Глава 11
И снова Кукушкинский лес

После чая я вздремнула часок, а затем взялась за изучение липкинских документов. Время от времени я откладывала папки в сторону и думала о том, что поступила не по-христиански, ничего не сообщив Янтареву о брошенных на съедение муравьям и мухам трупах несчастных в кукушкинском лесу. Но, с другой стороны, появись сейчас в лесу милиция, она лишь спугнет убийцу.

Документы Липкина отражали деятельность какой-то другой фирмы, не имеющей никакого отношения к «Фениксу». Просто предприятие номер пятнадцать, в котором работает всего несколько человек. Без фамилий. Одни инициалы. Например: «В.П. — 1436, П.К. — 1200» и т. д. Ни устава, ни учредительных документов, ничего. Скорее всего Липкин организовал какое-то предприятие, занимающееся нелегальной деятельностью и, соответственно, не облагающееся налогами. Обычное дело. Никакого риска. Но и ничего свежего и оригинального.

Я убрала папки под подушку и снова закрыла глаза. Меня беспокоил телефонный звонок Вику. Как он там? Что с ним случилось?

Я снова позвонила ему. Но трубку никто не брал.

Позвав Земляникина, я сказала ему, чтобы он собирался.

— А что, уже полночь? — Миша явно нервничал.

— Нет. Еще только десять часов. Но нам надо заехать еще в одно место. Кое-кого навестить.

Мы взяли с собой фонари, ножи, словом, все, что могло бы сгодиться для такого мероприятия, как встреча с преступником в ночном лесу.

— Какой красивый город ночью, — любовался из окна машины Земляникин, а я вспомнила еще одну строчку сегодняшней гексаграммы: «…Настоящее время исполнено для вас романтики, что, впрочем, не помешает возникновению разлада с близким человеком».

А что, если не телефон сбарахлил, а Вик бросил трубку, потому что ему надоело постоянно находиться в ожидании? Он мог вспылить из-за того, что не верил, что я когда-нибудь освобожусь и уделю ему хотя бы немного внимания. И времени. И нежности. А быть может, и любви.

Я притормозила возле его дома и с чувством вины поднялась на пятый этаж, где жил Вик. Позвонила, но мне долго не открывали. Неужели он ушел? В такой час? А что, если он отправился ко мне?

Я еще немного позвонила, а потом вдруг решила, что Вик дома и просто не хочет открывать. Я стала звать его. Безрезультатно. Попробуй не верь после этого гороскопам. Вот он «разлад с близким человеком». «Хотя и не таким уж близким», — подсказал кто-то внутри меня. Мы были знакомы с Виком чуть больше двух месяцев. Я даже не знала его фамилии. Но разве степень близости можно измерить временем?

Мне стало грустно, и я вернулась в машину. Земляникин смотрел на меня с любопытством.

— Что-то быстро, — сказал он скорее всего для того, чтобы вытянуть у меня информацию. Но я постояла некоторое время возле машины и вдруг подняла голову вверх: окна в квартире Вика светились. Значит, либо он действительно дома, либо вышел за сигаретами. Вик не такой человек, чтобы, уходя, оставлять свет включенным. Он во всем любил порядок, да и вообще был очень дисциплинированным.

«Как будто болит в боку…» — вспомнила я слова Вика. А может, ему плохо?

— Закрывай дверцу, пойдем вместе. Возьми из сумки инструменты, будем ломать дверь.

…Вика мы увидели на полу, возле него лежала телефонная трубка. Бледное лицо, искаженное гримасой боли, правый бок, на который он завалился при падении, сделался фиолетово-коричневым от прилива остывающей крови.

Вик был мертв. Судя по всему, он умер в тот момент, когда разговаривал со мной по телефону.

Я стояла, смотрела на него и не могла поверить в происходящее. Неужели он сейчас не поднимется, чтобы поздороваться со мной? Неужели я никогда не услышу его голос?

— Миша, возвращайся в машину, мне надо побыть одной, — сказала я, опускаясь на ковер рядом с Виком.

Через какое-то время я поднялась и осмотрела комнату. Как жил Вик до знакомства со мной? И вообще, что это был за человек? Чем он жил?

Мне стало стыдно за то, что я даже не знала, чем он занимается и где работает. Я только знала, что он веселый красивый парень, что у него отпуск и что на него всегда можно положиться. У Вика была масса достоинств. Но главное — он понимал меня.

Я подошла к книжному стеллажу, занимающему почти всю центральную стену комнаты, и стала просматривать корешки книг. Одну из полок занимали книги на английском языке. Надо же, а он ни разу не блеснул своими познаниями.

Со слезами на глазах я ходила от стены к стене и вспоминала, как побывала в этой комнате несколько дней назад. Мы почти все время провели на кухне, уплетая черешню и клубнику со сливками, а потом поспали немного вот на этой тахте.

Я взяла с полки фотоальбом. Открыла его и сразу захлопнула.

Что за дикие галлюцинации? Что за фантазии?

Я тряхнула головой и снова открыла альбом.

На первой же странице под тончайшей пленкой я увидела смеющуюся Эмму. Я перелистнула еще одну страницу. Снова Эмма. Фотографии были цветные, и волосы у Эммы были действительно русые, как мне и рассказывала ее мама.

Эмма на качелях в развевающемся платье, хохочущая на ослепительном солнце. Эмма на море в смешной шляпе позирует перед фотографом. Она такая бесшабашная, веселая, азартная… Я не видела ее такой. Очевидно, брак с Липкиным сильно изменил ее.

Я достала из кармана куртки Вика паспорт и прочитала: «Захаров Виктор Борисович». Маргарита Петровна сказала, что до того, как Эмма вышла замуж за Липкина, она жила с мужчиной, которого звали Виктор Захаров. Значит, Эмма жила с Виком?

Но время шло. Мы с Земляникиным за это время вызвали «Скорую». Когда приехал врач, я ему все объяснила. Тело Вика погрузили на носилки и увезли.

У него, судя по словам врача, был сердечный приступ.

Это становилось похожим на эпидемию.

Возможно, Янтарев правильно сделал, что забил тревогу и обратился ко мне. После смерти Вика я уже не могла спокойно слышать о том, как молодые мужчины неожиданно умирают.

Надо было действовать.

Мы приехали в Кукушкино глубокой ночью.

Несчастный Земляникин, наверное, уже сто раз пожалел о том, что вообще связал свою жизнь со спецАТХ. Думаю, он больше не сможет отстреливать собак.

Мы оставили машину далеко от того места, где лежали трупы.

Войдя в лес, ступали чуть слышно, то и дело вздрагивали от малейшего шороха. И так мы шли до тех пор, пока не заметили между деревьев едва пробивавшийся свет.

Мы прошли еще немного и увидели человека с лопатой, роющего землю. Его лицо было скрыто под черным, обтягивающим голову шлемом. Мощный фонарь освещал место, на котором в одну груду были свалены три тела. Это было жуткое зрелище. Земляникин упал и замер. Похоже, он потерял сознание.

Человек в шлеме резко обернулся. Думаю, там, среди мертвецов, ему было тоже несладко.

Я достала из дорожной сумки фотоаппарат и несколько раз щелкнула им. Нельзя было позволять этому убийце закапывать вот так, непотребно, человеческие тела в землю. Его надо было остановить.

— Стой, стрелять буду! — сказала я громко и, как мне показалось, на весь лес.

Человек замер.

— Ты, ходячая мерзость, зачем ты убил этих людей? — Я выстрелила ему в ноги. Промахнулась.

Человек бросился наутек. Он бежал так быстро, что я понимала — догнать его невозможно. Тогда я выбежала из лесу, добралась до машины и объехала лес с другой стороны, чтобы встретить преступника. Но опоздала. Откуда ни возьмись вырвался на лесную дорогу оранжевый «Запорожец» и поехал в сторону асфальтированной трассы. Я — за ним. Внезапно «Запорожец» остановился. А где — то впереди него раздался шум мотора другого автомобиля. Преступник пересел в более мощную машину и улетел на огромной скорости в город, мерцающий вдалеке своими туманными огнями.

Я вернулась в лес, где нашла все еще лежащего без сознания Земляникина. Похлопала его по щекам, привела в чувство.

— Вставай, нам надо срочно вызвать милицию. Я упустила эту скотину. Сначала он был на «Запорожце», а потом пересел на что-то другое, я не разглядела в темноте, и исчез. Вот досада-то.

Мишу вырвало.

Мы въехали в село, затем, попетляв немного, остановились возле дачи Полины, женщины, которая присматривала за дачей Липкиных. Перепуганная таким поздним визитом, она все же узнала меня и позволила мне воспользоваться ее телефоном.

Я позвонила Янтареву. Попросив Земляникина прикрыть дверь и оставшись одна в передней, я коротко объяснила, где нахожусь и что случилось.

Полина дала нам ключи от дачи Липкиных, и мы пошли туда — ждать Янтарева.

Включив свет на кухне, мы сидели молча. Каждый думал о своем. Я рассматривала узор на линолеуме и пыталась определить, где я его раньше видела. В голову лезли мысли о Вике. Я до сих пор не могла прийти в себя от мысли, что он был любовником Эммы. И что его теперь нет.

Минут через сорок к воротам подъехала машина.

Я вышла из дома, приказав впечатлительному Земляникину не высовывать нос наружу.

С Янтаревым прибыла целая опергруппа.

По пути я рассказала Борису все, что знала. Не забыла даже Сашу Глухова, специалиста по собакам из спецАТХ, которого убили ножом в его собственном доме.

— И ты все это время молчала? Но почему?

— Я хотела его выследить. Я все правильно рассчитала, он приехал сюда и сегодня, но я его упустила.

Мы подошли к тому месту, где еще продолжал светить брошенный преступником фонарь.

— Знаешь, а ведь это не могилу он рыл, — сказал Янтарев, обходя кругом яму в полметра глубиной и наклоняясь, чтобы рассмотреть лица убитых. — Видишь, металлический баллон? — Он осторожно коснулся носком ботинка какой-то странной канистры. — В таких сосудах держат сильный растворитель, способный разложить любое органическое тело. Твой убийца собирался сжечь кислотой эти трупы. Он не хотел, чтобы они были опознаны. Ты видела, что он сделал с их лицами?

Я склонилась над трупом женщины и содрогнулась: у нее вместо лица было что-то бесформенное, как будто, сделав надрез по овалу, преступник просто содрал кожу. То же самое было проделано и с остальными трупами.

— У тебя есть предположения, кто бы это мог сделать?

— Нет, — соврала я, потому что предположениями я всегда заполнена до краев.

— А где второй «собачник»? — спросил Янтарев.

— На даче рядом. Сидит, трясется.

— Так это его ты прячешь на своей квартире?

Я кивнула головой. Странно, что она еще держалась на плечах после этой кошмарной ночи.

— Давай его к нам, а ты отдохни. Мы к его дому охрану приставим и будем поджидать гостя. Насколько я понимаю, он — единственный свидетель. Во всяком случае, так думает убийца. Поэтому, если ему станет известно, что твой Земляникин дома, он непременно заявится. А уж дальнейшее — не твоя забота. Ну, ты чего нос повесила? Парень понравился?

— Не то, Борис, не то. Несколько часов назад умер мой друг, ему было тоже двадцать с небольшим. И тоже от сердечного приступа. Так что, ты работай по своим версиям, а я уж буду по своим.

— Тебя проводить? Отвезти? Помощь какая нужна?

— Нет, спасибо.

Я пошла к Мише и все ему объяснила.

— Да, я бы тоже хотел, чтобы это закончилось как можно скорее. Тем более что ничего особенного я не видел.

На него было больно смотреть.

Янтарев и его люди, прихватив Земляникина, уехали. Не забыли и о трупах, которые в больших черных полиэтиленовых мешках были уложены в кузове.

Мне вообще не хотелось никуда ехать. Я решила остаться на даче.

Постелила себе в небольшой комнатке и легла. Когда глаза привыкли к темноте, я поняла, что темнота не черная, а синяя. В открытую форточку залетел комар. Сел мне на щеку. Укусил. А вот Якова Самуиловича почему-то не кусал. Может, у него кровь такая?

Самой большой загадкой, которая мучила меня все эти дни, было следующее: почему и от кого скрывается Эмма? Она вела себя противоестественно. Больше того, она и сейчас ведет себя как ненормальная. Может, от этого и все ее беды? Интересно, сказала бы мне мать, что ее дочь психически нездорова, если это действительно так? Маргарита Петровна, во всяком случае, сказала бы. Она женщина трезвомыслящая, она не стала бы молчать. Значит, Эмма здорова. Значит, существует какая-то другая причина такого поведения. Страх. Причем непростой страх. Ведь не боится же она оставаться одна на даче в Лопухине. Это говорит о здоровых нервах. Я видела людей, которые после какого-нибудь потрясения боялись собственной тени. Эмма принадлежала к более сильным и выносливым людям. Но и она боится. Кого?

И тут я вспомнила про Алину и про то, что у меня осталась ее записная книжка. Обычно на первой странице такой книжки ее владелец записывает все свои данные на случай потери. Алина была не исключением. Я нашла ее домашний телефон и позвонила.

— Алина, это Таня Иванова, прости, что я тебя разбудила. Ты не знаешь, куда делся Фионов?

— Таня?! Как хорошо, что вы позвонили. С Фионовым просто беда. Последний раз его видели в супермаркете «ЗВЕЗДА», где он с какой-то молодой особой покупал продукты. Это мне сказал один человек из нашей фирмы. Сейчас он поехал на его холостяцкую квартиру, ну, в общем, такую квартиру, на которую он приводит сами понимаете кого… Если сможете, то перезвоните мне через некоторое время, вдруг что-то прояснится. Хорошо?

— Ну, был Фионов в супермаркете «ЗВЕЗДА», и что из того? — не поняла я беспокойства Алины. — В чем проблема-то?

— Просто после этого он пропал.

— А как вы, собственно, об этом узнали? Вы что, должны были с ним встретиться после работы?

Алина на другом конце провода замолчала, очевидно, соображая, как бы ей выкрутиться из щекотливого положения. Не могла же она сказать прямо: он должен был приехать ко мне и не приехал. Бедная девочка. Нерастраченная любовь. И, конечно, ревность. Без нее — никуда.

— Я думаю, что вы все преувеличиваете. Просто после того, что произошло с Липкиным, вы воспринимаете мир лишь в мрачных красках. Смотрите, Алина, как бы у вас не разыгралась мания преследования. Но я перезвоню, а вдруг…

И все-таки я не могла расценивать свой визит к Фионову объективно. Что-то в моем поведении в тот момент, когда я увидела его в кабинете, было патологическим. Ведь я вовсе не была расположена к фривольным беседам, а тем более поступкам. Мне надо было просто выяснить у него насчет алиби, и все. Зачем я устроила эту дурацкую сцену? Что со мной произошло? Почему я перестала контролировать свои действия? Когда не можешь объяснить поступки других людей, это нормально. Но если речь идет о своих собственных — то это, простите, уже диагноз.