ведь обо всем не поговоришь.
— Зачем вы пытаетесь сделать из меня идиотку? — напрямую спросила я. — Неужели вы думаете, что я в это поверю? Какие цели вы преследуете, обманывая меня?
— Да никаких целей у меня нет, вы что, — заволновалась женщина. — Я и в самом деле не помню. Может, она что-то и говорила, но я сейчас нахожусь под впечатлением от поездки к родственникам и просто никак не соберусь с мыслями.
— Вспомнить то, что говорила вам Евдокия, вы вполне можете, — едва не вспылила я. — Речь шла об убийстве, этого так просто не забудешь.
— Хорошо, я подумаю, — надулась Фимушкина. Затем она сделала вид, что действительно о чем-то думает, а через три минуты произнесла: — Евдокия мне просто похвалилась, что будет показывать главное платье. Она очень радовалась, что выбрали ее.
— Так, значит, все же говорила, — обрадовалась признанию я. — Ну вот, а вы утверждали обратное. И как вы прореагировали на это сообщение?
— А как я должна была? — вопросом на вопрос ответила Фимушкина. — Конечно же, порадовалась за нее.
— Хорошо, тогда скажите, как давно вы знакомы с Евдокией и какие у вас с ней отношения? — решила немного иначе подойти к интересующим меня моментам я.
— А почему вас это интересует? — насторожилась женщина.
Я не стала скрывать своих истинных целей:
— Потому что у меня и у ее мужа возникло предположение, что кто-то из близких людей, знающих о том, что Евдокия станет демонстрировать главную модель, воспользовался этими сведениями и попытался ее убить.
— И вы решили, будто это сделала я? — охнула Фимушкина. Я не успела ответить — женщина дала выход своим эмоциям: — И это я получаю от лучшей подруги! Да как только она могла подумать о таком? Я ведь никогда ей ничего плохого не делала, всегда к ней хорошо относилась. Нет, просто не могу в это поверить!
— Не надо так волноваться, — спокойно заметила я, — я ведь, кажется, не говорила вам, что этого мнения придерживается и сама Евдокия. Возможно, вам все же удастся вспомнить что-то важное, что может иметь хотя бы косвенное отношение к случившемуся.
— Я сказала вам все, — отрезала Любовь. — Если этого недостаточно… Что ж, значит, ничем не могу помочь.
После этого женщина демонстративно встала, давая понять, что разговор на этом закончен.
— Мне пора в салон. Извините, но у меня просто нет времени на разговоры с вами. Приятно было познакомиться.
Мне тоже пришлось встать и направиться к двери. Было очевидно, что Фимушкина что-то скрывает. И я даже немного злилась на себя за то, что сразу сообщила ей о случившемся и тем самым спугнула. Могла ведь и осторожно выведать нужную информацию! Ну почему я сглупила и не сделала этого? Ладно, теперь уже поздно давать задний ход. Сама виновата.
Выйдя из дверей квартиры Фимушкиной, я на минуту задержалась на крыльце.
«А не заглянуть ли еще и к соседям Фимушкиной? Вдруг они знают Евдокию и даже могут поведать кое-что об отношениях между женщинами? По крайней мере, попытаться стоит», — подумала я.
Приняв такое решение, подошла к соседней двери и постучала, не сразу заметив, что она-то как раз оснащена звонком. Мне открыли, предварительно спросив, кто это. Я, как обычно, соврала, назвавшись работником милиции. Похоже, наших стражей порядка уважают — дверь мне открыли тут же. Женщина очень маленького роста, немного полноватая, но весьма миловидная, удивленно уставилась на меня.
У женщины, выглядевшей лет на тридцать, были очень густые каштановые волосы, собранные в хвост. Не совсем правильные черты лица в совокупности образовывали очень миловидное личико с обворожительной улыбкой и добрым взглядом. Обладательница такой улыбки по определению неспособна на злые поступки. Женщина не вызывала у меня никакой настороженности. Она напоминала кроткую овечку. Хотя, возможно, я и ошибалась.
Женщина была одета в строгий брючный костюм синего цвета, отделанный по краю рукавов и воротника машинной вышивкой в виде черных цветов. Наряд завершали черные туфли на очень высоком каблуке. Одним словом, женщина выглядела элегантно.
Попросив разрешения пройти в квартиру, я на всякий случай показала «корочки». Меня тут же препроводили на кухню. Причем она была не безлюдной — на данный момент за столом сидел хозяин и медленно пережевывал приготовленные ему гренки. Заметив мое появление, мужчина обернулся и приветливо кивнул. Мне же хватило одного взгляда на него, чтобы понять, что передо мной человек, обремененный интеллектом. Не удивлюсь, если он окажется доктором филологических наук или каким-нибудь физиком.
— Знакомьтесь, это мой муж, Александр Витальевич, — познакомила нас женщина, имени которой я пока еще не знала. — А это, — соседка указала на меня, — из милиции.
— В нашем районе что-то случилось? — настороженно отреагировал Александр.
— Пока нет, и, чтобы этого не произошло, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов о вашей соседке, Фимушкиной Любови, — пояснила я. — В частности, о ее отношениях с Евдокией Дрягель.
— А, ну так это совсем не по моей части, — отмахнулся мужчина. — Это к жене, я тут никого не знаю.
— Он у меня архитектор, — похвасталась женщина как бы кстати. — Целыми днями на работе пропадает, даже в выходные. Дома почти и не бывает… — Она обратилась к мужу: — Ты гренки-то с собой возьми, в обед перекусишь, а то в кафе выбраться времени, как обычно, не найдется.
— Ничего, обойдусь, — отказался Александр и спешно стал собираться на работу.
Я присела на один из стульев, не став дожидаться приглашения, а когда женщина вернулась, проводив мужа, мы продолжили разговор.
— Могу я узнать, как вас зовут?
— Да, конечно, — кивнула та. — Ирина Васильевна, фамилия — Гамма. А что это вас наша соседка вдруг заинтересовала?
Решив во второй раз не допускать ту же ошибку, я не стала выкладывать всю правду.
— Ваша соседка проходит по уголовному делу как свидетель, но почему-то постоянно недоговаривает. Вот я и решила пообщаться с вами, чтобы все прояснить.
Этот ответ, кажется, удовлетворил женщину. Она приготовилась слушать меня и отвечать на вопросы.
— Скажите, пожалуйста, Ирина, — быстро спросила я, — вы знаете подругу своей соседки, Дрягель Евдокию Владимировну?
— Ну, так чтобы лично — нет, конечно, она ведь не моя, а ее подруга, — спокойно ответила женщина. — Но я не раз про нее слышала.
— От Фимушкиной? — переспросила я.
— Разумеется, — кивнула Ирина. — Мы иногда заходим в гости друг к другу, хоть и не подруги, но все же общаемся, — заметила она. — Когда она рассказывает о своем досуге, всегда упоминает Евдокию. Похоже, это ее лучшая подруга. Нередко Люба обсуждает ее.
— Обсуждает с завистью? — заинтересовалась я.
— Нет, конечно, с какой стати ей завидовать? Она и сама живет — не бедствует, — ответила Ирина, немного подумав. — Да и та, насколько я могу судить, не бог весть как богата. Полагаю, что достаток у них примерно одинаковый, может, потому и дружат.
— А где они познакомились, вы случайно не знаете? — полюбопытствовала я.
— Где? — Ирина снова напрягла память. — Если не ошибаюсь, то в салоне-парикмахерской или в каком-то клубе. Точно сказать не могу.
— То есть дружат не так долго?
— Кажется, да.
— Расскажите, пожалуйста, еще вот о чем: когда Фимушкина говорила о Евдокии, не заметили ли вы, что она ее… как бы выразиться покорректнее… недолюбливает? — нашла нужное слово я.
— Да нет, что вы, — замотала головой женщина. — Люба всегда о ней с восторгом отзывалась. Особенно когда той в чем-то везло. Вот, например, в последний раз она очень уж радовалась, что ее подругу на показ мод пригласили. Жалела, конечно, что не ее саму, но не обижалась.
— Относительно показа расскажите все поподробнее, — попросила я. — Что и как говорила ваша соседка?
— Ой, да что она могла говорить… Сначала просто обмолвилась, что скоро ее подругу покажут по телевизору, так как ей выпала честь представлять главную модель. Мы даже договорились, что вместе смотреть будем. Любаше очень уж хотелось потом платье такое же себе заказать, так живо и красочно его подруга описала. А я шью немного, — несколько отвлеклась от темы женщина. — Муж-то работать не пускает, говорит, что сам обеспечить может. Ну не могу же я без дела сидеть, вот и нашла применение своим талантам.
— Так, значит, Фимушкина попросила вас обратить особое внимание на то платье? — вернулась к главному я.
— Нет, сначала она мне его просто описала и поинтересовалась, не могу ли я такое же сшить ей к Новому году. А когда узнала, что по телевизору все покажут, попросила непременно посмотреть на это платье, тем более что самой ее не будет. Интересовалась моим советом, хотела узнать, стоит ли шить такое же.
— И что, вы выполнили ее просьбу? — прикинув, что в этом случае соседке хорошо должно быть известно о произошедшем во время показа, спросила я.
— Увы, нет, — расстроенно ответила та. — Я совсем про это забыла, а тут еще дети от бабушки вернулись, совсем меня закружили. Да к тому же Любаша мне и не напомнила об этом. Она вообще что-то давненько не захаживала, видно, дела.
«Так, значит, то платье Фимушкина описала соседке, мечтая заполучить себе такое же, но дешевле оригинала, — подумала я. — Если верить сказанному, получается, что о произошедших переменах она даже и не знала. Следовательно, информация была воспринята в первоначальном виде. Только вот воспринята кем: ею самой или же ее соседкой, которой она все растрещала? Предположим, что убить Евдокию решила именно Фимушкина, тогда она тем более должна была постоянно держаться при подруге и досконально выведывать у той о всех переменах. Но она вообще уехала. Нет, у нее просто не хватило бы времени, чтобы найти исполнителя, да еще и быть уверенной в том, что он все сделает именно так, как нужно. Выходит, она тут ни при чем. Тогда зачем ей что-то от меня скрывать? А я уверена, что она что-то скрывает. Возможно, боялась подозрений?
Не слишком подходит на роль подозреваемой и Ирина Гамма. Добрейшей души женщина, по-моему. И потом, к чему ей убивать Евдокию? Похоже, я готова подозревать каждого, кто встретится мне на пути».
Понимая, что неверная информация скорее всего передавалась именно по этому каналу, я решила поинтересоваться у Ирины еще и о том, не рассказывала ли, в свою очередь, и она кому-нибудь про этот показ.
Ответ оказался самым что ни на есть безнадежным:
— А к чему мне кому-то об этом рассказывать? Я никого из участниц даже не знаю. Нет, они — женщины, конечно, известные, но лично-то с ними не знакома. Я сама простая, сельская. Просто удачно вышла замуж, а ко всем этим показушным вечеринкам до сих пор привыкнуть не могу.
На этом я решила закончить наш разговор, поняв, что Ирина действительно ничего не знает. Женщина проводила меня, попрощалась и захлопнула за моей спиной дверь, оставив меня наедине со своими размышлениями.
Я забралась в салон и закурила.
«Итак, Фимушкина действительно с кем-то поделилась известной ей информацией перед тем, как уехать. Причем могу предположить, что сделала это специально, тем самым подтолкнув того человека к решительным действиям. Возможно, подруга Евдокии преследовала свои собственные цели, на что-то рассчитывала, а то и просто делала свое грязное дело руками других людей. Этим-то и объясняется ее неоднозначное поведение. Если все действительно так, как я думаю, нужно попробовать проследить за ней и попытаться выяснить, с кем же таким подозрительным она общается, о ком не желает говорить».
Вспомнив, что Фимушкина не знает, что я приехала к ней на машине, и уж тем более, на какой именно, я решила остаться в «девятке» и проследить, куда женщина вскоре направится. Поудобнее расположившись на сиденье, я откинула голову назад. Потянулись длинные минуты ожидания, а ждать я никогда не любила. Еще бы — теряешь столько времени. Но ничего другого пока предпринимать не следовало.
Несмотря на то что Фимушкина выставила меня из дома, утверждая, что торопится, ее не было видно еще минут двадцать. Да и во время моей беседы с соседкой Люба также не выходила — из окон кухни Ирины, в которой мы сидели, прекрасно просматривалась входная дверь квартиры Фимушкиной. Если бы женщина вышла, я заметила бы.
Вскоре Фимушкина действительно появилась. Выйдя из дома как ни в чем не бывало, она заперла дверь, сунула ключи в сумку и бодрым шагом направилась в мою сторону. Я сразу поняла, что одна из двух машин, стоящих по соседству, принадлежит именно ей. Я мгновенно сползла вниз, надеясь только на то, что подруга Евдокии не заметит меня в салоне машины, и замерла. Вскоре сбоку послышался шум двигателя, следовательно, Фимушкина завела машину. Через минуту она уехала.
Я быстро вернулась в исходное положение, завела машину, вывела ее на дорогу и помчалась догонять бежевую «Ауди» Фимушкиной. Настичь ее удалось почти сразу, но близко подъезжать я не стала, предпочитая держаться за следующей позади нее «Нивой».
В таком положении мы двигались по трассе в течение нескольких минут. Потом я заметила, что машина Фимушкиной свернула к развлекательному центру «Кристалл». В ночное время там всегда очень шумно и полно молодежи.
Но сейчас утро. Я вспомнила, что на первом этаже этого здания располагается косметический салон со слащавым названием «Дурманящий цветок». Насколько я знала, его посещали особенно состоятельные женщины. В «Цветке» они находили все, что только требовалось их душе и телу: солярий, косметологический и массажный кабинеты, парикмахерскую, тренажерный зал…
Я притормозила чуть дальше стоянки, куда загоняла свое авто Фимушкина. Вскоре Люба заглушила мотор, выбралась из машины и скрылась за дверьми салона. Я призадумалась: стоит ли идти за ней или же оставаться пока в машине, вдруг Фимушкина будет отсутствовать не так долго? В конце концов я решила остаться на своем месте и не рисковать, тем более что удобнее всего о Фимушкиной и ее знакомых мне будет поговорить в отсутствие ее самой.
Дождавшись, когда женщина выйдет из салона — как ни странно, это случилось весьма скоро, — я посидела в машине еще минут десять, давая Фимушкиной время уехать, а затем сама отправилась в «Дурманящий цветок». Поднявшись по ступеням, прошла за стеклянную дверь и оказалась в большом помещении с несколькими кожаными диванами у стен и секретарско-кассирским столиком у второй двери. Здесь взимали плату за услуги, предоставляли их перечень. Здесь же можно было отдохнуть перед телевизором и выпить чашку кофе в мини-кафетерии, размещенном в дальнем углу той же комнаты.
Две молоденькие девицы в одинаковых костюмах, сидящие за столом, в данный момент изнывали от безделья, болтая о чем-то несущественном. Увидев меня, они сразу притихли, а через пару секунд едва ли не хором сказали:
— Добрый день. Вы у нас впервые?
Я мило улыбнулась и, кивнув, ответила:
— Да, впервые. Но я не ваш клиент.
— А, так вы из какой-нибудь налоговой, — моментально сделали вывод девочки. — Хотите проверить документы или пообщаться с начальством?
— Совсем нет. Меня больше интересуют ваши посетители, — раскрывая свое удостоверение, пояснила я. — Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
Девушки вопросительно переглянулись, но возражать не стали и приготовились меня слушать. Я позволила себе сесть на стоящий неподалеку свободный стул.
— Как давно ваше заведение посещает Любовь Сергеевна Фимушкина?
— Ой, да год уж точно есть, — ответила та из девушек, что сразу показалась мне более живой. У нее были длинные темные волосы, собранные у висков и заколотые на макушке, слегка остренький носик и женственные губки. Женщин и девушек именно такого типа обычно и предпочитает начальство в должности секретарш, считая их лицом своей компании. И, надо сказать, это лицо мне пока нравилось. Что будет дальше — зависит от разговорчивости девицы. — Любовь Сергеевна в основном солярий посещает, — продолжила девушка, — а сегодня вот в парикмахерскую забегала. Кстати, ушла она буквально только что, минут за десять до вас.
— У нее здесь есть друзья или подруги, с которыми она чаще всего общается? — последовал новый вопрос.
Девица молча кивнула, а затем произнесла:
— Три. Ольга Вишневицкая, Евдокия Дрягель и Антонина Сухова.
— Кому из них Фимушкина доверяет больше? — подумав, что работнице салона это может быть известно, поинтересовалась я.
Девушка подумала, затем посмотрела на свою соседку и, обращаясь ко мне, заметила:
— Это Лена лучше знает, она здесь дольше работает.
Я посмотрела на Лену, но та никак не отреагировала. Пришлось повторить вопрос. Менее разговорчивая девица боязливо огляделась по сторонам, словно убеждаясь, что никто не узнает, что она сплетничает о своих клиентках. Так как, на мое счастье, из посторонних, кроме одной женщины, погрузившейся в изучение «Космополитена», никого поблизости не было, Лена все же решилась сказать:
— С Дрягель, конечно, они с ней даже приходят вместе. С Вишневицкой как-то от случая к случаю общается, а с Суховой и того реже.
— С чем это связано?
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Не спрашивала.
Может, действительно глупый вопрос. Ну, уделяет Фимушкина больше внимания Дрягель, так что в этом такого? Я тоже со своими подругами общаюсь с разной периодичностью.
— Если честно, то всему виной Дрягель, — внезапно включилась в разговор первая девушка. — Она терпеть не может половину наших посетительниц. Высокомерная слишком, — девушка брезгливо наморщила носик, а потом добавила: — Ее и саму мало кто переваривает.
«А вот это уже лишнее, — подумала я. — Так ты, милочка, еще долго в секретаршах сидеть будешь — слишком любишь посплетничать. Впрочем, мне это только на руку».
— А есть среди посетительниц такие, которых Евдокия совершенно не выносит? — решила спросить я.
— Есть, — вздохнув, изрекла все та же девица. — Драгун Ольга Семеновна, жена следователя Волжского района. Они друг на друга такие взгляды порой бросают! Если пересекаются случайно, того и гляди сцепятся.
— Интересно, из-за чего бы им так ненавидеть друг друга? — задумчиво протянула я, как бы просто рассуждая вслух, но на самом деле надеясь на то, что глупые молоденькие девицы клюнут и разовьют эту тему дальше. Так оно и получилось. Почти сразу после этого я услышала:
— Ой, да там у них что-то семейное: кажется, одна у другой мужа увела. Я так, мельком слышала сплетни, специально в эти дела не вникала.
«Хм, вот об этом-то мне как раз ничего и не известно, — заметила я про себя. — А тут вдруг выясняется, что у Дрягель имеются враги. Странно, что Евдокия о них не упомянула сразу. Забыла? Вряд ли. Скорее уж отнесла все к разряду „дел давно минувших дней“ и не придала этому значения».
— Скажите, а Драгун сегодня здесь? — поинтересовалась я сразу, решив пообщаться с самой женщиной и у нее выяснить подробности ссоры с Евдокией.
Обе девушки отрицательно замотали головой, а потом одна сказала:
— Она редко сюда приходит, в основном по вторникам.
Немного расстроившись из-за этого сообщения, тем более что до вторника еще ой как далеко, я все же рискнула поинтересоваться, не записан ли где адресок женщины. Мне повезло: адрес Драгун у сотрудников действительно нашелся. Оказалось, что в таких заведениях все имели свои пропуска, а придя в первый раз, заполняли анкету, куда вносили все данные.
Поблагодарив девушек за помощь, я попрощалась с ними и поспешила к машине. Мне не терпелось поскорее добраться до дома Драгун и выяснить у нее, из-за чего же они с Евдокией не ладят. Если дело действительно касается какой-то общей подруги, то скорее всего та и является заказчицей убийства. Случайно, через третье лицо, она узнала о предстоящем показе.
Несколько минут спустя я уже развернула машину в сторону трассы по направлению к дому Драгун, проживающей где-то в районе Соколовой горы. Как выяснилось примерно через полчаса, нужный дом представлял собой вполне приличную девятиэтажку, в которой и проживала ненавистная Евдокии особа.
Я уверенно прошла в подъезд и, поднявшись на пятый этаж, позвонила в квартиру номер тридцать два. Сначала внутри кто-то зашевелился, после этого дверь нешироко распахнулась, и из нее показалась пожилая женщина. Причем выглядела она не особенно бодро: видимо, только что проснулась и не успела облагородить лицо косметикой. Как-то странно посмотрев на меня, она не совсем дружелюбно спросила:
— Вам кого?
— Я к Ольге Семеновне Драгун. Она дома?
— Дома, — все так же недружелюбно откликнулась женщина и сняла цепочку с гвоздика, раскрыв дверь настежь. — Проходите.
Я вошла в квартиру и стала разуваться. В это время из комнаты донесся какой-то шум, затем раздался женский голос, спросивший:
— Мама, кто там?
— К тебе, — недовольно буркнула мамаша и вяло поплелась в сторону кухни.
Зато из комнаты высунулась женская голова в крупных очках, которые делали ее похожей на стрекозу. Удивленно посмотрев на меня, «стрекоза» приветливо кивнула.
— Здравствуйте, это вы — Ольга? — спросила я.
Немного удивившись тому, что к ней обращается какая-то совершенно незнакомая женщина, Ольга как-то боязливо кивнула и только потом пригласила меня войти. Уже в комнате я поведала ей о причине своего прихода и сообщила, чем вообще занимаюсь. Выслушав меня, женщина заметно расслабилась и чересчур охотно разговорилась. Я даже и не ожидала, что она окажется такой болтливой, и все же обрадовалась.
— Ах вон оно что, а я сразу и не поняла, кто вы и зачем пришли. Значит, вы детектив, — полуутверждающе произнесла она. — Расследуете то громкое дело с отравлением. Какой скандал, как вспомню… — Женщина закатила глаза к потолку и устало вздохнула. — Никогда не думала, что подобное может произойти в нашем городе. Ужас! Значит, проверяете всех знакомых убитой? Не понимаю, как я-то попала в ваш список? Я даже и не присутствовала на том показе, хотя по телевизору за всем с интересом наблюдала.
Подождав, пока женщина выскажет все, что хотела, я улучила момент и спросила:
— Вы знаете Фимушкину Любовь Сергеевну?
— Да, знаю, — даже опешила от неожиданности женщина и тут же переспросила: — А при чем тут она?
— При том, что убили вовсе не ту девушку, которую должны были убить, — стала разъяснять я. — На самом деле убийца метил в Евдокию Дрягель. А потому именно ее связи я сейчас и проверяю.
— Но кто же вам сказал обо мне? — снова удивилась Ольга.
— О вас, точнее, о том, что вы не ладите с Евдокией, я узнала в салоне, который и вы, и она, и Фимушкина посещаете. Там же мне дали и ваш адрес. Меня интересует причина ваших натянутых отношений. Если не секрет, расскажите, чем вы так не угодили Евдокии?
— Так вот вы о чем, — поняла все женщина. — Да только дело совсем не во мне, а в моей подруге. Я потому и не нравлюсь Евдокии, что общаюсь с бывшей женой ее мужа, которого она увела. Представляете, какая стерва, мало того что отбила мужа, который обеспечивал мою подругу, так еще и дочь ее забрала.
— Как — забрала? — опешила я.
— Так. Уговорила каким-то образом мужа отсудить у бывшей жены девочку и забрать ее к ним, а тот и рад стараться. Естественно, Сергей адвокат, да еще один из лучших. Дело выиграли они. Вы даже не представляете, в какой депрессии находилась тогда Вероника. Потерять все, лишиться любимой дочери…
«Так вот почему Евдокия так холодна с девочкой, — только сейчас поняла я. — Это даже и не ее ребенок. Она просто патологически не переносит детей, любит только себя. И не способна любить никого другого! Но зачем ей тогда вообще понадобился чужой малыш?»
Поняв, что сама я ответа на этот вопрос не найду, я обратилась к Драгун:
— Не понимаю, зачем ей понадобилась чужая дочь, Евдокия же терпеть не может детей.
— Это вы верно заметили, — согласилась со мной Ольга, затем язвительно усмехнулась и продолжила: — Только она не дура. Поняла, что Сергей дочь не бросит, а значит, станет ей помогать, встречаться с бывшей женой. Для Евдокии это могло быть чревато нежелательными последствиями. Вот она и стала убеждать его, что с ними девочке будет лучше и что обязательно нужно ее забрать к себе. А тот и рад, что жена не против ребенка. Эта… змея, — не сразу нашла, как назвать Евдокию, Ольга, — одним махом сразу несколько проблем решила. Во-первых, окончательно отбила мужа от бывшей семьи, во-вторых, избавила себя от необходимости рожать. Она ж до смерти боится испортить фигуру и ни за что на такой шаг не решится.
«Странно, что Евдокия не сообщила мне об этом во время нашей встречи, — мелькнула в голове мысль. — А ведь на ее месте стоило подумать, что покушение на нее организовала бывшая, да к тому же не на шутку озлобленная жена ее нынешнего супруга. Гм, действительно странно, что Евдокия ее ни в чем не заподозрила».
— А как зовут вашу подругу? — поинтересовалась я.
— Вероника. Бокова Вероника Афанасьевна.
— Вы рассказывали Веронике о том, что узнали в салоне? Говорили о показе?
— Сказала, — вздохнула Ольга. — Сразу-то не подумала, вот и ляпнула, что эта выдра лучшее платье показывать будет.
— И как ваша подруга прореагировала? — Я с нетерпением ждала ответа.
— Да никак. Ей просто неприятно было это слышать.
— А она не расспрашивала у вас в подробностях о платье и о том, где будет проходить показ? — спросила я вновь и тут же подумала, что делать это Веронике было вовсе и не обязательно, учитывая то, что вычислить главное платье не составляет труда. Как, впрочем, и узнать о том, где состоится показ.
Между тем Ольга ответила:
— Нет, Вероника совсем ничего не спрашивала. Сразу перевела разговор на другую тему, а к этой мы больше не возвращались.
Я снова задумалась. Мне казалось, что в случившемся непременно замешана Фимушкина, оттого она и ведет себя так натянуто и скрытно.
— Скажите, Ольга, — решила выяснить еще кое-что я, — а вы знали, что в последний момент участниц поменяют местами и главную модель будет демонстрировать Прокопчук, когда рассказывали об этом Боковой?
— Что вы, откуда? — пожала плечами женщина. — Я об этом сама случайно узнала — из чистого любопытства следила за событиями по телевидению. Я и не знала, что тот наряд достанется другой участнице.
— Вы сказали, что про участие в показе Евдокии узнали чисто случайно, — прицепилась к словам я. — Можете рассказать, как?
— Конечно. Я услышала про это в том салоне, где вам дали мой адрес. Фимушкина так подробно описывала само платье и расхваливала подругу, что только глухой бы не услышал.
«Странно, что хвалилась подобными вещами Фимушкина, а не сама героиня, — мелькнула у меня мысль. — Очень странно».
И, чтобы все выяснить, я опять спросила:
— А Евдокия разве про это не рассказывала?
— Может, и рассказывала, но она с пролетариями, как она отзывается о тех, кто родился не в обеспеченной семье, не общается. Да если что-то и рассказывает, то лишь своему приближенному, элитному кругу, полушепотом. А в тот день Евдокии в зале не было.
— А зачем тогда Фимушкина распылялась на весь зал? — совершенно не понимала смысла поступков женщины я.
— Не знаю, — пожала плечами Драгун. — Наверное, похвалиться хотела перед всеми.
— Но с чего бы вдруг ей это делать? Кому нужно, и без того знали, — насторожил меня этот момент.
— Ой, даже не знаю, — видимо, тоже посчитав это несколько странным, вздохнула женщина, затем немного помолчала и повторила: — Евдокия и впрямь обычно только со своим кругом любимых подружек новостями делится. Редко когда на весь зал что сообщает, да и Фимушкина… — Какая-то нехорошая мысль, пришедшая в голову Ольге, заставила ее всю сжаться и побледнеть.
— Что с вами? — заметив это, быстро спросила я. — Вам плохо? О чем вы подумали?
— Не подумала — поняла, — едва выговорила та в ответ.
— Что поняли?
— Что Фимушкина намеренно для меня кричала на весь зал об успехе Евдокии и во всей красе расписывала ее платье. Она знала, что я непременно сболтну об этом Веронике…
— …и та воспользуется этой информацией, чтобы отомстить Дрягель, — закончила я за Ольгу.
Ольга едва заметно кивнула и прикрыла рот ладонью. Ее страшила мысль о том, что то самое отравление, за которым она наблюдала по телевизору, может быть делом рук ее подруги. И она, как преданная подруга, сразу же попыталась меня разубедить в этом:
— Нет, это не она. Вероника просто не посмела бы такого сделать.
— Почему не посмела бы? — невозмутимо спросила я. — Вы же сами сказали, что она лишилась всего имено из-за Евдокии. По-моему, мотив для убийства у нее более чем веский — вернуть дочь и воздать по заслугам. Полагаю к тому же, что о замене участниц в последний момент вы-то как раз и не знали.
— Не знала, — вздохнула Ольга.
— Ну вот. Сразу становится понятно, почему произошла такая ошибка.
— И все же она не могла, — настойчиво повторила женщина.
— Не стану спорить, но давайте подумаем вместе, — предложила я ей в ответ. — Скажите, вы описывали подруге то платье, что должна была демонстрировать Евдокия?
— В общем-то да, но не то чтобы детально. Я же его сама не видела, просто пересказала со слов Фимушкиной, — осторожно сообщила Драгун.
— А когда вы все это рассказывали, как реагировала Вероника? Она интересовалась подробностями, что-то выясняла?
— Нет. Просто слушала, погрузившись в себя. Я знаю, ей было неприятно, поэтому просто сообщила, что Евдокия будет демонстрировать коронную модель, выполненную из перьев. Да, именно так и сказала. Ну а чтобы подбодрить подругу, сказала, что Дрягель наверняка будет смотреться в том платье как глупый пингвин, каковым, в общем-то, и является. Больше мы к этой теме не возвращались.
«И все же этого было вполне достаточно для того, чтобы подготовить отравление, — решила я про себя. — Главное платье — оно и есть главное, его всегда размещают отдельно. Да и вычислить его, даже не видя, проще простого. О том, где станет проходить показ, тоже узнать несложно. Единственное, что составляло проблему, — раздобыть яд и найти исполнителя. Конечно, с ним еще требовалось расплатиться, но я почему-то уверена, что уж на это-то Вероника деньги нашла. Для нее убийство Евдокии должно быть едва ли не смыслом жизни».
— Что вы теперь намерены делать? Вы ведь думаете, что виновата во всем Вероника? — забеспокоилась Ольга.
— Многое еще требуется проверить, — уклончиво ответила я.
— И как вы станете это делать? — вновь спросила женщина.
— Пока еще не знаю, но у меня к вам будет одна просьба…
— Не говорить Боковой ничего, — сама догадалась Ольга.
Я кивнула и на всякий случай добавила:
— Вы же понимаете, что это необходимо для расследования. К тому же, если ваша подруга действительно окажется причастна к трагедии, она должна будет понести наказание. И вам этому лучше не препятствовать.
— Да я все понимаю, — вздохнула женщина.
— Подождите расстраиваться, возможно, мы с вами просто ошиблись, — попыталась я успокоить Драгун.
Затем я узнала у нее адрес подруги, поблагодарила за беседу и помощь, попрощалась и вышла.
Оказавшись в салоне своей машины, я достала пачку сигарет и закурила. Необходимо было определиться с дальнейшим ходом расследования. Увы, мысли почему-то путались, а интуиция как-то нерешительно намекала на то, что так просто и очевидно все быть совсем не может. Я попыталась понять, с чем же связаны эти мысли, заново все прокрутив в голове.
Драгун говорит, что Фимушкина намеренно кричала на весь тренажерный зал о том, что Евдокия станет демонстрировать на показе главное платье, и подробно описывала его. Следовательно, Люба надеялась, а может, даже была уверена в том, что эта весть дойдет до Боковой и та предпримет попытку отомстить разлучнице. «Но ведь Фимушкина не могла быть в этом совершенно уверенной, — рассуждала я. — Она не знала, какие мысли посетят Бокову после услышанного. К тому же, если бы Вероника действительно хотела отомстить Евдокии, совсем необязательно было ждать, когда ту пригласят на показ и поручат демонстрировать лучшую модель. Вероника прекрасно знала и адрес соперницы, и где она довольно часто бывает. Могла бы найти и менее трудный и дорогостоящий способ убийства. Зачем создавать столько сложностей? Нет, что-то тут явно не так.
Попробуем подойти к этому делу немного с другой стороны. Допустим, что Фимушкина действительно намеренно кричала о показе и об участии в нем Евдокии. Но для чего она это делала? Чтобы отвести от себя малейшее подозрение. Тогда почему же она так ненатурально вела себя во время нашего разговора? Этим она только еще больше натолкнула меня на мысль, что причастна к данному убийству. Что же она скрывает?»
Не находя ответа на этот вопрос, я решила пока просто подумать, как быть с Боковой: стоит ли ее проверять. И если стоит, то каким образом? Можно попробовать с ней открыто поговорить, но я сомневалась, что Вероника мне что-то скажет. Следить также не имеет смысла. Все уже давно позади, она наверняка расплатилась с исполнителем, если, конечно, сама является заказчицей, и теперь просто тихо отсиживается. Можно, конечно, пообщаться с соседями и узнать у них, с кем в последнее время контактировала Вероника, кто к ней приходил или куда отлучалась она сама. Возможно, они что-то знают. Не помешает проверить и ее круг общения: вдруг среди ее знакомых есть те, кто имеет доступ к ядовитым препаратам.
Выбросив окурок, я завела машину и тронулась в путь. Сначала выехала на улицу Столичную, затем повернула на Ракова, с нее на Турбскую. До Вишневой, где и следовало искать квартиру Боковой, я умудрилась добраться, не попав в пробку. Оказавшись на месте, я припарковала машину, а сама направилась к соседнему с домом Боковой строению.
Как выяснилось, бывшая жена Дрягеля обитала в пятиэтажке, сиротливо стоящей в одном из центральных районов города. Насколько мне было известно, квартира принадлежала матери Боковой, с которой теперь Вероника и жила.
Подойдя к подъезду, я поднялась на его пыльное крыльцо, распахнула деревянные двери, почему-то не снабженные даже кодовым замком, затем прошествовала на лестничную клетку, где обычно расположены почтовые ящики, чтобы по ним определить, где находится нужная мне квартира. Увы, ящики хоть и висели на своем месте, но числа на них совсем истерлись, да и на самих дверях квартир чисел видно не было вовсе. Решив действовать наугад, я просто пересчитала все квартиры и остановилась возле той, где, по моему мнению, должна жить Бокова.
Звонок отсутствовал, и мне пришлось стучать. И стучать не тихо, а изо всей мочи, потому что дверь оказалась не металлической, как у большинства, а деревянной. Да еще и обитой изнутри каким-то утеплителем, так как мои удары терялись где-то в толще, не доходя да слуха жильцов.
Когда же после серии неудачных попыток дверь передо мной наконец резко распахнулась, я даже немного испугалась, так как вначале ожидала услышать вопрос типа: «Кто там?» или «Что нужно?». Впрочем, уже в следующую минуту так и произошло. Рослый парень окинул меня оценивающим взором и грубо спросил:
— Че хочешь?
«Миленькая встреча, — усмехнулась я мысленно. — Вот как, значит, тут встречают гостей».
— Это квартира Крюковых? — решив пропустить вопрос парня мимо ушей, произнесла я первое, что пришло на ум.
Молодой человек лет тридцати нерешительно помялся на пороге, посмотрел так, что я едва не провалилась под пол, а потом вяло протянул:
— Нет, Боковых, а че?
— Тогда я не к вам, — скороговоркой ответила я, извинилась и поспешила прочь, не желая фиксироваться в памяти этого милого мальчика, непонятно кем приходящегося Боковой.
Теперь я позвонила уже в соседнюю дверь и попала туда, куда собиралась, то есть к соседям. Дверь мне открыла грустная женщина с легкой синевой под глазами. Стройная, в широких синих джинсах и водолазке «под горло», с весьма смазливым личиком и длинными белыми волосами, собранными в хвост. Большие глаза обрамлены густыми ресницами. Губы недовольно поджаты, но на самом деле очень пухленькие.
Девушка вопросительно смотрела на меня, ожидая, что я как-то объясню причину моего визита.
— Я могу войти? — поинтересовалась я, продемонстрировав свое удостоверение. — Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
— Проходите, — все еще не сводя с меня прямого взгляда, отозвалась девушка и отошла от двери, пропуская меня внутрь.
Я прошла в квартиру и едва не присвистнула: в ней был сделан самый настоящий евроремонт. И это в какой-то дряхлой пятиэтажке, пусть и недалеко от центра города! Следуя веяниям моды, пол был устлан ковролином, причем натуральным, на окнах — жалюзи. В стену встроен аквариум, кажущийся ожившей картиной, а по бокам его расставлены большие, похожие на пальмы растения.
Мебель соответствовала этому уровню. Одним словом, настоящее логово «нового русского».
— А у вас мило, — не смогла удержаться я от комплимента.
— Может быть, — равнодушно ответила хозяйка. Потом предложила мне присесть и, разместившись напротив, сразу же спросила: — Что именно вы хотите узнать?
— Меня интересует ваша соседка, Бокова Вероника Афанасьевна, — ответила я. — Вы с ней знакомы?
На лице женщины появилась улыбка:
— Ну, в общем-то, это я и есть.
— Как — вы? — ужасно удивилась и одновременно почувствовала себя нелепо я. — Но в соседней квартире мне сказали…
— Вам правильно сказали, там тоже живут Боковы. Это мамин брат, он снимает ту квартиру. — Женщина снова заулыбалась, видя мое смятение. — А вы, значит, со мной лично пообщаться не хотите, — продолжила она спустя несколько секунд. — Могу я узнать почему?
Я заметалась, пытаясь сообразить, как лучше повести себя в неожиданной ситуации. Но так как мой ум напрочь отказывался давать советы, я вынуждена была признаться:
— Я хотела выяснить у ваших соседей, каков ваш круг общения.
— Зачем?
— Вы наверняка слышали о том, что произошло несколько дней назад во Дворце культуры, — начала издалека я.
— Допустим, слышала, но какое я к этому имею отношение?
— Мне удалось выяснить, что последнюю модель первоначально должна была представлять Евдокия Дрягель, новая жена Сергея. Возникла версия, что убить пытались именно ее. Но преступник не знал о грядущих переменах, поэтому произошла роковая ошибка и погибла совершенно посторонняя женщина.
— И вы, конечно же, подумали, что это убийство — моих рук дело? — сразу решила расставить все точки над «i» женщина.
— А разве нет? — дерзко глядя ей в глаза, переспросила я. Иного выхода у меня сейчас не было, коль так оплошала, а увиливать я смысла не видела. Пусть мне ничего не скажут, но хотя бы по выражению лица смогу понять, лжет ли мне Вероника.
— Нет. У меня, конечно, масса причин ненавидеть эту особу, но убивать ее я не собираюсь.
— Это только слова.
— Слова, — кивнула женщина согласно, — только и у вас, насколько я посмотрю, доказательств тоже ноль. Иначе бы вы не стали таскаться по соседям и расспрашивать обо мне. Или я не права?
— Правы. Только…
— Только вы все равно подозреваете меня, так как у меня есть мотив для убийства. Знаю, знаю, — насмешливо повторила Вероника. — Не думайте, что я такая уж несведущая в подобных вопросах. Если вы забыли, напомню, что мой бывший муж — адвокат, и секретов от меня у него не было. Ну так что вы можете мне предъявить?
— Я не собираюсь вам пока ничего предъявлять, — заметила я на это. — Только хочу выяснить правду.
— Вот и выясняйте, но подальше от меня. Мне и без вас проблем хватает, — вспылила женщина. Впрочем, потом она глубоко вздохнула, собралась и спокойно извинилась за свое поведение: — Не обращайте внимания, пожалуйста, я сейчас немного на взводе.
— Из-за дочери?
— Не только. С ней-то как раз все в порядке, мы с ней видимся. Знаю, что с отцом ей хорошо. Правда, мымра та рядом. Ну да ничего, не вечно это будет продолжаться! А Ксюше действительно лучше с отцом, потому что я не смогу ей дать все, что ей нужно.
— В таком случае какие же у вас проблемы? — нагло спросила я, совсем забыв про то, что влезать в личную жизнь не очень-то вежливо. «Для меня-то это не впервой, работа такая», — успокоила я себя.
— У меня проблемы со здоровьем, — со вздохом призналась Вероника. — Требуется дорогостоящая операция, а я никак не могу собрать нужную сумму.
— А почему вы не попросите в долг у бывшего супруга? — удивилась я.
Вероника поморщилась и, отведя взгляд в сторону, произнесла:
— Потому что мы с ним в ссоре после суда. Я тогда еще не знала, что у меня рак. Да и сейчас не хочу, чтобы кто-то знал. Вам говорю только потому, что понимаю, что вы ведь все равно меня проверять будете. А мне не хочется, чтобы на меня зря тратили время. Теперь вам понятно, почему я не стараюсь вернуть дочь. Мне без нее плохо, тоскливо, но ей лучше уже сейчас привыкнуть к тому, что мамы рядом не будет.
Последние слова Вероника едва выговорила, сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Но поняв, что с этим ей не справиться, женщина торопливо отвернулась и спрятала лицо в ладонях. Теперь мне стало еще более неловко, чем когда узнала, что попала не туда. Но нет худа без добра: я уже знала, что Бокова смертельно больна и, значит, ей и в самом деле ни к чему разбивать новую семью своего бывшего мужа и тем более стараться вернуть ребенка. Все это, разумеется, требовало проверки, но за ней, я знала, дело не станет.
Я извинилась за причиненное неудобство и попросила Веронику не принимать близко к сердцу наш разговор. Я собралась уходить.
Вероника не настаивала на том, чтобы я задержалась. Напротив, как мне показалось, даже обрадовалась тому, что ее наконец оставили в покое. Покинув ее квартиру, я остановилась на лестничной площадке и грустно вздохнула: очередной подозреваемый отпадал. Оставалась Фимушкина, поведение которой все больше настораживало меня, тем более что я даже не могла его ничем объяснить.
Вернувшись в машину, я первым делом вспомнила свой разговор с Фимушкиной и определила, какой момент в ее поведении меня настораживает.
Она с самого начала попыталась запутать меня и сделать вид, будто не знает о том, что Евдокия станет демонстрировать главную модель. А потом, поняв, что мне уже известна правда, отказалась от своих слов и прикинулась забывчивой. Зачем бы так поступать человеку, не имеющему никаких корыстных целей?
Порядком призадумавшись над тем, какие цели преследовала Фимушкина, утаивая от меня правду и вещая на весь спортзал о том, какое платье будет демонстрировать на показе Евдокия, я очень скоро пришла к выводу, что Фимушкина не так хорошо относилась к Дрягель, как старалась показать. Она явно недолюбливала, если не сказать — ненавидела женщину. По какой причине, для меня пока неясно. Не зацикливаясь на мотивах Фимушкиной, я первым делом решила проверить ее связь с пропавшим сторожем. Иванников пока оставался в моем сознании исполнителем убийства, хотя доказать это я еще не могла. Понадеявшись на то, что если все подтвердится, то у меня появится возможность прижать Фимушкину, я приготовилась приступить к работе.
* * *
Не придумав по дороге ничего лучшего, кроме как заново переговорить с администрацией Дворца культуры и постараться узнать, не знакомы ли Иванников и Фимушкина, я повернула машину в том направлении. Конечно, вероятность того, что кто-то знает об отношениях этих людей или видел их вместе, настолько мала, что не стоит даже надеяться. Но попробовать все же стоило.
Подъехав ко Дворцу, я припарковала машину в том же месте, что и ранее, и прошла внутрь. Отыскать администратора мне не составило труда, так как я уже знала примерное местонахождение кабинетов руководства. Женщина сразу узнала меня, и мне не пришлось тратить время на объяснения, а сразу приступить к главному:
— Скажите, ваш сторож не объявлялся? Я имею в виду Иванникова.
— Я поняла, — кивнула женщина. — Только ведь он со следующей недели выходит, сейчас ему незачем приходить.
— Ах да, — вспомнила я. — Что ж, в таком случае у меня есть еще один вопрос. Скажите, во время наших репетиций вы бывали в зале и за кулисами?
— Да, я же следила за порядком. Да и потом, без меня никто бы ничего не нашел, — ответила администратор.
— В таком случае есть вероятность, что вы могли видеть, с кем общались в зале участницы, — предположила я осторожно.
Женщина ничего не ответила, не зная точно, о ком конкретно идет речь, но слушать все же приготовилась. Я объяснила, что меня интересует, общался ли с кем их сторож по утрам в свою смену, и в ответ услышала:
— Вас, наверное, интересует, с кем из женщин разговаривал Иванников? Конкретно сказать не могу, тем более что он даже не задерживался после смены, а сразу уходил домой. Только вот один раз я видела его рядом с одной из участниц показа. Мне показалось, он у нее о чем-то спрашивал.
— Описать эту женщину можете? — торопливо спросила я, почти уверенная, что сейчас услышу описание Фимушкиной.
Увы, мои ожидания не оправдались: администраторша дала словесный портрет совсем другой особы. Я даже не сразу разобралась, о ком идет речь. Лишь когда женщина упомянула о том, что эта участница вечно ссорилась с убитой и вела себя надменно, я поняла, что она говорит о Зинаиде Ляминой. Но ведь ее-то я проверяла! Я же доказала, что…
А ведь действительно, я же проверяла, какие проблемы были у Ляминой и Прокопчук, но никак не у Дрягель и Ляминой, — спохватилась я сразу. Впрочем, я тут же поняла, что Лямина никак не могла являться заказчицей, потому как ей-то было прекрасно известно о том, что участниц поменяли местами. Пожелай она убить Дрягель, на нее бы и указала исполнителю. Нет, очевидно, что Лямина здесь вовсе ни при чем. Скорее всего Иванников просто у нее что-то спросил, и именно этот момент и застала администраторша. Причин подозревать Зинаиду по-прежнему нет.
Окончательно запутавшись, я не знала даже, что думать. Ни одной путевой мысли в голову не приходило.
— Хотите спросить что-нибудь еще? — видя, что я молчу, поинтересовалась у меня работница ДК.
«А почему бы мне не поискать флакон из-под яда?» — в самую последнюю минуту мелькнула у меня в голове мысль, и, не долго думая, я спросила разрешение на осмотр комнат. Администратор не нашла повода мне отказать и, взяв ключи, вместе со мной направилась осматривать помещения.
Прежде всего мы заглянули в бывшую гримерку. Я почему-то решила, что преступник бросил или спрятал склянку именно здесь, предположив, что в этой комнате ее станут искать в самую последнюю очередь. Ведь очевидно же, что нормальный человек в том помещении, где совершил преступление, оставлять улик не станет. Мне не повезло — оказалось, что преступник был почти такого же мнения. Он ничего здесь не спрятал. Даже администратор после моего безуспешного поиска сказала:
— Если бы тут что-то нашли — а это могла сделать лишь уборщица, — она бы сразу сказала мне.
Предположив, что преступник мог положить флакон в какой-либо ящик старой стенки, стоящей за кулисами и хранившей в себе массу вещей, нужных для украшения сцены: булавок, бумажек, искусственных цветов, муляжей фруктов, ягод, я проверила и ее. В стенке оказалось все, что только душе угодно, включая аптечку с бинтами, ватой и таблетками, но только не то, что я предполагала найти. Пришлось продолжить поиск в другом месте.
Увы, мне не везло: за полчаса обшаривания всех закоулков сцены я так ничего и не обнаружила. Размышляя над тем, где же еще сторож мог оставить склянку от яда, я остановилась на коридоре. Отдаленные его углы загромождали различные декорации для спектаклей, концертов и иных мероприятий. За ними редко когда мыли полы, так что удобнее и безопаснее места для того, чтобы что-то спрятать, найти было сложно.
Подойдя ближе к куче запылившихся, наполовину сломанных творений из пенопласта, бумаги и ткани, я сначала внимательно обвела их взглядом, мысленно поставив себя на место сторожа, и попыталась сообразить, с какой же стороны он спрятал в декорации орудие убийства. Мне почему-то показалось, что мужчина сунул склянку из-под яда в полую колонну псевдогреческой конструкции. Я подошла ближе. В этой части коридора было довольно темно, и разглядеть ничего не удалось. Пришлось вытаскивать колонну на середину и, наклонив, высыпать из нее мусор.
Чего только не оказалось внутри! Здесь были бутылки из-под каких-то безалкогольных напитков, фантики от конфет и шоколада, этикетки и даже пачки из-под сигарет. Нужной же мне колбочки, к сожалению, не оказалось. Но я не стала отчаиваться и продолжила разгребать захламленный угол.
Проверяя одну за другой декорации, я выудила еще кучу всякого барахла и наконец все же обнаружила ту бутыль, в которой, по всей видимости, и принесли люизит. Прежде чем взять подозрительную посудину, я оторвала от какого-то плаката кусок и, намотав его на руку, осторожно взялась за бутыль. Последняя когда-то служила вместилищем для какого-то коктейля. Но, судя по резиновой пробке, с силой забитой в горлышко, затем использовалась для транспортировки яда.
— Это именно то, что вы искали? — заинтересовалась администраторша, до этого момента молча наблюдавшая за моими действиями.
Я молча кивнула.
— И что вы собираетесь с этим делать?
— Отдам на экспертизу, — пояснила я коротко. — Вдруг здесь имеются чьи-то отпечатки пальцев. Кстати, у вас найдется чистый пакет?
Женщина кивнула и, не дожидаясь повторной просьбы, поспешила куда-то по коридору. Я спокойно дождалась ее возвращения с пакетом, поместила в него свою находку. На всякий случай еще раз пошарила по декорациям, но, ничего не найдя, стала собираться в дорогу. Меня радовало, что хоть что-то в данном деле начало проясняться и что появилась первая улика, при помощи которой впоследствии можно доказать причастность сторожа и его заказчицы к убийству. Оставалось лишь дождаться результатов экспертизы, а затем уже действовать дальше.
Чтобы не тратить времени зря, я решила отвезти данную колбу к тому же самому медицинскому эксперту, что проводил вскрытие тела отравленной Прокопчук, тем более что ему будет намного проще узнать, тот ли это препарат.
Не стану распространяться о том, как добиралась до морга и как искала там Петра Семеновича Илларионова. Скажу лишь, что мне все же удалось оторвать его от работы на несколько минут. Судебный медэксперт выполнил мою просьбу — исследовал содержимое колбы. В конце концов я получила следующую информацию.
— Вы правы, это люизит, — едва выйдя из препараторной, сразу же сообщил мне Илларионов. — Бесцветная жидкость с запахом герани, получаемая из ацетилена и треххлористого мышьяка. Здесь сомнений даже не может быть.
— А что с отпечатками? — спросила я о том, что меня интересовало больше всего.
— Отпечатки есть, — почему-то задумавшись, ответил медик. — Но что-либо существенное по их поводу я вам сказать не могу. Нужно передавать их вашим медэкспертам, чтобы сверили с картотекой.
— Хорошо, я прямо сейчас и передам, — ответила я и попросила выдать мне результаты экспертизы вместе с уликой. Ее, со всем остальным, я решила отвезти к Кирьянову, чтобы потом, когда обнаружится виновный, Киря мог использовать это как доказательство преступления. Но перед тем как уйти, выяснила еще кое-что:
— Скажите, а где можно достать в нашем городе люизит?
— Я же, кажется, вам перечислял, — вспомнил нашу давнюю беседу мужчина. — Впрочем, конкретно в данном случае могу сделать собственное предположение. Не факт, что все именно так, но, судя по частицам пыли на бутыли и по сохранности ее этикетки, она очень долгое время находилась в местах, где проводились какие-то химические процессы. Полагаю, что это либо завод, либо химлаборатория. Вторая подходит меньше, так как из нее проще взять уже расфасованный препарат, а не разливать его самостоятельно.
— А эту бутылку наполняли в бытовых условиях?
— Вроде того. Я обнаружил остатки люизита даже на этикетке, что свидетельствует о том, что его не слишком аккуратно вливали внутрь.
— Значит, завод, — подвела я итог. Потом еще немного подумала, задала Илларионову несколько самых банальных и не слишком важных вопросов и только после этого покинула морг и направилась к Володьке.
Где-то через пятнадцать минут я уже находилась у отделения милиции, где нес свою службу мой друг Киря. Самого же его, как назло, не оказалось на месте. Впрочем, вполне закономерно, учитывая, что я приехала в самый разгар трудового дня. И, будь он сейчас у себя, наверняка потревожила бы и отвлекла от чего-то срочного. Пришлось немного подождать.
Наконец Киря прибыл. Немного удивившись моему появлению, поздоровался, и мы вместе прошли в его кабинет. Там Кирьянов, бросив какие-то бумаги к себе на стол и отойдя к окну, прямо спросил:
— Опять с проблемами или сдать кого-то пришла?
— Пока только проверить по картотеке, — улыбнувшись, ответила ему я.
— Никак нашелся подозреваемый в убийстве Прокопчук? — насторожился Володька.
— Нашелся, да только уехал в неизвестном направлении. А так как я случайно обнаружила его пальчики на флаконе из-под яда, то решила, что, может быть, вы о нем что-то знаете.
— Я так полагаю, тебе нужна помощь, — догадался Кирьянов.
Я только кивнула. Улыбнувшись такому пониманию между нами, без лишних слов отдала Кире пакет с колбой и отпечатанные результаты уже проведенной экспертизы и вкратце рассказала, откуда все это взяла. Киря выслушал молча, затем попросил его подождать и исчез из кабинета минут на двадцать. Зато когда вернулся, я по его лицу поняла, что новости есть.
— Что, неужели судим? — очень удивилась я.
— Ишь ты, шустрая какая, — специально принялся томить меня Володька. А когда я посмотрела на него серьезным осуждающим взглядом, сдался и пояснил: — Не судим, но являлся подозреваемым по одному дельцу, связанному с кражей на автомобильном заводе.
— Его что, оправдали? — полюбопытствовала я.
— Да, — кивнул Володька. — Оказалось, что запчасти спер его дружок. Впрочем, я почему-то уверен, что сделали они это вместе. Просто попался только один из них. Суд же почему-то оправдал Иванникова. Ну а так как дактилоскопию мы делали, данные на него в картотеке имеются.
— А из этих данных нельзя ли извлечь что-нибудь полезное, что могло бы помочь найти беглеца? — хитровато поглядывая на Володьку, спросила я.
— Увы и ах, — развел тот руками. — У нас не ЦРУ, полные досье не собираем. Так что не могу предложить ничего существенного. Ну а паспортные данные, как я полагаю, тебе и самой известны.
— Жаль, — разочарованно вздохнула я. — Я рассчитывала на большее. Но все равно спасибо!
