Глава 12

Удар кулаком в лицо обрушился на меня так неожиданно, что я не успела увернуться и даже еле устояла на ногах, но вот поднос уронила. Россыпь серебристых точек замелькала перед глазами.

– Это что такое? – в бешенстве прорычал Мирон, показывая мне содержимое моей же сумки. – Я тебя, сука, спрашиваю! Что это такое?

Очередной удар был таким же профессиональным и неотвратимым. Хозяин дома еще раз продемонстрировал мне главенство мускульной силы над разумом. Я могла бы дать ему сдачи, но это в мои планы не входило. Мои руки растерянно задергались. Наверное, это выглядело смешно, потому что Мирон злорадно оскалился. Потом его противная морда поплыла перед моими глазами, и я поняла, что теряю сознание. Очнулась я оттого, что струя воды текла на мое лицо, а открыв глаза, увидела – мозголом поливает меня из чайника. Добрый парнишка, ничего не скажешь... А «Скорую помощь» он мне не вызовет? Нет, в лучшем случае сделает искусственное дыхание изо рта в рот.

– Ну что, очухалась, сучка? – Мирон пнул меня ногой, потому что я лежала на полу. – Кто тебя послал сюда и зачем? Молчишь, стерва? А это что такое?

Светличный авторитет показал мне шприц и ампулу самого безобидного лекарства, надпись на которой я предусмотрительно стерла жидкостью для снятия лака. Разумеется, он решил, что эта «мини-аптечка» предназначалась для него.

– Это мое лекарство, – промямлила я, естественно, уклонившись от истины. – За что ты меня так?

– Твое лекарство? – усмехнулся Мирон. – Дура! А это что за записка? Ресторан «Азия». Мирон... Говори – кто тебя ко мне послал?

Он собрался ударить меня ногой, чего мне очень не хотелось. Я поняла, что настал момент, когда уже можно и нужно «колоться», чтобы потом постепенно перевести ситуацию на нужные рельсы.

– Не бей меня, – жалобно пропищала я. – Я все тебе расскажу.

– Ну рассказывай!

– Тебя заказал Марат, – еле слышно пролепетала я, хотя понимала, что именно от этой фразы зависит мое будущее. Риск был настолько велик, что мог стоить не только загубленного расследования, но и всей моей жизни.

Миронов опешил. Несколько секунд он не мог сказать ни слова. Затем, переварив первую порцию шокирующей чепухи, выругался таким крепким непечатным выраженьицем, которое моим ушам слышать было совсем необязательно. Грубая прозаичность его натуры так и перла из всех щелей.

– Повтори, сука, что ты сказала?

– Марат сказал, что ты мешаешься у него под ногами и тебя пора убрать, – чуть осмелев, выдала я.

– Не верю! Он не мог! Я же все для него делал! Все! – голос Мирона ломался от истерики.

Когда словарный запас иссяк, он ударил ногой стул, и тот отлетел на другой конец комнаты. Затем мой ласковый друг нагнулся, схватил меня за плечи и стал трясти как грушу. Для моего сотрясенного мозга это было не слишком полезно. Головная боль грозила перейти в контузию. Колючие звездочки мелькали яркими огоньками перед противной мордой уральского бандита. Мне хотелось покоя, но я понимала, что это только начало...

– Он сказал, что ты слишком много знаешь и опасен для него, особенно после поездки в Тарасов, – выдавила я из себя, еле справляясь с тошнотой.

Мирона от моих слов передернуло, словно электрическим током. Даже его серые глаза дико сверкнули. Значит, я попала в «десяточку». Пока мой расчет был правильный. Местный авторитет по-детски купился на странное содержимое моей сумки. Конечно, в принципе шприц и неизвестное лекарство ничего особенного собой не представляли. Но, поданные вместе с запиской, они сделали свое дело. В то, что Мирон туда заглянет, я практически не сомневалась. Все шло по моему коварному плану.

Увы, моя радость была преждевременной.

– Не верю! – заорал Миронов, и из недр его оскорбленной души полились очередные ругательства. Потом он схватил со стола мобильник. – Я ему сейчас позвоню...

– Звони, если не понимаешь, почему он именно сейчас уехал со своей фотомоделью из Светличного. А думаешь, автоматы закрывать собрались случайно?

– Молчи! Иначе я заставлю тебя заткнуться, – завопил Мирон и стал нервно расхаживать по комнате.

Я послушно молчала и ждала, когда Мирон окончательно осознает всю серьезность своего положения. Мне почему-то казалось, что он решит меня перевербовать.

Таня, ты согласишься убрать Марата и, когда окончательно войдешь в доверие, как бы между прочим расспросишь Мирона о том, что произошло в Тарасове, и если Соня Кривцова мертва, то где ее труп.

Но, похоже, в башке Мирона происходили совсем другие мыслительные процессы. Он решил первым делом избавиться от меня, а потом уже предпринимать что-то против Марата Кураева.

– Дура! Ты не понимаешь, на ком решила заработать. И Кураев ни хрена не сечет ситуацию! – Светличный авторитет нашел какую-то веревку и стал связывать мне руки. – Портняжка хренов! Да я его урою своими собственными руками! А тебя я знаешь, куда сейчас отвезу?

Я отчетливо услышала голос Пинкертона, говоривший мне о том, что Мирон может утопить меня в Чувилихе. Таня, это конец! Есть дела, которые тебе не по зубам, есть. К чему было так упорствовать? Никто ведь не придет на помощь, никто. А что ты можешь со связанными руками? Практически ничего. Теперь расклад явно не в твою пользу. Призови на помощь всю свою выдержку и активизируй на полную катушку свой мыслительный аппарат! Может быть, это еще не конец...

Откровенно говоря, я здорово струхнула. Стала брыкаться, но Мирон тут же связал мои ноги, а затем заклеил мне рот скотчем. Он не хотел больше ничего слышать из моих уст. И вообще, он меня приговорил. Оставалось надеяться только на какое-то чудо или молиться. Но молитв я не знала, а в чудеса не верила. Обреченная на мученическую смерть, я тихо сопела и признавалась самой себе в том, что моя задумка изначально была обречена на провал. Шансов остаться в живых у меня практически не осталось. Даже если я каким-то образом смогла бы снова взять слово и опровергнуть третью легенду о том, что Марат Кураев заказал мне Мирона, это бы уже не помогло. Он захотел бы узнать правду о том, зачем я все-таки приехала в Светличный, а правда была еще опаснее для меня. Интересно, сколько частных детективов погибло при исполнении служебных обязанностей?

Зловещая лапа страха когтями вцепилась в мой мозг, и только цель, ради которой я пошла на это опасное предприятие, помогала мне не тронуться умом.

Таня, а ты, оказывается, тоже способна испытывать чувство страха! Стоило поехать в эту дыру, чтобы в полной мере осознать это.

Мирон какое-то время метался в агонии по дому, затем впопыхах оделся, схватил меня и перекинул через плечо, как мешок с картошкой. Наверное, он собирался отвезти меня на речку и утопить. Я немного разбиралась в психологии, поэтому поняла, что меня может спасти только нестандартное поведение. Я не брыкалась и не мычала, хотя подсознательно мне очень хотелось поступать именно так. Сделав несколько шагов, Мирон остановился, затем подошел к кровати и сбросил меня на нее. Наверное, в ситуацию вмешалось провидение и заставило дрогнуть какую-то струну в душе уральского бандита.

Таня, ты это о чем? Думаешь, у этого ублюдка есть душа?

– Нет, так будет не по понятиям. Я должен выполнить твое последнее желание. Чего ты хочешь? Может быть, водки?

«Души у него нет, а вот „понятия“ есть. Это тоже неплохо», – подумала я, но о своих желаниях промолчала, потому что мой рот был заклеен скотчем. Мирон находился в смятении. Он поднес руку к моему рту, затем одернул ее, немного подумал, а потом резким движением все-таки оторвал скотч.

– В Америке принято исполнять последнее желание приговоренных к смертной казни. Говорят, некоторые просят залечить зубы. А на хрена им зубы на том свете? – спросил Мирон сам себя. – Таня, какое твое последнее желание?

Это ж надо, какое благородство! А какая эрудиция – знает, что существует Америка! Таня, а ты слишком плохо думала об этом типе!

– Ну, сучка, чего молчишь?

– А тебе-то что до моего последнего желания! Не парься! – Грубость Мирона заставила меня отвечать ему в том же духе. – Тебе ведь не впервой убивать! Марат сказал, что ты замочил кого-то в Тарасове... Знаешь, а расскажи мне напоследок, как ты это сделал? До смерти люблю детективы.

– Ты, блин, что, ненормальная? – Мирон запустил в свои волосы пятерню и почесал макушку. – У тебя припадок мазохизма?

– Вроде того. Ну так как там все было?

Мирон поднял стул, поставил его спинкой к кровати и сел на него верхом. Потом закурил. Я молчала, хотя в тот момент мне безумно хотелось попросить сигаретку. Но я не могла себе позволить изменить последнее желание.

– Да, Марат заказал мне одну телку. Она слишком много о нем знала. Я поехал в Тарасов, нашел ее и... Да что я тебе, Сименон, что ли, чтоб детективы рассказывать! Проси что-нибудь полегче, а то передумаю!

Я молчала, лихорадочно соображая, что можно предпринять во свое спасение. Может быть, молить его о пощаде? Нет, это вариант не для меня! Даже перед страхом смерти мой язык не поворачивался, чтобы промямлить жалкие мольбы. Более того, возникло ощущение, что все самое ужасное уже позади. А вдруг умирать совсем не страшно? Между жизнью и смертью всего лишь один миг...

– Чего притихла, сучка? Лучше ты скажи, где тебя Марат подцепил?

– В Оренбурге, – сказала я и поймала себя на мысли, что совершенно не знаю этот город. Но, чтобы выиграть время, надо было что-то говорить, и я стала сочинять на ходу. – Вообще-то, я такими делами никогда раньше не занималась, но влетела на бабки... Мои долги превысили критическую точку, я поняла, что мне ни в жизнь не расплатиться, поэтому, когда предложили это дело, я согласилась...

– Что за хрень ты собиралась мне ввести?

– Без понятия. Сказали, что после этого укольчика уже не просыпаются.

– Тогда придется его тебе всадить, – Мирон взял шприц и ампулу.

Мне показалось, что он всерьез собрался отправить меня на тот свет посредством «смертоносного» лекарства. На всякий случай я изобразила на своем лице нечеловеческий ужас, хотя эта инъекция мне абсолютно ничем не грозила. Но Мирон оказался не таким хладнокровным, как можно было себе вообразить. Он колебался. Потом вдруг сказал с ехидцей:

– А ту телку в Тарасове я не убил...

Мне даже не надо было симулировать удивление, я на самом деле была поражена таким поворотом событий. Честно говоря, я не предполагала, что Мирон может ослушаться Марата. А оказывается, он вел с ним свою игру. Но где же теперь Соня Кривцова?

– Значит, она жива? – тихо спросила я.

– Представь себе! Думаешь, жалко ее стало? Нет, тут совсем другой расчет! Не надейся, тебя уж точно мне жалко не будет! – Мирон бросил окурок в тарелку, взял в руки ампулу и стал нервно бить по ней костяшками пальцев. – Ты не она! Ты – сука продажная! Киллерша хренова! Таких, как ты, гнобить надо! И уясни себе – это не я тебя уничтожу, ты сама себя уничтожила, сама себя приговорила, когда решила на мне заработать.

Философия Мирона мне совсем не нравилась. Я ее даже не понимала до конца, поэтому дерзнула уточнить:

– Я все-таки не поняла, почему ты ее оставил в живых, она что, откупилась?

– Откупилась, – усмехнулся Мирон. – Какой примитив! Просто Сонька – наш человек! Она тут такой фортель выкинула, который заслуживал уважения. Мы все думали, что Кривцова на дне Чувилихи, а она с чужим паспортом в бега подалась. Красивый ход, уважаю ее за это. Маратику этого не понять, он не сидел. Да и твоих куриных мозгов не хватит, чтобы въехать в это...

Мирон положил ампулу на стол, взял очередную сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся и стал вещать дальше. Наверное, ему хотелось перед кем-то выговориться. Поскольку я была приговорена, то его душевные излияния ушли бы вместе со мной в могилу.

– Прокололась она случайно, один здешний фраер поехал по делам в Тарасов и увидел Соньку на улице, вернулся сюда и Марату донес. Кураев ему не поверил, но потом мамаша ее туда лыжи навострила. А как приехала, Маратик к ней с визитом заявился. Уж не знаю, о чем они там толковали, но старушка отдала богу душу. Сердечко у нее слабое было. Но Кураев смог раздобыть у нее адресок одной тарасовской парикмахерской, а потом послал меня туда. Сонька, оказывается, маникюршей заделалась... Поговорили мы с ней по душам. Короче, отпустил я ее на все четыре стороны, но предупредил, чтоб она из Тарасова сгинула и домой носа тоже никогда не казала.

– Не верю. Ты мне чего-то главного не сказал, – изрекла я, рискуя впасть в немилость и приблизить трагическую развязку.

Эх, Таня, язык твой – враг твой! Зачем ты стала умничать? В твоем положении это верх неблагоразумия.

Мирон посмотрел на меня с неким подозрением, постепенно переходящим в негодование. Затем встал, взял со стола скотч, отрезал новую полоску и заклеил мне рот. Однако что делать со мной дальше, он, кажется, не знал. Неужели у меня появился шанс остаться в живых? Может быть, сейчас Мирон поступит именно так, как я предполагала, – закажет мне Кураева? Зачем же самому марать руки, тем более что трупа на нем, оказывается, нет...

Таня, ну какая же ты наивная! Когда Мирон стал развязывать мои ноги, я поняла, что у него совсем другие мысли и планы. Животные инстинкты взяли свое... Такой поворот событий меня тоже не устраивал, я не собиралась оказывать ему интимных услуг, поэтому стала отчаянно брыкаться. Но силы были явно неравными. Я чувствовала под его рубашкой стальные мышцы.

Вдруг Мирон взвыл и отпрянул от меня, и я поняла, что он укололся расстегнувшейся булавкой, которой я скрепила порванную юбку. Это меня развеселило, но смеяться с заклеенным ртом не было никакой возможности. Впрочем, эффект от укола был недолгим. Мирон предпринял очередную попытку раздеть меня, но в этот момент в дверь постучали.

– Кого это там принесла нелегкая? – недовольно пробурчал он, чуть отстранившись от меня.

Я задала себе тот же вопрос и решила, что пришел кто-нибудь из дружков Мирона. Во всяком случае, собака не лаяла. Значит, Поршень хорошо знал визитера. Это обстоятельство меня не вдохновляло. Только групповухи мне и не хватало!

Стук повторился, став более настойчивым, Мирон смачно выругался, встал, подтянул штаны и пошел в коридор, забыв вновь связать мне ноги. Видимо, решил, что я его дождусь. Идиот! Воспользовавшись моментом, я вскочила с кровати. Как же мне надоело лежать! Между тем я услышала, что открылась дверь, но никаких голосов за этим не последовало. Наверное, он вышел за дверь.

Я опрометью бросилась на кухню, увидела лежавший на столе нож и попробовала пристроиться к столу так, чтобы разрезать им бельевой шнур, связывающий мои запястья. Ничего хорошего из этого не получилось. Надо было как-то приловчиться, но меня поджимало время. Уже доносился характерный скрип половиц. Когда звук приближающихся шагов стал отчетливее, я спряталась за высокий шкаф. В тот момент мне очень хотелось ощутить в руке тяжесть пистолета, но именно потому, что «макаров» может выстрелить, я не взяла его с собой. Некто вошел на кухню, в отражении стеклянных дверей буфета я увидела мужской силуэт, но это был не Мирон. Но кто же?

– Таня, – позвал знакомый голос.

Я вышла из своего укрытия. Передо мной стоял Пинкертон.

– Я вырубил его ненадолго, – полушепотом сообщил мне Юрий Борисович и первым делом отлепил скотч, потом стал освобождать мои руки. – А где твоя юбка? Я не опоздал?

– Нет, вы как раз вовремя. Но как...

– Потом, все разговоры потом, немедленно сматываемся отсюда!

Я стояла, остолбеневшая от резкой смены декораций, и не знала, что предпринять дальше. Конечно, мне не хотелось быть ни убитой, ни изнасилованной Мироном, но ведь до конца я ничего не выяснила. Где теперь Соня? Может быть, он это знал?

– Таня, ты в порядке? – Пинкертон щелкнул пальцами перед моими глазами. – Ау! Ты меня слышишь?

– Да, слышу, – ответила я, сфокусировав свой взгляд на лице Пинкертона. Он был очень озабочен.

– Нам надо немедленно уходить отсюда. Машина моего приятеля уже ждет тебя на развилке.

– Но...

– Никаких «но»! – строго сказал Юрий Борисович и потащил меня за руку к выходу.

Я наконец-то вышла из оцепенения, поняла, что здесь действительно делать больше нечего, и покорно последовала за Пинкертоном.

– Подождите, мне надо забрать свои вещи, – вдруг опомнилась я.

– Забирай, но быстрее, – сказал Пинкертон, посмотрел на мои ноги в тонких колготках и осуждающе покачал головой.

Я нашла на кровати свалившуюся с меня юбку, точнее, лоскуток, в который она превратилась. Потом взяла со стола сумку, побросала в нее «мини-аптечку», затем сняла с вешалки куртку и обулась. В последний момент вспомнила про хозяйский мобильник, вернулась в комнату, отключила его и стала искать глазами место подальше, чтобы Мирон, очнувшись, не сразу его нашел и не смог быстро вызвать своих дружков.

– Вот так, – сказала я, забросив сотик на шкаф, и злорадно улыбнулась. – Теперь можно идти.

Юрий Борисович осторожно приоткрыл дверь и убедился в том, что Мирон все еще лежит в отключке на крыльце. Как бы не замерз, бедняга! Мартовские ночи такие холодные...

– А где собака? – спросила я у Пинкертона, вдруг испугавшись зловещей тишины.

Он махнул рукой, из этого жеста следовало понимать, что Поршень нам не страшен. Чуть позже я увидела бездыханное тело огромной кавказской овчарки. Вот уж не думала, что пенсионер дядя Юра способен так жестоко обращаться с животными!

Когда мы вышли за забор, на улицу, мой спаситель сказал:

– Этого пса давно стоило усыпить. Он в прошлом году одного мальца здорово покусал. А Миронов очухается самое раннее минут через десять. Так, давай сейчас огородами, там нас никто не увидит...

– Юрий Борисович, а как же вы? Он вас видел?

– Обижаешь! Конечно же, нет!

– Но как вам это удалось?

– У братьев наших меньших учиться надо, – глубокомысленно изрек Пинкертон.

– Не поняла...

– Как-то по молодости я был на охоте. Сидим мы в сторожке, и вдруг кто-то в дверь постучал. Мы решили, что пополнение к нам прибыло. Я пошел открывать. Распахнул дверь, за ней – никого. Подумал, что показалось... Через какое-то время снова стучат. Приятель мой открыл дверь и сделал шаг вперед, а на него с крыши рысь прыгнула... Еле спасли мужика... Вот так вот!

Мне с трудом верилось, что пенсионер уподобился рыси и забрался на крышу, но факт оставался фактом – Мирон был в отключке, а его четвероногий друг вообще коньки отбросил.

– А как же вам с «кавказцем» удалось справиться? Бедняга Поршень, по-моему, предчувствовал свою кончину, так лаял, так лаял...

– Я придушил пса его же собственным ошейником, – тихо сказал Пинкертон и сразу же перевел разговор на другую тему: – И как же ты, Таня, без юбки в гостиницу пойдешь? Срам-то какой!

– А мне не надо в гостиницу, – возразила я.

– А вещи-то?

– Они у вас во дворе, – призналась я и почувствовала, что покраснела, хотя в такой темноте это было незаметно.

– Как это? – изумился Пинкертон.

– Да вот так. Я примерно такой расклад событий предусмотрела, поэтому вышла из гостиницы со всеми своими пожитками через черный ход. – О головокружительном спуске по пожарной лестнице я из скромности умолчала. – Потом перебросила свои вещички через ваш забор. Местечко у вас там есть такое удобное – между забором и сараем... Я его срисовала, когда выходила от вас. Вы уж извините меня за это, но надежнее места я просто не нашла.

– Хитра! – только и сказал Юрий Борисович.

– Кстати, а почему у вас нет во дворе собаки?

– Умерла зимой. Старая уже была, а мы никак не можем после нее новую решиться завести... Собака, она ведь как член семьи...

– Понятно. Юрий Борисович, а как вы догадались, что я не собираюсь уезжать из Светличного, не выяснив все до конца?

– Да вот так! Глаза у тебя страстью одержимы были, а потом ты от меня вышла и направилась непонятно куда...

– Это я в аптеку...

– Видел я, что ты в аптеке была...

– Значит, я за порог, а вы за мной следить стали... А ведь я вас не заметила!

– Ну я же не зря опером был! Кое-какие навыки еще остались... Только вот у гостиницы я тебя потерял. Ты туда зашла, а обратно все не идешь и не идешь... Я ждал-ждал, а затем решил до ресторана прогуляться... Потоптался там неподалеку, а потом смотрю – ты со всей мироновской кодлой из «Азии» выходишь... Кстати, дружок-то ихний здорово на своем драндулете шандарахнулся... Лежал он, пока на него Тимофеев не натолкнулся и не вызвал «Скорую». Таня, отчаянная ты голова, ну вот скажи мне на милость, чего ты добилась? А если бы я не подоспел?

– Юрий Борисович, – сказала я, переводя дыхание. – Я узнала, что Мирон Соню не убил. Кривцова все-таки жива! Только где она, по-прежнему загадка...

– Не убил? Это он сам тебе так сказал? – удивился Пинкертон. – Набрехал, наверное...

– Не думаю. Он сказал, что убивать ее – это, видите ли, не по его понятиям... Короче, Мирон нашел Соню в Тарасове, узнал от нее какую-то убойную информацию о Марате, – до меня только сейчас дошло, какова теперь цена ее жизни, – и отпустил Кривцову на все четыре стороны.

– И как же тебе удалось заставить Миронова все это тебе рассказать? Судя по твоим связанным рукам и синяку на лице, вы вели далеко не дружественную беседу.

– Это моя профессиональная тайна, – я уклонилась от прямого ответа, но вовсе не потому, что хотела что-то скрыть от Пинкертона, просто мне было не до того. Хотелось поскорее лечь и забыться глубоким сном...