Глава 8
Знаете ли вы, какое это счастье — пить кофе на собственной кухне? Ставите чайник и с наслаждением наблюдаете за тем, как из разгоряченного носика начинает подниматься пар. Это — твой чайник. Собственный. И даже полы ты моешь с довольной физиономией. Завтра я, конечно, начну морщиться при мысли о том, что не мешало бы привести квартиру в порядок. Начну откладывать это полезное мероприятие на энное количество времени, успокаивая себя тем, что я все-таки личность творческая, а творческие личности могут пожить и так. Главное — не растерять способность к мыслительным процессам.
Сейчас я подпевала приемнику, передвигаясь по комнате со шваброй, бросала довольные взгляды в сторону уже блестящей от чистоты кухни, и вся моя душа была преисполнена такого ликования, что любой идиот, увидев меня, сразу бы понял, что перед ним — редкий экземпляр безумно счастливого человека.
Но вам этого не понять, если вас никогда не похищали. Может, вы вообще предпочитаете обходиться без кетчупа? Все, что приводило меня сейчас в восторг, нормальному человеку наверняка показалось бы чистым безумием. Возможно, он покрутил бы пальцем у виска и предложил бы мне обратиться к психиатру.
Ну и ладно. Я кончила свои разборки и отправилась в кухню.
Телефонная трель прорезала тишину.
— Алло, — подняла я трубку, безмятежно улыбаясь. Мысли о дискете отступили на двадцатый план. Конечно, нечестно по отношению к Халивину, но я подумаю об этом немного погодя.
— Привет, — услышала я голос своей знакомой, Светки. — Где ты была?
— На Канарах, — соврала я.
— Счастливая, — уныло поверила мне Светка. — Я тут мерзну, как рыба в Северном Ледовитом океане, а ты нежишься под солнцем…
— Как кому везет, — сказала я. — Становись детективом — узнаешь, что такое жизнь с ее радостями.
— Нет, у меня это не получится. Я хотела тебя спросить, не сможешь ли ты послезавтра отвезти нас с Игорем на дачу?
— Если честно, не знаю. Перезвони завтра…
Я действительно не знала, смогу ли я ей помочь. Но Светка обиделась и снова вздохнула:
— Попробуй, ладно?
— Ладно.
Она повесила трубку. Я опять уселась в кресле — о, мое любимое кресло! Отпив глоточек кофе, зажмурилась от удовольствия. Даже сумрак за окном радовал меня, наполняя квартиру особым уютом.
И вновь раздался телефонный звонок.
— Все с ума посходили, — проворчала я, хватая трубку и произнося довольно неприветливо:
— Алло.
— Танька? Что у тебя там происходит?
Голос Мельникова взрывал тишину своей чрезмерной взволнованностью.
— Ничего, что могло бы тебя довести до исступления.
— А где ты была?
— На Канарах, — опять наврала я.
— А зачем тогда ты подослала ко мне ребенка?
— Какого?
— Девчонку. Она сказала, что тебя украли тетка, похожая на палку, и дядька, похожий на сморщенный гриб. Это что, шутки такие? Она мне даже описала их машину…
О боже! Умная кроха все запомнила и поспешила мне на помощь. Но, бог мой, как же все это сейчас некстати!
— Ей так показалось. Ничего страшного, Андрей. Это были мои клиенты.
— Так тебе нужна моя помощь?
— Пока нет, — машинально проронила я. — Если что случится, я тебе позвоню.
— Смотри, Танька, а то опять вляпаешься в грязную лужу.
«Да уже вляпалась, милый», — подумала я. Но сейчас мне надо попробовать выбраться самой. Потому как я уже доказала, что вполне в состоянии решать свои проблемы самостоятельно.
Я повесила трубку и попыталась снова сосредоточиться на мелких, но таких приятных радостях бытия.
— О, черт! — выругалась я, услышав очередной звонок. На этот раз звонок был в дверь. Наверняка соседи пришли поинтересоваться, где я пропадала.
Я распахнула дверь и выпалила:
— На Канарах я была, отдыхала и нежилась под солнцем…
— Ну и ладно, — услышала я в ответ знакомый голос и, подняв глаза, встретила насмешливый взгляд Стаса. — Я ничего не имею против Канар. Нежились вы там под солнцем и отдыхали…
Я рассмеялась. Честно говоря, я была рада его видеть. Хотя этот визит можно было отнести к числу самых неожиданных.
— Чему обязана?…
— Папенька прислал. Решил, что моя помощь будет тебе нелишней.
— Он что, начал очеловечиваться? — не поверила я своим ушам.
— Твоя заслуга…
Стас прошел в комнату.
— Я рада тебя видеть, — озвучила я свои мысли, смирившись с тем, что мы незаметно перешли на «ты».
— Собственно, на иное отношение я и не рассчитывал, — нагло сообщил мне Стас.
Ну и ладно. Сегодня я добрая и отвечать язвительно не стану.
* * *
— Так что ты можешь сказать по поводу своего брата?
Он задумался. Сидел, внимательно разглядывая кофейную гущу на донышке чашки, и молчал.
— Я жду. Ты не забыл, что я присутствую в этом пространстве?
— Нет, конечно. Просто на твой вопрос довольно сложно ответить. Что я думаю по поводу Федьки? Он самый загадочный экземпляр, который я встречал на своем пути.
— То есть?
— Создается впечатление, что он все время играет в какую-то игру. И условия этой игры понятны только ему одному. Сказать, что он маленький конформист? Нет. Я бы не рискнул. Я бы скорее обозначил его Штирлицем среди конформистов. Он просто носит этот свой мундирчик, как маскарадный костюм. А что прячется за ним? Не знаю. Я пытался понять его. В детстве он уже предпочитал откровенности загадочное молчание. Там, где остальные дети кричат, Федька держал язык за зубами. Как будто готовился к великой миссии…
— К какой? — спросила я.
— Если бы я это знал, — передернул он плечами.
— А какие у него отношения с родителями? — поинтересовалась я.
— Федька нежно привязан к матери, — подумав, сказал Стас, — но также любит и отца. Правда, здесь все наполнено определенной толикой трагизма. Он его любит, но не понимает. Так же, как и любит и не понимает его отец. Тебя, как я понял, интересует, мог ли он взять дискету?
— Да, — кивнула я.
— Мог. Но только если хотел спасти кого-то.
— Предположим, что именно этого он и добивался.
— Нам надо выяснить, что же там было записано. Я прав?
— Знаешь, если бы на меня снизошло озарение и я поняла бы, из-за чего разгорелся сыр-бор, мне вообще было бы проще, — призналась я.
— Отец по этому поводу молчит?
— Конечно, — передернула я плечами.
— Значит, там компромат, — уверенно произнес Стас.
— Почему? — удивилась я.
— В противном случае он бы так не переживал. Теперь об отце. Он неплохой мужик, но с перекосом. Кстати, он ведь сам занимается бизнесом, реально понимая, что надо все-таки и семью кормить.
Догадка пронзила меня молнией.
— Бизнесом? — переспросила я.
— Да.
— Каким?
— А вот этого я не знаю.
Так. Если на этой дискете было нечто, связанное именно с халивинским бизнесом, тогда все становится понятным.
Хотя… Пока еще рано говорить о разгадке. Предположим, что он там зафиксировал сведения о нелегальных доходах, но кому тогда так понадобилась эта дискета? Федору? Зачем?
— Ирина… — сказала я в пространство.
— О, это та еще штучка. Сейчас я начну тебя удивлять. Приготовься. Так сказать, привяжите ремни безопасности, чтобы не разбить голову при падении.
Он задумался, потом расхохотался.
— Что смешного в Ирине? — рискнула поинтересоваться я.
— Сейчас. Поведаю. Только постарайся не удивляться слишком сильно.
И он начал свой рассказ.
* * *
И получилась у него, скажу я вам, история прямо из дамского романа. Ирина наша раньше жила в неге и холе — папа и мама работали в обкоме КПСС, и девочка наша каталась как сыр в масле. Каталась она, каталась и беды не знала. И тут свалилась на голову ее беда — потеряли папа и мама работу, никому обкомы стали не нужны, и от горя слегли они оба. Поскольку попытались было еще где-нибудь свои силы приложить, а ничего-то у них, бедных, не получилось. Денег в доме не стало, на приватизацию они не успели, и вся надежда сфокусировалась для несчастных в любимой доченьке. Доченька к тому времени вышла замуж, то есть просто взяла мужа, как быка за рога. Муж поначалу ей даже нравился, но жить она привыкла так, чтобы соседи умирали от зависти, а муж этого факта не понимал. Сама она ходила на службу и честно отсиживала там положенное время, но почему-то ей перестали там давать зарплату. Она попыталась притулиться со своими требованиями к шахтерам и учителям, но они от нее отшатнулись. Поскольку свои требования считали вполне справедливыми, а вот за Иринино бестолковое сидение денег требовать не захотели.
Жизнь Ирины стала осложняться еще и тем, что муж ее в конце концов не выдержал и убежал от нее. Долго Ирина пыталась его поймать — то носки найдет забытые, то подтяжки, но он не возвращался. Плевать, говорит, мне на эти мелочи, я себе новые купил. Детей они необдуманно не завели, и привязать его или хотя бы заставить платить алименты Ирина не могла.
Нетрудно догадаться, что Ирина начала задумываться над тем, чем же ей заработать. Попробовала шить — никто не спешил с заказами. Попробовала торговать на базаре — там холодно и противно.
Тут и встретился ей некий Хачик. И стал он ее спасителем.
Сначала Ирина не собиралась вступать с ним в интимные отношения, надеясь, что он и так будет доволен ее присутствием в его никчемной жизни. Но Хачик, торгующий импортными машинами, почему-то стал бунтовать против подобного положения. Деньги в доме появились — надо их отрабатывать. И пришлось Ирине впервые поступиться принципами.
Потом опять что-то произошло, и Хачик исчез, подарив ее своему другу, тот, в свою очередь, передал эстафету другому. Так бы и шла Ирина по рукам, осваивая нелегкую древнейшую профессию, но ей повезло.
Она встретила на своем пути какого-то партийного бонзу. И оказалась в рядах борцов за права трудящихся.
Вскоре Ирина поняла, что, если ты ничего не умеешь, деньги можно заработать не только проституцией. Есть еще одно занятие, может быть, менее полезное, но куда более спокойное. И нетрудоемкое. Политика. Обдумав положение, Ирина решила, что самое подходящее для нее место — коммунистическая партия. Тем более что мама и папа долго трудились на благо именно КПСС. Пришла она туда записываться, и все бы так и было — но именно там она повстречала Халивина, который к тому времени был уже недоволен «излишним либерализмом дяди Зю». Проще говоря, к Ирининой удаче, папе захотелось создать собственную партию.
Так Ирина стала «душой» новой партии. Вот такая история, трогающая душу до слез. Не ушел бы от Ириночки муж — не увидели бы мы решительный взгляд «мадам Швондер».
* * *
— Дальше я тебе рассказывать не буду, сама понимаешь. Жизнь у нее наладилась. Но иногда я ловлю ее взгляд, и мне делается страшно. Ты никогда не думала, насколько злобным может стать человек, у которого отняли право на исключительность?
— Конечно, думала, — кивнула я.
— Так вот, если для моего отца вся эта политика — только игра, то для Ирины — это шанс всем отомстить.
— Так же, как для Леши, — заметила я.
— Именно. Они просто ждут своего часа, чтобы начать сводить счеты. До господа бога они добраться, сама понимаешь, не могут. Остаемся мы. Для них мы — люди второго сорта. И то, что сейчас, по их понятиям, мы живем нормально, — «историческая ошибка». Если такие вот милые люди окажутся наверху, нам покажутся светлыми снами воспоминания о советских концлагерях…
— Я все понимаю, — терпеливо сказала я. — Но зачем ей дискета?
— Я этого не говорил. Просто предположил, что ей понадобилось заиметь какой-то компромат на папеньку, дабы свалить его, когда возникнет подходящий момент. Подумай над этим.
Он посмотрел на часы.
— О боже! Я опаздываю. Какая жалость. С тобой приятно разговаривать, но босс обрушит на мою голову волну проклятий, если я не появлюсь на месте через десять минут.
Стас легко коснулся губами моей щеки.
— Какая вольность! — рассмеялась я.
— Вольность? Нет, это только попытка вольности, — серьезно посмотрел он в мои глаза. И поцеловал меня в губы.
— Вот это уже ближе к вольности, — пробормотал он, с видимым сожалением выпуская меня из рук. — Надеюсь, что вечером увидимся. Ты ведь ничего не имеешь против моего вечернего визита?
— Нет, — призналась я.
— Так я и думал, — нахально заметил он. — Против моего обаяния может устоять только Великая Китайская стена.
* * *
Дверь за ним закрылась. Я взялась за мешочек с моими верными советчицами. От обрушившейся на меня информации голова начинала пухнуть, и все мои логические построения напоминали карточные домики, готовые вот-вот обрушиться. Необходимо было сосредоточиться. Для этого я обычно использовала свои магические кости. Во-первых, некоторая медитативная расслабленность, как при любом гадании. А во-вторых, иногда они давали мне толчок к дальнейшим попыткам связать мои «клочки» в единый свитер.
34+10+18
«Против вас действует тайный противник, но, если вы будете осторожны, он неожиданно разоблачит себя сам».
Информация была, конечно, не лишней, но о «тайном противнике» я знала и сама. Нужно бросить кости еще разок. Я уже приготовилась, как в этот момент зазвонил телефон.
— Алло?
Голос Халивина показался мне немного странным. Я еще раньше обратила внимание на то, что у него довольно быстрая речь. А теперь он говорил очень медленно. С трудом ворочая языком.
— Таня?
— Да, я вас слушаю.
— Таня, вы свободны. Я… Я нашел дискету. Все в порядке. Людмила передаст вам деньги. Спасибо вам за попытку помочь, и простите, что я использовал против вас недопустимые методы. Я не хочу, чтобы вы продолжали заниматься этим делом…
— Геннадий…
Трубку бросили. Я ошалело посмотрела на свой аппарат. Попробовала перезвонить.
Длинные гудки. Никого нет дома… Значит, он звонил мне из своего загородного бункера?
Этот телефон я не знала.
Ну и ладно. В конце концов о моих обязательствах перед ним можно забыть, раз он сам этого пожелал.
Кости я кинула по инерции. Думая уже о Стасе. Жалко с ним расставаться…
Он забавный.
2+18+27
«Если сейчас вас ничто не тревожит, готовьтесь к скорым волнениям».
Отложив мешочек, я попыталась расслабиться. Что-то все-таки тут было не так. Голос у Халивина и правда был странный. Какой-то заторможенный.
Да что ты берешь в голову чужие проблемы, Танька? Мой внутренний голос звучал беззаботно и весело. Я бы даже сказала — чересчур весело и беззаботно.
Может быть, я бы и успокоила себя. Если бы этот треклятый телефон не встрепенулся снова.
— Таня?
Теперь звонила Людмила Сергеевна.
— Да, я слушаю.
— Таня, тут… Вы не можете приехать?
Она была на грани истерики. Ее голос дрожал.
— Что случилось?
— Гену… Он тут лежит. Таня, мне страшно. Приезжайте, пожалуйста. Мне больше не к кому обратиться.
— Да что с ним? Он же мне звонил полчаса назад! Сердечный приступ?
— Нет, Танечка. Его убили.
