Глава 10
Сергей Викторович шагал по направлению к остановке. Я добежала до своей машины и села за руль. Пока Пахомов шел к дороге, я вывела «девятку» на проезжую часть. Мою машину он не знал, поэтому я могла относительно свободно следить за ним, не боясь быть замеченной.
Дождавшись автобуса, Пахомов сел в него, а я, как и прежде, последовала за ним на некотором расстоянии. Судя по номеру, автобус был пригородным, и мне оставалось только гадать, куда может направляться Сергей Викторович. Уж наверное, не на Волгу порыбачить?
Ехали мы довольно долго. В конце концов добрались до конечной точки маршрута. Оказалось, что автобус был дачным, и остановился он прямо на берегу Волги на большой площади. Невдалеке я заметила купающихся дачников и местных жителей: неподалеку находился небольшой поселок, и поселковая ребятня бегала купаться прямо сюда — на автобусную остановку.
Интересно, зачем Пахомову понадобилось ехать в дачный поселок? Пока я гадала, Сергей Викторович вышел из автобуса и направился по пыльной неширокой дорожке, уходившей от Волги вверх.
Здесь на машине проехать было бы весьма затруднительно, да и Сергей Викторович мог заметить меня, поэтому я решила оставить свою «девяточку» здесь, а дальше идти пешком. Проверив на всякий случай оружие, я вышла из машины и, прячась за густо разросшимися кустами и ивняком, стала пробираться за Пахомовым.
Казалось, Сергею Викторовичу хорошо известен маршрут, которым он следовал. Он шел уверенно, никуда не сворачивая и не глядя по сторонам. Мы уже миновали все дачные постройки, и я никак не могла понять, куда же движется Пахомов.
Наконец, когда мы вышли на небольшой пригорок, за которым расположился поселок, я все поняла. Сергей Викторович ехал не на дачу — его путь лежал именно в этот поселок. «Для нанесения визита время довольно позднее», — подумала я, стараясь не отставать от мужчины. В любом случае мне показалось странным, если не сказать подозрительным, его внезапное желание прокатиться за город в небольшой поселок на берегу Волги.
Судя по условиям, в которых жил Пахомов в городе, маловероятно, что у него имеется еще и загородная резиденция. Оставалось лишь надеяться, что очень скоро мое любопытство будет удовлетворено, тем более что Сергей Викторович немного сбавил темп и стал внимательно высматривать что-то впереди.
Я тоже слегка притормозила, на всякий случай укрывшись в близлежащих кустах. И хотя Сергей Викторович ни разу не обернулся за время своего пути, это вовсе не означало, что мне нет необходимости соблюдать осторожность.
Пахомов остановился прямо посреди дороги и стал всматриваться куда-то в даль. Я не могла проследить за направлением его взгляда, но тоже уставилась на горящие впереди огоньки.
Поселок был небольшим, но выглядел вполне благоустроенным. Несколько красивых и не старых еще коттеджей в зарослях деревьев показались мне весьма живописными. В таких местах любят селиться «новые русские», обустраивая свои загородные резиденции шикарно и с размахом.
Не сказать чтобы дома здесь были особенно роскошными, но и бедными их тоже нельзя было назвать. Постояв с минуту на дороге, Пахомов поправил на плече сумку и широким шагом направился к поселку. По всему было видно, что идет он не с дружеским визитом к старому приятелю. Кажется, Сергей Викторович находился далеко не в самом дружелюбном расположении духа, а был настроен решительно и серьезно.
Через несколько метров мы достигли первой поселковой постройки. Миновав ее, Пахомов уверенно прошел дальше и свернул в первый проулок. Я остановилась у поворота, чтобы не дать Сергею Викторовичу возможность, если он вдруг обернется, обнаружить себя. Но вот звук его шагов постепенно стих, и я решилась выглянуть из-за угла. Пахомов шагал по тропинке, держа сумку уже не на плече, а в руках.
Я выбралась из своего укрытия и теперь вынуждена была следовать дальше, прижимаясь к забору, так как ничего иного для маскировки здесь не было, и молила бога только о том, чтобы Пахомов не вздумал оглянуться. Ведь стоило ему только бросить взгляд назад, как он сразу же увидел бы меня, крадущуюся вдоль забора.
Дома пошли скромнее, нежели те, что были в начале поселка, и я увидела последний дом на этой улице. Пахомов решительным шагом направлялся именно к нему.
Окна были освещены, значит, хозяева находились дома. Я осторожно прокралась к забору соседнего коттеджа и замерла в ожидании. Пахомов подошел к калитке и открыл ее. Затем пересек дворик и поднялся на несколько ступенек крыльца. Он громко постучал в дверь, а я, пригнувшись, пробежала к раскидистому дереву, росшему у края ограды.
Вскоре дверь Сергею Викторовичу открыли. На пороге возник мужской силуэт, но я не смогла рассмотреть человека — свет падал сзади, и были видны лишь очертания его фигуры. Я отметила только, что мужчина невысокого роста и крепкого телосложения.
Перебросившись парой фраз — к сожалению, я не смогла разобрать ни слова, — Пахомов и хозяин скрылись в доме. И теперь мне нужно было как-то проникнуть поближе, чтобы иметь возможность подсмотреть и подслушать разговор.
Бесшумно подойдя к калитке, я тихонько открыла ее и вошла во двор. Собаки, на мое счастье, здесь не было, и я смогла незамеченной подобраться к самому дому. Увидев, что одно из окон открыто, я пригнулась и стала приближаться к нему. Сделав несколько шагов, я тут же услышала разговор Сергея Викторовича и хозяина дома.
Кажется, мужчины о чем-то спорили. Во всяком случае, Пахомов был зол, высказывал хозяину что-то резкое. Я подобралась к самому окну и, замерев под ним, прислушалась. До меня донесся голос незнакомца.
— Да ты в своем уме? — с насмешкой в голосе спросил он у Пахомова. — Что ты такое говоришь?
— Нет смысла отпираться, — глухим голосом произнес Сергей Викторович. — Это ты.
— Глупец! — хозяин засмеялся, но мне показалось, что смех его был каким-то ненатуральным. — Ты просто не соображаешь, что говоришь. Да ты знаешь, что я могу подать на тебя в суд за клевету?
— Подай, — спокойно ответил Пахомов. — В чем же дело? Давай прямо сейчас вызовем милицию, и ты объяснишь им бессмысленность моих обвинений. Может, даже алиби предъявишь…
Услышав слово «алиби», я напряглась. Похоже, Сергей Викторович обвиняет в чем-то хозяина дома. У меня по спине пробежали мурашки… Неужели Пахомов знает, кто убил Марию Викентьевну, и пытается заставить этого человека признаться в содеянном? Не может быть… Я напряглась и прислушалась. Разговор становился интересным.
— Убийца! — глухо произнес Пахомов. — Ты за это ответишь!
— Пошел вон! — отозвался хозяин, но в голосе его прозвучали нотки испуга. — Да какое ты имеешь право?! У тебя нет никаких доказательств! И ты являешься ко мне в дом и начинаешь обвинять… неизвестно в чем… — В комнате воцарилась тишина, и я слегка испугалась. Что они там делают? Мне так и хотелось приподняться и заглянуть в окно, но я сдержалась. Наконец снова раздались голоса. — Может, ты сам и убил ее? — произнес тот, кого Пахомов обвинял в убийстве.
— Что?! — опешил от такой наглости Сергей Викторович. — Да ты… Да я тебя… Да я любил Машу! А ты!.. — Пахомов едва не задохнулся от гнева, переполнявшего его.
А я окончательно поняла, что все же оказалась права. Сергей Викторович по неясным мне причинам считал, что убил Марию Крамер именно этот человек, с которым он, похоже, был хорошо знаком.
— Собирайся! — неожиданно приказал Пахомов.
— Чего? Куда это еще? — презрительно спросил хозяин.
— На кудыкину гору! — резко бросил Сергей Викторович. — Поедем в милицию, и ты там объяснишь, как и зачем убил Машу!
— Ты действительно сумасшедший, — усмехнулся мужчина. — Ты просто свихнулся от любви к ней… А она… — он постарался ехидно рассмеяться, но у него вышел только нервный смешок, — она всегда любила меня. А ты… ты просто неудачник.
Эти слова окончательно вывели Пахомова из себя. Я услышала негромкий удар, как будто что-то упало на пол, а потом послышался звук расстегиваемой «молнии».
— Собирайся! — через несколько секунд повторил Пахомов, и голос его звучал угрожающе.
— Что… д-да ты… — испуганно начал хозяин. — Ты что, вообще идиот?! Ты что?.. Убери ружье… — голос его дрожал, и я хоть и не видела всего, что происходило в комнате, но прекрасно поняла. У меня перед глазами тут же возникла картина — Сергей Викторович стоит с ружьем наготове, достав его из своей спортивной сумки, и держит на мушке перепуганного и бледного хозяина дома. Так вот что, оказывается, было у Пахомова в сумке…
Я попыталась собраться с мыслями. Надо было срочно что-то предпринять. Ведь еще немного, и Сергей Викторович окончательно потеряет контроль над собой и, не ровен час, еще пристрелит этого несчастного… И тогда уже правды не узнает никто…
Я приняла решение. Одним махом я выпрямилась и схватилась руками за подоконник распахнутого окна. Оттолкнувшись ногами от земли, я взлетела на подоконник, благо окно находилось невысоко.
Пахомов и его знакомый даже не успели ничего понять, как я уже оказалась в комнате. Мгновенно оценив обстановку, я поняла, как нужно действовать. Первое, что я сделала, это подскочила к Сергею Викторовичу, стоявшему с ружьем со взведенным курком в руках. Ногой я выбила у растерявшегося Пахомова оружие, с грохотом упавшее на пол, а рукой слегка ударила его по шее сбоку, чтобы он с перепугу не начал вытворять что-нибудь.
Мое внезапное появление сыграло мне на руку, никто ничего не понял, а потому не успел предпринять. И теперь я полностью владела ситуацией. На какое-то мгновение все в комнате замерли. Сбоку у окна стоял Пахомов с расширенными от изумления глазами, а недалеко от него, раздвинув ноги и растопырив руки, с выпученными от страха глазами находился невысокий тип, впустивший его в дом. А я стояла между ними в позе каратиста, готового в любой момент к отражению атаки. Но атаки не последовало. Похоже, мужчины растерялись окончательно, и я немного расслабилась.
Ружье валялось на полу, и я сочла за благо поднять его, чтобы никого не провоцировать. Достав приготовленный заранее пистолет, я наставила его на Пахомова и осторожно нагнулась, чтобы поднять оружие.
— Всем стоять и не двигаться, — спокойным голосом произнесла я, не спуская глаз с обоих мужчин. — Я нервная. Стрелять буду без предупреждения.
Подняв ружье, я бросила его на диван от греха подальше. Продолжая держать пистолет наготове, я сделала несколько шагов назад, чтобы мне было хорошо видно любое движение каждого участника этой разборки.
— Так, — проговорила я. — А теперь постараемся все прояснить. Кто кого в чем обвиняет и так далее со всеми вытекающими последствиями…
— Вы следили за мной, — обреченно произнес Пахомов.
— Совершенно верно, — не стала отпираться я. — Ваше поведение показалось мне странным. Вот я и решила немного присмотреть за вами. И, как выяснилось, не напрасно.
— Вот-вот, — осмелев, вступил в разговор хозяин дома. — Я и говорю. Он ненормальный. Его надо самого в милицию сдать. Он душевнобольной.
— А с вами я отдельно поговорю, — хмуро взглянула я на разошедшегося хозяина. — Вы сами кто будете?
— Я здесь живу… — принялся оправдываться мужчина.
— Фамилия ваша как? — перебила я его.
— Холмогоров… — растерявшись, ответил хозяин. — Василий Николаевич Холмогоров. А этот ненормальный…
— Следствие разберется, кто нормальный, кто ненормальный… — отрезала я. — А теперь, уважаемые господа, я желаю послушать ваши объяснения.
Холмогоров высоко поднял голову, гордо тряхнув волосами, — дескать, мне бояться нечего, я могу и объясниться. Потом бросил ненавидящий взгляд на Пахомова.
А Сергей Викторович опустил плечи и вздохнул. Похоже, он огорчился моим внезапным вмешательством, которое не позволило ему совершить, на его взгляд, справедливое возмездие.
Я устроилась на подоконнике, все еще не спуская внимательных глаз с Сергея Викторовича и его приятеля. Пистолет я опустила, но готова была в любой момент применить его, если потребуется. Но ни один из присутствующих мужчин, похоже, не намеревался оказывать мне никакого сопротивления. Оба стояли спокойно, не делая резких движений.
Я перевела взгляд с одного на другого. Они вроде и не собирались давать мне никаких объяснений! Тогда я для пущей убедительности тряхнула пистолетом и громко спросила:
— Кто первый?! Или я сейчас вас обоих сдам в милицию!
— А я-то в чем виноват? — невозмутимо спросил Василий Николаевич. — В милиции самое место вот этому преступнику. Ворвался ко мне в дом, стал угрожать оружием…
— Ну, допустим, в дом ты меня сам впустил, — глухим голосом отозвался Пахомов. — А не пристрелил я тебя зря… — он бросил злобный взгляд исподлобья на Холмогорова, от которого тот весь сжался.
— Сергей Викторович, в чем дело? Кто этот человек? — не выдержав пререканий, обратилась я к Пахомову.
— Это, — сверкнул тот взглядом в сторону хозяина дома, — убийца Маши.
— Ложь! — запальчиво воскликнул Холмогоров. — Он сам убил ее! А теперь хочет свалить все на кого-то!
— Это ты убил ее, — устало повторил Пахомов. — И ты прекрасно об этом знаешь.
— Вызовите, в конце концов, милицию! — истерично вскричал Василий Николаевич.
— Уже, — ответила я, вновь продемонстрировав свои «корочки».
Холмогоров подался было вперед, чтобы повнимательнее рассмотреть мою ксиву, но я не позволила ему сделать это, быстро убрав удостоверение обратно в карман.
— Говорите, Сергей Викторович, — обратилась я к Пахомову, который был, кажется, более уравновешен и адекватен, нежели Холмогоров.
— Этот человек убил Машу, — тихо повторил Сергей Викторович. — Его нужно арестовать.
— Да что ты несешь?! — презрительно скривив губы, процедил Василий. — Да тебя самого давно пора изолировать от общества.
— Так! Хватит! — прикрикнула я на Холмогорова. — Помолчите. Я сама разберусь, кого и где надо изолировать.
Как только Холмогоров умолк, Сергей Викторович заговорил снова:
— Я знаю, что именно он убил Машу… Правда, у меня нет доказательств… — опустил он голову. — Но это точно он!
— Почему вы так решили? — спросила я. Мне был не совсем понятен мотив обвинений Холмогорова. Возможно, у самого Пахомова и были причины для столь серьезного заявления, так пусть он изложит их мне.
— Потому что он отец Ирены, — взглянув мне прямо в глаза, бросил Сергей Викторович.
— Ну и что? — испуганно поднял плечи Василий Николаевич. — Это что, доказательство моей вины?
— Отец Ирены? — удивилась я и перевела взгляд на Холмогорова. — Правда?
— Правда, — опустив глаза в пол, едва заметно кивнул Василий. — Ирена моя дочь.
— Зачем ты встречался с ней? — тут же накинулся на него Сергей Викторович. Потом взял себя в руки и обратился уже ко мне: — Этот наглец, Татьяна Александровна, кроме того, что убил Машу, теперь еще намеревается наложить лапу на Ирену, на ее деньги, на наследство Маши…
— Как?
— Он встречался с Иреной после того, как хладнокровно убил ее мать, — продолжил Пахомов. — Она мне сама рассказала. Сказал ей, что он ее отец. Наплел черт-те что. Сказал, что молчал все эти годы, потому что мать запрещала ему говорить ей правду. А теперь, когда он узнал, что Маша умерла… Умерла!.. — горько усмехнулся Пахомов. — Теперь он не намерен дольше молчать. Он, дескать, хочет предложить ей свое плечо и протянуть руку помощи…
— Ирена ничего не сказала мне об этом, — в недоумении я пожала плечами.
— А он только сегодня с ней встречался, — за Холмогорова ответил Сергей Викторович.
— И что же Ирена? — поинтересовалась я.
— А что Ирена? — проговорил Сергей Викторович. — Она девушка неглупая. Сама решит, что ей делать. Я уверен, она примет верное решение. И даже не сомневаюсь в этом, — Пахомов бросил испепеляющий взгляд на Холмогорова.
— Все это ложь, — невозмутимо ответил тот. — Грязная клевета. Ирена моя дочь, и я имею полное право…
— А почему же вы молчали все эти годы? Ведь Ирена даже не знала, кто ее отец? — задала я справедливый вопрос.
— Маша не разрешала мне говорить, — произнес Василий Николаевич, но я не услышала в его голосе ноток искренности. — Она велела мне молчать.
— Это ложь! — не выдержав, вскричал Сергей Викторович. — Я расскажу вам, Татьяна Александровна, как все было, — он повернулся ко мне. — Мы все вместе, втроем дружили еще с института. Мы учились вместе. Маша влюбилась в Василия. Еще на первом курсе. Я тоже любил ее, но не хотел мешать им. Они начали встречаться. Мне, конечно, было больно смотреть, как им хорошо вместе, но я отошел в сторону. Но потом, когда Маша забеременела от этого… — Пахомов бросил грозный взгляд в сторону Холмогорова, от которого тот еще больше сжался, и продолжил: — Маша забеременела, аборт решила не делать. Все надеялась, что эта сволочь женится на ней. Но он испугался. А Маша так сильно любила его, что готова была простить абсолютно все. Я пытался поговорить с ней, вразумить, но она даже слушать меня не желала. Говорила, что когда Василий увидит ребенка, он обязательно переменит свое мнение. Он заберет их к себе, женится… И так далее. Но даже когда Маша родила Ирену, этот негодяй не вернулся к ней. Он прямо сказал Маше, что не собирается связывать свою жизнь с ней, что ни она, ни ее ребенок не нужны ему. Но Маша и тогда не перестала любить его. Она жила одна. Я, как мог, поддерживал ее. Помогал. А этот… ублюдок знал, что Маша все еще продолжает любить его, и использовал ее.
— Как он ее использовал? — поинтересовалась я.
— Он приходил к ней, — Сергей Викторович исподлобья взглянул на Василия Николаевича. — Он… он использовал ее как женщину. А Маша все еще ждала и надеялась, что он по-настоящему вернется к ней. Даже его подлые поступки не смогли отвратить ее от него. Он как будто чем-то приворожил ее… — Пахомов вздохнул. — Потом он пропал куда-то на некоторое время, и я даже обрадовался. Знаете, как говорят, с глаз долой — из сердца вон. Думал, не будет Маша видеть его и забудет со временем. Сначала все так и было. Мы с ней даже начали встречаться. Ирена уже подросла немного, я полюбил ее, как родную дочь. Она тоже очень тепло относилась ко мне. Маша начала постепенно отходить от своей болезненной страсти к этому человеку, — Пахомов кивнул в сторону Холмогорова, — и я сделал ей предложение. Но тут, словно злой ангел, словно из ниоткуда, в Машиной жизни снова появился он! Он пришел через столько лет к ней и сказал, что любит ее. И Маша растаяла. Она поверила ему, хотя и ежу понятно было, что ни о какой любви с его стороны и речи быть не может. Как выяснилось позднее, с годами Василий пристрастился к игре.
— К какой игре? — не поняла я.
— Не к какой-то конкретно игре, а к игре вообще. Он стал игроком. Работать он толком нигде и не работал. А деньги на казино были нужны. Маша к тому времени уже встала на ноги, у нее был свой бизнес. И этот подонок стал спекулировать на ее давней любви к нему, на том, что у них общий ребенок. Он начал требовать у Маши деньги. Она не говорила Ирене, кто ее отец. А потом ей стало неудобно показывать Ирене такого отца, — Сергей Викторович сделал ударение на слове «такого», — Маше было просто стыдно. И она велела Василию молчать, что он отец Ирены, а сама тщательно скрывала от девочки все их встречи и вообще то, что Холмогоров существует.
— Да. Ирена и по сей день понятия не имеет, что в жизни матери последние годы был этот человек, — подтвердила я слова Пахомова.
— И она давала ему деньги, — продолжил Сергей Викторович. — Я и сам уже толком не мог понять, по какой причине. То ли потому, что продолжала любить этого мерзавца, то ли боялась, что он все расскажет Ирене… Я не знаю. Мы в последние годы виделись с Машей нечасто, но все-таки она кое-что рассказывала мне.
— Так, значит, вы обманули меня, когда сказали, что не виделись с Марией Викентьевной уже долгое время, — пожурила я Пахомова.
— В общем-то да, — потупился он. — Но я сразу понял, что произошло, и не хотел говорить вам всей правды. Я знал, что вряд ли вам удастся доказать вину Холмогорова, а потому решил…
— А потому решили свершить правосудие самостоятельно, — закончила я за Пахомова.
— Ну, да… Я знал, что он просто измотал, измучил Машу за последние годы. Он приходил все чаще и суммы требовал все крупнее. Маша давала ему деньги, боясь, что он все расскажет Ирене. Как-то я хотел сам все рассказать девочке. Тем более что она была уже взрослая и должна была все понять. Но Маша строго-настрого запретила мне даже намекать ей на это. И я послушался. Маша умела быть твердой, когда хотела. А вот рядом с этим негодяем она просто теряла контроль над собой. Знаете, это была какая-то болезненная зависимость. Она уже, наверное, даже не любила его, просто ею владела маниакальная привязанность. К тому же Василий постоянно угрожал ей, что расскажет Ирене обо всем, что станет требовать установления отцовства. А Маше было ужасно стыдно за такого отца перед дочерью, и она была готова на все, лишь бы Ирена не узнала правды.
— Я не убивал Машу, — из угла произнес Холмогоров.
— Убивал. И ты сам знаешь это.
— Да пошел ты! — огрызнулся Василий Николаевич. — В любом случае улик никаких против меня нет, и доказательств тоже нет. С тем же успехом ее мог убить кто угодно. Даже ты. Так что… — развел руками Холмогоров.
— Вот поэтому я и не хотел предавать его в руки правосудия, — обратился ко мне Пахомов. — Я знал, что доказать все равно ничего не удастся. Ему ничего не будет. Но он должен быть наказан. И я решил сам наказать его. Если бы не он, то и моя жизнь, и Машина была бы совсем другой! — в бессильном отчаянии вскричал Сергей Викторович.
Я молчала. Холмогоров сидел на стуле в углу комнаты и тоже молчал, сложив руки на коленях. Если все, что рассказал сейчас Сергей Викторович, правда, то он прав: доказательств вины и улик против Холмогорова все равно нет… И даже если он сейчас и признается во всем, то все равно я ничего не смогу предъявить ему.
— Это правда? — посмотрела я в сторону Холмогорова. — Правда то, что рассказал Сергей?
Василий нагло пялился на меня рыбьими глазами светло-серого цвета. Не понимаю, что такая женщина, как Мария Крамер, могла найти в подобном ничтожестве. Жалкий человечишка! Не верю, что такую мразь можно любить. Скорее всего, Сергей Викторович прав — и у Марии Викентьевны была просто болезненная зависимость от этого человека, какая-то нездоровая тяга к нему… Такое бывает.
— Я не скажу больше ни слова, — нахально заявил Холмогоров. — Если вам нечего предъявить мне, то попрошу вас очистить мой дом, — Василий демонстративно указал на дверь.
Я заметила взгляд Сергея Викторовича, который скользнул по лежащему на диване ружью. Я слегка махнула пистолетом.
— Не делайте глупостей, Сергей Викторович, — предупредила я.
— Я не уйду отсюда, — глухо отозвался Пахомов. — Он ведь не остановится. Теперь он решил взяться за Ирену. Она рассказала мне о встрече с ним. Он хочет заявить о своих правах на наследство. А бедная девочка сейчас просто ничего не соображает. Она так расстроена гибелью матери. Он же обведет ее вокруг пальца, жулик и вымогатель!
— Я имею право на эти деньги, — нагло проговорил Холмогоров. — А Ирена моя дочь.
— Позвольте, — вмешалась я, не выдержав. — А вот с этого момента давайте поговорим поподробнее. И какое же это, интересно, право вы имеете на имущество совершенно посторонней вам женщины? То, что у вас с ней есть общий ребенок, еще не означает, что вы можете распоряжаться ее имуществом. Если вы, конечно, не намереваетесь претендовать на наследство самой Ирены… — пожала я плечами. — Но для этого вам придется убить и ее…
— Ничего подобного, — дерзко и хладнокровно ответил Холмогоров. — Мария была моей женой, и я имею полное право на ее деньги. По крайней мере не меньшее, чем Ирена.
— Что?! — в один голос воскликнули мы с Сергеем Викторовичем.
— Что слышали, — небрежно бросил Холмогоров. — Мы поженились несколько лет назад. Просто Маша всегда скрывала наш брак. Это я уговорил ее, — с некоей долей гордости в голосе, от которой меня едва не передернуло, добавил он. — Если не верите, можете посмотреть мой паспорт. Он там, — кивнул Василий на тумбочку, — в нижнем ящике.
— Ничего у тебя не выйдет! — выкрикнул Пахомов и в два прыжка достиг Холмогорова, набросившись на него. Он свалил Василия с ног и сам упал на него. Сергей Викторович принялся молотить кулаками Холмогорова по лицу, по телу. Он наносил удары беспорядочно, куда придется. Холмогоров даже не сопротивлялся.
Я бросилась к Пахомову и с большим трудом все же оттащила его от Василия Николаевича.
— Прекратите! — прикрикнула я на Сергея Викторовича. — Что вы делаете? Пусть с ним разбираются соответствующие органы. А устраивать здесь самосуд я вам не позволю.
— Кретин! — зло сплюнул на пол Холмогоров и отошел в угол комнаты.
Василия Николаевича трясло от всего происшедшего. Он разнервничался, присел на край стула и достал из ящика стола сигареты. Дрожащими руками достав одну, он принялся ощупывать свои карманы в поисках спичек или зажигалки.
— Вы свидетель, — обратился он ко мне. — Нападение в собственном доме. Сначала он на меня с ружьем бросался, а потом и вовсе голыми руками убить захотел. Вы видели, я даже не мог сопротивляться…
Наконец в одном из карманов Василий Николаевич отыскал зажигалку и поднес ее к сигарете, желая прикурить. Как только я увидела в его руках эту зажигалку, я замерла, не веря своим глазам. В руке у Холмогорова Василия Николаевича была та самая золотая зажигалка, что была похищена из квартиры Марии Викентьевны Крамер в день ее убийства…
Ошибки быть не могло, это была та самая зажигалка. Мне был отчетливо виден даже рисунок сбоку и инкрустация драгоценными камнями. Среди тех вещей, что нашли бомжи, зажигалки как раз и не было. Я еще тогда подумала, что, возможно, она просто затерялась из-за своих маленьких размеров, но, как оказалось, убийце было просто жаль бросать ее, и он решил прихватить дорогую вещицу… на память. Эта маленькая красивая безделушка и стала роковой ошибкой, которую допустил Холмогоров…
* * *
— Спасибо вам, Татьяна, — Ирена протянула мне деньги. — Теперь я понимаю, почему мама так боялась, что я узнаю, кто мой настоящий отец. — Ирена помолчала, потом вздохнула: — Это… это чудовищный человек. Страшный…
Я тоже вздохнула, не зная, что сказать в ответ. Ирена была права — Холмогоров ужасный человек, не достойный никакого снисхождения и жалости. Убить женщину, которая всю жизнь преданно и самозабвенно любила его, помогала ему, которая родила ему дочь и никогда ничего от него не требовала… Да к тому же убить просто из-за денег… Вот ведь свинья под дубом, а?
Василий Николаевич признался во всем. Он подтвердил рассказ Сергея Викторовича о том, как тянул из Марии Крамер деньги. А в тот день, когда он пришел к ней за очередной порцией денег, она все же нашла в себе силы отказать ему. Наверное, Мария Викентьевна решила все-таки закончить всяческие отношения с этим человеком. Возможно, даже собиралась развестись. А у Холмогорова ситуация была критической — он задолжал крупную сумму, которую необходимо было вернуть в кратчайшие сроки. И он начал требовать у Марии Викентьевны деньги. Она отказала. И тогда Василий Николаевич, потеряв контроль над собой, ударил женщину по голове статуэткой, которую впоследствии выбросил.
Он показал следователю, куда дел орудие убийства, статуэтку отыскали. На ней оказались следы крови Марии Крамер и отпечатки пальцев самого убийцы. Все остальные следы своего пребывания в квартире Марии Викентьевны Холмогоров стер.
* * *
Киря за расследование преступления получил очередное поощрение, а я — крупную сумму денег, чем была весьма довольна. У нас так происходило почти всегда — Кирьянов пожинал лавры успеха и славы, а я получала гонорар за раскрытие преступления. Но меня это ничуть не смущало. Меня устраивало такое положение вещей, и я к нему давно привыкла.
Те вещи, что вытащил Холмогоров из дома Марии Викентьевны, маскируя убийство под ограбление, вскоре нашли. Все вернули Ирене, которая к тому времени успела продать квартиру матери и уже оформляла документы для выезда за границу.
А я, прикинув, что полученных денег мне хватит на небольшую поездку к морю, решила не откладывать отдых и стала собираться в дорогу… Лето было в самом разгаре.