ГЛАВА 7

Я вызвала лифт. У меня были некоторые опасения, что, как только откроется его дверь, мы увидим направленный на нас ствол пистолета. Но – дверь открылась, и в лифте никого не оказалось. Мы с Людочкой вошли в него, и я нажала кнопку первого этажа. Потому что Светка тоже должна была нажать первый.

Но лифт остановился сразу же, едва двинулся вниз, – на десятом. Я была уверена, что и на Светку напали именно здесь.

На то, чтобы в последний раз обдумать свои действия, у меня было секунды полторы. Существовала, конечно, возможность, что поджидающий Людочку киллер стоит прямо напротив лифта со вскинутым пистолетом в руках, нацеленным на дверь лифта.

Тогда нам был бы конец. Из лифта не успеешь выпрыгнуть с такой скоростью, чтобы обогнать пулю. Но, с другой стороны, не мог же он встречать каждый раз лифт в такой позиции. Не только же Людочка пользуется лифтом. Скорее тот, кто собирается ее убить, занял менее откровенную позицию, держа выход из лифта на прицеле, сам оставаясь не на виду. Но где он мог укрыться? За углом в холле? Это создает для него ту же проблему. Ему пришлось бы долгое время торчать там, поджидая нас и привлекая к себе внимание случайных жильцов.

У него, по сути, есть только одна возможность – укрыться в какой-то из квартир и держать лифт под прицелом оттуда. Едва я это сообразила, дверь уже начала медленно открываться.

– К стене, – закричала я Людочке, дергая ее на себя и прижимаясь вместе с ней к той стенке лифта, которая не просматривалась ни из одной из трех выходящих на лестничную площадку квартир.

Дверь открылась, несколько секунд постояла открытой и вновь закрылась. Лифт тронулся вниз. Ничего не случилось. Мы перевели дух.

– Это ничего не доказывает, – ответила я на безмолвный вопрос Людочки.

До первого этажа лифт больше не останавливался. На первом мы пережили тоже несколько очень неприятных мгновений, когда разъезжались половинки двери лифта и перед нами открывалось пространство лестничной площадки первого этажа. Но вероятность нападения здесь была меньше, поскольку народ появлялся гораздо чаще у лифта на первом этаже, чем на десятом. В десять раз чаще.

И на первом никого не было. Мы бросились к выходу. Теперь оставалось добежать до универсама в соседнем доме и выяснить, была ли в нем Светка. Но, выскочив на улицу из подъезда, мы наткнулись на молодую мамашу с коляской, сидевшую на скамеечке и читавшую книгу. Я вспомнила, что мы видели ее, когда утром шли сюда втроем. С тех пор прошло часа два – два с половиной.

– Извините, – спросила я ее, – вы не могли бы нам помочь? Вы никуда не отлучались отсюда с тех пор, как мы вас видели?

– Нет, а что?

– Мы подружку потеряли. Ту, которая с нами была. Вы не обратили внимания, в какую сторону она пошла? И, кстати, одна она была или нет?

– Может быть, я увлеклась немного книгой, – ответила мамаша, – но мне кажется, она не выходила из подъезда. Тем более что я ее хорошо помню. Не раз ее здесь видела. Вот с этой девушкой.

Она показала рукой в сторону Людочки.

– Назад! – крикнула я Людочке, успевшей уже вырваться метров на десять-пятнадцать вперед по направлению к магазину.

Она беспрекословно повернула и бегом помчалась за мной в подъезд. Мамаша с коляской смотрела за нашими действиями, вытаращив глаза. Да бог с ней, пусть думает о нас, что хочет.

«Теоретически – возможно все», – думала я, подбегая к лифту. Нападение могло быть совершено в любом месте. Но наибольшие шансы, что сделано это было на десятом этаже. Во-первых, именно там остановился лифт, когда мы ехали вниз. А во-вторых, на десятом живет Федор Степанович, «придурок», как назвала его Людочка, шестой номер из списка подозреваемых. Который обещал ей ноги выдернуть за испорченные водяным потопом потолки.

Я нажала кнопку девятого этажа. Мы доехали до него без остановок. Вышли. По лестнице поднялись на десятый этаж. И застряли в дверях лестничной площадки, не зная, что предпринять дальше.

А предпринимать что-то было необходимо. Сегодняшняя история развивалась по законам блица, не оставляя времени ни на обдумывание, ни на тщательный просчет ходов. Действовать нужно было, ориентируясь в основном на интуицию, и действовать очень быстро, пока «флажок на наших часах не завис». Времени у нас не было.

– Слушай-ка, – сказала я Людочке. – Твой сосед снизу не знает меня в лицо. Он же меня ни разу не видел. Меня здесь вообще никто не видел, кроме председателя кооператива и этой мамочки с младенцем, что у подъезда прогуливается. Это очень даже хорошо. Это дает нам шанс разведать ситуацию.

Я осторожно выглянула, пригляделась к двери в квартиру соседа с квадратной головой и квадратными плечами, Федора Степановича. Дверь как дверь. Знать бы, что меня ждет за ней.

– Останешься здесь. По лестнице практически никто не ходит.

Я взяла Людочку за руку и очень строго посмотрела ей в глаза.

– Это серьезно, Люда. Отсюда ни шагу. Никакой самодеятельности. Никаких гениальных идей, если не хочешь, чтобы мы оценивали их посмертно. Ты останешься здесь. И будешь ждать меня.

Она молча согласно кивнула головой. Лицо было испуганное.

Я вновь спустилась на девятый, вызвала лифт и поднялась на этаж выше. На тот самый десятый. На этот раз я не опасалась. Людочки со мной не было, никто не мог знать, кто я такая.

На мой звонок открыл дверь именно тот, кого Людочка обозвала «придурком». Голова у него действительно была если и не строго квадратной, то очень и очень угловатой. Во всем его внешнем облике преобладали прямые линии и прямые углы. Хотелось бы думать, что и мысли у него столь же прямые, не гибкие.

В руках у него ничего не было. Хотя ручонки сами по себе были неплохим оружием – огромные, как ковши экскаватора, у меня все же мелькнула мысль:

«А что, если сейчас его вырубить?»

В этом не было ничего нереального. Несмотря на его очевидную силу, он вряд ли мог быстро двигаться. А чаще всего именно быстрота движений решает исход рукопашного поединка. Впрочем, так же, как и перестрелки. А я двигаюсь раз… ну, в тридцать быстрее его.

– Чево? – спросил он лаконично и нельзя сказать, чтобы приветливо.

– Трофимов? – уверенно спросила я его. О чем – сама не знаю.

– Чево? – повторил он, но уже с интонацией больше удивленной, чем вопросительной.

– Ничего, – ответила я ему. – Горгаз.

Я прикинула уже, что бить его надо сначала слева по печени, чтобы выровнять его стойку, а затем – подъемом левой ноги в пах, где под брюками угадывался довольно мощный, а стало быть, и болезненно-чувствительный гипертрофированный половой аппарат.

И уже почти скомандовала себе начало атаки, как вдруг у него за спиной раздался низкий женский голос с властной интонацией:

– Федор! Что там?

Из-за его плеча показалась голова женщины с обесцвеченными волосами. Фигуры ее за Федором не было видно, но ростом она была значительно выше среднего, наверное, около двух метров.

– Ну? – спросила она, глядя на меня совершенно стеклянными, ничего не выражающими глазами.

– Трофимовы здесь живут? – спросила я только для того, чтобы не стоять молча.

– Никакие Трофимовы здесь, милочка, не живут, – столь же безразличным, как и ее взгляд, голосом ответила женщина. – А кто это такие Трофимовы?

В ее голосе я почувствовала плохо скрытую угрозу.

– А черт их знает, кто они такие? – совершенно искренне ответила я. – Утечка газа у них.

На этих словах Федор захлопнул дверь у меня перед носом. Я поспешила к Людочке на лестницу. Естественно, не прямо, а через девятый этаж.

– Что? – кинулась ко мне Людочка. – Нашла? Светка там?

– Там, Люда, – ответила я и разжала свою ладонь, показав ей лежащий на ней предмет. Это был кусочек яшмы неправильной формы, полированный и покрытый лаком, со сквозным отверстием с одного края.

– Это от Светкиного браслета, – немедленно узнала она.

– Я нашла его прямо перед дверью в квартиру. Наступила на него.

– Она там! – уверенно подхватила Людочка, встрепенувшись с таким решительным видом, будто пойдет сейчас выламывать дверь.

– Нет! – ухватила я ее за руку. – Вот как раз ты-то никуда и не пойдешь. Потому что первая получишь пулю в лоб. Не забывай, что главное действующее лицо в этой истории – ты. И убить хотели и хотят, скорее всего, тебя, а не нас со Светкой. Мы с ней здесь вообще оказались только из-за тебя. Из-за твоих приключений. Поэтому ты сейчас будешь делать то, что скажу я. Или мне придется тебя связать.

Людочка слушала молча, но крутой ее лобик был упрямо наморщен. Она, вероятно, думала, что я хочу предложить ей подождать пока в квартире, а оттуда всегда можно улизнуть. Если осенит гениальная идея. Однако она не знала всей глубины моего коварства.

– У тебя будет особое, специальное задание, – сказала я. – Трудное задание. Но выполнить его совершенно необходимо.

Пока я все это говорила, мы поднялись на одиннадцатый этаж. Людочка уже направилась было к своей квартире, но у меня были другие планы. Я неожиданно распахнула перед ней дверь на чердак.

Ее обычно круглые глаза стали квадратными, вновь напомнив мне о Федоре.

– Я не пойду! – энергично замотала из стороны в сторону головой Людочка.

– Ты хочешь провалить все дело? – насела я на нее. – И оставить Светку в их руках? Ты хотя бы уверена, что она все еще жива? А я хочу быть уверена, что ты останешься в живых. Поэтому иди! И не возмущайся.

Мы поднялись на усыпанный шлаком чердак. Шаги наши слышны были далеко и отчетливо.

– Леня! – крикнула я громко и призывно.

Людочка вздрогнула, а когда из-за ближайшего угла появился долговязый Леня собственной персоной, ее стала бить мелкая дрожь.

– Иди сюда, – сказала я ему.

– А ты опять будешь ноги ломать? – Он явно хотел пококетничать. На Людочку Леня демонстративно не обращал внимания.

– Нет, – сказала я миролюбивым тоном, но тут же пообещала: – Ноги я тебе потом сломаю, если ты мне ее не укараулишь.

Он заухмылялся.

– Ты понял? Никуда не пускать. Никому не отдавать. Отвечать будешь своими ногами. Сломаю обе. Вместе с головой. И сидите тихо, без крика, без шума. Не привлекайте к себе внимания. А у меня небольшое дельце есть… Поговорить кое с кем надо.

Людочка смотрела на меня с ужасом. В ее глазах я была предательницей. Я оставляла ее с тем, кого она боялась, пожалуй, больше всего. Нашла, кого бояться, дурочка. Самое страшное, что он мог с ней сделать – ударить пару раз, ну, унизить, ну, трахнуть… Но что еще-то?

Убить он ее все равно не сможет. Я была в этом глубоко убеждена. Несчастные страдающие сыновья не убивают своих матерей. А также и женщин, на которых переносят образ матери.

– Послушай, командир, можно вопрос?

Леню унижала роль моего подчиненного. Правда, возразить он ничего не мог, но это был прекрасный для него повод поерничать.

– Спрашивай, – разрешила я. – А если ты не вернешься из боя? Если враги тебя победят? Как мне распорядиться вверенным мне имуществом? Национализировать?

– Не умничай, ты и так клоуна сильно напоминаешь, – ответила я. – Сдашь мне из рук в руки. В том же виде, как получил.

И оставила их одних.