Глава 9 ТАЙНА ЦИФРЫ «ТРИ»
Мчась на «Газели» по зимнему городу, я повторяла про себя: повезло, нам сегодня просто крупно повезло. Глупая клушка Тамара меня подставила. Чудо, что она испугалась в последний момент, вспомнив бойню на даче у Штыря. Просто в очередной раз повезло. Но ведь это значит, что охота за мной, как за наиболее опасным свидетелем, продолжается?
Доехав до следующего квартала, я постучала Тамаре в железную стенку, давая знать, чтобы та остановилась, и быстро перебралась в кабину. Мы мчались к дому Ежковых. Почему-то сохранялась уверенность, что в этой раскрытой настежь квартире, заполненной, наверное, соседями, милиционерами — вполне возможно, уже и журналистами, — мы будем пока что находиться в большей безопасности, чем в самом затаенном углу. Хотя бы временно, пока отыскиваются способы, как завинтить обнаглевшего вконец Шурупчикова.
— Ну, что там было дальше? — спросила я у Тамары сразу, как только села рядом с ней в кабину «Газели». Если в кузове машины пахло ванилью и чем-то приторно сладким, то здесь — только бензином и опасностью.
— А ты кто такая, девка? — спросила, в свою очередь, Тамара, не отрывая рук от руля. — Правда, что ли, из легавых?
Почему-то мне не очень хотелось откровенничать с этой теткой, которую я называла про себя исключительно «глупая баба». С какой стати я буду раскрывать перед ней карты, если не знаю, что ей придет в голову в следующий момент? Климакс, матушка, — это не шутки. Но как быстро, однако, прекратила эта бойкая тетенька борьбу за человека или хотя бы за память о человеке, который, судя по всему, был ей дорог! Как все оказалось буднично, просто и… страшно… Наверное, в моем кивке и молчании сквозило нескрываемое осуждение, потому что Тамара вдруг заговорила сама:
— А мне ведь Володька братом был. Правда, двоюродным, но все равно. Они сказали, если что, то сына моего найдут. Коленька в армии сейчас, плавает по морям-океанам, ни о чем не знает… Жалко Володьку-то, конечно. Да Колю жальче. Он уже весной вернуться должен.
Слушая одним ухом Тамару, я тем временем напряженно следила в зеркальце, нет ли за нами или вокруг чего-нибудь подозрительного. Но Тамара, видимо, приняла мою полуотвернутую позу за полное презрение.
— А что? Штырь сказал, что у него только к Володьке один вопрос был. Он так и выразился: «Вопросик был», словно и правда о чем-то спросить хотел. А нас всех — там еще какие-то девки от страха колотились и парень, который о разбитые игрушки порезался, — отпустил с условием, чтобы онемели и помогли тебя разыскать. Эти-то тебя первый раз видели, а мне досталось. Думала — застрелят. Не верили, что я о тебе ни черта не знаю, только что встретила. А потом выпустили. Говорят, сиди на работе, карауль, дай знать, если появится… А теперь — все! Порешат. Только бы Колю предупредить, чтоб домой не ехал, устроился где-нибудь подальше от проклятого Тарасова, — зашмыгала носом Тамара.
— Если что — скажи, что я тебя тоже в заложники взяла. Привычка у меня такая. Чуть что — сразу человека за шиворот тащу, — сказала я разгоревавшейся мамаше.
— Они думали, что мы с Володькой блядуем, не знали, что брат, а мне просто жалко мужика было. Ведь он и парню моему помогал, и меня кормил, хоть и беспутный был вконец. Господи, как мы теперь без него будем?
— Что с телом сделали? — спросила я по-деловому.
— Не знаю. Увезли куда-то. Закопали без свидетелей. Разве теперь найдешь? Был человек — и нету. Хорошо, если весной кто-нибудь на останки наткнется. Знаешь ведь, сколько вот так горемык без вести пропадает? — заплакала Тамара, не смахивая слез со щек, так что на ее наштукатуренном лице постепенно пробились две заметные дорожки.
— Здесь другой случай, — сказала я сухо. — Мы знаем бандитов и имеем шанс доказать их вину. Для этого нужно побольше мужества, а не просто ныть и изображать из себя слепую.
— Ты так говоришь, потому что молодая совсем, жизни не знаешь. Детей у тебя тоже нет, так ведь? Где тебе меня понять, — осерчала Тамара. — Как будто я совсем уж последняя сволочь. А ты бы на моем месте не испугалась? Что б стала делать?
— А я и была на твоем месте. Сидела на соседнем стуле, — напомнила я Тамаре, что в данном конкретном случае ее риторический вопрос был явно неуместен. — Что ты знаешь про Станислава Кривина? Вы знакомы? Ведь ты наверняка присутствовала при встрече. Говори все, что знаешь.
Наша разогнавшаяся «Газель» иногда сильно громыхала на поворотах, но сейчас я вся обратилась в слух, стараясь не пропустить ни слова.
Тамара действительно там была, фактически прислуживала в сауне, где отмечалась встреча братьев. Но ведь она с ними не парилась! Лишь иногда заходила в предбанник, приносила то еще пива, то подносы с креветками, привела к мужикам трех «банных» девиц.
— Почему трех? — спросила я, сразу же вспоминая сладостный тройной секс в «аквариумной».
— Да потому что мужиков было трое, — удивилась моей непонятливости Тамара. — А сколько же еще надо?
— Погоди, а кто третий? Ты его знаешь? — У меня почему-то одна коленка от волнения сделалась горячей. Однажды по этой коленке мне звезданул ножкой старинного стула один сильно непокладистый джентльмен, и с тех пор эта часть тела сделалась сверхчувствительной — реагировала на перемены погоды, даже на смену чувств, предупреждала об опасности и тепло тлела в моменты наиболее острых сексуальных наслаждений.
— Не больно-то хорошо. Его Михаил Михайловичем зовут. А фамилия такая — махонькая, совсем с ничего. Володька его Мих-Михом называл. А я еще удивлялась: сам мужик здоровый, они вообще в сауне были, как три медведя, а фамилия у того — махонькая, меньше ноготка…
— Ну какая? Вспоминай давай, — мне буквально с кулаками хотелось наброситься на Тамару. Как можно забывать такие важные вещи? Понятно, конечно, что тетенька память не тренирует, так как не работает частным детективом, но фамилию гостя все-таки могла бы запомнить.
— Да нет, никак не вспомню. Вот думаю только: должность у него солидная, а фамилия какая-то несерьезная…
— Хоть должность-то какая? Неужто тоже не запомнила?
— Но я ведь снаружи только была, — несколько смутилась Тамара. — Откуда знать? Только обратила внимание, что сам он из себя большой, должность солидная, а фамилия неподходящая. Станислав с ним нормально так разговаривал, хотя мало кого вообще за людей считает, а брата своего просто в упор мог не замечать. Он, бывало, в Тарасов приезжал и даже не всегда заходил к Володьке, где-то среди великих ошивался. А тут надо ж тебе — и сауна, и разговоры…
— О чем говорили-то? Ну хоть одно слово помнишь, пока подносы таскала?
— Помню, — обиделась Тамара и смешно поджала губы. — Я еще подумала: тут девки перед ними заголяются, а они все о каких-то детях толкуют, о подарках… А Станислав даже про открытое сердце Володьки несколько раз говорил — я своими ушами слышала, даже диву далась. Вообще-то он брата толстоебом называл, а тот добродушным был, не обижался… У него и правда сердце-то было открытым…
Так-так. Из-за горизонта, как новое нежданное светило, неумолимо выплывало новое лицо. Михаил Михайлович, Мих-Мих, — сам большой, фамилия махонькая, должность серьезная. Попробуй найди, Танюша, человека по таким приметам. А найти его нужно, просто необходимо — это я отчетливо понимала. Все, что имело отношение к «Открытому сердцу», невольно вызывало теперь повышенный интерес. С какой это стати «барину» Станиславу понадобилась скромная контора Павла Андреевича? Что это вдруг все решили стать благотворителями, Дедами Морозами с подарками на радость ребятишкам? Очень странно было бы представить, что, нежа свои жирные тела в пару сауны, пожирая креветок и сношаясь с юными проститутками, мужики всерьез могли обсуждать тему, как облегчить жизнь несчастных сироток. Весьма сомнительно. А точнее — невозможно. «Тепло, Танечка, все теплее и даже горячее, — подсказала мне коленка… — Теперь ты на верном пути». Хорошо бы побеседовать на этот счет еще с магическими костями, да некогда. Стоп, машина, приехали.
Первый мой порыв, когда наша странная троица поднялась по лестнице, — броситься к телефону. Володя, без тебя я в нынешнем деле — как без рук, получается. Сколько раз удавалось обходиться без своего верного стража-милиционера, но в нынешней предновогодней заварухе все старые друзья вдруг понадобились — и ты, и Света… Всем приходится крутиться со мной в общем вихре.
— Танюха, а ты как про нападение на «Гном» узнала? Колись! — прокричал в трубку Володя еще до того, как я успела задать какой-нибудь вопрос. — Ладно, не буду тебя зря томить. Взяли их, всех троих. Прямо с поличным, когда двери на складах начали выламывать. И все трое вооружены, так что бандитское ограбление им обеспечено…
— Отлично, — вздохнула я с облегчением. — Их как, уже допросили?
— Да ты больно быстро хочешь, — засмеялся мой товарищ, довольный тем, что неожиданно отличился в этом деле. Вполне возможно, схлопочет даже премию.
Я всегда обращала внимание, что у многих милиционеров честолюбие развито не меньше, чем у актеров кино, только они прячут его за словами «чувство долга», «…и на первый взгляд как будто не видна…» и прочими в том же духе. Мой Володя был как раз из таких, честолюбивых — и это больше всего прочего прибавляло ему неистощимой энергии, выдумки, постоянно поддерживало в состоянии повышенной боевой готовности.
— Их как раз сейчас допрашивают. А нехилое получилось дельце! — радовался вслух мой дружок. — С меня причитается.
— Да нет, это с меня причитается. Только позже. Слушай, а у одного из них нет случайно заметного шрама над бровью? Ты их сам-то видел? — вспомнила я вдруг случайно о своем наблюдении за крыльцом «Вкуса победы» из окна.
Действительно случайно вспомнила. Просто, слушая бодрый Володькин голос, подумала о том, что одно очень непродолжительное время считала своего однокурсника чуть ли не женихом и только потом уж просто другом, после чего он мне назло заделался женатым другом… Но ведь было же время, когда Вовка топтался возле дверей кинотеатра, под светлым фонарем, а я смотрела на него из темноты и думала: стоит ли появляться рядом в круге света? Что важнее: честность, надежность или глупая, необъяснимая страсть? И прочие детские мысли прокручивались тогда в моей голове, пока я подробно изучала из темноты каждую черточку на лице верного поклонника… Это уже теперь, перешагнув, так сказать, четверть века, или «четвертак», я ни за что не буду давать даже надежды на близкие отношения мужику, если не испытываю к нему элементарного чувства, а точнее — сильного желания. Теперь-то я хорошо понимаю, что невозможно переспать со всеми хорошими людьми, с кем сталкивает по жизни судьба, — тогда только этим и придется заниматься ежедневно и круглосуточно. Надо уметь дружить и четко выбирать: или дружба, или сладкие губы.
— Ты что, колдунья, что ли? На расстоянии видишь? Во даешь, Танюша, — еще больше поразился Володя. — Есть у одного горизонтальный шрам над правой бровью, длиной примерно пять сантиметров. Но откуда ты знаешь?
— У Светы бинокль сильный. Моряк один с Тихоокеанского подарил. Бескозырку, тельняшку и бинокль. Но она все равно потом замуж за него не пошла. Представить невозможно, чтобы Светлана по полгода ждала, пока он плавает, точно? — ответила я непонятливому товарищу.
— Погоди? Какой моряк? Ты о чем там говоришь? — сразу сбился он и беспомощно закудахтал в трубку.
Прокол, Володя, в твоем профессионализме, раз даешь себя сбить с толку и сразу включаешься в чужую болтовню. Не выйдет из тебя ни частного сыщика, ни приличного дистрибьютора, если не овладеешь этим приемом.
— Вот о чем, — закруглила я свое невольное дурачество. — Если шрам есть — значит, это скорее всего громилы из банды Штыря. Ну да, того самого. Ваша задача — любыми способами расколоть их насчет убийства Владимира Кривина. Кри-ви-на, это один из директоров фирмы «Гном». Факты против них есть — они снова полезли в «Гном» с оружием. Давите на то, что вам известно, что Кривина убрал Штырь. Пусть покажут, где спрятано тело, и тем скостят часть своей вины. Все запомнил? В общем, пугайте, шантажируйте, угрожайте. Можете и по сусалам надавать — не жалко…
— Это мы умеем, — усмехнулся Володя в трубку. — Но я надеюсь, ты мне все расскажешь — хотя бы откуда такие данные?
— Обязательно. Только сначала ты мне расскажи — что узнал про брата Владимира Кривина, Станислава Алексеевича? Получил какую-нибудь информацию? — перебила я Володю.
— В общих чертах. Слушай: Станислав Алексеевич Кривин, возраст — пятьдесят три года. Возглавляет в Мурманске управление дороги, то есть шишка большая. Генерал железнодорожный. Он там и депутат городской Думы, и личный друг мэра, и все подобные дела. Женат. Двое детей. Все время работал на железной дороге — то начальником станции, то возглавлял службу движения, пока не взлетел вдруг наверх. Ни в каких криминальных делах никогда замечен не был. Чист, как стеклышко. Есть рабочий телефон. В настоящий момент находится в Мурманске, на работе.
— Откуда ты знаешь, что он уже в Мурманске на работе?
— А как же. Ребята уточняли. Как всегда, сидит в своем кабинете…
— Ясно. Быстренько драпанул, — заметила я, выслушав краткий отчет коллеги.
— А что? Может, ты еще что-нибудь эдакое знаешь? — сразу подхватил Володя. — Колись давай.
— Хватит с тебя. Ты с этими тремя соколами разберись и поскорее выйди на Штыря. Все остальное — при встрече. Спасибо, друг.
Положив трубку, я вдруг подумала, что слишком уж часто повторяется за последние три (кстати!) дня цифра «три» в самых разных конфигурациях. Как в сказке, где тоже — то третий сын оказывается самым сметливым дураком, то с третьей попытки удается гору свернуть… Может быть, и мне удастся — с третьей попытки? Хотя я и второй еще не сделала, если говорить про магические кости. Украдкой, пока никто не держит в поле зрения мою увлеченную телефонным разговором особу, я достала из сумки свои заветные двенадцатигранники и выбросила на телефонный столик. Магические кости рассыпались по столу с характерным треском, который особенным образом всегда отдается у меня в душе. Смотрите-ка, отличная новость! «Вы близки к успеху, но кто-то прилагает силы, чтобы помешать вам его достигнуть. Его действия напрасны», — доверительно сообщала мне комбинация цифр 3+20+25.
Глядя на цифры на втором кубике — 1+21+21, я улыбнулась про себя, ибо они предупреждали, что уменьшение моих доходов будет связано с помощью другим людям. Парадоксально, но факт. Интересно, заплатит ли мне Виталик за начатое расследование, где все порядком перемешалось, так что совсем непонятно стало, при чем здесь вообще мой бывший любовник? Получается, что ни при чем. И охота шла вовсе не на него, а на добрейшего Павла Андреевича, вот в чем дело. И, кстати говоря, магические кости заранее об этом меня предупредили, да только я не смогла сначала разобраться в их предсказании.
«Все ваши друзья — истинные», — провозглашал, словно застольный тост, третий кубик.
Все же интересно: почему в этом гадании, способном передавать информацию из будущего, участвуют не сколько-нибудь, а именно три кости? И прочитывать надо три цифры, сделав последовательно три броска. Не слишком ли затроилась моя жизнь в последнее время? Хорошо, если бы в Новом году я стала в три раза богаче и счастливей, сменила три новые машины, раскрыла три — нет, тридцать три новых запутанных дела, три раза влюбилась… Нет, пожалуй, многовато будет. Пусть лучше я один раз влюблюсь, но мы будем любить друг друга три десятилетия, три года, три месяца и ровно три дня… Но где он, такой претендент на мое сердце? Это уж явно не коварный Виталик.
Только теперь я обратила внимание, что моего Витали в квартире нет. На кухне в нервном ожидании сидела Тамара и слушала монолог какого-то положительного вида мужчины с орденской планкой на лацкане пиджака. Анатолий Сергеевич был найден в комнате учителя за грустным разглядыванием книжной полки, ожившая Марья Сергеевна тихо беседовала с другими заплаканными печальными женщинами — понятное дело, о ком был сейчас их безутешный разговор.
— А где Виталик? Сын? — обратилась я к Марье Сергеевне, нарушив тихую беседу «открытых сердец» и «закрытых дверей», как я называла про себя соседей. Вполне возможно, они могли бы еще спасти истекающего кровью Павла Андреевича. Впрочем, зря я предаюсь иллюзиям — стрелял профессионал, пуля попала прямо в сердце.
— Виталий? Уехал. Ему позвонил кто-то, — отозвалась Марья Сергеевна.
— Кто позвонил? Быстро говорите! — приказала я ошарашенным женщинам. — Кто-нибудь хоть что-то слышал?
— Вроде бы женщина какая-то, — встряла бабуля с хитрой, прищуренной физиономией, из тех, кто обожает подслушивать чужие разговоры, подсматривать в замочные скважины, принимать живое участие в соседских радостях и особенно несчастьях, то есть умеет развлекаться на свой лад. — Нерусская женщина.
— Как это нерусская? Почему? — удивилась я невольно. — Он что, на иностранном языке, что ли, говорил?
— Да нет, по-ненашенски я бы ни слова не разобрала. Нормально говорили. Только называл ее как-то чудно, не по-русски… Потом сказал, что срочно едет, сорвался с места как бешеный…
— Люсьен? — подсказала я бабушке, которая явно не нуждалась пока в слуховом аппарате.
— Вот-вот, Люсьен. Наверное, француженка…
— Шехерезада, — сказала я тихо. — А мне что-то передавал?
— Да какое там! Рванул так, что чуть дверь не высадил. Отец в морге, а он вон чего…
— Перестаньте, Евдокия Ивановна, зачем говорите, чего сами не знаете, — мягко вступила в разговор Марья Сергеевна. — А вы, девушка, меня тогда о чем-то спросить хотели? Вы уж простите — я просто как провалилась, ничего не помню…
— Хорошо, сейчас самое время поговорить. Только пройдемте в другую комнату, в кабинет Павла Андреевича, чтоб никто не помешал…
Но как только мы закрыли дверь в комнату учителя, где я кивком головы разрешила Толику продолжать свои печальные изыскания-воспоминания, надеясь, что он при случае может помочь в беседе, как на пороге появилась Тамара.
— Вспомнила! Я вспомнила! — закричала она, взрывая своим резким голосом тяжелую, давящую тишину квартиры — верную спутницу беды.
— Чего тебе? Что вспомнила? — не поняла я ее странной в этих стенах радости.
— Фамилию того мужика, в сауне — Мих-Миха… Мне полковник на кухне про свой огород начал рассказывать, а я вспомнила, что того так и звали — Семечка! Михаил Михайлович Семечка — сам большой, а такая фамилия…
— Да это же босс в Тарасове известный. В его руках все поставки лекарств, он в этом деле полную монополию имеет, — отозвался из своего угла Томилин.
— Да я знаю. А интересная вдруг получается конфигурация из трех медведей, — вспомнила я детскую сказку. Ну вот, опять троица , еще одна тройка … — Спасибо, Тамара. Ты пока иди, постарайся еще что-нибудь вспомнить, пока мы тут поговорим… Потолкуй еще с полковником, тебе это на пользу идет…
— С чернобыльцем! — гордо сказала Тамара, как будто уже имела к событиям в Чернобыле личное отношение.
Мощную энергию всепроникающего воздействия накопил в себе седовласый полковник в отставке! Пробудил в женщине глубины подсознания!
— Вы меня о чем-то спросить хотели? — осторожно напомнила ни слова не понявшая из нашего странного разговора Марья Сергеевна Федотова. — Тогда вот… Забыли?
— Да я все помню! — ответила я, мгновенно отматывая пленку памяти на несколько часов назад. Слава Всевышнему, она хоть пока у меня не заедает, крутится в подстриженной по последней моде голове без сбоев. — Так что это за звонок у вас сегодня странный был? Про какое-то собрание…
— Ну да, Мухомор, то есть, извините — Мухин Василий Александрович, один активист из «Открытого сердца», он бывший начальник партийный из обкома, позвонил и сказал, что для общей пользы надо срочно еще одну фигуру в правление фонда ввести. Он вроде бы уговорил одну важную птицу. И лучше, говорит, побыстрее, хотя бы на бумаге пока оформить, чтоб он не передумал, обещал сам протокол принести. Вот тут меня и сомнение сразу взяло.
— Почему? — удивилась я, не видя пока в плавном, певучем рассказе Марьи Сергеевны никаких острых камешков.
— Как это — почему? Обычно все нужные бумаги Павел Андреевич сам писал, он к этому делу серьезно подходил. Раньше и Матвей Егорович иногда писал, пока не преставился сердечный, царство ему небесное. Изредка Павлу Андреевичу полковник помогал, но ведь не Мухомор же? Мне сразу его голос не понравился.
— А вы-то при чем? Тоже, что ли, писали? — с трудом врубалась я в широкомасштабную стариковскую канцелярию.
— Да нет же. Я только переписывала. Оформляла красиво. Я ведь раньше чертежницей была, умею шрифтами разными. А Павел Андреевич такой человек был, что во всем любил красоту и порядок… Я одна знала, как правильно протоколы оформить, чтобы по-правильному…
— Ясно, — хотя до сих пор мне не до конца было ясно. Какие протоколы? Зачем эти записи, игра в серьезную, настоящую жизнь? Как-то не укладывалась в голове вся добровольно запущенная в ход мощная канцелярская махина. Лично я важную информацию даже в компьютере стараюсь по возможности не держать, не то что на бумаге, — в папках на веревочках. Целая бездна все-таки отделяет наше поколение от соратников Павла Андреевича, даже в уме не получается быстро ее перепрыгнуть. Тем более что, несмотря на залежи протоколов-планов-прошений-писем-отчетов в столе Павла Андреевича, расчетный счет «Открытого сердца» был практически пуст, если не считать жалкой суммы. Или просто до поры до времени пуст? Но при чем здесь расчетный счет, если сюда двигался целый вагон детских подарков из Европы, этакий сказочный «голубой вагончик», а возможно, даже не один.
Мои раздумья нарушил чей-то незнакомый мужской голос.
— Тут какую-то Таню Иванову к телефону. Кто здесь Таня Иванова? — громко вопрошал он за дверью.
— И-я-я, — отреагировала я, мгновенно выскакивая на зов с характерным выкриком затосковавшего без движения ниндзя. — И-я-я Таня Иванова…
«Интересно, кто это может быть?» — подумала я еще стремительнее, чем получился почти художественный проезд по гладкому линолеуму бывшей фигуристки Татьяны Ивановой. Кто скажет, что я напрасно потратила неисчислимое количество времени в детстве на главном катке города, кружась под быструю музыку со снежинками вперегонки?
— Алло, Таня! Срочно приезжай по адресу: улица Речная, двадцать, квартира один. Это прямо возле набережной, угловой пятиэтажный дом. Тут Люсьен Штыря арестовала. Вот он, связанный перед нами лежит. Тройным узлом завязан.
«Тройным» — первое, что дошло до меня из слов Виталика. И только через секунду — все остальное.
